Евангелие Некромага

      Чонгук направил на Сокджина суровый прищур и вызывающе с гордо приподнятым подбородком сложил руки на груди, не одобряя происходящее. На протяжении десяти минут в комнате некромага воздух пропитывается недовольством и периодическим фырканьем Чонгука. Запертый в теле Соджун возмущается из-за долгой задержки освобождения и посылает проклятия, Чонгук сетует на медлительность Сокджина, который, приложив руку к влажному полу, ловит в холоде потустороннего мира шуструю душу ведьмы. Она отказывается прислуживать некромагу, ускользает от магии и со словами проклятия прячется в мёртвых рядах.       — Бухта старая, — Соджун не сдержал слова, всматриваясь в непроглядную темноту. — Я на волю хочу, а она в «салочки» играет.       Чонгук не выдержал нудного ожидания и предложил позвать на помощь Пифона. Старый змей хвостом поймает непокорную душу и закинет прямиком в руки некромага, однако Сокджин со спокойствием в голосе отказался и попросил всех, кому не терпится, покинуть комнату. Он давно бы схватил Соён, но даёт ей возможность сопротивляться и не чувствовать себя рабыней в жизни мага. Раньше она пользовалась преимуществом в мире живых, видела свою значимость в нём, а теперь ей даже не переродиться, пока Сокджин использует её в своих целях. Вместо новой жизни он вынуждает её занять тело колдуна и принять силу, чтобы Джихо не умер. Соён осознаёт, что стоит ей выполнить приказ, как некромаг вновь отправит её к душам, и на этот раз она среди них выделится магией, а значит, мёртвые военные ряды усилятся.       — Вот же дохлая каракатица, — пропитым голосом продолжил ворчать Соджун. — Выберусь — дам трёпу!       Рука Сокджина провернулась на девяносто градусов, резко сжала кулак и скользнула пальцами по воде, после чего воодушевлённый Чонгук подбежал к кровати и наклонился к мокрой луже, которая первоначально имела очертания сигила. Ведьма не брыкается и замерла в ожидании, а Сокджин, вставая на ноги, вытащил её из мира мёртвых.       — Поговорим для начала, — предложил он, когда душа ведьмы приняла форму лёгкой дымки. — Хочу узнать у тебя про близкую войну.       — Какое тебе дело до неё? — Соён дождалась удобного момента и кошкой вывернулась из хватки. — Она неизбежна, и ты ничем не поможешь Альтаии.        Сокджин не спорит, садится на кровать и вытирает влажную ладонь о хлопковые штаны. О том, что сражение произойдёт, сигналят не только слова ведьмы, но и видения колдуна и Чонгука. Последний всё ещё не знает, что он смесь Асмодея и Астарота, а Сокджин мешкает об этом говорить, потому что любовные дела Чонгука и Тэхёна за ночь улучшились, отчего демоническое настроение благоухает нежностью и меньшим желанием насолить кому-то в жизни. Сокджину Чонгук по секрету сказал, что Тэхён смирился с участью долгое время находиться рядом с демоном и наконец-то смог полностью доверить ему свой сон. Ночью он, зная, что рядом вечно бодрствующий Чонгук, спал очень крепко и не просыпался от внутреннего напряжения с мыслью, что будет предан и вновь заболеет. Пусть Чонгук не в состоянии заняться любовью не с Тэхёном, зато вполне волен уйти к тому, кто предложит выгоду. Это обычное поведение демонов, поэтому первое время Тэхён тревожился, однако, после общения с Намджуном, поменял своё отношение к Чонгуку, который доказывает, что отличается от жителей Ада преданностью. Сокджин не сказал вслух, что Намджун требует от него таких же качеств: верность и преданность. Только в Чонгуке они заложены с рождения из-за ядовитой смеси двух кровей, а Сокджин способен задуматься над изменой, потому что его мысли всё ещё сродни человеческим.       Портить хорошее демоническое настроение Сокджин поленился, припоминая дурное расположение духа Вельзевула. Со стороны вовсе кажется, что Чонгук хуже любого демона Ада, а, может, сильнее, ведь в нём две крови могущественных родителей. Но, вопреки домыслам, гены смешались, а не объединились, и разрушили почти всё, чем обладают Астарот и Асмодей, оставив Чонгуку львиную долю повелителей суккубов и инкубов. Если бы не его влюбчивость, он смог бы заменить Асмодея в работе над присмотром за демонами, однако Сокджин не спешит с выводами, потому что плохо знает Астарота и Асмодея.       — Скажи мне, — громом прогремел Сокджин, и от тона его голоса старые кости в земле притихли, — кто виновен в моей смерти?       Соджун неуверенно напомнил про короля, который велел отдать его в жертву, и Сокджин сразу возразил. Намджун не отдавал приказ, а Астарот использовал печать короля как разрешение на убийство, следовательно, должна быть причина, по которой Ад решил создать некромага.       — Болезнь короля? — предположил Чонгук и приподнял одну бровь, показывая готовность выслушать все варианты.       — Они долго плевали на состояние принца, — Сокджин развёл руками и недовольно сморщился, — а король мог бы ещё потерпеть лет пятьдесят. Тебе не кажется, что демоны выжидали чего-то или кого-то, чтобы потом одновременно направить помощь министру и правителю?       Он опять посмотрел на ведьму и потребовал имя того, из-за кого Ад создал некромага. Противник показал свою мощь, и она велика настолько, что Джихо согласился убить ставленника демонов, а верная долгие годы ведьма предала короля. Кто-то в Сермионе поверил в свои силы и решил, что они ровня демонам, и Ад укрепил армию Альтаии некромагом. Близится великая война, на которой люди будут сражаться бок о бок с мертвецами и демонами, а враг уготовил для Намджуна сюрприз, который способен сдержать оборону и атаковать в ответ. Поскольку в его армии присутствуют демоны, Сокджин допустил, что ангелы с неба спустились, чтобы помочь сермионцу победить Ад. Шанс увидеть битву ангелов и демонов настолько низок, что даже мертвецы не поддержали предположение, а иных вариантов по поводу тактики Сермиона не нашлось. Ведьма точно знает и отказывается говорить.       Сокджин посмотрел на Чонгука и кивнул на Соён, без слов попросив разговорить.       — Чего ты с ней нянчишься?! — рявкнул Чонгук, не выдерживая накал интриги.       Он переживает за Тэхёна, который в видении сгорел в армейской палатке. Неведомая сила, равная демонам, уничтожила армию Альтаии, и Чонгук противится вновь увидеть труп Тэхёна.       Ради Тэхёна он выбрал не самый гуманный метод добычи информации: подошёл к телу колдуна, порвал на нём одежду и, приложив ладонь к животу, где находится часть ножа, принялся зачитывать молитву Асмодея. Выглядит убедительно, Сокджин даже ощутил уплотнение воздуха, какое скапливается вокруг призывающего перед приходом властного демона, и вновь мыслями вернулся в комнату Чонсока. Всё же Чонгуку стоит знать правду, чтобы поменять свою жизнь в лучшую сторону.       — Я не знаю, — устало произнесла Соён и подошла к Сокджину. — Я не знаю его имя и никогда его не видела.       Стараясь не иметь дел с демонами, она попросила заключить сделку: некромаг не прибегает к помощи Ада и Чонгука, а она согласится влезть в тело колдуна. Если на неё пожалуются демонам, то они вправе отказать ей в перерождении, ведь она противится не только воли Чонгука, но и некромага.       — Никаких сделок, — Сокджин открыл ящик тумбочки. — Ты всё равно мне подчинишься, — он вытащил кинжал и посмотрел на ведьму, после чего немного объяснил её положение: — Допустим, я не использую насилие по отношению к тебе, но вместо тебя накажу другие души, а они потом проведут с тобой поучительную беседу. Коллективное воспитание очень полезно для лучшего понимания новой жизни.       Соён повернулась лицом к окну и насупилась, поморщив маленький нос и скривив губы от нежелания прислуживать некромагу. Она бы предпочла уйти в Ад, чем выполнять прихоти лича, или согласилась бы жить в вечном ожидании воскрешения, чем чувствовать себя марионеткой. Бесконечные приказы, трата магии на чужие забавы и регулярное присутствие рядом источника мёртвой энергии кажутся ей худшей судьбой. Лучше родиться помойной крысой или паразитом-однодневкой, чем стать частью армии некромага.       Чонгук перелез через тело колдуна, нарушив спокойствие Со, и толкнул Сокджина в плечо. Яркий задор в его глазах выдал заинтересованность в ведьме. От сына Асмодея не ускользнёт ни человек, ни дух, ни чёрт, когда дело касается сердечных мук. Тяга к секретам ему досталась от Астарота, а лишняя любознательность — личное достижение Чонгука или же возрастной недостаток. В подростковом возрасте Сокджин тоже отличался излишним любопытством, тянулся ко всему новому, старался выделиться из толпы, самовыразиться и усовершенствовать то, что лучше всего получалось делать. При этом окружающие не страдали от его переходного возраста, а от талантов Чонгука порой туго становится даже его отцам, из-за чего пытливый и молодой демонический ум попросту вышвырнули в Альтаию изучать мир людей. От Чонгука не спрятаться, если он в ком-то заинтересован. Свои способности он проверяет на всех, кто попадается под руку, учитывает свои ошибки, исправляет их и опять ловит нужный объект для повторного исследования. Даже лич-некромаг изредка ощущает дискомфорт в теле или чувствует ковыряние в своей душе, понимает, что Чонгук трудится, и приказывает отстать. Доза внимания Чонгука охватывает пирата Соджуна, королевскую семью, алкаша Ма и уже запустила щупальца к Астароту, который к его причудам относится спокойно и игнорирует их, основательно закрываясь от внешнего и внутреннего воздействия, из-за чего Чонгук регулярно страдает.       Огонёк нового достижения всполохнул в чёрных глазах Чонгука и оповестил, что он добрался до души ведьмы и успешно в ней наследил.       — Она ревнует! — встал на четвереньки Чонгук и весело рассмеялся, забавляясь чужим горем неразделённой любви.       Плечи Соён вздрогнули, она вовсе отвернулась к углу и проигнорировала насмешки. От правды ей Сокджин милее не станет, а у демонов всегда есть паршивые повадки, поэтому ведьма с благородством простила Чонгуку звонкий смех. Но, когда в комнате раздался внутриутробный гогот Соджуна, Соён вспылила, резко оглянулась и испепеляла взглядом парализованное тело, обнаружив врага внутри него. Чонгук продолжил изучать её чувства, нагло врываясь в её личное пространство, Со обозвал её старой креветкой, Сокджин остался равнодушным, а защищаться Соён нечем. Её со всех сторон зажали насмешками, морально надавили, а она сжимает кулаки и терпит, утешая себя мыслью, что на великой войне все обидчики издохнут.       Сокджин лишний раз убедился, что некромагов ненавидят все, включая ведьм и колдунов. Казалось бы, работают все трое с магией, связаны с демонами, а всё равно некромаги остаются непринятыми во всех слоях общества. Люди побаиваются ведьм и колдунов, но, появись на горизонте некромаг, сплотятся с ними, чтобы убить его. Наверняка Соён сожалеет, что поспешила отравить короля. Верни время обратно, она бы сцепилась в борьбе с Сокджином, чтобы отвадить его от Намджуна. Бессмертный король покорил тёмное сердце ведьмы, а она его — нет. Соён ради его спасения пошла на убийство и по иронии судьбы сама оказалась убита любовником короля. И ей ничего не поделать со своей любовью. Время идёт, а Намджун не меняется ни внешне, ни внутренне, поэтому Соён не может разлюбить и страдает от своего отражения в зеркале. Если бы года влияли на характер Намджуна, быть может, он стал бы ворчливой скотиной, и Соён бы его разлюбила, но в него возможно влюбляться каждый день, и он стабильнее восхода и заката солнца.       — Скорее всего, — неспешно затянул Сокджин, — ты в ужасе от выбора короля.       Соён резко повернулась к нему и впилась ненавистным взглядом, и её губы дрогнули. Эмоции внутри неё скопились, смешались и одновременно провоцируют гнев и плач. Слова спутались вместе с чувствами, разбились о стену сожаления, и Соён не смогла высказать в первую очередь обиду. Ей невероятно обидно, что Намджун выбрал первого встречного некромага, а не преданную долгими годами ведьму. И пусть Соён постарела, в молодости её красоту оценивали мужчины всех возрастов. Если бы король хотя бы допустил мысль о жене-ведьме, возможно, Люцифер подарил бы ей вечность и молодость. Да только в Альтаии никогда не прозвучит новость о свадьбе короля или рождении наследника.       — Демоны сами решают, кому управлять страной, — Соён присела на пол, вдоволь измучив себя надеждами пустой любви, — и, как ты мог заметить, в тронном зале стоит один трон. Второго не существует. Я не удивляюсь, что ты мужчина, и поверить не могу, что ты некромаг.       То ли она не ожидала встретить некромага воочию, то ли пришла в ужас от выбора короля. Сокджин склоняется ко второму варианту. Все люди шокированы королевскими предпочтениями в постели и считают, что странный союз двух абсолютно непохожих мужчин обречён на недолговечный срок: Намджун наиграется с Сокджином, попробует секс с некромагом и отправит его в Ад. Объяснять свою тягу к Сокджину Намджун не считает нужным и обещает всех любопытных отправить на эшафот. Тэхёна люди побаиваются, поэтому вопросы по поводу интимной жизни правителя не задают. А Чонгук, вместо ответа, громко обзывает всех дегенератами и устраивает митинг в поддержку межрасовых браков. Лично к Сокджину никто не подходит, личные вопросы не задаёт, и только самые нетерпеливые к новостям слуги просят Хана зайти в замок и выведать обстановку в комнате на первом этаже, потому что прошёл слух — некромаг ожил. Окружённый со всех сторон уговорами Хан решил, что доведут его женщины до нервного срыва, и ушёл просить работу к Чонсоку. Тот с радостью и пониманием направил его ухаживать за доспехами Его Высочества, а от такой работы не отвлекает даже король.       Для Соён Сокджин сделал исключение. Присев вплотную к телу колдуна, он положил на его живот кинжал и посмотрел на ведьму, отмечая, что она очень расстроена не столько от того, что Намджун нашёл себе любовника, сколько от своей судьбы. Выбрав путь ведьмы короля, она ограничила себя в магии, а, полюбив Намджуна, лишилась шанса обрести семейное счастье. Даже смерть над ней посмеялась, отправив в руки некромага.       — Поживи в замке, — посоветовал Сокджин, — и ты поймёшь, что твои злость и обиды напрасны. Я сочувствую себе и королю, потому что между нами не любовь, а выгода. Мы подписали договор из-за страха потерять необходимые энергию, ощущения и душевный покой. Мне нужна библиотека короля, а ему — некромаг. Вот и вся «любовь».       — Тут все такие, — расщедрился на мягкий тон Чонгук, поддерживая Сокджина. — Я нужен Тэхёну не для любви, а лечения. Лысый Со ради выгоды крутится возле Джина, — он немного помолчал и вовсе воскликнул: — И все эти гости здесь ютятся ради титула королевы или короля! Очнись, бабуля! К кому ты ревнуешь? К лицемерам? Деньгам? Или больным умам?       Соджун фыркнул, что-то промямлил в свою защиту, затем вставил слово, используя личный опыт:       — До седины дожила, а как была дурой, так и осталась. Уступлю тебе, как женщине, тёплое и насиженное место, чтобы ты смогла немного побыть рядом с королём. Не упусти второй шанс и хоть прощения попроси!       Чонгук похвалил Со за благородство и предостерёг Сокджина от опасности: Соён в теле способна попытаться убить Намджуна или оповестить своих сермионских друзей про наличие в замке некромага. В ответ ведьма рассмеялась, не понимая, что Чонгук вынуждает её говорить правду, а не ставит под сомнение её честность. Попавшись на уловку, она сказала, что никаких друзей у неё, оказывается, нет. Эти «друзья» избавились от неё, как и от Джихо, потому что сильные колдун и ведьма помешали бы обживать чужакам Альтаию. Соён поверила, что королю лучше умереть, чем видеть падение его государства или попасться в плен врага, который над ним поиздевается. Король бессмертный, поэтому страдал бы от ежедневных пыток целую вечность.       — Враг настолько сильный? — поразился Чонгук и задумался, гадая, кто же проживает в Сермионе.       Соён кивнула и подлетела к Сокджину, принимая предложение Соджуна. Она попросила дать ей неделю побыть рядом с Тэхёном, если он разрешит, и поговорить с ним по поводу грядущей войны. Также она согласилась с пиратом — ей необходимо объясниться перед королём.       — У тебя хорошее проклятие, — заметил Сокджин и искоса посмотрел на Соён, наблюдая за её реакцией. — Прожорливое и отпугивающее ведьм и колдунов. Уфир оценил твою работу, а во мне проклятие жрёт остатки живого тепла.       — Короля об этом оповестили? — от недовольства сложила руки на груди Соён, и Сокджин кивнул. — Зря дрянь подбираешь в своё тело. Ты для Уфира всего лишь подопытная мышь, а не способный маг. Ему интересно посмотреть, что произойдёт с некромагом, если в него вложить сильное проклятие. Пойми, Уфира не просто так лишили возможности находиться среди людей, а ты ему предоставил целую площадку для опытов. Уверена, Джухёк знал, чем для тебя обернётся ритуал, и молчал ради матери.       Сокджин и Чонгук не удивились подлости Уфира. От него иного не ожидалось. Полукровка Чонгук — демон настроения, и у него едва ли ломка не начинается, если кому-то не напакостит, а древний, как небеса, Уфир подавно не упустит возможность сделать из Альтаии лабораторию для опытов. Сокджин не сожалеет о своём поступке, потому что проклятие ему не мешает жить, а ведьме сказал, что считает её поступок бессмысленным, ведь одним ритуалом она испортила мнение короля о себе.       — Если бы ты не припёрся в замок, никто бы не узнал, что в Юджон проклятие, — возмутилась Соён, испытывая к Сокджину зависть. — Оплата за мою работу была щедрой, и я не раскаиваюсь. В конце концов, клиент всего лишь купил то, в чём нуждался, а у меня это оказалось. Ему в жизни не хватало душевного спокойствия от чувства мести, а я выступала между ними связующим звеном.       — И кто эта беспокойная душа? — ставил руки в боки Чонгук, собирая жизнь Юджон как пазлы.       Сокджин начинает обращаться к Аббадону, Со волнуется перед процессом освобождения, а Соён, глядя на Чонгука, пожимает плечами и небрежно отвечает:       — Чо.       Чонгук громко рассмеялся. Про Чо вовсе все забыли, а ведь восемь лет назад она была молодой девушкой, соображала, к кому надо бежать, чтобы удержать брак родителей, и наверняка продала всё, что имела, чтобы оплатить услугу ведьмы. Возможно, она в качестве оплаты отдала ценную вещь, поэтому Соён сделала для неё исключение в работе.       Слова ведьмы тяжёлым оттиском отпечатались на сердце Сокджина, и он нахмурился, нашёптывая заклинание к Аббадону и ощущая отклик на просьбу заменить души. Демон уделил внимание, от его силы накалился кинжал, а Сокджин будто заново родился, по сто раз прокручивая в мыслях короткую речь Соён.       Она права как никогда, заставила Сокджина почувствовать холод в груди от осознания, как жить дальше и не думать, когда вмешиваешься в чужую жизнь. С момента знакомства с Чонгуком, Сокджину наглядно показали, как надо поступать, чтобы не ломать мозг пустыми домыслами и не выслушивать от Демона Власти нравоучения.       Чонгук — идеальный пример грязных рук и чистой совести. Он никогда не возьмётся за работу, если её может выполнить кто-то другой, думает только о себе и своём комфорте, плюёт на чужое мнение, даже если оно высказано самим Люцифером, и на любую просьбу об одолжении всегда задаёт один вопрос: что я за это получу? Сокджин привык помогать за «спасибо», поэтому не обращает на поведение Чонгука внимания, да и относится к нему сугубо как к демону, поэтому все его повадки не примеряет на себя. А оказывается, что между ними много общего. Соён подтолкнула Сокджина тщательно подумать над дальнейшим поведением.       Почему бы не брать за свои услуги оплату? Человек приходит к магу как покупатель. Он купит что-то для себя, в свою жизнь или станет вершителем чьей-то судьбы. Сокджин — острый топор палача, а палач — любой желающий им воспользоваться. Король внёс свою плату и получил некромага, а тот взамен — душу ведьмы. Сделка выгодная, поэтому Сокджин решил впредь бесплатно никому не помогать.       Аббадон дал ему возможность заменить души. Сокджин ощутил, как ведьма вошла в его тело, натянутой струной напрягла каждую мышцу и плавно толкает душу Со, освобождая место в колдуне. Соджун весенней птичкой прощебетал про долгожданную свободу и возмущался несправедливым отношением к себе. Его в лихие времена жизни никому не удавалось брать в плен, в сражениях он проявлял проворность и храбрость, умело владел тесаком и гнал неприятеля в дальние воды Сермиона или в глубины Великого океана, а тут какая-то старая карга заперла его в теле, да ещё скрутила в неудобную позу. Доза возмущений досталась и Сокджину: Со посетовал на его медлительность, из-за которой пришлось долгое время просидеть в темноте.       Сокджин удерживал кинжал, плавно погружая его в тело, и заметил, как первое лезвие, наоборот, показалось под кожей тёмной полосой. С каждым словом некромага Со громче ликовал свободе, Чонгук от нетерпения притопывал, бормоча, что совсем скоро Тэхён сможет основательно подготовить армию к войне, а Сокджин из последних сил среди натиска болтовни концентрировался на ритуале. Собьётся — оба кинжала вылетят из тела, но колдун привязан к Уфиру, поэтому не вернётся на место, а значит, умрёт. Сокджин с радостью заберёт себе мёртвое тело, однако искать того, кто согласится отдать своё для Со, займёт очень много времени.       Толчок в груди покачнул невидимое пламя, дарующее жизнь некромагу, и лёгкая тревога оповестила про опасность. Аббадон по-прежнему не противится оказать помощь, раскалённый металл вошёл в тело на треть, а чувство неуюта осталось. Ещё один тупой толчок едва не сбил Сокджина с заклинания, и пришлось быстрее его проговаривать. Тревога породила желание бросить всё и мчаться неведомо куда спасать себя. Сокджин ощутил необъятное пламя в своей крови, обжигающее сердце при каждом его ударе, и в такт ему зароптали мёртвые.       Кто-то потревожил покой филактерии. Чьи-то поганые руки посягнули на мирное проживание некромага среди людей, и он нахмурился, не отпуская кинжал и заканчивая читать заклинание. В ближайшие минуты ему не отойти от тела колдуна, а глухие удары сбивают с концентрации, паника от желания сохранить спокойствие вынуждает нервничать, создавая неудобства и основательно потрепав настроение. Поскольку корона Его Величества под надёжной охраной проклятий, неприятная мысль навязалась сама собой: буянит сам король. В край заколебал его Вельзевул, поэтому в ход пошли подручные средства, а ближе, чем снять с головы корону, ничего нет. Разве что стащить ботинок и бросить его в демона, но золотой символ власти выглядит убедительнее замшевого башмака.       — Чонгук, — голос Сокджина потяжелел, — хочешь я тебе прикол расскажу про тебя?       Чонгук удивился, не представляя, что творится в голове Сокджина, из-за чего он посреди ритуала решил поднять постороннюю тему.       — Прямо сейчас? — заинтересовался Чонгук и подошёл ближе, замечая высунутого до плеч Со.       — Не сейчас, — пробормотал Сокджин, крепко удерживая кинжал. — Я тебе такое расскажу — заново с собой познакомишься. Но сначала ты должен сбегать в тронный зал и любыми методами отобрать из рук короля корону.       Раздалось недовольное сопение — не достойно демону прислуживать на побегушках у полудохлого человека. Сокджин, нутром почувствовав заминку Чонгука, сказал ему, что за последние недели отпрыск Асмодея долго пропадал в своих видениях, за время которых происходили очень странные разговоры.       Послав Сокджина к чёрту, Чонгук выбежал из комнаты, мельком уловил в конце коридора тёмную фигуру человека, укутанного с головы до ног в чёрную ткань, и галопом помчался в сторону зала. Сложно верить некромагам, и в то же время Сокджин разрушил все стереотипы о них, поэтому Чонгук побежал спасать корону. Быть может, ноги несут его не из-за желания узнать что-то новое о себе, а потому, что ему страшно. Он молодой демон, которому надо прожить ещё две с половиной тысячи лет, чтобы жители Ада хотя бы одним ухом начали прислушиваться к его мнению и назвали гордым словом «мужчина». А пока он не ребёнок, но ещё и не взрослый, и успел заметить много странностей в своём воспитании и отношению к себе. Он всего лишь полукровка, а за ним ведут пристальное наблюдение и почему-то воспитывают как демона. Слабейший среди демонов и в то же время не убит Люцифером. У Чонгука хорошо развита жилка инкуба, но Демоны Власти не разрешают ему работать «по призыву». Чонгук просит дать ему работу с людьми, а Асмодей отказывает даже в личной печати. Ему запрещают всё, что есть у полноценного демона, и одновременно балуют от всей демонической души. Чонгук не понимает двойных стандартов и помнит, что запреты начались с того момента, как он ущипнул гладкую шкуру Левиафана. Змей-ябеда так спешил пожаловаться Люциферу, что набрал скорость гепарда и пулей проскочил в узкий проход коридора, при этом не отпуская из колец хвоста маленького Чонгука. Обида грызла душу, но лишь до момента, когда Асмодей забрал мальчишку в свою комнату, чтобы поиграть вдали от посторонних глаз. На тот момент Чонгуку исполнилось около пятидесяти лет, ещё через полвека он присмотрелся к окружающим демонам и начал понимать, что не такой, как они. Со временем появились подозрения, что он является не внуком Асмодея, а сыном, и в нём нет человеческой крови, только Чонгук до сих пор не может понять, как это возможно.       Теперь он боится услышать подтверждение своим догадкам. Страшно стало до спазмов в горле, потому что Чонгук очень хочет, чтобы его подозрения оказались правдой. Он уверен, что байку про «дедушку Асмодея» придумали лишь потому, что Чонгук очень на него похож. Если бы его внешность сравнивали с каким-то «папой-человеком», демоны вовсе бы ему рассказывали, что он ничейный или подкидыш в Ад.       Охрана возле дверей зала для вида выполнения работы пригрозила мечами, что-то прикрикнула бегущему на них чокнутому Чонгуку и отскочила в угол, уступая дорогу. С них хватило криков из тронного зала, от которых кровь в венах леденеет и мурашки бегают по коже из-за ложного ощущения удара в спину. Король скандалит с Демоном Власти, чей глубокий и высокомерный тон голоса смычком играет на человеческих нервах. Высокий и величественный Вельзевул гордо вышагивает по залу, изредка придерживая полы тёмного плаща, чтобы переступить через разбитые чашки и треснувший канделябр, пару раз прикрикнул на Намджуна, а тот в ответ снизу заорал не своим голосом. Всё же нервишки у Вельзевула пошатнулись, и он, сложив руки на груди, чтобы избежать адского шлепка на королевском лице, склонился к Намджуну и сдержано, но всё же громче привычного, сказал, что король в Альтаии в этом году не сменится.       В этот момент Намджун подобрал с пола корону, крикнул, что устал от контроля Ада, и замахнулся. Чонгук вломился в секунду, когда золотые листья кедра падали на пол. Движимый желанием узнать о себе новую информацию, Чонгук рыбкой прыгнул вдоль зала и ловко поймал корону, успевая мягко приземлиться на колени, и от натяжения потрёпанная временем льняная ткань штанов лопнула. Осмотрев замерших Вельзевула и короля, Чонгук сделал вывод:       — Два дурака: стар и мал. Один — провокатор, а другой идёт у него на поводу.       Демоны найдут лазейку к душе человека, встряхнут её и будут наслаждаться зрелищем. Намджун оказался крепышом — не кидается на демона с кулаками больше двух часов. Если бы в скандал не встрял Чонгук, не исключено, что Вельзевул получил бы удар туда, куда дотянулась бы рука Намджуна.       — Дядя Вельзи, прекращай, — вставал на ноги Чонгук, пряча корону под серой рубахой. — Ей-богу, курам на смех твой скандал. У нас в комнате важный ритуал, а ты вынуждаешь Величество бить о пол филактерию Джина, — он направился к выходу, затем оглянулся и перед тем, как уйти, добавил: — Корону я на всякий случай унесу с собой.       Намджун открыл рот, чтобы приказать страже схватить наглого воришку, но слова застряли в горле и мысли перемешались. Интуитивно он понимает, что услышал что-то важное, имеющее большее значение, чем корона, а сразу сообразить не смог. Кажется, ритуалы некромага в замке стали обычным делом, и всё же образ Сокджина насланным видением встал перед глазами.       — Я всё сказал, — Вельзевул от него отвернулся и с хитрой улыбкой на губах пробормотал: — До скорой встречи!       Исчезнув, он оставил Намджуна одного среди беспорядка комнаты и с колючим терновником непонимания в душе. Дело даже не в том, что Чонгук унёс корону. Нет, демоны в богатстве не заинтересованы, а человеческий трон для них — слишком неудобный стул. Душа короля трепыхается от более важного слова, и оно никак не связано с тем, что Чонгук упрекнул в лёгкой податливости демоническим манипуляциям. Хотя что-то больно кольнуло в сердце от воспоминаний скандала. Вельзевул не приходил к Сокджину, как говорил первоначально, а донимал Намджуна. Обещая забрать некромага в Ад, потому что пришло время или вышел срок его пребывания среди живых, он в корень достал Намджуна, который в сотый раз отрёкся от трона. Вельзевулу его угрозы и обещания — пустой звук. Побесится, поругается, слюнями побрызжет, да на трон присядет. Намджун требовал короновать наследника, а демон демонстративно подкатывал глаза и цокал языком, чем вынудил швырять корону. Да и блуждания по комнате Вельзевула раздражали, будто красная тряпка перед глазами быка. И так два часа. У Намджуна сердце работало на пределе, дыхание потяжелело, в эмоциях едва не захлебнулся, и Вельзевул начинал не терпеть, а сдерживаться, проверять на выдержку свою выносливость и метать молнии из глаз, слыша лязг золота и скрип драгоценных камней о напольную мозаику. Очевидно, что корона Альтаии ему ценна, но он пожертвовал ею ради своей цели. Если бы Чонгук вовремя не примчался, наверняка Намджун всё же получил бы тяжёлого отцовского леща от демона.       При мысли о Чонгуке Намджун непроизвольно запустил пальцы в волосы и сжал. Следует успокоиться, выровнять дыхание и вернуть корону. Постепенно он вспомнил слова Чонгука, его прижимания короны к груди, и наконец-то Намджун остановился на слове «филактерия». Наверное, послышалось, ведь Сокджин не рассказывал королю про филактерию и не намекал, что он лич. Даже после восстановления его тела он не говорил, что его душа вложена в предмет. Чонгук тоже обзывается по одному сценарию: «Некромаг!» Никогда не дразнил Сокджина сущностью лича. Некромаги же умирают, душа покидает мёртвое тело, ждёт, когда оно восстановится, и возвращается, а у личей — нет. Некромага можно убить, если изгнать его душу в Ад, но в убийстве лича успех крайне сомнительный. Намджун настолько запутался в происходящем, включая свои мысли и чувства, что не только не поймёт, как Сокджин может быть личем, но и начинает забывать, что тот делает в замке.       Закрыв глаза, он глубоко вдохнул, посчитал до десяти и медленно выдохнул. Начинать размышлять следует от Чонгука. Если он прибежал спасать корону и ради неё рухнул на колени перед ничтожным человеком и нелюбимым демоном, значит, она действительно ценнее, чем весь мир об этом думает. Да и неделями ранее Сокджин точно трогал корону, Со и Чонгук об этом говорили, однако не признались для чего. Намджун наивно полагал, что некромаг нашептал на неё заклинания, а в действительности — без разрешения сделал филактерию.       Голова вовсе пошла кругом. Мнение о Сокджине поменялось, и Намджун не нашёл подходящих слов, чтобы высказать свои чувства. Мозг парализовало дурными мыслями, в ушах будто кукушка без устали и до хрипоты выкрикивает слово «лич», а перед глазами на секунду потемнело. Ни одно слово не подошло под описание состояния Намджуна. Ему в глотку словно кипяток залили: ни вздохнуть, ни закричать, ни рот закрыть. Смесь тяжёлой обиды и осколки разбитого доверия сковали душу, и Намджун выбежал из зала. Он обязан посмотреть в глаза Сокджина и сказать своё твёрдое королевское слово. Больше хочется приказать отрубить ему голову на главной площади, да только лича этим не убить. Сказал бы кто, как его убить, состоялась бы казнь, при которой Намджун не присутствовал. Скулы свёл позор перед своими чувствами: хочется поступить как всегда, но не получается даже в мыслях. Представить бы казнь, убивать бы Сокджина в фантазии по сто, а то и тысячу раз, наслаждаться моментом и постепенно успокаиваться от кровавого зрелища, вот только страшно становится, когда воображение начинает вырисовывать эшафот, предназначенный для Сокджина.       Намджун не может его убить то ли из-за заключённого договора, то ли не в характере ставить Сокджина в один ряд с людьми.       При виде багрового от злости короля, Со взвизгнул, хаотично взмахнул руками, влетел в спальню и крикнул:       — Полундра!       Ведьма в теле колдуна стыдливо прикрыла грудь порванной одеждой и выскочила в коридор. Увидев короля, она только поклонилась и направилась в комнату Чонгука переодеваться, не издав ни слова, чтобы не выдать себя голосом. Следом выбежал Чонгук и юркнул в открытое окно, спасаясь бегством и не желая испытывать на себе подавляющий королевский взгляд. С Сокджином остался Со, и то из-за того, что Намджун его не видит.       Возле кровати Сокджин встал спиной к стене, чтобы избежать удара о неё. Намджун всё равно схватит за грудки и хорошо, если не швырнёт на пол. Сокджин не может объяснить, почему не рассказал, что является личем. Он не придаёт этому значение, сам забыл, кто он есть, не знал, что это очень важно, и не представляет, в чём глобальная разница между некромагом и личем. Вспомнился Чонгук: хуже некромага, только лич-некромаг. Всё же иногда полезно прислушиваться к юному созданию Ада, по крайней мере, можно избежать многих неприятных сюрпризов в жизни.       Намджун забежал в спальню и без объяснений причины затеял разборки. Задрав рукав чёрного пиджака, он схватил Сокджина за ворот рубашки и прижал к стене. Как всегда, комнату моментально охватил запах пачули, пробуждая в Сокджине неловкие воспоминания, а грубый голос короля быстро привёл в чувства:       — Почему ты мне не сказал?       Ответа нет. Что Сокджину сказать? Что очень жаль? Или, как маленький ребёнок, твердить про забывчивость? Нет, стоять и мямлить он не будет, тем более, Намджун смотрит на него со строгостью во взгляде, которая ему самому не идёт на пользу.       Намджун смотрит в карие глаза и гадает, как на кофейной гуще, ища ответ на свой вопрос. Во взгляде Сокджина нет ни сожаления, ни мук совести, а извинений в нём подавно не найти. Он всматривается в лицо Намджуна с непониманием ситуации, не знает причину злости и не в состоянии догадаться, поэтому не осознаёт своё положение и как ему необходимо себя вести. Может, самое время просить пощады? Однако некромага не убить, поэтому смертью угрожать бессмысленно. Или попросить прощения за использование короны? Но ругают не за неё, а за сокрытие своей сущности.       — Джин, — подлетел поближе Соджун и прошептал: — ты неправильно понимаешь Намджуна. Дай ему время самому разобраться в ситуации. Поверь, одна его голова полезнее, чем ещё твоя в помощниках.       Сокджин ему поверил, посмотрел в пол, тихо извинился и признал свою ошибку. На вопрос он так и не ответил, а вновь посмотреть в глаза смелости не хватило. Намджун всё равно вынудит отвести взгляд в сторону — королевский талант. Он раздавит Сокджина своим титулом, при этом не сказав ни слова, а тот будет трепетать перед ним и по-прежнему тянуться к нему, не в состоянии сопротивляться своим слабостям.       Стук в комнату стал неожиданностью, и мужчины синхронно оглянулись на дверь. Соджун метнулся в коридор и сообщил, что пришла больная госпожа Сон. Она с матерью вскоре должна уехать, и Сокджин подозревает, что девушка пришла к некромагу, как к последней надежде на выздоровление. Присутствие в спальне Намджуна её не удивит, а его одичавшему настроению явно насторожится, поэтому Сокджин спросил, можно ли ему открыть дверь или разрешить гостю войти.       Намджун отпустил его, прекращая безмолвное общение, и пристально всмотрелся в лицо, затем быстрым шагом направился к выходу. Сон дёрнула плечами при виде короля, поклонилась, придерживая тонкими пальцами густую чёрную вуаль, и поздоровалась. Она увидела, что Намджун ворвался в спальню, распугал колдуна и демона, а в комнате накричал на Сокджина. Когда наступила тишина, Сон её нарушила, решив, что, если некромаг окажется в плохом настроении, точно откажется помогать. Сама того не ведая, она спасла отношения Сокджина и Намджуна, отогнав их друг от друга в минуту гнева и непонимания, когда лучше не принимать важных решений, о которых оба сильно пожалеют, но от гордости не сделают шаг навстречу друг другу.       Вошла девушка без разрешения, укуталась в чёрный шёлк длинной накидки и закрыла за собой дверь. Сокджин сполз по стене и сел на пол, не стесняясь Сон и не скрывая, что ему плохо. Взгляд остановился на короне, небрежно брошенной на кровать, а руки непривычно затряслись от напряжения в груди. Сокджин потерялся в своём положении и не сразу совладал с эмоциями, чтобы переключиться на общение с девушкой. Когда кажется, что логика демонов понятна и открыты все карты их игры, появляется новый пункт, который перемешивает прошлое и настоящее, ставит «пешки» в тупик и оставляет их в недоумении. Сокджин чувствует себя рабом демонов, он будто сделал неверный шаг в доме господина, за что моментально получил наказание в виде угрозы лишиться единственного ценного в жизни — живого тепла человеческого тела.       — Я вижу, что пришла не вовремя, — Сон прошлась по комнате и остановилась напротив Сокджина, — но вынуждена навязаться на разговор.       — Хочешь вернуть себе красоту? — неуклюже от слабости в мышцах вставал Сокджин, всё ещё ощущая сильное давление рук Намджуна на своей шее.       Сон его поправила: не красоту, а лицо. Весь смысл её жизни кроется в красивом лице. Потеряв возможность соблазнять мужчин, она полностью дезориентирована в жизни. Это не её вина — матери, которая сама не умеет жить иначе и дочь приучила к лёгкому заработку. Как знать, возможно, божий бумеранг всё же существует, и он прилетел в семью Сон спустя десятилетия и наказывает род за предательство деда-пирата. Отказав в помощи тем, кто долгие годы спасал его жизнь, он запустил во Вселенную карму, которая обрушилась на род Сон в виде Чонгука. Демон, в чьих венах течёт коктейль из двух кровей, не знает предел своих возможностей, в прямом и переносном смыслах подпортил лицо потомку предателя. Поразмыслив над своими пустыми думами, Сокджин невольно предположил, что тоже несёт карму за предательство Богу в стране демонов.       — Дам тебе заклинание Бельфегора, — он сел на кровать. — Призовёшь его, отдашь свою душу за красоту.       — Это невозможно! — моментально выпалила девушка, со стороны похожая на говорящий рулон шёлковой ткани.       Ни одна болезнь не искоренит из её тона гордыню. Она всё ещё госпожа Сон и не важно, что имя её отца не знает даже родная мать. Сокджину не интересна история её жизни, ему достаточно слышать, что у девушки нет возможности торговать своей душой. Но Сон понесло объяснять каждую мелочь. Её стремление вернуть себе красивое лицо натолкнуло её на откровения и, пока Сокджин думал, как помочь, она призналась, что родилась больным ребёнком. Мать долгое время не могла забеременеть, что стало целой трагедией для её рода, ведь её братья и сёстры умерли, а кому-то надо рожать ради денег. Тогда женщина продала душу демону, потребовав взамен ребёнка. Вот только она допустила грубую ошибку: не уточнила, какая дочь нужна. Демоны — существа хитрые, коварные и лицемерные. Они воспользовались глупостью человека, подарили ему больного ребёнка и притаились, ожидая ещё одну продажу души. Так и произошло. Девочка с рождения не могла ходить, её возили на коляске и носили на руках, а Сон-старшая просила дочь немного потерпеть. Видеть резвых ровесников для детского сердца стало невыносимой мукой, поэтому девочка самостоятельно призвала демона и продала ему душу ради возможности ходить. По словам Сон, её мать долго плакала, когда узнала об этом, но дочь не ругала, потому что поздно вразумлять, когда продажа состоялась. Лишь позже девушка поняла, что надо просить крепкое здоровье, а не ограничиваться одними ногами. Проблемы с сердцем с каждым годом усугублялись, врачи запретили рожать, но дети — единственный заработок рода Сон.       Сокджин сдержал смех и посмотрел на чёрную вуаль с насмешкой в глазах. Видела бы мать свою дочь — оттаскала бы за волосы. Госпожа Сон охраняет её от жизненных ошибок, а та не понимает этого, действует самостоятельно, и ни одна из них не пытает откровенно говорить с другой. Сокджин догадался, что госпожа Сон увозит дочку домой, чтобы вдали от чужих глаз найти слугу, который продаст свою душу демону ради исцеления лица. А девушка этого не понимает, ей подавай желаемое здесь и сейчас, и плевать на цену. Сокджину всё равно на семейные дела Сон, ему самому интересно, получится ли у него избавиться от сыпи.       — Твоя болезнь наслана демоном, а я всего лишь некромаг, — мягко заговорил Сокджин. — Я могу попробовать тебя вылечить, но не обещаю блестящий результат.       — Я всё понимаю, — выпрямила осанку девушка, волнуясь от скорого итога лечения некромага. — Я готова попробовать.       Сокджин удивился её решительности и поинтересовался:       — А что я получу взамен?       Заминка заинтриговала не только его, но и вынудила Соджуна подлететь к кровати и присесть, ожидая услышать крупную сумму денег. Он ею сразу распорядился, мечтая вернуться в тело Джихо, уехать к океану, сесть на корабль и отправиться в долгое путешествие, вдыхая аромат солёной воды и наслаждаясь прохладой ветров. Его мечты разрушились, когда Сон робко и немного детским тоном проговорила, что некромаг в деньгах не нуждается, потому что их ему может дать Намджун. Сокджин мысленно с ней не согласился, ведь Намджун обязательно узнает, куда ушли деньги и, если посчитает траты напрасными, более не выдаст ни монеты. А если Сокджину сильно чего-то захочется? Вдруг, ему прям зачешется пустить деньги на ветер? Хоть дюжину монет необходимо припрятать для момента, когда душа потребует ощутить себя транжирой. И всё же он молчал, ожидая более заманчивого предложения. Неплохо получить ценную реликвию по типу камня Подчинения. Вот тогда бы Чонгук больше боялся некромага и веселее ойкал, когда молнии бьют его в ухо.       — Вот, — девушка лёгким движением кистей скинула с себя накидку и пожала плечами, робея от наготы. — Взамен — моё тело.       Со присвистнул, не спуская взгляд с юного и чудесного тела в лучах яркого солнца. Старая душа пирата призналась, что равнодушна к сексу, однако, если природа позовёт, он выберет зрелую женщину с огоньком и опытом в постели. Но молодость Сон привлекает его неаккуратными линиями полностью несформированного тела. Объёмную грудь девушка придержала худыми руками, а ноги немного скрестила, стыдясь показывать себя такой, какая есть: без корсета, который утягивает талию и поднимает грудь, и без украшений, придающих богатый вид.       Со посмотрел на Сокджина с соболезнованиями во взгляде и с сочувствием похлопал его по плечу:       — А ты, друг, гей.       Сокджин нисколько этому факту не расстроился. Он не чувствует к девушке сексуального влечения и не относится к ней, как к другу, и всё же не остался равнодушным, потому что интересно наблюдать за глупостью людей. Он поверить не может, что когда-то повёл себя так же глупо, как Сон. Как же легко теряет человек бдительность, когда поддаётся сильным эмоциям, лишается контроля над собой и с жадностью стремится получить желаемое. Сокджин смотрит на девушку как на собственность, оценивая стоимость молодых тел на рынке мертвецов. Красота Сон быстротечна, пользы от неё не получить, но не некромагу торговаться, когда предлагают тело почти за бесценок. Главное — взять, а применение потом найдётся.       — Хорошо, — Сокджин кивнул. — Я не буду подписывать с тобой письменный договор, чтобы не оставлять нежелательных улик, но вот устно мы закрепим условия при свидетеле. Ты не против?       Сон подняла чёрную ткань, снова укуталась и кивнула. Договариваясь с некромагом, лучше подстраховаться свидетелем, тем более, Сокджин не даёт стопроцентной гарантии своего успеха, а платить за попытку глупо.       Соджун позвал Уфира, тот стремглав и таща за собой встревоженного Джихо прилетел в спальню. Пока Сокджин подготавливал Сон ко встрече с демоном, Уфир кричал, что полумёртвый кусок мяса — его лучший ученик за долгое время. Размахивая длинными и худыми руками, как плетьми, он пел оды восхищения Сокджину и просил немедля приступить к лечению девушки.       — Господин Уфир, — оглянулся Сокджин, прерывая демона на середине пламенной речи, — будьте свидетелем в нашем договоре.       Уфир резко замолчал, выпрямился всем тощим телом и, встав полубоком и выбирая лучший ракурс для знакомства, появился перед девушкой полупрозрачной фигурой. От вида белого халата Сон дёрнулась, посмотрела на бледную кожу и багровую капсулу, но осталась стоять, выдерживая эмоциональный натиск ради своей цели. Сокджин объяснил, что госпоже Сон необходимо лекарство, чтобы избавиться от насланной болезни, и он согласен попробовать его добыть.       — В случае моего успеха, девушка предлагает, — он запнулся, будто стесняется сказать слово «секс» или не хочет унизить Сон резким высказыванием про интимные услуги. — Своё тело.       Наверняка Сон покраснела. Уфир попросил её подтвердить, что Сокджин не врёт, и девушка в смущении сказала, что каждое слово — правда. Со, прячась с колдуном за спиной Уфира, приложил ладонь к своему лбу, поражаясь глупости девушки, а Джихо указал пальцем на подрагивающую нить, ведущую от души к демону. Уфира внутри трясёт от нетерпения добраться до эксперимента. Всё его естество требует немедля схватить Сон привязать к стулу и сорвать с её лица густую вуаль, чтобы начать опыт. Уфир закрыл глаза, скрывая прожорливый взгляд безумия, и быстро проговорил, что условия обмена приняты и обе стороны могут приступать к его выполнению.       Сон крепче сжала края шёлка и помчалась к выходу. Ей противно представлять себя в объятиях социально низкого и грязного человека. Его лицо не обезображено, но уродлива сущность некромага, которая собирает вокруг себя всё мёртвое, сырое, гнилое и холодное. Руки Сокджина — коса смерти, а душа — её плащ. Для юной девушки ощутить своей нежной кожей мёрзлые руки смерти очень страшно, а почувствовать на своей груди ледяное дыхание — мерзко. Страх и брезгливость раздирают женское сердце в кровь, однако Сон твердит себе то, что ей регулярно говорит мать про полезные связи: надо немного потерпеть и, быть может, станет даже приятно.       Подобные мысли о себе в постели Сокджину нравятся не меньше, чем Сон воображать секс с некромагом. Другое дело — Намджун. Порой в моменты пламенной страсти Его Величество больно кусает, куда дотягивался, или крепко сжимает и нагло облизывает прохладную кожу. И как-то всё равно на звание некромага и нет к нему брезгливости, а изредка Сокджину кажется, что Намджун рад тому факту, что от любовника народ шарахается, как от бубонной чумы. И Тэхён ничем не лучше брата: тешит себя мыслью, что люди морщат кислые физиономии при мысли о Чонгуке-суккубе в постели. Ревность это едва ли уменьшит, ведь Чонгук способен влюбить в себя любого человека.       — Чего сидишь? — трясётся от нетерпения Уфир, взглядом сумасшедшего осматривая комнату. — Беги к Чонгуку!       Чокнутый из Ада. Его больной мозг безумнее Чонгука и Соджуна вместе взятых. Благо, Люцифер не ищет в Аду своего главного лекаря, иначе бы увидел, как он опыты ставит на некромаге, который рад узнать себя. Если бы Астарот не приказал беречь данное Люцифером тело, Сокджин бы сам напросился на эксперименты над собой, чтобы видеть и чувствовать свои физические возможности и пределы.       — Есть дело важнее лица девушки, — он проворчал и пообещал Уфиру поговорить с Чонгуком, как можно быстрее, но не сейчас, когда все мысли заняты Намджуном.       Со увязался следом за ним и попросил не ругаться с королём, а поставить себя на его место.       — Просто представь, — шепчет Соджун, поспевая лететь рядом, — ты сейчас узнал, что душа Его Величества находится в его бокале.       Сравнение попало точно в цель. Сокджин резко остановился, и Со по инерции пролетел сквозь него. Где-то в районе лба Сокджина что-то легонько стукнуло и растеклось по всему лицу прохладной волной, оповестив, что испуг прошёлся по телу. Нельзя проводить ритуал «печати», если в человеке нет души. В худшем случае король умер бы в Башне, и кто в этом виноват? Сокджин, который даже подумать не мог, что Намджун лишён души? Или Намджун, не знающий, что для ритуала важно место обитания души? По сути виновных нет — глупое стечение обстоятельств, но народ попытается казнить некромага. Состояние самого Сокджина ухудшится в несколько раз, моральные муки окажутся невыносимой пыткой, и он уйдёт в Ад искать Намджуна, от чьего проклятия зависим. Лишь после слов Со, Сокджин осознал насколько сильно мёртвые тянутся к живым и как леденеет кровь без человеческого тепла. Его пробила дрожь, как Уфира перед опытами, когда он подумал, что мог допустить фатальную ошибку в работе с королём или же украсть его бокал для проведения ритуала.       — То-то, — многозначительно поднял палец вверх Соджун, уловив промелькнувшую в глазах Сокджина молнию ужаса. — Ты только представил, а король едва с ума не сошёл, ведь он швырял корону. На неё охотятся, кому не лень, могут украсть, и, чёрт знает, что с ней потом сделают во вред тебе из-за банального неведания, что внутри находится.       Сокджин кивнул, соглашаясь, что поступил бестолково. Он не подумал, что, если вещь хорошо охраняют, значит, есть от кого беречь. Вперёд подумалось про мощь охраны, а хитрость воров почему-то мозг не посетила. Разумнее вернуть гальку, сунуть в неё душу, бросить в ящик стола и забыть. Кому в замке нужна галька? А ворам она зачем? Горничные руками не трогают ни один предмет некромага, меняют постельное, протирают пыль там, где нет личных вещей, моют полы и уходят. Раз в неделю происходит замена штор и чистка ковров, и наверняка служанка заметила, что с одного угла ковёр регулярно влажный.       К тронному залу по ступенькам спустился Намджун, и Сокджин засуетился. Позвав его, он побежал к нему, но тот не остановился и ускорил шаг. Стража наблюдала за ними, двигая глазами из щелей забрал, и молила Ад, чтобы Его Величество не отдал приказ схватить некромага. Верные рыцари, конечно, попытаются, однако против армии мертвецов двум людям не выстоять. А забытых костей в земле Альтаии столько, что хватит на ещё одно население такой же страны. Тэджу тому доказательство. Хан попросил Тэхёна сделать одолжение — открыть подвал. Он понимает, что не имеет права лазать по дому королевской семьи, и всё же попросил Тэхёна помочь найти дочку, не забыв уточнить, что наводку про подвал дал некромаг. Когда Хан спустился в старый погреб, а Джухёк зажжённым факелом разгонял темноту, Тэхён и наблюдатели не сомневались, что обнаружат труп, потому что некромаг точно не допустит ошибки, когда дело касается мертвечины. И, естественно, моментально поползли слухи, что Сокджин убил Тэджу.       Страшно связываться с некромагом, и стража не понимает, почему Намджун всё же остановился посреди зала. По лицу видно, что не хочет видеть и слышать Сокджина, однако стоит и ждёт, когда тот, согласно этикетку, встанет напротив.       — Говори, — он разрешил, не воображая, что услышит.       Намджун осознаёт, что Сокджин не придал значение своей сущности, потому что глуп до абсурда. Демоны сделали его личем, а он и принял это как должное, живёт с этим дальше и не представляет, что стоило бы оповестить об этом короля. Он не подумал, что сокрытие важной информации мешает Намджуну выполнить свою часть договора, а Астарот долго игнорировать нарушение не изволит — накажет в лучших традициях Ада. Потом Намджун бы ругался с демоном, не подозревая, что не прав. Он обязан помочь Сокджину разобраться в себе, однако не смог бы этого сделать, потому что даёт ему свитки про некромагов, а не личей. Отсутствие открытости оставляет Сокджина в неведенье самого себя, вынуждает жизнь идти своим чередом, а ряд вопросов остаётся без ответов. Только смерть от ножей обезумевших слуг заставила его крепче сжать в руке силу Ада и отделить себя от живых людей. Это создало невидимый коридор к цели, и Сокджин мелким шагом к ней направляется. Намджуну очень жаль, что принять о себе и окружающих многие факты некромагу придётся неприятным для него методом.       — Ваше Величество, я вас слышал, но не понимал, — Сокджин поклонился и пообещал впредь быть внимательнее в словах и действиях.       Если бы не эти слова, Намджун подумал бы, что Сокджин не сказал ему про филактерию специально. В конце концов, некромагу и личу нечего терять, потому что любое наказание в Аду ему нипочём, а у короля на совести Альтаия и брат, которые нуждаются в нём, поэтому ему ссориться с Астаротом за их благополучие. К счастью, Сокджин не намеревается вредить Намджуну и вынес из своей ошибки полезный опыт.       — Иди за мной, — позвал Намджун и быстрым шагом направился на улицу.       Сокджин на месте подскочил, не ожидая, что Его Величество простит недалёкий ум любовника. Больше всех обрадовался воссоединению парочки Соджун, похваливал себя, твердил, что жизненный опыт не пропить, а молодёжи надо помогать ориентироваться на пути взросления. Ясно, как божий день, что Намджун и Сокджин связаны красной нитью судьбы, и пусть она будет зваться любовью. Среди серых и пропитанных крепким вином будней сущность Лысого Со требует романтики, поэтому он сложил ладони вместе, посмотрел на Сокджина и Намджуна масляными глазами и милым тоном обозвал их влюблёнными дурачками. Параллельно в подсознании он пищал, что король его не слышит, а некромагу всё равно на бред мёртвых, поэтому можно за словами не следить.       Начинать разговор Намджун не спешит, устроил прогулку с Сокджином и с интересом наблюдает, как люди каждой мышцей напрягаются от вида ожившего некромага. Сокджин посерьёзнел, взглядом из злого прищура скользит по двору, а пелена некромагии окутала каждый сантиметр его тела, будто взяла в кокон. Холодная аура ощущается горячей кожей Намджуна и напоминает атмосферу родовых склепов, коих на кладбище несколько штук: усыпальницы вельмож, первых королей Альтаии и значимых для королевства людей. Намджун сохранил несколько склепов в качестве памятников о прошлом страны и изредка наведывается, чтобы проверить, не переродился ли кто-то из покойных в Альтаии.       Сокджин резко остановился и, вопреки этикету, рядом встал король, интересуясь причиной заминки. В глазах Сокджина взыграл блеск детского любопытства, однако выражение лица лишилось каких-либо эмоций. Сложно определить, что творится в его голове. Его словно посетила гениальная мысль и ошарашила последствиями. Заинтересовался Со, подлетел к нему и помельтешил возле лица, а в ответ не получил никакой реакции.       Впервые Сокджин ощутил жгучее стремление уйти на главную площадь, чтобы посмотреть казнь. Но это ложное желание, потому что все кости казнённых, если их не сожгут на погребальном костре, в полном распоряжении некромага. Сокджину словно сама костлявая с косой предлагает поиграть в увлекательную игру, суть которой угадать, что последним человек увидит перед смертью. Предложение заманивает маленькой тайной, о которой не знает ни один человек, а тот, кто видел миг до смерти, уже не может о нём рассказать людям. Огонь искусственной жизни постепенно уменьшился, превращаясь в огонёк маленькой свечи, дыхание стало тяжёлым, поверхностным, грудная клетка сдавлена, и Сокджин мысленно перебрал все знакомые места в Альтаии, чтобы принять приглашение. Он слышит голос Намджуна, но не отвечает, чтобы не упустить настрой и концентрацию на поиске места встречи. Мёртвые молчат. Они притихли и не мешают некромагу без движений изучать доступную территорию. Сокджин на тонком уровне ощупывает пространство вокруг себя и в земле, ощущая каждого человека и не натыкаясь на нужного. За ограждением Хан вывез на телеге мёртвую дочь, чтобы увезти на кладбище и похоронить рядом с могилой её матери. Сильно охмелевший Ма сквозь раздвоенные перед глазами предметы ползёт к кровати, Чонгук в кабинете Тэхёна помогает наводить порядок в документах и резко оглядывается на входные двери от чувства могильной сырости. Сокджин пробрался в каждый уголок двора, принимая увлекательную игру, чтобы узнать, что же увидит человек перед смертью.       — Ты хоть дышишь? — удивился Намджун и заглянул в глаза.       Самый обычный Сокджин, только без движений. Нельзя быть таким беспечным в окружении тех, кто способен вонзить нож в спину, и Со суматошно мечется рядом, лихорадочно бормоча, что нужно срочно звать Чонгука. Бить в колокола, читать «Отче наш», но необходимо пригнать мудрейшего Асмодея-младшего во двор, иначе толпа злых слуг наколет на вилы беззащитного некромага. Намджун нахмурил брови, всматриваясь в темноту глаз Сокджина, и мог поклясться, что успел заметить в них промелькнувшую картинку.       — Джин, ты меня слышишь? — он приложил ладони к его щекам и совсем немного приподнял лицо вверх.       В этот момент Соджун от ужаса так заорал, что его услышал Чонгук и заинтересовался причиной истерики, но не сориентировался, откуда доносится голос. Следом самочувствие Тэхёна резко ухудшилось, и Чонгук вовсе переключился на него, забывая про крик.       — Скажите, если можете говорить! — тревожится Чонгук, изучая поведение бледного Тэхёна.       Тот сидит за столом, опустил голову и с недоумением смотрит на разбросанные документы, изучая странные чувства внутри себя. В душе что-то небольшое и мягкое кувыркается, словно два дерущихся кота. Дыхание участилось, а мысли медленно прокручиваются часовым механизмом. Тэхён слышит Чонгука, узнаёт речь, однако не в состоянии уловить их смысл: память в тугую косу плавно переплела прошлое, настоящее и будущее. Перед глазами встала картина неприятного отрывка жизни, который Тэхён ненавидит и всю жизнь желает забыть. Это то, что надо всегда помнить, но память, длиною в три с половиной века, слишком утомляет напоминаниями о душевных ранах.       Солёный ком подкрался к горлу, и Тэхёна вырвало кровью, отчего Чонгук запаниковал и позвал Уфира, распугивая громким голосом людей на тренировочной площадке. Подсознательно Тэхён знает, что надо бежать к брату, однако не может выговорить слова, чтобы сообщить об этом Чонгуку.       Вместе с Чонгуком Уфира позвал Соджун, девчонкой визжа при виде оцепенения короля, который продолжает смотреть в глаза некромага и видит в них самый ужасный день в своей жизни. С прикованным к Намджуну взглядом, Сокджин присутствует в том дне далёкого прошлого. Братьям Ким и некромагу «посчастливилось» пережить то, что каждый раз чувствует Чонгук, когда его посещают видения. Сокджин проклял этот момент, потому что видит последние минуты жизни незнакомой ему женщины и не в силах остановить чужое прошлое. Он слышит, как Со просит Намджуна отпустить Сокджина, прекратить его касаться, но тот глух к просьбам. Душа Со истошно орёт и громко матерится, надеясь, что крик достигнет ушей Чонгука или Астарота.       Женщину ранили в грудь, несмотря на возможность увернуться от стрелы, но материнский инстинкт вынудил прикрыть собой ребёнка. Он плачет, чувствуя состояние своей матери, а она, лёжа на боку, ползёт к полуразрушенному дому, чтобы в четырёх стенах заглушить детский крик. В одной руке она удерживает сына, другой — упирается в землю, чтобы добраться до дома. Сокджин не видит, что творится вокруг в пасмурный день, потому что женщина настойчиво и через боль пробирается к деревянной двери погреба. Материнское сердце скоро прекратит стучать, но она молится Богу, горячо шепчет, что ей нужна всего лишь одна минута жизни, чтобы спрятать сына. Она молится ради ребёнка, локтем упирается в землю, натыкается им на свои длинные тёмные волосы, вырывает локоны и с трудом продолжает двигаться, обращаться к Богу и верить, что он обязательно откликнется.       Сокджин никогда не чувствовал настолько сильной веры, и удивился, что Господь когда-то выделил ему место в Раю. То, как женщина настойчиво и сквозь боль стремится к двери, раздирая ноги и руку о камни и острый мусор, и несёт при этом ребёнка, основывается на вере в то, что Бог позволит не умереть её сыну. Она знает, что Бог существует и он рядом с ней, поэтому действует уверенно.       Когда она легла на спину под дверью и холодными от крови пальцами вцепилась за угол двери, её сердце делало последние слабые удары, а Сокджин вовсе прекратил дышать. Он словно отдал эту способность женщине, чтобы она спрятала своего ребёнка от хаоса вокруг. Где-то рядом упал тяжёлый камень, земля содрогнулась, и косая дверь в вибрации поддалась слабым движениям тонких и окровавленных пальцев.       Сокджин слышит тяжёлое дыхание человека: резкий вдох, плавный выдох до едва ощутимого удара сердца. «Успеет», — промелькнула мысль, когда женщина заползла в полутёмное помещение, и Сокджин увидел обломки бочек, горящие факелы и битые стёкла.       — Ваше Величество! — громкий голос Соён сопроводился тяжёлым хлопком входной двери замка и радостным визгом Соджуна.       Ведьма его услышала в спальне Чонгука — настолько громко он орал. Спускаясь по ступенькам, она по-женски придержала за края полы халата, словно пышную юбку, и не переживает по поводу своего голоса. Старческих и прокуренных ноток в нём не слышно, и со стороны кажется, что колдун сменил пол.       — Где ты лазаешь, старая креветка? — ругает её Соджун, поставив руки в боки. — Лучше бы я оставался в теле! Толку от тебя никакого! То твердишь, что поговоришь с Намджуном, то прячешься в замке! Хорошо устроилась, рухлядь церковная!       Взгляд Соён полыхнул гневом и ненавистью хлестнул по лицу Со, но она первым делом помогла Его Величеству — оттолкнула от него некромага, насильно прерывая последние минуты жизни сестры короля. Затем губы Соён изогнулись косой линией, и она прошипела сквозь зубы Лысому Со:       — За собой следи, чёрт бестелесный! А то не ровен час, как будешь краснеть от стыда за своё тело и от досады рвать на заднице волосы от мысли, что ты с ним расстанешься через восемь лет!       Она резко повернулась к Сокджину, чтобы помочь ему подняться, и услышала себе в спину пиратский рык:       — Медуза безмозглая.       Душа Соджуна пришла в бешенство от своей немощи. Дайте Со тело, и он покажет, на что способен. Он станет верным цербером Его Величества, убережёт его от любой напасти и покажет, что не потерял хватку разбойника и силу морских волн. Но тело перешло к немощной старухе, и сам Соджун его добровольно отдал, пытаясь высмеять ведьму, ведь не верил, что она способна откровенно поговорить с королём или принцем. А Соён оказалась не промах — знает, что делать в момент ступора человека и некромага.       — Забудь, что видел, — пробормотала ведьма, протягивая руку дезориентированному Сокджину, — и никогда не говори об этом с Намджуном.       Сокджин её услышал, хаотично и слабо взмахнул руками перед глазами, отгоняя чужие воспоминания, а они въелись в глаза и добивали слабую концентрацию тревожными картинками. Неизвестная женщина без сил сидит под холодной стеной, тяжело дышит и устало смотрит на сына, от плача которого материнское сердце готово разорваться раньше, чем оно остановится от смертельного ранения. Господь подарил ей дополнительную минуту жизни, которая медленно истекает, позволяя проститься с близкими людьми.       Где-то за дверью Сокджин услышал голос Намджуна, следом раздался встревоженный крик Тэхёна и лязг его стальной брони. Оба брата позвали Люцию, сориентировались на детский плач, и душа женщины окончательно успокоилась — её ребёнок в безопасности.       Последнее, что она увидела, — лица своих братьев, от которых поднялась суета: Тэхён выскочил на улицу и позвал врача, а Намджун приложил ладонь к ране, чтобы остановить кровотечение, и попросил Люцию принять бессмертие. Следом забежал Тэхён и умолял её согласится на вечную жизнь. Ему тяжело расставаться с сестрой, потому что война, миллионы человеческих смертей и продажа душ Люциферу, которые он творил в Альтаии, — жертвы ради Люции. Но она выбрала смерть. Сокджин ощутил её спокойствие, необъятную любовь к братьям, которую она отдавала им до последней секунды жизни, и полное доверие своего ребёнка тем, кто предан Аду. Люция не сомневалась — как она потратила свои лучшие годы на младших братьев, так и они сделают всё возможное, чтобы воспитать и вырастить племянника.       Умерла она с лёгкой улыбкой на губах и под плач любимых мужчин. Возможно, эта не та смерть, которую она себе воображала, однако не мучительная. Сокджин проклял своё любопытство, потому что даже в минуту глубокой грусти не додумался бы заглянуть в далёкое, очень далёкое, прошлое Намджуна. Скорее всего, он подсмотрел бы содержание свитков в Башне, когда Намджун их перебирает, а смерти близких людей королевской семьи — самое паршивое, что можно увидеть. О таких событиях с Намджуном не поговорить, нужных слов для соболезнования не подобрать, потому что Сокджину не знакомо чувство войны или убийства родных людей, а король явно всю жизнь подавляет в себе горькие воспоминания. А теперь, как издевательство, у него есть некромаг, способный достать их из глубин чужого сердца.       — Рот закрой! — пробормотала ведьма, потянув за руку Сокджина и замечая, что он очухался. — Никогда не говори о том, что видел.       Сокджин, пошатываясь и глубоко дыша, заново познакомился с текущей реальностью. К тому времени Намджун сбежал за угол замка, чтобы спрятаться от глаз людей и задушить в себе терпкое чувство потери сестры. Ему приходится заново его испытывать, и Намджун, вдыхая свежий воздух полной грудью и вытирая манжетой слёзы с подбородка, повторил себе, что придётся видеть момент смерти Люции много раз, потому что за три с половиной века он не забылся, а Сокджин невольно притягивает к себе всё мёртвое, будь то старые кости или воспоминания. С этим надо смириться, если рядом нужен некромаг. Намджун разрывается между двумя душевными болями: потерей сестры и потерей Сокджина. Придётся либо пережить обе, либо регулярно терпеть одну.       — Кто это был? — пошевелил губами Сокджин, держась за руку Соён.       — Сестра Намджуна и Тэхёна, — быстро проговорила ведьма и напомнила, что нельзя с королём разговаривать про Люцию.       Сокджин мотнул головой и поинтересовался маленьким мальчиком. Ему не было и двух лет, а белобрысая голова нетипична для темноволосых жителей Альтаии. Соён с укором посмотрела на него и напомнила, что он взрослый мужчина и должен понимать, откуда берутся метисы. Следом она пробормотала, что сын Люции тоже умер, отчего братьям Ким невыносимо больно вспоминать родных людей, и Сокджину запрещается говорить о прошлом.       «А я напрашивался», — невольно промелькнуло в его голове, и чувство вины надавило на совесть. Он явно искал не последние минуты жизни Люции или её сына, а другого человека. Осматриваясь вокруг, Сокджин не заметил ничего подозрительного, но не исключил, что ситуация со слугами-убийцами может повториться, поэтому следует быть настороже и вовремя настучать по голове потенциальному преступнику. Или же раздавить своё благородство в зародыше и не вмешиваться в чужую судьбу, а отправиться к Намджуну, чтобы сказать то, что он сам знает: некромаг не контролирует видение. Сокджину одновременно очень жаль, что Намджун похоронил сестру и племянника, и в то же время, равнодушен к трагедии, потому что она произошла не в его семье.       Размышляя над произошедшим, он и Намджун мысленно плюнули Вельзевулу в лицо, который предвидел, чем сопровождается проживание с некромагом, и всё равно направил его в замок. Он точно знал, что однажды Намджуну придётся вновь столкнуться с ужасом прошлого, и наверняка все Демоны Власти довольно потирали ладони, предвкушая сладость людских душевных страданий. Как бы Намджун не стремится успокоить своё встревоженное сердце, оно боится испытать новую боль, вновь сжаться до безмолвного крика, захлебнуться в похолодевшей крови и не иметь возможности навсегда замереть. Старая боль изучена до секунды, о смерти Люции Намджун думал миллион раз и столько же раз мысленно хоронил сестру, чей прах развеян над океаном.       Настало время похоронить её в сердце. Пусть в памяти останется уход из жизни одного любимого человека, чем разрываться между двумя и считать себя виновником их смертей. Надо попробовать помочь Сокджину контролировать некромагию, чтобы из-за его слабости в ней не возвращаться в своё и Альтаии прошлое.       Сокджин подошёл к нему, не решился заговорить первым, чтобы не провоцировать его гнев, и присел рядом на камень. Посмотрев вверх на замок, он заметил, что камни разбросаны под окнами Намджуна. Возможно, кто-то противится ночным лазаньям некромага в покои короля, однако это не поможет: мертвецы пробивают стены, а камни для них не опаснее бумаги.       Не выдерживая долгого молчания, Сокджин не нашёл ничего лучше, чем зачитать Псалом:       — Не убоишься ужасов в ночи; стрелы, летящей днем; язвы, ходящей во мраке; заразы, опустошающей в полдень. Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не приблизится!       Намджун потерял цепочку мыслей и медленно повернулся к собеседнику, пристально всматриваясь в глаза, чтобы определить уровень его вменяемости, и заметил надутые в обиде щёки. Сокджин в своём уме и по-прежнему не живой и не мёртвый. Просто, глядя на ситуацию в королевской семье, вспомнил библейский стих, и жаль, что Намджун не может сказать, как сильно не уповает на Господа. Люция могла бы, а её младшие братья пошли по кривой дороге жизни и до сих пор по ней ковыляют, служа Люциферу.       — Не это ли та причина, которая во мне важна лично для вас? — посмотрел в сторону Сокджин, словно вовсе не он задал вопрос, и заметил, что изобилие бутонов роз в этом году радует сердце цветовода.       Под «это» он подразумевает жизнь сестры короля. Она и Джин поклонялись Богу, а затем их убили солдаты короля. Вот только Люция отправилась в Рай, а Сокджина Люцифер слопал себе и вышвырнул на землю Намджуну под нос, заодно расшатал его старые душевные раны и поиграл на болезненных воспоминаниях и чувствах. Все в Аду знают, что в Намджуне проснётся желание привязать к себе Сокджина, ведь сестру он не спас. И плевать, что Сокджин — некромаг, способный за себя постоять. Намджун хлопочет над ним для собственного спокойствия, иллюзии исправленной ошибки и для того, чтобы боль прошлого немного ослабла. Он словно искупает свою вину, принимая в свою жизнь человека со схожей с сестрой судьбой.       — И это тоже, — Намджун толкнул носком ботинка мелкий камушек. — Я уже запутался в себе. Наверное, долго Ад подбирал кандидата на должность некромага в замок, потому что претендента на Рай редко встретишь. Но, знаешь, — он немного помолчал и скривился, после чего посмотрел на Сокджина и уверено проговорил: — Этого мало, чтобы я призвал Люцифера и разбил о его голову корону. Показывай все свои таланты, доведи меня до истерики или до петли на шее, чтобы план Ада воплотился в жизнь.       Сокджин моментально оскорбился, ведь не по своей воле вынудил Намджуна пережить смерть сестры, и грубо выпалил:       — Могу довести вас только до Ифлеса или до оргазма, а другие маршруты мне, увы, неведомы.       Дерзко, но правдиво. Из-за того, что он пешком шёл в столицу, запомнил дорогу, а уже от Ифлеса в Вентос ему придётся блуждать по лесу или ловить попутные телеги. Южные пути Альтаии он плохо изучил, однако быстро сообразит, если посмотрит в карту, а она есть у Соджуна.       И тут Сокджина осенило, как ему показалось, гениальной мыслью, которую Намджуну знать временно не стоит. Военными делами занимается Тэхён, а к нему на встречу напрашивается Соён, и теперь Сокджин также думает о разговоре с ним. Чонгуку в ближайшее время придётся мужественно пережить популярность Его Высочества и совладать с ревностью.       — Люция служила монахиней в монастыре Пресвятой Богородицы, — Намджун, упираясь рукой о камни, встал на ноги. — Ты же тоже хотел уйти в монастырь, но, видимо, вам двоим не судьба прожить в нём до конца своих дней.       Сокджин не сразу понял суть его слов. То, что его и Люции жизни на треть похожи, он сообразил, а остальное дошло не сразу. Всматриваясь Намджуну в спину, он наконец-то понял, что Люцию изнасиловали, поэтому она вынужденно покинула стены монастыря и воспитывала сына. Её вера настолько чиста, что она не побоялась соблазнов Ада и смело согласилась уйти под присмотр своих братьев. А Сокджин, едва ступив на порог Ада, уже орал на всё пространство, что готов предать веру. Всё же он верой не дотянул до Люции на добрые три головы. А мог бы греться в Раю и просить апостола Петра не возвращать его душу в Альтаию. Куда угодно, но не в Альтаию, которая больше похожа на филиал Ада, чем на людское государство.       Когда к Намджуну прибежал взвинченный эмоциями Чонгук и сообщил, что Его Высочество позвал короля, Сокджин вспомнил своё обещание. Сложно сообщать неприятную правду тому, кто способен за неё полезть драться, хотя кулаками реальность не поменять. Характер Чонгука требует тщательный подход к себе, а Сокджину ума не хватает додуматься, как мягко говорить страшные вещи. Как ни крути или не переставляй слова, их смысл не изменится, и положительного в них ничего нет, поэтому придётся вытерпеть злость Чонгука.       Намджун убежал поддержать брата, лишний раз убеждаясь, что между ними крепкая кровная связь, основанная на общем прошлом и искренней любви.       — Вот ты где! — голос Чонгука невозможно спутать ни с одним другим.       Порой от него морально устаёшь, и Сокджин поразился мудрости природы, которая распорядилась Чонгуком с максимальной защитой для людей. Одарила бы она его могущественной силой или атакующей магией, человечество регулярно бы страдало от его вспыльчивости и несдержанности. Умение усиливать чужую магию полезно тем, что этой магией не распоряжается Чонгук. И его безгранично пылкий фетиш на высокий чин рыцаря ограничивает влечение инкуба и суккуба до одного человека, иначе бы Чонгук влюблял в себя каждого встречного рыцаря и переспал бы со всем половозрелым населением планеты. Способность предвидения, пусть и не в обширном таланте Астарота, вынудят Чонгука обратить внимание на свои поступки и впредь думать, к чему они приведут. Эта упряжка заставит его взрослеть, искать мудрость и правильно распоряжаться жизненным опытом. И, наконец, его крылья, чёрное и белое, которые Чонгук посчитает изъяном, пробудят в нём самокритику, которой он лишён.       Он пришёл скандалить и сжал кулаки, нарываясь на драку, потому что из-за Сокджина Тэхён едва не захлебнулся кровью.       — Ах ты срань святая! — выкрикнул Чонгук, уверенным шагом приближаясь к Сокджину, и тот предпочёл не заморачиваться в словах, раз драка неизбежна. — Учись некромагии, а не плавай в мечтах её постичь!       Далее последовала девятибалльная волна длинной речи, из которой Сокджин узнал о себе много нелестных фактов. Со скоростью выстрелов Чонгук упрекал его в некомпетентности, халатном отношении к работе и вредном влиянии на людей. Также он косвенно обозвал его проституткой. Прямо не сказал, но подчеркнул, что Сокджин неплохо устроился: занимается сексом с королём ради крова, свитков Башни и площадки для тренировки некромагии. Чонгук считает, что Сокджин использует людей в замке ради опытов, как Уфир, и выкрикнул, что некромаги ничем не лучше демонов.       И вот Сокджин сидит на камушках и обтекает грязными словечками, всё больше веря, что с Чонгуком в принципе нельзя общаться с осторожностью и жалея его чувства. Он ведёт себя так, как с ним обращались в Аду, поэтому нет смысла подходить к подаче информации тактично.       — Безусловно, — он вставал с камней, — в проституции ты знаток, потому что один из твоих отцов — хозяин всех борделей в Аду.       Он специально заменил имя Асмодея на «один из твоих отцов». Чонгук всегда придирался к словам Сокджина и утверждал, что тот не умеет разговаривать, однако на этот раз фраза сказана верно. По крайней мере Чонгук замер, прокручивая в голове новую пищу для ума, проанализировал её на свой лад и выпалил:       — Один из отцов? Хочешь сказать, что у меня два отца? По-твоему, я из жопы родился?!       Сокджин сохранил спокойствие, чтобы мимикой не провоцировать в Чонгуке раздражение, хотя он и без того остаётся недовольным своими выводами и считает, что Сокджин специально опустился до оскорблений личного характера.       — Нет, — Сокджин замотал головой, — ты вообще никак не рождался. Астарот и Асмодей попросту смешали свою кровь ради интереса, а получился ты. Я подслушал это пока блуждал по двору душой, — он заметил, как брови Чонгука изогнулись в обиде, но, несмотря на то, что сердце сжалилось над ним, продолжил: — Слышал, что Астарот и Асмодей пятьсот лет назад поссорились из-за тебя, поэтому Асмодей взял на себя роль одинокого родителя, — он сделал шаг в сторону замка, затем остановился и добавил: — А ещё поздравляю тебя с крыльями. Я лично их видел: одно — Астарота, другое — Асмодея. Астарот сказал, что ты из-за них и паразитирующей смеси кровей в любой момент потеряешь человеческое тело.       Мурашки прошлись по спине Сокджина, и он с частым сердцебиением быстрым шагом последовал к замку, ища в нём спасение от реакции Чонгука на правду.       Если бы он остался, не увидел бы вражды в глазах Чонгука: ни злости, ни агрессии, ни желания избить кого-то не осталось в душе. Её будто разом опустошили и приказали самому наполнять тем, что сказано Сокджином. Важен ли метод рождения? Для Чонгука он уже потерял смысл, как порванное письмо. Надо ли реагировать на родство с Астаротом? И вновь отозвалось равнодушие. Какая разница, чьё имя приписать рядом с Асмодеем? Демоны одинаково относятся к Чонгуку, и разве что более требовательны к Асмодею, потому что он нёсёт ответственность за Чонгука. Быть может, распсиховаться из-за того, что являешься всего лишь успешным экспериментом, плодом демонического любопытства или, как сказали бы люди, ребёнком по «залёту»? Чонгук тоже не переживает по этому поводу. Ему с детства талдычат, что он не такой как все демоны, поэтому для него нет отличий между версией про мать-суккуба, отца-человека и кровосмешением двух разнокрылых демонов. Второе хотя бы логически отвечает на все вопросы Чонгука. Теперь, когда кому-то станет интересно, что получится, если объединить силы Асмодея и Астарота, Чонгук в праве храбро сделать шаг вперёд и смело крикнуть: «Я!»       Есть полное отсутствие ответных эмоций к большинству сказанной информации, но она снежным комом катается в голове и обрастает мелкими подробностями и предположениями, что ожидает Чонгука в будущем, в совместной жизни с Тэхёном. Её попросту нет, потому что человеческое тело продержалось в шесть раз дольше отведённого человеку времени жизни и настал час ему превратиться в прах. Более оно не способно подстраиваться под растущего Чонгука, у которого наступил рассвет сил и ему необходимо куда-то деть скопленные гормоны и энергию, а тело не выдерживает их натиск и энтузиазм характера. Чонгук понимает, что не может прекратить расти, не сможет замереть в делах и действиях, чтобы дольше сидеть в теле, и не получится у него остановить развитие демонической силы, ведь она нужна Тэхёну. Это то, что не подвластно даже Люциферу, это не изменить, поэтому нет выхода из положения.       Пустота в душе заполнилась отчаянием. Чонгука пробила мелкая дрожь безысходности. Он стоит на тропинке во дворе и недоумевает, как должен реагировать. Его не учили справляться со странным скованным чувством. Оно что-то с щелчком раздавило в груди, поймало в кулак жизненно важную точку и крепко сжало до тянущей боли, отчего Чонгук сгорбился, приподнял плечи, вжал голову и прогнул грудную клетку от невозможности сделать вдох. У него есть ответы на вопросы своего рождения и почему он должен расстаться с телом, но никто не в состоянии спасти его состояние. Он не проживёт без Тэхёна. Возможно, Люцифер согласится забрать Тэхёна в Ад, чтобы Чонгук мог продолжить жить с ним, но мешают два факта. Во-первых, после смерти Тэхён не в состоянии получить статус самого главного рыцаря Ада. В Аду нет этого звания, и у Чонгука нет влечения к адским созданиям, а на земле Тэхён прекратит существовать. Чонгук его разлюбит, если Тэхён умрёт. В случае, если Тэхён останется в Альтаии, а Чонгук отправится в Ад, Асмодей обречёт его на долгую влюблённость, пока образ любимого человека не превратиться в пережитый опыт. Во-вторых, Чонгук ненавидит свои крылья. Он их не видел, но мысленно отрезал, как физическое уродство, чтобы никто и никогда не увидел его безобразную патологию.       Словно маленький ребёнок, потерянный родителями в шумном городе, он осмотрелся по сторонам, и его плечи дрогнули. От безвыходности он побрёл в сторону тренировочной площадки, сдерживая громкий плач и роняя слёзы. Астарот не всесильный, не в состоянии по одному желанию создать Чонгуку новое тело, но и Чонгук бредёт к нему не за помощью. Он всё ещё помнит, что ему никто не придёт на выручку, и не обнадёживает себя пустыми мечтами. Ему надо выплакаться на родном плече, чтобы стало легче и набраться сил признаться Тэхёну. Возможно, он согласится дождаться Чонгука в новом теле, несмотря на то, что это займёт очень много времени.       Астарот видит прошлое и будущее. Для него не существует настоящего, потому что каждая прожитая секунда мира — прошлое. Он притягивает в себя жизни всего живого и жившего, и предвидел, что Сокджин расскажет Чонгуку правду, поэтому пришёл работать в армию Тэхёна ради минуты, когда Чонгук не захочет оставаться один. Никто не ощутит то, что творится в его душе, но Астароту показалось, что чувство похоже на то, какое он сам пережил, когда пришлось расстаться с Асмодеем, оставляя с ним маленького ребёнка. Последствия вынужденного решения продлились пятьсот лет, и сколько бы Астарот не жил, эта половина тысячелетия оказалась самой длинной. На протяжении пяти веков он смеялся сам с себя: знает все тайны каждого мира, их смысл, и для него открыта дверь к познаниям великой Вселенной, а распахнуть своё сердце собственному сыну не в состоянии. Астарот ждал рождения Сокджина как заживо гниющий человек зовёт к себе смерть. Не смея вмешиваться в ход человеческой жизни, он не торопил родителей Сокджина зачать ребёнка и не покидал семью до самого прекращения её рода.       Когда в комнату вошёл заплаканный Чонгук, Астарот сидел на кровати, и, кажется, весь Ад вздохнул с облегчением, почувствовав, как тяжёлое бремя молчания упало с его сердца. Стоят ли пятьсот лет обмана слёз Чонгука? Астарот сказал бы, что, безусловно, стоят. Минуты плача пройдут, наступит час размышлений и Чонгук возьмёт на себя ответственность за свою дальнейшую жизнь. Он не один, ему есть, для кого жить и искать выход из положения, поэтому обязательно вспомнит, что Альтаия — страна демонов, а он и есть демон, который живёт грехами и не имеет понятия «добро» и «зло».       Чонгук по-детски взобрался на ноги Астарота и обнял его за шею, позволяя себе плакать и сжимать в ладонях прохладный шёлк длинных чёрных волос. Первый раз в жизни он их спутывает пальцами, чтобы успокоиться, а не расчёсывает и распределяет на ровные пряди ради широкой косы. Он никогда не знал отца, поэтому не может свыкнуться с мыслью, что обнимает того, кто дал ему жизнь. И имеет ли он право называть его отцом?       Вопреки его сомнениями, на сердце стало спокойнее от ощущения широких ладоней Астарота на спине. Тепло его рук проникло в душу Чонгука и успокоило плач, подарив уверенность в себе и смирение перед сложностями в жизни. Прижимаясь к Астароту, Чонгук едва не душил его в объятиях и мысленно отправился с ним в Ад, где родная обстановка, домашний уют и множество тех, кто окружал с самого его рождения. Он бы ушёл плакать в Ад, но боится, что, оставив человеческое тело, больше никогда в него не вернётся.       — Скажи что-нибудь, — голос Чонгука прозвучал непривычно тихо и сипло от спазмов в горле.       — Ты справишься, — прошептал Астарот, поглаживая его по спине, и тот вновь разревелся, представив свои уродливые крылья.       Астарот видит, что в этот момент за стеной комнаты Тэхён застыл возле залитого кровью стола, слыша плач Чонгука и теряясь в догадках. За ответом он обратился к Намджуну, а тот только тяжело вздохнул, не представляя, как объяснить Тэхёну, что он скоро лишится Чонгука.