I'm not your boyfriend, baby

Ежедневная рутина наполнена привычками: подъем по звонку будильника, выгул собаки и разогретые остатки вчерашнего ужина. Это до безумия просто, как домашний травматизм или любовь с первого взгляда. Интуитивные действия набивают плюшем будни и создают игрушечную безопасную жизнь, но есть среди всего этого великолепия железные грубые детали, которые не помещаются в заранее вырезанные отверстия. Приходится распарывать по живому, запихивать в самую глубь, а затем придумывать название получившемуся чудовищу. Даже ничего не значащие вопросы «чай или кофе?», «такси или автобус?», «кроссовки или ботинки?» заставляют делать самую сложную и невероятную вещь на свете – принимать решения. Прыжки с парашютом и теории аэродинамики ничто по сравнению с этой задачей, ведь результат определяет гораздо больше, чем часы, дни или даже месяцы жизни. Каждый сделанный выбор – частичка души, черта характера и множество деталей, которые и создают суть. Исин такой же, как все. Он натыкается на железные куски и пытается запрятать их поглубже в привычный плюш. С одним лишь крошечным различием – грубые детали каждый день одни и те же, а на мягкой ткани протерты привычные места. У него свой личный кукольный домик с неизменными персонажами и декорациями, коробка с мягкими стенами, где для каждого события уже написан сценарий. Вдавливая холодный пластик кнопки, Исин стискивает зубы и пытается унять дрожь. Задетый маятник паники мерно раскачивается в ритме биения сердца, но мутная тошнота уже не вызывает страха, в ней нет ни новизны, ни силы. Это только привычка. С измененными костюмами и саундтреком, сюжет остался прежним. Лифт открывает железное нутро, впуская в себя любого желающего воспользоваться. Исин облокачивается на холодную стену и вслушивается в мерное жужжание сложного механизма с простым предназначением. Он тоже хотел бы стать таким, доступным и послушным. Следовать чужим решениям беспрекословно, обретая цель и задаваясь поиском средства. Но он не способен даже на это. Чанёль был отчасти прав, ведь Исин с самого начала знал, что ничего не выйдет. Даже если попробовать всерьез изменить повторяющиеся из раза в раз действия, все вернется в прежнее русло. С каждым парнем все начинается заново, но заканчивается идентично. Заезженный сценарий, где любая близость – первая влюбленность и первая боль. Секс как способ получить острое голое удовольствие без возможности продолжить. После остаются только разбросанные тетради с общей историей на белых листах и нежность, обращенная в стыд. Синие тени давно сошли со светлой кожи, а года растерли детали прошлого, но на сочной обнаженной плоти навсегда остался гладкий шрам. Тело отказывается слушаться и возвращается в давно забытые дни, раз за разом не может перешагнуть жестокое детское предательство и довериться еще раз одним и тем же рукам. Словно кассета в плеере, поставленная на повтор, жизнь проигрывает одни и те же песни раз за разом с короткой паузой, чтобы сменить сторону А на В. Со щелчком кнопки все повторяется, а батарейки все никак не садятся. Пленка только одна и, даже если захотеть, ничего нового уже не записать. Замкнутый круг из чувств, где любовь и симпатия только короткие вспышки, плавящиеся в пламени прошлого. Отношения не для Исина с поправкой ровно в одного человека. Только с ним нежность не меняет цвет и заполняет глубокие царапины теплым медом. Ифань всегда рядом, заботится и оберегает. Года сделали его присутствие естественным, настолько, что он почти превратился в деталь кукольного домика, неизменный и надежный. Только вот интерьер не просит, не обещает и не дает надежду. Цепь мыслей разрывает порыв холодного ветра. По серому небу не угадать время дня, под ним чувствуешь себя обнаженным до костей и невозможно одиноким без объятий чужих рук. У входа выстроились несколько желтых пузатых машин в ожидании спешащих пассажиров. Исин один из них, поэтому он дергает за ручку и устраивается на заднем сидении. Назвав безликому водителю адрес, он глубоко вдыхает запах дешевой хвои и откидывается на потертое сидение. Назойливый стук в висках напоминает о том, что тени не так просто сбить со следа. Ведомые запахом страха и паникой, они безошибочно угадывают жертву, заставляют бежать и прятаться, раздирать воспаленные раны. Исин царапает плотную джинсу и дышит через раз, ведь это не так уже и важно, нужно только немного потерпеть. Сейчас он должен произнести слова давностью в несколько лет. Просроченные, но все еще цветущие внутри. Плесенью или цветами, без разницы. Должен извиниться за то, что не сможет выполнить данное обещание. В тот вечер, дома у Лухана, Исин согласился на странное отчаянное предложение по одной единственной причине – его просил об этом Ифань. Жгучие горькие слова разъедали спокойствие и драли на лохмотья тонкое прикрытие из дружбы. Отчаянье в низком голосе подбивало произнести «да», вне зависимости от содержания. И он без колебаний принял условия неизвестной игры, которая обещала после завершения сладкое «только мы вдвоем». Лотерейный билет с множеством нулей в призовом фонде, но даже его Исин умудрился испортить. Чувствуя заботу и желание Чанёля, мягкие губы на коже и широкие ладони под кофтой, он желал оказаться под теплым боком на старом диване у себя дома, в безопасности и рядом с человеком, которого столько лет он называл другом. Пользоваться же чужой привязанностью слишком эгоистично. Просить о времени, которое ничего не принесет взамен, и пачкаться во лжи гораздо более жестоко, чем попрощаться вот так, без объяснений и насовсем. Пусть Чанёль его ненавидит, пусть злится, ведь он это заслужил. Как неудачник, который потратил на чертову лотерею последние деньги и умудрился потерять билет, Исин теперь хочет узнать каким должен был быть его выигрыш. Что означало «вместе» и «по-другому»? Сойдут ли втоптанные в грязь чувства другого человека за удачную попытку или этого все еще мало? Согласится ли Ифань прятать его от мрачных теней и делить с ним утренний свет? Голод любопытства сильнее привычного яда паники, а от жажды быть принятым сдавливает тисками грудь. Он успешно пропустил момент, когда по стене кукольного домика поползла первая трещина, и еще десяток после нее. Произошло это в вечер, наполненный апельсиновой горечью, или же в момент знакомства с Чанёлем, а может быть в день, который даже не вспомнить, - Исин не знает. Не хотел замечать или не мог, без разницы, ведь теперь от уютной коробки остался только ободранный каркас. Пытается спрятаться по привычке, но с каждым порывом ветра знакомых чувств становится все меньше. Возможно, скоро и его самого унесет, как потрепанный кусок картона. Единственный шанс спастись – найти константу кукольного мирка, его основу, и ухватиться покрепче. Ифань всегда оставался с ним рядом, что бы ни случилось. С самой первой встречи и до сих пор. Исин надеется, что так будет и сейчас, что рядом с ним найдется местечко, в котором удастся восстановить разрушенное убежище. У него наверняка есть ответ на каждое из признаний и немного тепла. Пара смятых купюр остается в руках водителя, а дверца хлопает, выпуская торопливого пассажира. Режущие волны холодного ветра наполнились тонкими иглами дождя. Исин сутулится, пытаясь скрыться от назойливых капель, и ускоряет шаг. Натягивая рукава кофты, он вздрагивает от ледяных прикосновений. Капли не остаются на коже, они проникают нитями через поры и крошатся ледяными осколками в кровь, грозятся в любой миг остановить жаркое сердце одним единственным движением. Пусть так, он согласен на все, что произойдет после: на густой мазут, застилающий окружающий мир паникой, на металлические осколки, разрывающие плоть изнутри. Без разницы. Но только сейчас, только на чуть-чуть, Исину необходимо знать почему, зачем и просто увидеть Ифаня. Несколько спокойных теплых мгновений и ясность хотя бы в чужих глазах, раз уж на свою собственную не хватает сил. Натягивая рукава на дрожащие пальцы, он разрывает стерильную тишину коридора громким стуком в дверь. Короткий диалог с консьержем и механические шаги по направлению к цели растворились в памяти, оставаясь снаружи, вместе с такси и жалящим дождем. Со щелчком замка из груди вырывается вздох облегчения. На пороге такой знакомый Ифань, в непривычной домашней одежде и с легкой растерянностью во взгляде. Но непривычный только для тех, кто остался под серым небом, а для Исина все иначе. Деловой костюм, дорогие аксессуары и холодный тон не более, чем мишура. Под ними неизменное тепло, которое способен разглядеть только тот, для кого оно предназначено. Это похоже на удачу, только по прошествии стольких лет это тоже всего лишь привычка и сейчас хочется узнать, возможно ли обжечься, если разодрать ногтями ядро и погрузить пальцы в пульсирующую суть. - Привет, - голос хриплый, а на губах легкая улыбка. - Я как раз собирался позвонить. Проходи, - Ифань отступает, пропуская внутрь. - Все нормально? Да. Нет. Почти. Никогда не было. Исин не знает что выбрать, ведь он рассчитывает на откровенность сегодня и начинать даже с невинной, пусть и обыденной лжи не стоит. - Погода ужасная. Чаем угостишь? – дрожь легко списать на холод, а учащенное дыхание на спешку. Волнение течет по венам багровой гуашью. Слова рвутся наружу, дерут горло и горчат на языке. Но Исин сдерживается и не спеша стаскивает обувь. - Да, конечно. Ты голоден? Можем что-то заказать, а то из еды у меня только йогурт с кусочками фруктов, но я не уверен, что когда я его покупал, они там были. – Ифань исчезает на кухне, и слышится стук чашек. Так привычно и обыденно, что на мгновенье кажется, что не было ни болезненного прощания с Чанёлем, ни пожирающих изнутри страхов. Все лишь сон и реальность началась только в момент, когда открылась чужая дверь. - Потом. Нам нужно поговорить, - голос растворяется в темно-синих тонах и слишком большом для одного пространстве. - Что? – в руках Ифань держит пакет чая, специально припасенный для Исина. – Проходи давай, чего ты? – Он хмурится, и забыть бы обо всем, провести еще один день вместе, так, как бесконечное множество до него. Но нельзя. - Давай поговорим. О Чанёле, о нас, - решительность тает быстро и, наверное, к лучшему, что отступать больше некуда. – Ладно? - Что случилось? Он тебе что-то сделал? – шуршит пакет под плотно сжатыми пальцами. Явная и ничем не прикрытая угроза в прищуре глаз согревает лучше обещанного чая. - Нет, совсем нет, - Исин наслаждается злостью, которая тоже только для него. Но смутного ощущения теперь мало, он должен услышать причину ее возникновения. Ведь это Ифань их познакомил, он попросил попробовать встречаться именно с этим парнем, а сейчас готов разорвать Чанёля на куски, стоит только произнести хоть слово. Жадность щелкает голодной пастью, высекая искры вопросов и сомнений. Простого дружеского давно было мало, но, когда внутри ворох теней, так сложно дать название каждой. - Ладно, - настороженное и с львиной долей беспокойства, - но если будем говорить о Чанёле, то ты должен кое-что прочесть. В спальне на кровати. Ифань опять исчезает на кухне, а Исину ничего не остается, кроме того, чтобы отправиться на поиски. На прохладной нетронутой ткани тонкая папка, безобидная и смутно знакомая. Открывая первую страницу, он понимает, что точно такая же лежит у него дома. Информация, в которой не было смысла тогда, а сейчас и подавно. Сухая бумага не имеет никакого отношения к происходящему сейчас, к живому и настоящему. - Я не понимаю, - Исин смотрит на изученную до малейших деталей фигуру, на движения сильных рук и пытается заглянуть глубже. Почему-то кажется, что прослушанная тысячи раз песня, имеет совсем другой смысл. Кассета – все тот же тонкий пластик, лента – магнитка с неизменным плейлистом. Две стороны и палец на широкой кнопке, только звучание абсолютно новое. – Это досье на Чанёля. Что именно я должен увидеть? - Первая страница, этого будет достаточно, - щелкает чайник. Ифань не смотрит в глаза и зачем-то опять открывает шкафчик, хотя и пакет, и чашки на столе. - Не понимаю, - Исин пробегает глазами по строчкам и не находит ничего подозрительного, - это стандартная анкета: дата рождения, рост, вес, место работы и учебы. - Место учебы, - отрывисто и коротко. Горячая вода наполняет чашки, а листья раскрываются, пытаясь вспомнить прежнюю форму. - Колледж в Британии, а после… - Перед ним. Ничего не напоминает? – вода переливается через край и вздувается лужей на столе. - Школа, - Исин пробегает глазами по знакомому названию, - я тоже в ней учился. И? Смутная тревога подсказывает правильный ответ, произносит одними губами и улыбается черной дырой. Но это только догадка и наверняка не всерьёз. Ифань вздыхает тяжело и цепляет длинными пальцами полотенце. - До сих пор не понимаешь? Чанёль не просто парень из толпы, вы были знакомы раньше, - ткань накрывает лужу, впитывая случайную оплошность. - Я не знаю всех деталей, но в отчете твоего лечащего врача было указано, что… - Моего врача? – Исину совсем не по душе то, какое направление принимает разговор. Старая история с болезненными отголосками не должна была покидать тень, а тем более вмешиваться в их и так достаточно запутанные отношения. Ей здесь не место, не сейчас и не рядом с Ифанем. Хотя, похоже, уже слишком поздно, вот она, уродливая и такая знакомая размазана влажными разводами по гладкой поверхности этого вечера. - У меня не было выбора. Ты ничего не рассказывал и вел себя… странно. Пришлось узнавать другим способом, - в голосе нет вины, только обреченное спокойствие. Похоже, бессменные преследователи нашли Исина и здесь, в его собственном уютном мирке рядом с единственной константой. Этого будто бы мало, теперь же у бесформенного страха вновь появится название. Пусть раньше это были лишь слова, но если их произнесет правильный человек, история вновь может стать реальностью. И пугает вовсе не возможное повторение, ведь память давно затерла острую боль и сгладила детскую жестокость, оставив только вечного призрака рядом. Ужасает то, что Ифань может коснуться обугленных останков прошлого и запачкаться. На светлой коже появятся черные потеки, а смывать их будет некому. - И как тебе? – голос не слушается, рвет хриплым, но продолжает. – Узнал все, что хотел? - Я не хотел. Просто не смог остановиться, когда услышал, что с тобой сделали, - Ифань с силой стискивает полотенце. Злится тихо и яростно, наверняка понимая, что уже ничего не изменить, - это нечестно, - на выдохе и острым лезвием по давно затянувшемуся шраму. Это хуже всего. Исин впитывал галлонами чужую жалость, выслушивал слова сочувствия и заталкивал внутрь убеждения в том, что все будет хорошо. Но злость и детские слова, которые он сам никогда не решался произнести, находят отклик гораздо более сильный. Едкие замечания и всевозможные обвинения застревают в груди. Ладонь обхватывает горячий бок чашки и намеренно прижимается сильнее к обжигающей гладкости. - То, как с тобой поступили эти больные ублюдки – непростительно. Жаль, что я нашел только одного из них, - хищный оскал показывает насколько, и что действительно жаль, - он все и рассказал. Про любовное письмо, про его содержание и то, что было после. Стыдно, неловко и отчаянно горячо, потому что Ифань знает. Знает и не отворачивается, не выглядит так, будто увидел что-то мерзкое. Хотя и должен, ведь сам Исин и его непозволительное желание гадкие. Его чувства, симпатия и жажда остались на школьном дворе, втоптанные в пыль и размазанные липким по бедрам. - Зачем тебе это? – Исин боится самого очевидного ответа и надеется на него. Важны не события прошлого, а только то, как к ним относятся в настоящем. Неприятная история только часть его самого, давняя и почти забытая. - Я хотел, чтобы ты был счастлив, - губы кривятся в болезненном изгибе. Глаза в глаза и Исин забывает о заданном вопросе. – Я хотел быть с тобой. - А сейчас? - И сейчас, - полотенце падает на пол, а холодные пальцы осторожно тянутся прикоснуться, - всегда, - Исин ощущает нежность на скуле, слышит отчаянье в сбитом дыхании. - И я, - эхом отзывается и трется щекой о протянутую ладонь. Хорошо и правильно, так, как хотелось уже давно. Между ними молчание, которое важнее любых слов, но оставить последний вопрос без ответа Исин не может. Внутри отголосок чужого разочарования и тихое «знаешь, а я ведь…». Причина, по которой пришлось ранить чужую искренность, он должен знать ее. - Чанёль. Почему именно он? – кожа ноет тонкой болью и пальцы на чашке разжимаются. - Правда не помнишь? – Ифань переспрашивает, будто такое имя невозможно забыть. Исин мотает головой и молчит, ждет ответа. Хочется, чтобы это было важно, чтобы не зря создавались отношения, изначально обреченные на скорый конец. Смысл и оправдание для жестокого поступка. - Пак Чанёль был адресатом того письма. Все, что произошло, - его вина. Ты должен был его сразу узнать, а затем поступить с ним как захочешь. Месть или… или что-то еще, - горечь сквозит в каждом слове. От нее сжимается все внутри, - я думал, что тебе от этого станет легче. Легче не становится. Ни от «или», ни от невольной мести. Все это неправильно и до абсурдного глупо. Исин дергается от понимания происходящего, от отголосков прошлого. Рука задевает чашку, та кренится и со стуком опрокидывается на бок. Горячий чай разливается по столу, льется струйками на пол и впитывается в рукав кофты. На джинсах мокрое пятно, а листья беззащитно распластались в лужице. - Вот чёрт, - ругается Ифань и обеспокоенно касается руки. – Не обжегся? Сейчас, подожди, принесу аптечку, - быстрым шагом направляется вглубь квартиры, а Исин даже не думает обращать внимание на покрасневшую кожу. Так неправильно. Чудовищно и непоправимо. Все это не должно было произойти с ним, с Ифанем, и с Чанёлем тоже. Короткий мощный взрыв, осколки которого вынуждены доставать из-под кожи даже те, кого не было рядом. И если вины Исина нет в самом происшествии, то последствия только на его совести. Наспех обуваясь, он тихо прикрывает за собой дверь. Ему здесь не место. Лишь под серым небом и среди острых капель дождя заслуживает находиться лицемерное молчание, которое защищает только одного человека, но не тех, кто рядом. Ифань спрашивал много раз, взглядами, прикосновениями и тягучим шепотом, когда думал, что его не слышат. Наверняка разрывался от бессилия и не выдержал однажды. Хотел быть вместе отчаянно и открыто, но останавливался каждый раз, вспоминая брошенную ненароком фразу. «Я ни с кем не встречаюсь. Отношения не для меня». Исин помнит недоумение на красивом лице и неприкрытую тоску. Он думал, что так будет лучше, держал при себе друга, убеждал их обоих в том, что это нормально, и в какой-то момент сам поверил. Удобный мирок для одного, но не для двоих. Ифань нашел давно похороненную капсулу времени и достал оттуда единственную чистую и ни в чем не повинную деталь, ложно обвинив в преступлении. В кармане вибрирует мобильник. Замерзшие пальцы нащупывают кнопку, нажимая долго, пока телефон не затихает. Разговоры уже не помогут, не склеят разбитые чувства и не вернут время вспять. Исин бы остался, забыв обо всем. Он мог бы, но не хочет. Уже нет. И дело вовсе не в Чанёле, который был виноват лишь в том, что понравился другому мальчишке, и который так и не узнал о предназначавшемся ему любовном письме. Это просто был перевод в школу где-то далеко, просто друзья, забирая его вещи, наткнулись на клочок бумаги. Случайность, совпадение, ставшее катастрофой. Столько лет спустя Исин даже имени не вспомнил, зато послушно соглашался со всем, что скажет ему Ифань. Они были вместе и могли бы продолжать, но хрупкая паутина дружбы начала разрушаться со временем. Ее необходимо было заменить, но альтернатива слишком походила на прошлый неудачный вариант, в котором оба несчастны, только один делает вид, что это не так. С каждым шагом под промозглым дождем в Исине крепнет уверенность в том, что покинуть теплое убежище было правильным решением. Если ничего не изменится, они опять снова и снова будут возвращаться в круговорот болезненной зависимости, сколько бы усилий не прилагали. Тишина собственной квартиры угнетает, и мысли звучат слишком громко. Наверное, это к лучшему. Небрежно скидывая обувь на пороге, Исин целенаправленно выискивает среди вороха вещей необходимые. Кожаная дорожная сумка выуживается из-под кровати, паспорт оказывается почему-то в шкафу, там же находится пара чистого белья и носки. Ноутбук, кошелек и одежда на смену. Собраться удается довольно быстро, больше времени уходит на то, чтобы решиться включить мобильный. Обдумывая слова, которые стоит произнести, Исин ни разу не сомневается в том, что намерен сделать. Экран загорается светлым и одно за другим приходят сообщения о пропущенных звонках. Все от одного и того же номера. Пальцы скользят по гладкой поверхности, выискивая из контактов необходимый. Пара гудков и на том конце слышится знакомый голос. - У меня к тебе просьба. Присмотришь за моей квартирой, я оставлю ключи в почтовом ящике, - в ответ на уйму вопросов Исин только вздыхает, - Лу, все нормально, просто меня не будет какое-то время в городе. Оглядевшись, он подхватывает сумку и покидает комнату. Прикроватная тумбочка из склеенных пластиковых панелей так и остается нетронутой. Если ему понадобится содержимое, то во всем этом не будет никакого смысла. - В холодильнике осталась еда. Выброси или забери, - несмотря на возмущение, рвущееся из динамика, он продолжает давать короткие инструкции. - И почту не оставляй в ящике, ладно? – закинув зарядное и наушники, Исин застегивает замок. Вроде бы все. - Я позвоню, как доберусь, прекрати паниковать. Лучше так переживай о своем соседе, ладно? Ифань? Что ему сказать? – натянув куртку, он замирает в коридоре и в последний раз оглядывается. - Скажи, что мне больше не нужна нянька. Я сам справлюсь, - должен справиться, иначе никак. Только так возможно будет желанное «вместе», а не жалкое подобие. Вечный круг из привычек не панацея и даже не временное убежище, ведь застыв в нем он пропустил момент, когда изменилось все вокруг, и его чувства не исключение. До этого момента Чжан Исина устраивала его жизнь. Размеренная и вполне предсказуемая. Изо дня в день повторяющиеся действия, те же лица и места, но настало время двигаться дальше. И единственный, кто способен что-то изменить, - это он сам.