вишня и совиное перо

Серёжа и впрямь возвращается в комнату на следующий день. Немного помятый, осторожно держащийся относительно правого бока, но улыбчивый и донельзя довольный тем, что Пуффендуй в матче победил. Кеша вспоминает, как Игорь облегчённо выдохнул, увидев Жилина с утра в Большом зале, и невольно возвращается мыслями к тому моменту на чердаке дома Катамарановых, тут же мотая головой, выбрасывая эпизод подальше в память. Это личное, и он видеть такое не должен. Выдохнув облачко пара в холодный октябрьский воздух, Кеша зарывается носом в свой чёрно-жёлтый шарф. Осень четвёртого курса удивительно яркая и красочная. Гремучая ива ещё не сбросила свои красивые жёлтые листья, а небо пока остаётся голубым с редкими вкраплениями серых облаков. Женеров знает, что такая хорошая погода ненадолго – скоро в свои объятия всё затянет промозглый и тусклый ноябрь. Остаются последние деньки, и Кеша не хочет провести их в стенах замка, насидится там ещё. Обычно он ходит на тренировки друзей. Сидит там с полчаса, немного замерзает и уходит прогуляться по окрестностям, чтобы согреться. Бродит у подножий башен, в саду и по каменистым тропинкам, огибая гуляющих там студентов. Иногда к нему присоединяются Таня, Эдик или Федя, хотя Горького Кеша стал часто видеть прогуливающимся с тем худым мальчиком из хора. Эдик как-то сказал ему, что его зовут Сева. Женерову нравится гулять с друзьями, но и одному ему неплохо. Когда один, можно вдоволь поплавать в своих мыслях. Нырнуть в них, не боясь никого обидеть молчанием или показаться странным. Вот и сегодня Кеша прогуливается один. Доходит до дома лесника, чтобы увидеть, как дядь Ваня рубит дрова неподалеку от крыльца. Мощные плечи и руки, крепко держащие топор. Кеша хотел бы быть таким же внушительным и сильным, но в свои пятнадцать он всё ещё значительно худее и меньше своих сверстников. Вон, на Игоря уже девчонки со старших курсов посматривают, и Серёжа похорошел за лето, волосы немного отрастил и стал шире в плечах. Да и Рома… При мысли о Роме почему-то становится как-то странно, и Кеша чувствует, что начинает краснеть от воспоминаний, какая тёплая была кожа шеи Железнякова там, на кухне, и как приятно было её касаться. Они так и не общались после того дня. Жалко. От невеселых мыслей отвлекает подбежавший ближе Овсянка. Пёс виляет приветственно хвостом, лезет мордой в ладони, и Женеров начинает поглаживать его за ушами, приветствуя дядь Ваню. Тот кивает в ответ, забрасывая топор на плечо, и подходит ближе. Спрашивает дружелюбно: – Не замёрз? Могу предложить чая. Кеша качает отрицательно головой. Разум дядь Вани спокойный, тёплый, как мягкое лоскутное одеяло, которое он всегда набрасывает им на плечи, когда они приходят в гости. Рядом с ним приятно находиться, потому что он не злится и не думает о тебе ничего плохого. Но дядь Ваня доверяет ему, он взрослый и хороший, и Кеша не хочет случайно узнать из его мыслей что-то, что ему знать не положено. Женеров и так по случайности знает секреты кучи людей. Они просто думают об этом мимоходом, бродя по коридорам или слушая скучные лекции по истории магии, и Кеша невольно всё слышит. Он старается, пытается закрыться, но помогает это плохо. А если и помогает, то отнимает много сил. Проще иногда побыть одному. Поэтому Кеша поглаживает Овсянку в последний раз и с улыбкой прощается, направляясь в сторону. И не видит, как напряжённым взволнованным взглядом его провожают синие глаза учителя. Женеров не выбирает какой-то определённой дороги, но, когда он поднимает взгляд, выныривая из мыслей, то понимает, что стоит в парке у западной башни Когтеврана, где тихо и редко, кто бывает. Обычно они встречаются здесь с Ромой для тренировок. В этом году их ещё не было ни разу, да и виделись они лишь на кухне. Кеша тогда ещё, стоя у стола и глядя на испачканного в муке Железнякова понял, насколько соскучился. И то, что они так и не встретились до сих пор хотя бы на чуть-чуть, ситуацию не улучшает. У Ромы теперь, наверное, дела с его новой девушкой. Кеша видел в фильмах, что после того, как главный герой влюбляется, он начинает забывать о своём лучшем друге. Они с Ромой даже не лучшие друзья, просто… приятели?.. Логично, что он мог бы забыть Кешу одним из первых. Женеров предпочитает не думать, что случится, когда девушек себе найдут Серёжа с Игорем. Ну, в случае Катамаранова, наверное, мальчика… Недовольно выдохнув, Кеша хмурится, понимая, насколько бредовыми становятся его мысли, и замедляет шаг, рассматривая яркие листья деревьев. В голову лезут воспоминания, как он учился здесь заклинаниям. Как искал в траве палочку и как Рома нашёл её, отдавая в неуклюжие руки. Глупо надеяться, что Железняков сейчас здесь сидит и ждёт его, но Кеша всё равно проходит вглубь тропы. Рассматривает силуэты тёмных стволов деревьев на фоне огненного полотна листьев, и облегчённо улыбается, когда видит знакомый силуэт на лавочке. Он ускоряет шаг, уже готовясь выкрикнуть приветствие, когда замечает, что Рома не один. Рядом, близко совсем к другу сидит девушка, и Женеров останавливается неловко, замерев. От осознания, что он видит, краска бросается в лицо. Пришёл сюда, нарушил людям свидание. Кеша хочет по-быстрому незаметно уйти, развернуться, но тут девчонка оборачивается, и Кеша узнаёт в ней Нату. Светлые короткие волосы, тёплая мантия с шарфом серебристо-зелёных тонов и яркая, чуть смазанная помада на губах. Она улыбается, заметив Кешу, и проговаривает Роме: – Ой, мы уже не одни. Железняков оборачивается тоже, выглядя немного дезориентированным, и Кеша видит в его серых глазах такую же неловкость, какую испытывает сам. Чувствуя, как отчего-то заливает щёки румянцем, Женеров стоит на месте, как идиот, не зная, что ему делать, пока Ната спрашивает позабавленно: – Рома, это твой друг? Железняков вздыхает глубоко и устало, поднимаясь с лавочки. Поправляет мантию, хмурится отчего-то, и Кеша ёжится внутренне, понимая, что, скорее всего, Рома злится на него. За то, что прервал его…свидание. Неприятное ощущение сдавливает живот, когда Рома отвечает ей ровным тоном: – Нет, я просто помогаю ему с учёбой. Подожди, я сейчас. Как ни в чём не бывало, Рома начинает подходить, и Кеша инстинктивно делает шаг назад. Не хочет, чтобы он подходил ближе, не хочет ощущать спокойную гладь прохладного сознания, к которому так тянулся прежде. Ему это больше не нужно, не так. Не после того, как стало понятно, чем их общение всё это время было для Ромы. Железняков, заметив это, останавливается. Смотрит спокойно с запрятанным в глубине стали глаз вопросом, и Кеша заставляет себя слабо улыбнуться. – Ничего, Ром. Я пойду. И, думаю, дальше я и сам смогу… заниматься учёбой. Без твоей помощи. – Голос даже не дрожит, Кеша горд собой. Он ощущает себя удивительно спокойным, как и всегда, когда Рома рядом. От этого факта становится только хуже, и Женеров добавляет по привычке. – Спасибо. Отходит ещё на шаг, видя, как появляется в серых глазах осознание и толика сожаления, и качает головой. Ему ничья жалость не нужна. – Кеша, я-… – Я пойду. Пока. Женеров разворачивается, спотыкаясь на неровных камешках дорожки. Слышит позади скептичный девичий смешок и сжимает губы, желая как можно быстрее уйти из этого места. Оно было их убежищем, его тайным укрытием, которое он Роме показал. А тот привёл туда какую-то девчонку. От горячего чувства стыда, смешанного с обидой, в груди разверзается пожар. Кеша не возвращается на тренировку друзей, будучи слишком взбудораженным собственными чувствами, и бродит вокруг замка еще пару часов, не испытывая желания войти внутрь. Когда он всё же приходит, привычно направляясь в одну из общих комнат, Серёжа с Игорем уже там. Жилин сидит на диване, читая какой-то учебник вслух, пока голова закутавшегося в плед и улёгшегося Катамаранова утыкается ему в левое колено. Кеша устраивается с правой стороны, кладя голову на вторую ногу друга, и вслушивается в приятный спокойный голос. Чувствует, как касается приветственно волос тёплая рука, и понимает, что Серёжа читает им заданную Иваном Евгеньевичем главу, посвящённую редким видам драконов. Звучит интересно, и Кеша предпочитает представлять гигантских красивых существ с большими крыльями, чем думать о всяких Ромах с серыми глазами. Он говорит себе, что не зацикливается на этом. Что нет никакой обиды и чувства тоски по урокам и тихим разговорам, по слабой полуулыбке бледных губ и спокойному штилю разума рядом. Убеждает в этом самого себя и больше не ищет взгляда Ромы за слизеринским столом. Смотреть на то, как эти двое голубков воркуют друг с другом, у него нет ни малейшего желания. Поэтому Кеша просто продолжает учиться, гулять с друзьями и писать маме письма, спрашивая у неё, как она там одна. Валентина отвечает, что у неё всё в порядке, и только перед праздничными новогодними каникулами Женеров узнаёт, что не так уж и одинока она была всё это время. Потому что на Новый год Наталья позвала их в гости, и Кеша второй уже раз прибывает из школы не домой, а к огромному особняку, усыпанному снегом. Меньше от этого он не кажется, но Женеров чувствует себя увереннее, вспоминая, как уже бродил с Игорем по этим коридорам летом. Эти зимние каникулы выдаются лучшими из всех, которые только у Кеши были. Второго января к ним приезжает семья Жилиных, и Кеша словно снова оказывается в школе рядом с лучшими друзьями. Только без учебников, уроков и правил не выходить из комнат позже девяти часов вечера. Они не спят ночами, рассказывая друг другу страшилки и делясь воспоминаниями, и даже Витя, обычно держащийся немного особняком, оттаивает спустя пару дней, вливаясь в их компанию. Страшные истории у него самые пугающие, и Кеша боязливо косится на тени, отбрасываемые от небольшого огонька на кончике волшебной палочки, пока остальные завороженно слушают легенду о призраке, который сводит с ума каждого, кто посмеет зайти в его дом, и превращает маглов в своих марионеток, совершая убийства их руками. – Ну и жуть. Шепчет Игорь, по-лисьи фыркая под одеялом, и Витя бросает в него подушку в ответ. Они играют в снежки, делясь на две команды, ходят на замёрзшее озеро, и все трое помогают Женерову учиться кататься на коньках. Жила, непривычно улыбаясь, ловит падающего Кешу под руку, и бормочет «да расслабься, не ссыкуй, а то ноги к утру отвалятся». Женеров старается, правда, но, наверное, коньки всё же не для него. У Жилиных, оказывается, очень милые родители. Папа магл, как и Кеша, очень любит книги и зарывается в библиотеку, почти не выходит оттуда, предоставляя подругам время побыть вместе, а мама – очень активная женщина с громким смехом и большими карими глазами. Она много разговаривает, постоянно двигается и время от времени так довольно улыбается, глядя на Наталью, что Женеров понять не может, почему. Наверное, какие-то их взрослые секреты, накопившиеся за годы дружбы. Женерову непривычно видеть маму рядом с другими людьми, да и Валентина сама похожа на сына – чаще молчит и слушает, чем говорит, хотя Жилина очень часто пытается вывести её на разговор. В этом доме Кеша старается заглушать свои способности, чтобы не слушать людей, которые ему доверяют, и у него выходит. Только иногда пролетают сквозь щит мысли Жилы о светлых волосах и мягких губах, светлое чувство нежности, искрящееся одновременно от Валентины и Натальи, неловкое ощущение стыда от Игоря, не смотрящего в сторону переодевающегося из пижамы Серёжи, и запутанные формулы в голове папы Жилиных. Это есть, но оно поверхностное и лёгкое. Кеша просто пропускает их мимо себя, позволяя шуметь фоном как старое радио, и не вслушивается толком. Все десять дней проходят в сумбурном восторге, и к концу каникул Кеше даже не хочется уезжать. Ни от мамы, ни от этой весёлой атмосферы семьи и дружбы, которой ему не доставало большую часть его жизни. Но учёба не ждёт, и Женеров привычно прощается с обеими мамами на вокзале, уже не обнимая Валентину так, как раньше. Почему-то неловко прижиматься к ней перед всеми, и Кеша осторожно и коротко касается её плеч руками, понимая, что они уже сравнялись в росте. Мама кажется хрупкой, маленькой, но довольной, и он впервые, наверное, с начального года в Хогвартсе, уезжает без тревоги о ней. А затем снова круговорот школьной жизни, уроков, лиц учителей и подготовки к экзаменам. Будучи у Игоря в гостях, Кеше лучше удавалось не думать о Роме. В Хогвартсе же о нём напоминает всё: и лестницы подземелий, и дворы школы, и Выручай-комната, пусть и обставленная каждый раз по-другому. Да даже сам Рома, тенью присутствующий на каждом занятии со слизеринской стороны класса. Хорошо хоть, что девушка его на курс старше. Не хватало ещё смотреть на них каждый день по нескольку часов. Поймав себя на этой мысли, Кеша раздражённо вздыхает. Ну вот какое ему дело до отношений Железнякова? Никакого. Так зачем он продолжает думать об этом?.. Выкинув эти глупости из головы, Женеров сосредотачивается на словах профессора Штоллена, который объясняет им принцип приготовления сложного зелья. Голос учителя ровный, громкий, зелёные глаза внимательно смотрят на класс, следя, чтобы слушал каждый. Перед Штолленом на столе бурлит котелок. Внутри уже несколько ингредиентов, тщательно отмеренные и продемонстрированные профессором перед классом. Он берёт в руки очередной бутылёк, показывая его классу, и начинает объяснять: – Измельчённые крылья стрекозы. По внешнему виду абсолютно идентичны измельчённым крыльям пикси, и отличить одно от другого невозможно. Именно поэтому я повторю в сто пятидесятый раз что? – Острый взгляд умных глаз проходится по притихшим студентам. – Правильно, что каждый пузырёк в вашей кладовой должен быть подписан правильно. Если вы перепутаете хоть что-то, то можете лишиться глаз, бровей, кожи рук или лица. Приятно звучит? По классу нестройным гомоном голосов звучит отрицательный ответ. Штоллен кивает, открывая пузырёк. Кеша вдруг чувствует неожиданно сильный толчок чьей-то паники среди людей сзади. Профессор же продолжает: – Например, если бы я сейчас добавил в это зелье крылья пикси вместо стрекозиных, пар стал бы ядовитым и оплавил мне кожу рук до кости. Может, и прекрасному лицу бы досталось. Именно поэтому вы это зелье в этом кабинете никогда делать не будете. В своих пробирках я уверен, а вот в ваших мозгах не особо. Да, Катамаранов, в твоих особенно. Игорь улыбается, слушая позабавленные и не обидные смешки одноклассников, но Кеше не до смеха. Чей-то страх набатом бьёт в голову, чья-то мысль, не оформленная даже, просто оглушительно громкая ударяет по мозгам, и Кеша, поняв, в чём дело, резко распахивает глаза, подрываясь с места. Штоллен, уже отмерив нужное количество крыльев из бутылька на специальную ложечку, готовится высыпать их в зелье, и Женеров, выставив руки вперёд, кричит громко: – Профессор, нет! Не высыпайте! В классе повисает гнетущая тишина. Штоллен, чудом не дёрнувшись от неожиданного крика, замирает с ложечкой над зельем. Смотрит поверх очков непонятным взглядом, и говорит тихо: – Женеров. Что такое? – Это не… это крылья пикси. В глазах учителя мелькает раздражение. Впервые чувствующий подобный взгляд от Штоллена на себе, Кеша нервно сглатывает. – Этого не может быть. – Профессор… – Ты понимаешь, что говоришь? Что я не могу разобраться в собственной кладовой? Голос учителя набирает обороты, атмосфера накаляется. Чужой страх всё ещё стучит набатом в голове, и Кеша, обернувшись, находит взглядом его источник. Какая-то девочка с Гриффиндора. Женеров помнит, что видел её пару раз, но имени однокурсницы не помнит. Она смотрит в ответ испуганными голубыми глазами. Остальные ученики с интересом смотрят, что будет дальше. Как это – любимчик Штоллена неожиданно так ему перечит? Выдохнув, Кеша проговаривает низко: – Скажи. Девочка сглатывает, начиная наминать пальцами рукава мантии. Со стороны учителя слышится раздражённый вздох и звук закрывающегося бутылька. Послушал, слава Мерлину, не стал высыпать. Кеша с облегчением выдыхает. – Что она должна сказать? Стоявшая молчаливо девочка все же решается, наконец. Выходит вперед, сжав бледные губы, и проговаривает тихо: – Простите, профессор. Я просто… была в вашей кладовой и случайно уронила баночки. Они разбились, смешались, и я не могла понять, где что, потому что они очень похожи, поэтому я просто…собрала всё в одну. – И никому не сказала. – Девочка кивает, опустив глаза, и Штоллен устало выдыхает, коснувшись пальцами своей переносицы под очками. – Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? Весь класс бы серьёзно отравился, и, если бы не Женеров, то… Кеша, а ты как узнал? Взгляды всех присутствующих обращаются на него, и Кеша, тут же почувствовавший себя под ними неуверенно, по привычке касается браслета на запястье, сосредотачиваясь на переплетённых ниточках под пальцами. Он не раз проклянёт себя за это позже. Что растерялся, не подумал, не соврал, не промолчал. Но сейчас, сжав в защитном жесте плечи, он отвечает тихо: – Я почувствовал страх. Пару мгновений тишины, а затем класс взрывается гомоном голосов, раздающихся отовсюду. «Почувствовал? Типа как…» «Как на прорицаниях?» «Нет, идиот, для этого нужен шар!» «Я слышал, и без шара можно…» «Он легиллимент! Мама говорила мне о них!» «Твою мать! Серьёзно, мысли читает?» «Блин, мы же сидим рядом на трансфигурации…» «Он знает, о чём мы думаем? Фу, вот же чёрт.» «Звучит по-извращенски.» «А таким тихим казался!» Тяжесть чужих мыслей и чувств бьёт по голове сильной волной. Оказывается, когда все разом думают именно о тебе, ощущается это в сто раз тяжелее. Кеша стонет болезненно, сжав голову руками, и сгибается пополам от тяжести посреди класса. Чувствует, как от него отходят все на шаг, как от чумного, и краем сознания ощущает чужое взволнованное беспокойство. Тёплая рука ложится на спину, рыжее присутствие привычного дружелюбного разума касается сознания. Лишённое агрессии и отвращения, оно немного облегчает ситуацию, но спустя пару мгновений рука со спины исчезает под громкий голос профессора. – Так, все вон! Вон, пошли, отпускаю всех, кыш! Катамаранов, и тебя касается. Все вышли. Даже без домашнего задания. Всё. Слышится звук закрываемой двери, и вокруг наконец-то становится тихо. Уставший от такой вспышки разум ощущает только присутствие профессора, тихое и не давящее, и, прислушавшись, Кеша понимает, что Штоллен как-то сумел поставить на своё сознание блок, который скрывает все мысли и чувства. Женеров разгибается осторожно и видит внимательный взгляд учителя. Тот подходит ближе, кладёт руки на худые плечи, и Кеше тут же становится легче. Профессору не противно, он не прогоняет, не говорит, что он какой-то плохой. Хотя, может, это ждёт его впереди. Кеша взволнованно сглатывает, когда Штоллен спрашивает: – Кеша, ты можешь слышать мысли людей? – Да. Профессор выдыхает, прикрывая на мгновение глаза. Его руки на плечах Кеши тёплые, не сжимают, не давят, просто лежат, успокаивая. – Почему ты не сказал никому? Женеров опускает голову, пряча взгляд. Стоило это сделать. Нужно было давным-давно. И к чему привело молчание? Теперь все будут считать его извращенцем, подглядывающим за секретами людей. Он никогда этого не хотел. Чувствуя, как горло сжимает спазмом, Кеша проговаривает сдавленно: – Я не знаю. Оно само получается, я не специально… – Не специально?.. – Профессор повторяет эхом странным тоном. – То есть, ты даже не прилагаешь к этому усилий? Не делаешь намеренно? – Нет, я не… Зачем, это же чужие… всё чужое, нельзя слушать чужое, но оно выходит, и я… Я старался, профессор, старался не слушать, но они у меня в голове постоянно как радио, которое никак не выключить, и я просто… Воздуха начинает не хватать. Все страх и недоумение, задавливаемые столько времени, выползают наружу, и Женеров чувствует, как паника начинает затапливать уже его самого. Руки холодеют, голова кружится, и словно во сне Кеша чувствует, как профессор мягко прислоняет его к себе в успокаивающем объятии. Уже второй раз они стоят в этом кабинете в такой позе, но Женерову плевать, и он утыкается лбом в худое плечо, стараясь перевести дыхание. – Ну ладно, тише-тише. Ничего страшного. Разберемся. Не паникуй. – Это плохо, да? – Это…необычно. Легиллименция очень сложна и требует долгих тренировок. Она возможна только если у волшебника есть к этому способности, но обычно они… их нужно развивать. Кропотливо и долго. Только для того, чтобы можно было услышать хоть что-то. Я никогда еще не встречал людей с настолько высокой предрасположенностью. – Простите. – За что? – Что не рассказал вам. Профессор вздыхает. Отстраняет Кешу от себя, чтобы посмотреть в лицо, и проговаривает ровно: – Это было очень необдуманно с твоей стороны, Кеша. В первую очередь, это плохо сказывается на тебе. Частые мигрени, бессонница, плохое настроение? – Женеров кивает, и Штоллен хмурится. – Видишь? Если бы ты начал учиться контролировать это сразу, сейчас бы было намного легче. – Это можно контролировать? – Конечно. Профессор отстраняется, убирает руки с чужих плеч, и Кеша выпрямляется, беря себя в руки. Сам виноват. Молчал в тряпочку, никому не говорил, так пожинай плоды. У него и так отношения с остальными учениками не очень, ещё с той провальной дуэли на втором курсе, а теперь всё станет ужаснее. От осознания, что ему сейчас нужно будет пройти через всю школу, ощущая на себе эти взгляды, слыша шёпотки и громкие мысли неприятия и отвращения, к горлу подкатывает тошнота. Кеша сглатывает, смотря в пол, и сжимает руки в кулаки. Штоллен же, задумчиво покусывая нижнюю губу, проговаривает тихо: – Побудь здесь, ладно? Я скоро приду. И к зелью не подходи! Железняков кивает, смотря, как профессор исчезает за массивной дверью класса, и отходит к своему столу, начиная складывать тетрадь и учебник в сумку. В голову настойчиво лезут мысли о друзьях. Что они сейчас о нём думают? Наверное, даже видеть не захотят теперь. Не после того, как он не сказал им настолько важную вещь. Боже, да со стороны он действительно выглядит каким-то извращенцем, подглядывавшим за чужими мыслями. Чувствуя, как в груди становится больно и тесно от картинки того, как он отныне будет одиноко бродить по коридорам школы, смотря на остальных, нормальных людей издалека, Кеша с неожиданной злостью швыряет учебник в стену. Книга с глухим хлопком ударяется о камень и падает на пол. Привыкшему с детства к бережному обращению с вещами Женерову от этой вспышки гнева становится только хуже. Он подходит к учебнику и поднимает его, осторожно отряхивая от пыли и проверяя, не помялись ли страницы. Вздыхает глубоко, прижав книгу к груди, и рассеянно рассматривает стоящие на полках пустые котелки и принадлежности для практических уроков. Ну почему этот день не мог быть обычным днём? Почему он не выдумал историю от том, как случайно увидел эту девочку в кладовке? Кеша же постоянно торчит в подземелье, все приняли бы это за правду. А теперь из-за того, что он не умеющий лгать тупой идиот, у него не останется ничего и никого. Кто захочет общаться с человеком, который может прочитать твои мысли? Никто. Поток мрачных мыслей прерывается звуком открывшейся двери, и через мгновение в кабинет входят два учителя. Едва увидев за спиной Штоллена идущего Константина Романовича, Кеша испуганно сглатывает. Зачем профессор позвал Котла? Потому что Кеша теперь опасен, и учитель ЗОТИ должен…присматривать за ним или что-то такое?.. Прижав книгу к груди потеснее на подобие щита, Женеров смотрит, как Константин Романович подходит ближе, и тихо здоровается с ним, смотря куда-то в сторону. Котёл отвечает неожиданно ровным и мягким тоном: – Здравствуй. Профессор мне всё рассказал. Кеша кивает, бросив взгляд на стоящего чуть поодаль Штоллена. Сжимает учебник до побелевших костяшек и спрашивает тихо: – Я теперь… опасный или что-то в этом роде? – Почему ты так думаешь? – Ну вы же пришли. Котёл вздыхает, чуть опустив плечи, и, украдкой взглянув на его лицо, Кеша замечает на нём странное выражение досады и вины. Учитель оборачивается на стоящего позади Штоллена и говорит негромко: – Оставишь нас? Кеша задерживает дыхание. Никогда он ещё не оставался с Константином Романовичем наедине, и не то, чтобы ему очень уж этого хотелось. Быть вдвоем с профессором легко и приятно – он ворчливый, но добрый и забавно хаотичный в своей заляпанной зельями мантии. Женеров никогда даже не думал его бояться. Но Котёл… В памяти всплывает резкий голос, строгие наставления и разочарованные взгляды, и он сжимает плечи в защитном жесте. Видимо, Штоллен разделяет сомнения Кеши в целесообразности оставления их наедине. Профессор хмурится, начиная: – Я не думаю, что… – Валя. Пожалуйста. Кеша удивлённо вскидывает взгляд на это обращение, ожидая увидеть на лице профессора раздражение или недовольство, но тот только вздыхает устало и направляется в сторону двери прилегающей к классу комнаты. Говорит тихо: – Буду за дверью. – Спасибо. И после негромкого звука закрывшейся двери в классе повисает тишина. Кеша продолжает стоять неподвижно, вернув взгляд на пол, и слышит, как Котёл, ступая бесшумно по каменному полу, вытягивает из-за парт два стула. Ставит друг напротив друга и садится на один, жестом прося Женерова тоже сесть. Кеша устраивается на самом краешке. Константин Романович, помедлив пару мгновений, начинает твёрдо: – Думаю, стоит начать с извинений. – Простите. На лице Котла мелькает отголосок неловкости. – Не твоих, Кеша. Ты не сделал ничего плохого. Это я… я иногда был слишком строг и груб. Ты теперь меня боишься, это неправильно. И я прошу прощения за это. – Кеша, наконец, смотрит учителю в глаза. Чуть ли не впервые за эти четыре года. И не знает, что ответить. Вот этого он точно не ожидал. Но Котлу, видимо, ответы особо и не требуются. – Я хочу помочь тебе. Как аврора меня обучали техникам упорядочивания разума и постановке блоков на сознание, чтобы мы могли защищаться от проникновения в мысли. Я могу научить тебя. Если ты захочешь. В разных глазах Константина Романовича мелькает усталость и неожиданная теплота. Он смотрит прямо, не строго и не холодно, как на уроках, а простым взглядом человека, предлагающего помощь, и Женеров чувствует, как напряжение, сковавшее его и не дававшее нормально дышать эти несколько минут, немного отпускает. Чуть ослабив хватку на учебнике, Кеша отвечает тихо: – Я очень хочу научиться. Улыбка Котла слабая и едва заметная, когда он отвечает: – Хорошо. Значит, научимся. Начнём с завтрашнего дня, хорошо? Можно даже здесь, после занятий. Ты, вроде бы, любишь это место? – Да, мне здесь нравится. – Штоллен говорил мне, что ты лучший в зельях на курсе. Ты похож на него. Он тоже любил торчать в подземельях над зельями. Голос учителя окрашивается эмоциями, и Кеша неуверенно улыбается, представив молодого Штоллена школьника, который, как и он, тянулся к зельям. Может, тогда и у Кеши получится стать таким же умным? Константин Романович вздыхает, поднимаясь, и Женеров встаёт со стула вслед за ним. Берёт с парты сумку, возвращаясь к тому, что в ближайшие время ему придётся испытать на себе тяжесть мыслей и чувств всех, кого он встретит в коридоре и в гостиной, и уже собирается уходить, когда Котёл его окликает: – Подожди. Учитель расстёгивает мантию и достаёт из внутреннего кармана какую-то вещь. На мгновение за расстёгнутыми полами ткани мелькает поясная кобура с палочкой внутри – осина и чешуя саламандры. Женеров вроде бы слышал, что в таких штуках свои палочки носят авроры. Котёл протягивает предмет вперёд, и Кеша видит, что это гладкий круглый камешек, мерцающий красноватыми искорками. – Это амулет с наложенными чарами. Древняя магия. Он никого не пропустит в твоё сознание и не даст тебе прочитать чьи-то мысли тоже. Как щит. – Я не могу взять его. Он ваш. На обычно бесстрастном лице Котла появляется такая мягкая и добрая улыбка, что Кеша неприлично пялится, чувствуя, как ему в руку всучивают гладкий амулет. Искорки внутри тут же сменяются на зелёный и золотой. – Отдашь в конце обучения, когда сможешь держать блоки сам. Всё, иди. Кеша тихо благодарит его и выходит из класса, со скрипом закрывая дверь. Сжимает камушек в руке, ощущая, как он нагревается от тепла его ладони, и стоит так несколько мгновений, собираясь с духом. Он не сможет простоять так весь день, нужно идти. Удивительно, насколько быстро распространяются по такой огромной школе слухи. С момента инцидента прошло только полчаса, но во взгляде каждого встреченного Кешей в коридоре человека читается любопытство вперемешку с легким страхом и неодобрением. Некоторые просто смотрят молча, другие шепчутся, третьи не отказывают себе в удовольствии прокричать вслед «ты можешь прочитать мои мысли прямо сейчас?», и Женеров просто не отвечает им, целенаправленно продолжая идти вперёд. Он думает напряжённо, где сейчас могут быть друзья, и замирает, когда в стене слева начинает образовываться дверь. Ну конечно, Выручай-комната удобна – она сама его нашла и в ней можно поговорить, не опасаясь, что кто-то подслушает. Кеша смотрит на дверь несколько мгновений, чувствуя, как ускоряется внутри сердцебиение, и решается, рывком открывая её и заходя внутрь. В этот раз комната довольно небольшая. Потрёпанный диванчик, три кресла вокруг маленького стола и два тусклых торшера по бокам с противоположной узкому окну стены. Кеша останавливается, едва увидев друзей. Серёжа напряжённо сидит в кресле, смотря в сторону, а Игорь устроился на диване с ногами, сняв ботинки. Катамаранов машет рукой, подзывая Кешу ближе, и Женеров подходит, скованно остановившись у крайнего кресла. Начинает тут же тараторить: – Простите. Я не хотел никогда… слушать вас. Я никогда специально не слушал, оно само, только иногда. И то это просто чувство, мыслей и не было почти. То есть, не у вас не было, а я не видел, просто как ощущение вашего настроения и я пытался закрыться, я не… – Кеша, эй. – Игорь, поднявшийся с дивана, подходит ближе в одних носках по пыльному полу, не обращая на это никакого внимания, и осторожно кладёт ладони на плечи друга. – Выдохни. Спокойно. Вот, сядь сюда. Всё нормально. Женеров отрицательно машет головой, падая в кресло. Нет, не нормально. Он же видит, даже если из-за камня больше не может почувствовать. Видит напряжённые плечи Серёжи, его задумчивый взгляд, сжатые губы. Жилин молчит, что само по себе уже сигнал тревоги. Кеша понимает, насколько всё плохо, когда Серёжа начинает говорить. Голос его холодный, лишённый обычных смешливых интонаций, а во взгляде – опасливая настороженность. – Ты всегда мог это делать? Кеша кивает напряжённо, отвечая: – Так сильно только в последний год, но вообще…да. Я раньше думал, что это просто эмпатия. – Эмпатия? – Жилин фыркает скептично. – Ты читал нас всё это время. Понимал, что мы чувствуем, лез в личное… – Серёжа. – Что «Серёжа»? – Жилин смотрит на одёрнувшего его Игоря, и указывает кивком головы на Кешу. – Ты говоришь, что всё нормально, но это не нормально. Мы доверяли ему! – Я и сейчас ему доверяю. – Да какой бред! Серёжа вскакивает с кресла, подходя к окну, и Кеша вздрагивает от его резких движений. От грубых интонаций друга, которых он и не слышал от него никогда, живот и грудь сковывает холодом. Женеров смотрит на друзей, которые ссорятся сейчас из-за него, и просто хочет, чтобы это прекратилось. Чтобы они не делали этого. – Бред? Если он видел, что творится в моей голове, и за всё это время не сказал ни одной душе, даже, блять, тебе, это значит, что я могу ему доверять. Значит, я мог бы сказать это ему сам и быть уверенным, что это останется между нами. Жилин щурится, исказив губы в кривой улыбке. – О, прекрасно. Вот пусть и хранит твои секреты, которые ты мне не говоришь. Супер. Круто. Вот только в мою голову лезть не надо. – Будто в ней что-то ценное есть. Серёжа резко рвётся вперёд, и Кеша встаёт, готовый втиснуться между ними. Жилин никогда агрессивным не был, драться не любил, но сейчас он злится, парадоксально становясь похожим на брата, и Женеров смотрит взволнованно, как друг просто поднимает лежащий у кресла рюкзак и вылетает из комнаты, хлопнув дверью. Кеша провожает его фигуру взглядом и оборачивается на Игоря. В светло-карих, золотых почти глазах друга читаются гнев и боль. – Прости. Вы поссорились из-за меня. – Мы поссорились, потому что он идиот. Игорь фыркает, снова возвращаясь на диван. Кеша осторожно садится рядом на самый краешек. – Ты… правда так думаешь? То, что ты сказал про меня. Катамаранов поднимает голову, чтобы посмотреть другу в глаза. Взгляд его прямой и твёрдый. – Да. – И мы всё ещё друзья? – Кеша. – Игорь подбирается по дивану ближе и поднимает руку, чтобы положить ладонь на чужие кудряшки. – Мы всегда будем друзьями, понял? Я тебе доверяю. Чувствуя, как от облегчения под веками становится тепло, Женеров отвечает тихо: – Спасибо. Улыбка Игоря шальная и немного болезненная. – Всегда пожалуйста. Великий секрет, то же мне. Таня и без чтения мыслей всё поняла. Кеша слабо улыбается в ответ, всё ещё слыша громкий голос Серёжи в голове, и слабо выдыхает. От упоминания Тани всё скручивается внутри в тугой комок. Как она отреагирует? А Федя, Эдик, Жила? Ну, хотя бы Игорь у него остался. Кеша специально приходит в комнату, когда все уже спят. Просыпается же, наоборот, раньше остальных, и сбегает из комнаты, чтобы не смотреть им в глаза. Восьмиглазова находит его на первой же перемене. Обнимает крепко, бормочет тихо «не переживай, милый, всё хорошо». Эдик за её плечом, наверняка уже успевший вычитать о легиллименции всё, что только можно, кивает и слабо улыбается Женерову в знак приветствия. Обнимая подругу в ответ, Кеша чувствует, как с души упала ещё одна гиря, и стало немного легче дышать. В классе на всех занятиях с ним теперь сидит Игорь. Если Катамаранова нет, то Кеша остаётся в одиночестве. В столовой на завтраке он садится за самый дальний угол, во время выполнения домашних заданий забивается в укромные уголки библиотеки. Камень Константина Романовича помогает, и Кеша не слышит чужих мыслей, не чувствует их настроений, только шепотки и взгляды. Но к этому он в принципе привык ещё со второго курса. Уроки по расставлению блоков и щитов на сознание каждый вечер длятся недолго. "Чтобы разум не уставал", говорит Котёл на вопросы Кеши. На время занятий камень приходится отдавать, и голоса возвращаются. Женерову пока слабо верится, что однажды он сможет отключать их самостоятельно, но Константин Романович уверен в этом за них двоих. Он больше не кричит, не повышает голос, не злится. Объясняет всё спокойно, помогает, и Кеша не боится оставаться с ним наедине. Хотя профессор Штоллен всё равно каждый раз находится неподалёку. Федя продолжает общаться с Кешей как раньше, и только Серёжа единственный из всего маленького круга его друзей стал другим. Он не смотрит на Кешу, не разговаривает без надобности и вообще делает вид, что они просто знакомые. Женерову больно от вида того, как не разлучные раньше Игорь с Жилиным не хотят больше смотреть друг на друга. И всё из-за него. На исходе пятого дня, глубокой ночью без путанных сновидений и чужих кошмаров, к которым Кеша успел уже привыкнуть, кто-то касается ладонью его предплечья, будя. Женеров открывает сонно глаза и щурится без очков, пытаясь разобрать в темноте, кто это. И замирает, напрягается, когда понимает, что это Серёжа. В спальной футболке, с растрёпанными волосами и, наконец-то, хоть какими-то эмоциями в глазах, впервые за эти дни посмотревших на него прямо. – Серёж?.. – Я влюблён в Игоря. – Чт-… – Ты знал это? Кеша моргает шокировано, смотря в требовательные тёмные глаза, и качает отрицательно головой. – Нет, я… Тебя было трудно прочитать, ты прятался, а я никогда не лез специально. Я мог чувствовать только твоё настроение. Серёжа выдыхает, будто сдуваясь. Сутулится, прячет в ладонях лицо. – Я так боялся, что кто-то узнает. Что ты узнал или узнаешь. Что расскажешь ему. – Я не… – Знаю. Просто… это так глупо. Я никогда не думал, что ты копаешься в моей голове или что-то вроде. Я… испугался. – Понимаю. Жилин фыркает устало и скептично, совсем не так зло, как в Выручай-комнате почти неделю назад. – Вряд-ли ты понимаешь Кеша проглатывает глупые, взявшиеся из ниоткуда слова «ну Игорь хотя бы не встречается с девочкой и не делает вид, что ему на тебя плевать», и только недоумённо заталкивает их поглубже. Откуда вылезло? Он не влюблён в Рому, это другое. Вместо этого Женеров протягивает руку и касается осторожно напряжённых чужих ладоней. И выдыхает облегченно, когда Серёжа сжимает его пальцы в ответ. Так хочется рассказать, дать понять, что это взаимно и что они два идиота, но это не его секреты и он не имеет права рассказывать их даже тем, кого они касаются. Особенно им. В конце концов, Игорь доверяет ему именно поэтому. Да и Серёжа, судя по всему, тоже. Поэтому Кеша улыбается и тихо проговаривает: – Я скучал по нашим разговорам. – Я тоже. Это было тупое поведение. Надо помириться с Игорем. Сказать, что он был прав. – Он будет рад. Серёжа грустно усмехается. – Не сомневаюсь в этом.