I'm not your boyfriend, baby

Удача строптивая штучка. Своенравная и слишком непредсказуемая, чтобы угадать ее вкусы даже на один короткий миг. Угождать ей бесполезно, только зря тратить силы, которые пригодятся потом, когда красотка откажет и придется столкнуться с неизбежным провалом. Мало угостить ее выпивкой, хотя даже блестящих побрякушек не будет достаточно, чтобы уговорить ее на близость. Она роскошна и прекрасно об этом знает, а благосклонность дарит только мимолетно, и совсем не глядя на того, кто попался под руку. Настроение сегодня подходящее и ничего боле. Чанёль никогда не пытался завоевать благосклонность этой безрассудной барышни. Ведь все дело не в просьбах и мольбах, а в подходящем моменте. Можно ходить за удачей по пятам и умасливать ее сладкими речами или же долго и кропотливо готовить для нее уютный уголок. Она каждый раз будет проходить мимо, но однажды все же заглянет на несколько секунд и этого будет достаточно, чтобы все потраченные усилия окупились сполна. Так все и происходило с Чанёлем. Он не знал, когда удача подарит ему шанс, но всегда был к этому готов. Учеба за границей не была его мечтой, выпускной проект готовился как очередная работа для сдачи, а знакомство с крупными инвесторами было лишь продолжением одной из множества вечеринок. Все это могло пройти мимо, засомневайся он хоть на мгновенье в своем решении. Но Чанёль не сомневался, он просто благодарно принимал каждый редкий шанс и еще ни разу не пожалел об этом. Знакомство с Исином тоже было таким шансом. Дело было совсем не в недостатке потенциальных партнеров или же собственной неспособности завести подобную дружбу с кем-нибудь привлекательным. Просто он идеально вписался в довольно размытое понятие Чанёля о том, как должен выглядеть именно его бойфренд. Исин казался очаровательным и милым, но как только этот образ укрепился в мыслях, он показал, что может быть совершенно другим. Словно раковина, которую случайно находишь в песке. Поначалу это просто белый окостеневший кусок, но чем дольше приглядываешься – тем лучше видишь заманчивый перелив перламутра. Оттенки и цвета постоянно меняются и невозможно уловить хотя бы один, определив его и тем самым дав название. Чжан Исин был таким, и Чанёлю нравилось наблюдать, как с каждой новой встречей он показывает ему новые грани себя. Ву Ифань же не более чем препятствие на пути к достижению цели. Надо признать, что он отлично подогрел интерес самого Чанёля, опекая слишком настойчиво Исина и даже угрожая расправой. Но сейчас дела обстоят несколько иначе. Из забавного развлечения этот мужчина превратился в помеху, а от помех стоит избавляться без промедления. Что-то было в их отношениях с Исином странное и слишком интимное. Атмосфера, где нет места третьему, окутывала их каждый раз, стоило им оказаться рядом. Не смотря на слова о том, что они только друзья, игнорировать их связь было бы слишком самонадеянно и глупо. Даже сейчас, когда удалось вытащить Исина на свидание без его верного пса, произошел этот странный инцидент. Время для общения и близости превратилось в драку. Чанёль не против был поразмяться, но то, что произошло после напрочь выбило его из колеи. Он чувствовал себя школьником, наказанным за проступок, которого не совершал. Хотелось по-детски надуться и сказать «это он первый начал», но говорить уже было некому. Исин исчез вместе с Ифанем, оставив после себя только чувство обиды и недосказанности. - Я буду у себя. Составь компанию гостям за шестым столиком, - Чанёль отмахивается от возмущенного произошедшим Бекхёна и направляется прочь из зала. Теперь ему нечего здесь делать. Исин, обхватывающий ладонями железные прутья клетки и двигающийся так жарко, предпочел позаботиться о своем друге, тем самым поставив парня на второе место. Бекхён уладит рабочие детали, как всегда, а значит можно немного расслабиться в тишине. Кабинет выглядит практически заброшенным: на столе пылятся коробки, мебель покрыта пленкой, а в углу уютно расположились ведра с краской. Клуб новый, да и само помещение эксплуатируется редко, так что и так сойдет. Чанёль предпочитает проводить время в зале, а документами заниматься дома. Здесь он отсиживается только в крайних случаях. Ситуация, когда его бросили, как раз подходит. Единственными обжитыми предметами в кабинете является бар и стул в самом углу. Морщась от ноющей боли в ребрах, Чанёль удобно располагается со стаканом виски в руках. Обжигающая жидкость окутывает теплом изнутри, но расслабиться не дает раздражающее жжение. Проводя пальцами, он смазывает капли крови. Ох, видимо Исин разбил ему губу. На самом деле, это пустяк, ведь внутри жжет гораздо сильнее от странной смеси из тихой обиды и азарта. Отступать из-за такой мелочи он не намерен, только вот правила придется немного изменить. Чанёль хороший парень, но всему есть предел. Он не сомневается в том, что рядом с Исином он может поставить четкое и безапелляционное «мое». Молчаливое согласие на крыше и нежный, будто воздушное суфле, поцелуй, дали их отношениям определенное направление. Дальше по плану предполагались частые свидания, разговоры по телефону, а потом в еще теплой от жара их тел, постели. Чужие вещи на нижней полке шкафа, вторая зубная щетка и банка растворимого кофе на кухонном столе, хотя сам Чанёль пьет только натуральный. Но первый же пункт приходится перечеркнуть красным маркером с проступающим едким Ву Ифань. Конечно, у них еще будут свидания, будет и все остальное. Но краска на картине, нарисованной в фантазии, дает трещину, лопается в самом углу и ощущение от нее меняется. Совсем немного, но это добавляет фигурам на полотне тени, делая ее мрачнее и глубже. У Чанёля не было возможности оценить достоинства темных тонов, равно как и желания. Лучше разукрасить все в яркий солнечный и довольно щурить глаза от счастья, чем вглядываться в размытые густые контуры. Так правильно и просто. Но без теней фигура останется плоской и навсегда застынет в изначальном положении. Чтобы оживить фантазию, следует сделать ее достаточно уродливой для реальности. Море энергии, подкрепленной крепкой решительностью способны создать будущее, которое станет в точности таким, как ожидаешь. Только вот неизвестно, станет ли оно желанным в сам момент свершения, нужны ли будут слепящие краски и не накроет ли новое полотно старое, с облупившейся старой краской, но привычное и любимое. Пальцы сжимают стакан, и Чанёль вливает в себя остатки виски. Темный янтарь смешивается с каплей крови на губах, приобретая и цвет, и вкус сегодняшнего вечера. Тусклое терпкое разочарование, которое остается на кончике языка и никак не сорвется откровенными словами в пустоту. Небольшая передышка с легким допингом в бутылке позволят завершить марафон бессмысленных попыток наладить сегодняшним вечером личную жизнь и вернуться к работе. Пространные мысли останутся мелкой пылью на затянутой пленкой мебели, а о Исине он подумает завтра или еще позже, когда заживет лопнувшая нежная кожа и перестанет кровоточить едкая обида внутри. Но никому, кроме Чанёля, нет дела до его собственных планов. Слышатся тихие шаги, и дверь приоткрывается, впуская позднего гостя. - Можно присоединиться? – Исин бегло осматривает кабинет, останавливая взгляд на самой темной тени у бара. Единственный источник света – тусклая лампа, все еще обмотанная в упаковочный пергамент. Дергая за шнур, он, возможно, боится за легко воспламеняемую обертку, или же просто действует, руководствуясь какими-то своими странными выводами. Сколько ни думай, от этого чужие мысли не станут яснее. Сложный красивый механизм с привлекательной оболочкой создает невозможную горячую сладость. Та, будто мягкая карамель тает во рту, делает и самого Чанёля податливым и нежным. Но вот сам рецепт и количество шестеренок внутри остаются загадкой. - Ты вернулся, - как разрешение, как констатация факта и обвинение. Хорошо, что не видно лица, лишь смазанные очертания и только. Как начать разговор и стоит ли? Обида трепыхается внутри, живая и тяжелая, мутит прозрачность мыслей колким мелким песком с самых глубин и никак не желает успокаиваться. - Нальешь и мне? – по шороху и скрипу понятно, что Исин устроился на обтянутом пленкой диване. Так же скрипят на зубах сомнения и неприятные вопросы. Чанёль наощупь тянется за бутылкой и, игнорируя стакан, прикладывается к горлышку. Пытается промыть рот и мысли заодно, чтобы не горячиться и продолжать молчать. Если случившееся имеет значение, парень сам все расскажет, а если не расскажет, то так тому и быть. - Не-а, - тянет глухо, даже не пытаясь придумать причину для отказа. Он не хочет делиться и не будет. Исин и не спрашивает, молчит в ответ и только ерзает на диване. Пленка скрипит слишком громко, перекрывая гул путаных мыслей и приглушенную стенами музыку. Достойным ответом становится стук бутылки и поверхность. И опять напряженная тишина. Вся эта ситуация непривычна для Чанёля. С одноразовыми отношениями все просто, как со стаканчиком кофе. Ты покупаешь и пользуешься, а потом выбрасываешь в контейнер для мусора, отправляешь на переработку для следующего потребителя. Сейчас же есть пакет с зернами, мешок сахара и бутылка молока, но как создать из этого гармоничный напиток остается загадкой. - Вызвать тебе такси? – получается слишком грубо и Чанёлю кажется, что он слышит, как кофейные зерна просыпаются на пыльный пол. - Хочешь поскорей от меня избавиться? – а следом проливается и молоко, заполняя грязные щели в полу. Неловко за собственные слова, но не за обиду на случившееся на танцполе. Он ведь имеет право на объяснения, но не уверен, что оно ему понравится. Что на их свидании забыл Ифань и почему Исин пришел к нему только сейчас? Чем они занимались там, на улице, у входа под светом неоновых огней? Ответ прямо перед ним, свернулся яркой лентой, только не понять, это шелк или гладкая змеиная кожа. - Кажется, это ты хочешь от меня избавиться, - обида все же прорывается наружу, но с первым словом становится слабее, ей сложно дышать в пыльной темноте кабинета. Она трепыхается, смотрит мертвыми глазами и шлепает хвостом в разлитом молоке, - дерешься, а потом бросаешь. Больно ведь, - неповоротливое тело вздрагивает еще раз в предсмертной агонии и так и остается лежать под ногами. Рядом нет ни мелкого песка, ни мутной воды мыслей, только Чанёль и, кажущиеся совсем детскими, простые чувства. - Еще болит? – Исин участливо интересуется, будто это вовсе не его вина. В голосе легкая тревога и кажущееся искренним сочувствие. Действительно переживает. Надо же. Не оправдывается, ничего не объясняет, а только спрашивает, болит ли. - Ага, иди сюда – покажу, - губа саднит совсем немного, но это уже больше из-за алкоголя. Красочный результат будет виден уже завтра, но даже тогда Чанёль не будет жаловаться всерьез. Возможно, только немного, чтобы использовать маленькую слабость как приманку. Полоски света, что просачивается под дверью, слишком мало, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. Только шорох и осторожное прикосновение к плечу дают понять, что Исин совсем рядом. Сжимает пальцами ткань футболки и делает еще шаг, приближаясь вплотную. Аромат теплого тела ложится мягкими хлопьями на кожу, окутывает нитями цитруса и сандала. Знакомо, но будто впервые. Все чувствуется острее, ведь сейчас это не приятная случайность, а долгожданная близость. Или же все дело в виски, смешанном в крови с остатками адреналина. - Темно. Не вижу, - почему-то шепотом произносит и скользит пальцами к груди и выше, на шею. Чанёль не собирается тянуться к лампе и разрушать плотную темноту, такую густую и теплую сейчас. Так гораздо лучше, чем под ослепляющими лучами солнца или кислотными огнями клуба. Уютно и хорошо. Чувства, которые становятся прикосновениями такие простые и понятные, без пестрых улыбок и горьких взглядов. Судорожное дыхание и подрагивающая ладонь на шее честнее, чем пустые слова. - Сейчас, - обхватывает чужую ладонь и подносит к губам. Медленно прижимает подушечки пальцев к нежной коже, согревая дыханием, - чувствуешь? – ведет в сторону, позволяя дотронуться до поврежденного и шершавого. Свежая корка по самым краям и только в середине пульсирует и ноет горькими отголосками. - Да, - тихо выдыхает Исин, а прикосновения говорят гораздо больше. Легкий натиск и палец проскальзывает во влажный рот, будто намерено задевая еще раз ранку. На языке привкус виски сменяется солоновато-терпким крови и чужого тела. Чанёль послушно раскрывает губы и впускает глубже, туда, где бьется в рваном ритме тщательно скрываемая нежность. Откуда-то с пола слышится рваный хрип, но до него уже нет дела. Остается только придавить ногой тяжелое тело обиды и окончить ее страдания с громким хрустом. В вязкой темноте кабинета есть место только для осторожных прикосновений и всевозможных «да». Разных оттенков, но сейчас не разглядеть, поэтому значение остается только одно, сочное и многообещающее. - Иди ко мне, - Чанёль тянет за запястье, ощущая влажный след на щеке. Усаживает Исина на свои колени и бездумно устраивает ладони под свободной майкой. Близко и так правильно. От прикосновений холодных рук гибкое тело напрягается, но стоит только осторожно погладить и слышится расслабленный вздох. Как животное, которое не знает, будет ли протянутая рука его кормить или бить наотмашь, но как только чувствует ласку, тут же ластится в ответ. Исин тычется мягкими губами куда-то в висок и цепляется за широкие плечи. Трогательно-откровенный и доверчивый. Он желанный приз в изматывающей игре сегодняшнего дня. Заслуженный острыми нервными метаниями и режущей ревностью. Чанёль с благоговением сжимает его, боясь повредить. Победа кажется все еще хрупкой и слишком сложной, но вот он трофей, который будет тешить самолюбие этим вечером, возможно следующим тоже, а потом начнется новая партия и кто знает, будет ли ставка такой же. Поцелуй получается почти невинным, живым и светлым. Только бережное прикосновение теплых губ к губам. Исин тянется навстречу сам, несмело скользя ладонями на шею. Чанёль впитывает чужое дыхание и терпеливо ждет, боясь спугнуть хрупкое мгновенье. Это как держать в руках спелый персик, сладкий и мягкий, ароматный настолько, что скулы сводит от желания вонзить зубы в нежную мякоть. Но пока вот он, в руках и не хочешь даже оставить на тонкой бархатной кожице отпечаток пальца. Обнимать только взглядом и испытывать собственное терпение, которое сочными волокнами рвется слишком легко под нажимом пухлых губ. - Исин, - когда аромат кружит голову, а во рту скапливается слюна, хочется сделать все с толком и обстоятельно. Снять слой за слоем одежду и не спеша слизывать липкий сок с обнаженного фрукта. Резать дольками, растягивая удовольствие, чтобы пропитать простыни лучами спелого лета, - поехали ко мне, - севшим голосом просит Чанёль. Без предупреждения зубы сжимаются на болезненной ранке. Шкурка лопается и первые тягучие капли просачиваются наружу. Исин смазывает их и раздвигает языком чужой рот, делясь влажным жаром. Пальцы на плечах сжимаются сильнее, предотвращая малейшие попытки отстраниться, но Чанёль и не собирался. Он без сожаления наблюдает, как на идеальной поверхности солнечного персика появляются трещины, а последние волокна терпения оседают густым нектаром на пальцах. - Подожди, - последний порыв остаться благоразумным парнем тает слишком быстро, чтобы успеть хотя бы зацепиться за край сознания. Он растворяется в поцелуе, смешиваясь с кровью и настойчивой сладостью. Исин не хочет ждать, не хочет слушать. Он тянется ближе, трется о крепкую грудь и льнет всем телом. Чанёль пьет из чужих губ желание, обжигает язык, горло, но продолжает захлебываться и судорожно отвечать на порыв. Сильнее, кожа к коже и прямо сейчас. Пытается перехватить поудобнее за талию, но задевает локтем давно позабытую бутылку. Глухой стук тут же теряется в смазанном дыхании одном на двоих, но напоминает тусклым отголоском о том, где они находятся. - Диван, - одно слово хриплым голосом и Исин послушно соскальзывает с коленей. Цепляет пальцами край футболки и тянет в нужную сторону. Отзывчивый и гибкий, такой желанный. Только представив, что пришлось бы ждать такси, довольствоваться легкими касаниями в салоне, а потом еще добираться до постели, Чанёль понимает, что происходящее сейчас скорее необходимость, чем прихоть. В темном кабинете, с отзвуками ночной жизни и послевкусием так и не начавшейся ссоры. Ноги упираются в край, а чужая рука настойчиво толкает вперед. Следуя заданному направлению, парень опускается спиной на диван. Пленка скрипит от каждого движения, пуская трещины по интимной уютной тишине. Звук кажется слишком резким, но сказать об этом не удается. Все мысли прерываются ощущением горячего тела. Исин садится сверху, сжимая ногами чужие бедра. Ерзает нетерпеливо и задевает коленями болезненно ноющие ребра, вызывая недовольное шипение. - Полегче, ладно? – просит Чанёль, укладывая ладони на пояс джинсов. Завтра все будет в сине-фиолетовые потеках, не иначе, но сейчас насыщенные тона смягчаются молочной лаской. Возбуждение солнечными мазками раскрашивает места соприкосновения тел, заливая отголоски боли теплом. Исин оставляет на щеке одними губами «прости» без капли сожаления и отстраняется, стоит только потянуться за поцелуем. Выгибается волной, словно кошка, трется всем телом и плотно прижимается бедрами. Елозит настойчиво по ширинке, но не позволяет толкаться в ответ. Чанёль теряется в попытках зафиксировать момент, отпечатать его на пленке, чтобы позже распечатать его с тусклого негатива и вложить в альбом памяти. Каждый щелчок затвора рождает только смазанную картинку, движение, вздох, но не цельный образ. Текучий и гибкий, Исин накрывает всем телом, дарит прикосновения, но не принимает ничего взамен. Закачивает еще одну дозу желания в кровь, хотя концентрация уже близится к критической. Поймать бы его в тесные объятья и вжать в скрипучий диван, стереть непокорность ладонями с обнаженной кожи и наслаждаться чистой сладостью, пока мякоть не откроет шершавую сердцевину. Ладони соскальзывают с пояса, пробираясь в задние карманы. Чанёль довольно ухмыляется, сжимая и направляя теперь так, как нравится ему. Глубокие толчки, долгие и сильные. Жесткая ткань остается последним препятствием, пикантной деталью, которая тонкой мембраной отделяет происходящее от пугающей откровенности. Исин, не задумываясь, рвет и ее, позволяя ароматному нектару затопить сознание. Плавно отстраняется и на несколько секунд растворяется в плотной темноте. Слышится шорох одежды и следующее, что чувствует Чанёль, - это пальцы, расстегивающие его собственные джинсы. Прохлада обливает разгоряченную кожу, заставляя вздрогнуть. Шуршит упаковка презерватива и удается перехватить чужое запястье, прежде, чем желанный силуэт опять станет еле-заметной тенью. Потянуть легонько на себя, предлагая ласку, но в ответ звучит только тихое «нет». Вопрос застывает медовым воском на кончике языка, чтобы превратиться в удивленный хриплый стон. Пухлые губы обхватывают член, раскатывая гладкий латекс по всей длине. И возмутиться бы, и сломать хрупкий отказ, но слишком хорошо, чтобы останавливаться. Пальцы разжимаются, и Чанёль удовлетворенно вздыхает, чувствуя тяжесть гибкого тела. Ладони оглаживают крепкие ноги, а бедра невольно подаются вперед. Исин возится с чем-то, шумно вздыхая, и только предложение помочь формируется в слова, как край пленки негатива заражается алым огоньком. Больно и сладко, слишком сильно. Реальность тлеет медленно, но неотвратимо, превращаясь из искры в первый всполох пламени. Исин не позволяет привыкнуть, насаживается до основания, всхлипывая коротко и жгуче. Ему тоже больно, слишком туго и нужно несколько секунд, чтобы привыкнуть. Но он не дает этого времени ни Чанёлю, ни себе. Опирается ладонями в широкие плечи и поднимается на дрожащих ногах. Резкие рваные движения, с обожжёнными краями. От каждого прикосновения на коже остается черная сажа, заменяя чистое и красивое фото в альбоме воспоминаний на беспорядочные обрывки. Руки задирают майку, оглаживая широкими мазками бока, спину, живот. Напряженные мышцы пульсируют под пальцами, а движения становятся медленнее. Чанёль успокаивает осторожно, балансируя, чтобы не сорваться и самому. Все происходящее кажется неправильным, будто два неподходящих куска пазла силой слепили вместе. Разделить невозможно, слишком плотно засели они друг в друге, но и цельная картина выглядит совсем не так, как должна. Большая часть уже собрана и ничего не остается, как продолжить добавлять новые кусочки. Тихие вымученные стоны глубокими порезами остаются внутри, задевая что-то важное. Чанёль надеется залечить их позже, когда сможет хотя бы предотвратить появление новых. Бедра подаются вперед, а ладонь обхватывает возбужденный член. Желание иссушающее, быстрое и невыносимо жаркое, ноет внутри и требует выхода. Сладкие капли сока становятся липкими пятнами, и нет даже малейшей возможности остановить это безумие. Исин роняет голову на крепкую грудь, смазывая пот о чужую футболку. Взмокшие виски, дыхание лихорадочное и сбитое. Он устало вздыхает, вздрагивая от каждого толчка. Двигается навстречу, вверх-вниз, лениво, подчиняясь заданному темпу. Пленка скрипит под ними, смешиваясь с влажными шлепками и редкими стонами. Чанёль сам расслабляется немного, понимая, что партнер успокоился, перегорел первой волной опаляющей жажды и теперь пьет удовольствие медленно, обреченно. Пальцы путаются в каштановых мягких прядях, а губы бережно касаются лохматой макушки. Возбуждение тлеет яркими углями, спокойное и мягкое. - Исин, - чужое имя, произнесенное хриплым голосом, словно лист бумаги. Гладкая поверхность пронизывается жаром и в следующее мгновенье языки пламени сжирают чистую белизну. Исин хватается за спинку дивана, приподнимается, сбрасывая чужую руку. Изломанными линиями двигается тело, шуршит скомканной почерневшей бумагой. Хрупкий, полный силы огня и жажды к жизни, он ускоряет темп. Жесткий только на вид, но стоит дотронуться, и края осыплются сухим пеплом. Ладонь на члене подстраивается под заданный ритм. Чанёль пытается приподняться, чтобы обнять широко, прижать к себе, но ребра отдают разрядом боли. Он опускается обратно, подчиняясь правилам. Теперь приходится сожалеть о темноте, ведь Исин становится ее частью, выжигая удовольствие по живому. Хочется уловить малейшее изменение на красивом лице, разглядеть оттенок у сочного «да» и только после вгрызаться в беззащитную мякоть. Протяжный стон пачкает мутными потеками сознание, а заодно и чужие пальцы. Ощущение спермы на ладони откровенное и честное, в отличии от резких вымученных рывков. Оргазм догорает тихими отголосками в теле, но Исин продолжает двигаться, не смотря на рваные края. Еще немного и не останется ни одного плавного изгиба, только серый порошок на ярких углях. Это горько и обидно. Вместо персиковой нежности остается только шершавая косточка, которая царапает небо и никак не желает раскалывать свой твердый панцирь. К возбуждению примешивает раздражение, глухая злость цвета пепла на липком высохшем нектаре. Чанёль обхватывает чужие бедра и, сжимая зубы, резко входит еще и еще. Он сам загорается и пылает ярко, но быстро. Удовлетворение растекается по телу оглушающей волной и эхом звучит в коротком последнем стоне. Молчание повисает тяжелой завесой, прерываемое только шумным дыханием. Иссушающий сильный оргазм оставил после себя только горький пепел с едкими следами разочарования. Исин осторожно отстраняется, пытаясь подняться на дрожащих ногах. - Ты в порядке? – Чанёль морщится от того, как собственный голос царапает тишину. - Да, все нормально, - постное и такое неподходящее. Но приходится поверить, ведь слишком темно, чтобы разглядеть самому. - Знаешь… у меня дома на диване нет чертовой пленки, а еще есть кровать. И можно разгуливать голышом перед окнами. Что думаешь? – хочется исправить случившееся, сгладить острые порывы мягкой нежностью. Все неправильно. Темнота, запах пыли и шорох натягиваемой одежды. - Звучит заманчиво, - в голосе будто проскальзывает тень улыбки, по крайней мере, в это очень хочется верить. - Тогда такси? – Чанёль чувствует, как становится легче дышать. Без сожалений вытирает ладонь о футболку и застегивает джинсы. - Да, такси, - вторит ему Исин, - только не мог бы ты... я не знаю где здесь раздобыть воды, а идти вот так немного… - Конечно, - Чанёль садится, опираясь о спинку. Ребра ноют, но вполне терпимо. Вода, Исин, такси, постель. Отличная схема действия, которой он собирается последовать, чтобы закончить день приятным теплом под боком и щемящей нежностью в груди. В приоткрытую дверь проливается синтетический свет и Чанёль оборачивается на пороге, окидывая взглядом очертания напряженного тела. Уже одетый, немного помятый и с цепкими тенями в уголках губ. Их обязательно нужно будет разгладить легкими поцелуями и проследить, чтобы они не возвращались больше никогда. Футболка в пятнах и расфокусированный взгляд как нельзя лучше вписываются в жизнь ночного клуба. В неоновых беглых лучах он выглядит как часть происходящего. Нужно только пересечь спокойную лаундж зону и взять из бара бутылку воды. Подходя почти вплотную к стойке, Чанёль вспоминает, что на полке в кабинете точно нашлось бы необходимое, раз уж там есть даже виски. Исин не остался бы в пыльной темной комнате один на один с остывающим желанием. Широкие поспешные шаги тонут в мощных битах музыки. Подгоняемый мутным предчувствием, Чанёль дергает за ручку и оказывается в пустом кабинете. Остывшее желание все еще там, но Исина нет. Это не удивляет, просто как-то в корне неправильно. Все должно происходить иначе, без сухой горечи и липких следов на пальцах. Проматывая произошедшее кадрами в памяти, единственными цветными оказываются мгновенья невинного поцелуя и несмелые прикосновения к плечам. Остальное – болезненное удовольствие, темное и так хорошо подходящее под рваные вздохи. - Ты еще здесь? – поток мыслей прерывает знакомый голос. Бекхён с любопытством заглядывает в кабинет. – Я думал ты давно уехал. - Еще здесь, - Чанёль на ощупь находит лампу и включает свет. Блики скользят по пленке, острым углам бара и разорванным алюминиевым упаковкам на полу. - Вижу, Исин нашел тебя, - ухмыляется помощник, оглядывая следы недавнего преступления и пятна на чужой футболке, - кстати, где он? - Ушел, - коротко бросает Чанёль, опускаясь на диван. - А разве вы не… - Я не знаю. Все было нормально, а потом он просто ушел, - «нормально» точно такое же, как совсем недавно произносил Исин. - Езжай домой, - отрезает Бекхён. Он слишком хорошо его знает, чтобы понимать нынешнее состояние. Возвращаться к работе нет смысла, а разочарование слишком острое, чтобы смыть его алкоголем. Чанёль переживает неудачи всегда тяжело. Все приготовления летят к чертям, теплое местечко для строптивой штучки вносится в черный список, а ожидания разбиваются на мелкие осколки. Когда уже вот она, заглядывает с любопытством и только заносит аккуратный каблучок, чтобы переступить порог, как ее что-то отвлекает и удача без сожалений уходит прочь. Хуже всего не поражение, а момент, когда уже добытую победу вырывают из рук. Гнетущее тянущее чувство селится внутри и Чанёль собирается выяснить настоящие причины его появления. И начнет он с виновника. Теперь не получится оставить чувства на потом, ведь мелкая ранка все еще кровоточит, а обида медленно заползает обратно.