Через огонь и дождь

Рой быстро привык к режиму работы похитителей и жизни в камере. В комнате без окон трудно было определить время, но у него были карманные часы. Трансмутации, похоже, проводились через день. Рой предполагал, что пропускаемые дни предназначались для изучения химер, созданных в предыдущие сутки. На следующий день учёные и Часовые одновременно заполняли комнату и выволакивали из клетки Док и ещё одного заключённого. С каждым разом ужасающие звуки преобразования беспокоили Роя чуть меньше. Это начинающееся безразличие волновало его. Результат, напротив, неизменно леденил душу. Каждая новая химера походила на человека больше, чем предыдущая, пусть и в мельчайших деталях. Дело продвигалось медленно, понимал Рой, и видел, что это бесконечно раздражало Док. И не только её. Негодование Рэмса росло, он и его Часовые становились всё беспокойнее с каждой неудачной химерой. Существо забирали, происходило столкновение Док и Рэмса, и он снабжал её едой. Никогда не много, лишь достаточно, чтобы пленники оставались в живых. Еда — вяленое мясо или хлеб — определённо была с «добавками». Док не знала, куда уводили вновь созданных химер. Возможно, их убивали в другом месте сразу после преобразования. В лучшем случае их держали взаперти под наблюдением. У учёных, работавших с Часовыми, должно было быть какое-то дело, и, скорее всего, они проводили собственные эксперименты на неудачных образцах. Мысль оставила кислое послевкусие во рту Роя, он не знал, какой вариант был лучше. Если он что-то и понял не по-хорошему, а по-плохому, это то, что и смерть могла быть милосердием. Дни сливались вместе, как тучи, образующие бурю. Мустанг подсчитал, что прошло не меньше пары недель, а он всё ещё мало знал о том, почему Часовые принуждали доктора делать то, что она делала. Ещё более мучительная мысль, постоянно посещавшая его, состояла в том, когда же его выберут для опыта. Казалось, Часовые нарочно сторонились его — каждый раз, когда охранник приходил за заключённым, он долго сверлил взглядом Мустанга, заставляя его думать, что пришла его очередь. Но потом он выбирал кого-нибудь другого. Док тоже заметила это. Она-то и нашла решение этой головоломки. Однажды после преобразования Рэмс подошёл к Док и протянул ей флягу воды. Но прежде чем он ушёл, она остановила его. Рой, наблюдавший, как всегда, из камеры, не мог разобрать её слова. Но Док указала на него, и, что бы она ни говорила, Рэмс поднял бровь и смерил Роя немного недоумённым и подозрительным взглядом. Он что-то сказал Док, которая крепче прижала к себе флягу, ответив то ли угрозой, то ли мольбой. Чем бы ни был ответ, Рэмс опять встретился взглядами с Роем и улыбнулся. Он в последний раз обратился к Док и вышел через единственную дверь. Док грубо толкнули в камеру, и она споткнулась на связанных ногах. Рой двинулся, чтобы остановить падение, вскочив настолько быстро, насколько позволяли верёвки. Но было поздно, и она упала плашмя. Без промедления, однако, она встала на колени. Док шмыгнула носом, открутила крышку фляги, отпила чуть-чуть и передала её старику, который сидел без движения с того дня, когда Рой очнулся в камере. — О чём шла речь? — спросил Рой. Он смотрел, как фляга воды обходит камеру. Хотя он не довольствовался крохотными порциями так же долго, как остальные пленники, его язык пересох, а живот постоянно урчал и начал болеть. Рою было трудно сдерживать жадность, не откусывать слишком много и не делать слишком большие глотки. — Я спросила Рэмса о том, что он собирается с тобой делать. Рой резко обернулся, встретив жёсткий взгляд Док: «И?» — Ты «в резерве», — мрачно процитировала она. — Рэмс сказал, что ты был выбран, чтобы стать одним из первых Нострумов. В мыслях Роя сразу возникла ночь его похищения, казавшаяся теперь такой далёкой. Рэмс тогда сказал что-то до жути похожее. — Думаю, это значит, что, как только я найду способ создавать химер, которые им понравятся, ты будешь первым, — вздохнула Док, пристально наблюдая за Мустангом. Она выглядела съёжившейся и уставшей, без сомнения, истощённая физически и эмоционально. От внимания Роя не ускользало то, что его отношения с этой женщиной были очень странными: она была в них и другом, и врагом. Они были друг для друга возможным спасением, но одновременно и неизбежной гибелью. Если быть честным, он до сих пор не был до конца уверен, доверяет ли он ей или нет. Когда она говорила такие вещи, это становилось чуть более определённым. Рой сжал кулаки и отвернулся, чтобы Док не видела негодования на его лице. — Есть ещё кое-что, солдат, — продолжила Док. — Я заметила это в последнее время: они довольно долго не приводили больше людей. Рой оглядел камеру, как раз когда подошла его очередь пить воду. Пока он медленно отпивал из фляжки, наслаждаясь ощущением влаги на пересохшем языке, он пересчитал обитателей камеры. Когда Рой только прибыл, их было больше тридцати. Теперь — двадцать с небольшим. — Разве это не хорошо? — спросил он, опять повернувшись к Док и передав ей флягу. — Технически, да, — Док отпила немного. — Но, возможно, не для нас. Если они перестанут приводить людей, то у них рано или поздно кончатся подопытные. Рой не мог уловить суть. — Когда останемся только мы с тобой, а я всё ещё не придумаю как создать Нострума, как думаешь, что они с нами сделают? Ага, теперь Рой понимал. Он хорошо знал эту тактику запугивания — его приёмная мать пользовалась ею, когда он был маленьким, а Хьюз лишь изредка применял её к Элизии. Эта уловка была стара, как время, и выявляла самые послушные стороны людей. — Это обратный отсчёт, — шепнул Рой. Они страхом пытались заставить доктора продвигаться быстрее, предоставив ей ограниченное количество преобразований, внушив, что что-то ужасное произойдёт с ней, — или с её ребёнком, — если она не достигнет цели, когда счётчик подойдёт к нулю. Только на этот раз это была не просто хитрость — угроза была реальна. Док кивнула, заговорив пугающе спокойно. — У нас кончается время, — она перевела взгляд на круг преобразования, который ещё не стёрли. — У меня кончаются варианты. Рой сел прямо и вздохнул, поправив кусок ткани, раньше бывший декоративной накидкой, которую он отстегнул от брюк и накинул на плечи, защищаясь ею вместо рубашки от холодного воздуха. Док сидела в углу и размышляла, как и всегда после окончания преобразования, вместе с остальными понемногу попивая воду. Рой не знал, о чём она думала: может, о том, как изменить круг и улучшить химер, а может, она глубоко тосковала по маленькой дочери. То её лицо было каменно-холодным, то в её глазах блестели слёзы, и он решил, что она думала обо всём сразу. Размышлял и он. Он должен был найти выход из этого адского места. Возможно, армия в настоящий момент расследовала его исчезновение, — он отсутствовал слишком долго, — но Рой не мог просто ждать и надеяться, что его вовремя найдут. Перебирая все планы побега, которые можно было придумать по известным ему обрывкам информации, Рой составлял список того, чем стоило поделиться с Док. За эти дни, которые он уже не считал, он узнал следующее: единственный путь из комнаты — через единственную же дверь, только у троих есть ключи от камеры, ещё больше людей охраняет коридоры и помещения по ту сторону двери двадцать четыре часа в сутки и Часовые, несомненно, употребляют стероиды. Док добавляла, что уверена, что они в подземном помещении. Казалось, что побег невозможен. Но потом доктор рассказала: во время преобразования число людей в коридорах значительно уменьшается, потому что большинство приходит в лабораторию, чтобы обеспечить примерное поведение пленных, подопытного и Док и гарантировать, что всё пройдёт гладко и без сюрпризов. Если бы он пробрался мимо Рэмса и его людей, был бы шанс найти выход и пробиться к нему. Таким образом, лучший момент для побега — время, когда проводится преобразование. Точнее, когда проводится его преобразование. В любом другом случае он не мог и надеяться покинуть саму камеру. Но даже если дверь каким-то чудом оставили бы открытой, он бы не ушёл далеко. Если бы он попытался пробраться к выходу за те семь секунд, когда все закрывали глаза, защищаясь от света, ему бы пришлось покрыть приличное расстояние через всю комнату к двери — много метров. Его бы заметили и удержали прежде, чем он выбрался бы из комнаты. Но… это расстояние уменьшалось больше, чем в два раза, если считать от центра круга преобразования. Круг был около трёх метров в диаметре, и находился примерно в трёх-четырёх метрах от дальней стены — стены с единственной дверью. Это был единственный шанс, самый надёжный вариант побега. Он рассказал идею Док, но в ответ получил только изумлённую усмешку и мрачный взгляд. — Я не собираюсь ждать, пока все эти люди не превратятся в химер, прежде чем ты попытаешься сбежать, — бросила она. — Как ты думаешь, что они сделают с лишними людьми, когда ты найдёшь способ создания Нострума? После твоего успеха, когда ты поможешь им с их ужасным замыслом, что бы он из себя ни представлял, и разрушишь всем жизни по ходу дела, как думаешь, что они сделают с теми, кто видел происходившее? — парировал Рой. С каждым днём его было всё проще вывести из себя. — Уж точно, чёрт возьми, не отпустят. Док вздрогнула от его слов, но они задели в ней что-то. Она отвела взгляд. — Почему ты так уверен? — тихо спросила она. — Я видел такое раньше, — Рой неохотно вспомнил бесконечные атаки, которые он возглавлял в военное время. — Ото всех и всего, что не является необходимым, всегда… избавляются. Пленники, сидевшие рядом с Док и Роем, посмотрели на них глазами, полными страха. Некоторые беззвучно заплакали. Рой умолк; стыд словно кулаком ударил в грудь. Им и так было тяжело, а тут ещё он отнимает у них надежду. — Должен быть другой выход… — пробормотала Док, уставившись в пол невидящим взглядом. Рой заставил себя успокоиться. Жажда и голод влияли на его действия. Но было что-то ещё. Эта женщина во многом напоминала ему Стального — не только из-за общего знака Фламеля. Она была невероятно умна и талантлива, столького достигнув уже в молодости, но вместе с этим упряма и безрассудна. Её редкостная решимость и желание помогать окружающим заслуживали уважения. Рою всегда было приятно встретить таких людей, как Док и Эд. Кто-то считал их наивными, но Рой видел только надежду. Он и сам был таким когда-то, но жизнь лишила его идеализма уже давно. Понизив голос, Рой быстро заговорил. Вокруг не было никого, кому нельзя было их слышать, но камера, возможно, прослушивалась. — Если у нас всё получится, военные смогут вернуться и забрать этих химер, а наши учёные найдут способ повернуть преобразование вспять — твоя помощь тогда будет бесценна, поверь мне. Но это только в том случае, если мы выберемся, прежде чем будет уже поздно. Док тяжело выдохнула. — Прости, солдат, но я не настолько верю в армию. Насколько мы знаем, химер могут убивать прямо в клетках, если их вообще держат в живых. Рой нахмурился. — А мы правда можем позволить себе роскошь пессимизма? — На каком основании мы можем быть оптимистами? — ответила Док. Рой только вздохнул и тряхнул головой, отказываясь спорить. К сожалению, она не ошибалась. У армии была определённая… репутация, и не без причин. Док сидела, прижав колени к груди, упёршись в них подбородком и опустив взгляд. В камере воцарилась тишина, заключённых начала одолевать сонливость. Рой чувствовал, как тяжелели веки, когда Док опять заговорила. — Я так устала… — тихо сказала она. — От всего этого. Я могу притворяться, что смотрю на всё со стороны, оценивать всё с научной точки зрения или твердить себе, что у меня нет выбора. Но я знаю… если я останусь в живых после всего- — Когда, — перебил Рой. — Когда мы выберемся отсюда живыми. -…Когда мы выберемся отсюда живыми, — продолжила Док, — я не буду прежней. Не думаю, что смогу продолжить заниматься алхимией, или врачебным делом, или посмотреть в глаза моей дочери. Рой промолчал. Как жаль будет, думал он, если пропадёт такой талант — если её жизнь безвременно зайдёт в тупик. Но он понимал. Лучше чего бы то ни было он знал, что она чувствовала. — Не забывай, кем ты была, прежде чем оказалась здесь, — постановил Рой. — Если тебе нравится этот человек, значит, можно стать им снова, пусть даже внешне. Док не отвечала, и Рой продолжил: «Я знаю, как это прозвучит, но, несмотря на то, что ты делаешь ужасные вещи с этими людьми, ты должна понять: во многих смыслах из-за тебя они живы». Док зажмурилась и согласно кивнула головой, осознавая парадоксальность своего существования. Рою далеко не в первый раз стало жалко её. — Но что лучше: умереть человеком или жить монстром? — внезапно спросила Док. Рой не понял, обращалась ли она к нему или просто думала вслух. Тем не менее, он положил руки ей на плечи и начал успокаивающе массировать сутулую спину. Желанным ли оказался жест, было неясно. — Жизнь, неважно, насколько искажённую, нужно всегда ценить, — мягко проговорил Рой. — Разве не из-за этого ты стала доктором? Рой почувствовал, как она напряглась, разом ощутив вес эмоциональных и умственных мучений, которым, несомненно, конца не видно было последние несколько месяцев. Добиваться ли ей успеха огромной ценой кучки человеческих жизней или быть мученицей и отказать Часовым в их идеальном солдате, но и отказать маленькой девочке в матери и единственном родственнике? — Оставь меня одну, — сказала Док, уходя от прикосновения Мустанга в угол камеры. — Мне нужно поразмышлять. Шли дни, число заключённых всё сокращалось. Прогресс всё ещё был мучительно медленным, настолько медленным, что Рой однажды подумал, что Док шагнула назад. Химеры с каждым разом всё больше и больше походили на людей: их тела не покрывала шерсть, и у них больше не было морд или клювов. Но когти и клыки были упрямы, как и заострённые уши и нечеловеческие глаза вместе некоторыми другими чертами разных животных, бывших в распоряжении Часовых. Недостаточно человечные. Даже не близко. Рой прислонился к стене камеры. Его живот уже несколько дней как перестал урчать, вместо этого появился постоянный жар, приятный и надоедающий одновременно. Он размышлял, сколько именно дней прошло с его похищения. Был ли его профиль в газетной рубрике «Пропал человек» рядом с Док? Искал ли его его отряд? Знал ли обо всём Стальной? Хоукай, наверное, волновалась до тошноты — или источала ярость. Рой ухмыльнулся этой мысли и обернулся к оставшимся в камере. Старик, бывший здесь с самого начала, уже два дня не открывал глаз. Рой подумал, не был ли он мёртв, но потом вспомнил, что вчера Док сумела протолкнуть ему в рот немного пережёванного мяса, которое он в конце концов проглотил. Рой оглядел остальных заключённых. Осталось всего пять человек. Два мужчины, две женщины и старик. Рой даже не заметил, когда их число настолько уменьшилось. Док всё больше чувствовала давление. Похоже, она зашла в тупик в создании химер. Что бы она ни пробовала, они походили друг на друга: едва ли не люди, недостаточно люди. Рой видел, как она расстраивалась. И кто бы не расстраивался? Время было на исходе. Док только что закончила преобразовывать молодую женщину — после неё в камере и осталось пять человек — и большую птицу, вроде сокола или орла. Когда свет угас, и все открыли глаза, она лежала на полу, свистяще-хрипло дыша. Её пальцы на руках и ногах превратились в чёрные острые когти, на щеках было по клочку перьев, и у неё вырвался высокий крик. Рэмс присел рядом с ней, как и с другими до неё. Она взглянула на него испуганными золотыми глазами. Затем Рэмса сменили ещё несколько мужчин. Они повязали верёвку вокруг её шеи и подёргали, заставив её встать. Она поднялась на четвереньки, пытаясь сориентироваться в новом теле. Распластав когти-пальцы, она встала и, балансируя на пятках, проследовала за Часовыми из комнаты. На этот раз Рэмс не сказал доктору вообще ничего. Они только обменялись тяжёлыми взглядами. Рэмс обернулся к Рою в камере и сдвинул брови. Он вышел из комнаты, не дав Док ни еды, ни воды. Её снова связали и втолкнули в камеру. Рой привычно подставился под её падение. Она рада была лишний раз не разбить лицо, но на этот раз, упав на руки и колени Мустанга, она быстро отползла прочь. Она тяжело дышала, дикими глазами осматривая оставшихся в камере. Пятеро заключённых и Рой уставились на неё в ответ. Она повернулась и подползла к прутьям решётки, всматриваясь в круг преобразования, у которого только что стояла. Выражение её лица было близко к истерическому, пальцы, крепко сжимающие прутья, побелели. Того, что случилось дальше, Рой никогда не забыл. Все, даже учёные, задержавшиеся после преобразования, подскочили, когда Док испустила леденящий кровь крик и ударилась головой о решётку. Её вопль заполнил комнату вместе с лязгом и отдался в сердце Роя чистой паникой и безнадёжностью. Док откинулась назад и с размаху ударилась опять; из разбитого лба брызнула кровь. Мустанг прыгнул к ней, схватил и оттащил от решётки, прежде чем она могла повторить это. Она так билась и вырывалась, что даже Рою трудно было удержать её. Вывернувшись, она бросилась на стену, прыгнула прямо на массив бетона, ударившись лбом так, что с потолка посыпалась пыль. Мустанг вновь метнулся к ней, ухватив за лодыжки и оттащив прочь от стены под её протестующие крики. Остальные заключённые, не считая старика, тоже схватили её, удерживая слабыми руками. Док тоже была слаба, и её усилия ничего не значили по сравнению с усилиями пяти людей, держащих её. В конце концов она перестала отбиваться, рыдая и дрожа на бетонном полу. Мустанг и остальные были ошеломлены внезапным нервным срывом. Они переглянулись и единогласно остановили взгляды на Рое. Решив, что она больше не ранит себя, он кивнул остальным. Они медленно ретировались, возвращаясь на облюбленные места в камере, бросая на Док печальные взгляды. Та смотрела в потолок мутными от слёз глазами, сжав зубы и трясясь мелкой дрожью. На лбу у неё была большая, обильно кровоточащая рана, а на носу и под глазом — царапины поменьше. Её светлые волосы запачкались кровью. Тёмно-красный цвет так контрастировал с её глазами, что они, окружённые смесью крови и слёз, будто светились. Рой подсел поближе, положив её голову и плечи к себе на колени. Она повернулась спиной к нему, но устроилась поудобнее. Он снял с плеч потёртую накидку и накрыл её. Рой не очень хорошо умел успокаивать других. Массировать плечи — лучшее, что он мог предложить. Этим он и занялся, но подозревал, что это давно уже не имело эффекта. Если так и было, и Рой зря тратил свои силы, Док не подавала виду. Так они провели какое-то время: Док беззвучно плакала на коленях у Роя, пока он методично растирал ей плечи и спину. Оставшиеся учёные ушли после происшествия, и вокруг было тихо. Док перестала дрожать, и её дыхание выровнялось. Её глаза были открыты, пустой взгляд направлен был на круг за решёткой. Рой почти заснул, когда Док заговорила. — Бриэль скоро семь, — тихо сказала она. — Я собиралась подарить ей щенка. Она несколько месяцев просила его. Я уже выбрала одного — золотистого ретривера из приюта. Они согласились придержать его для меня, но я не помню, как давно это было. Рой усмехнулся этому. Он помнил, как в детстве бесконечно выпрашивал у тёти питомца. — Когда я была маленькой, у нас было только три красных карпа кои с длинными белыми плавниками в аквариуме у родителей в гостиной, — Док нежно улыбнулась приятному воспоминанию. — А как насчёт тебя, солдат? — вдруг спросила она. Сразу заметив попытку отвлечься, Рой удовлетворил её любопытство и задумался над вопросом. — Когда мне было лет девять, — начал он, погружаясь в воспоминания, — у меня появилась саламандра, которая прожила добрые десять лет. Когда я её нашёл, у неё не было одной ноги, но за несколько недель она опять отросла. Док улыбнулась: «Моя организация всегда искала применение невероятной способности семейства саламандровых к регенерации. Они могут заново выращивать конечности, органы, даже глазные яблоки». — А я помню, как меня завораживал алхимический символ саламандры. И, конечно, мифы. Старые легенды о том, что саламандры неуязвимы к огню. — Я слышала эти легенды, — сказала Док, повернувшись набок, лицом к нему. — Есть же что-то о том, что они — воплощения пламени? — Элементали, кажется, — поправил Рой. Док со вздохом повернулась обратно. — Оказывается, люди так думали только потому, что саламандры иногда жили в полых прогнивших дровах и выползали, когда их бросали в огонь. — Я изучал алхимию, когда она была у меня, — задумался Рой. — Я наткнулся на книгу «История огня и его развития», написанную неким Бертольдом Хоукаем. В первой же главе описывался миф о том, что огонь человеку дали эти ящерицы, которые жили среди углей и золы, не обращая внимания на жар. Чтение сразу захватило меня. Я помню, как дочитал книгу и решил найти этого Хоукая и стать его учеником. — Ты… изучал огненную алхимию? — тихо спросила Док. Она взглянула на него полными изумления глазами. Док и Рой решили не открывать друг другу своих имён, вместо этого она всегда называла его «солдат». Но теперь, имея в своём распоряжении этот обрывок информации, она, должно быть, только что поняла, кто перед ней. Рой улыбнулся ей и подмигнул. — Если бы я заранее знал, во что ввязываюсь, то, возможно, выбрал бы другой вид алхимии, — проговорил он, закатив глаза. Док не отводила от него взгляда. — Столько занятий допоздна, обожжённых пальцев, и я не смогу сосчитать, сколько раз я спалил себе брови, — тут Док усмехнулась. — Я не говорю, что огненная алхимия — это сложно, но она требует усердия. Вычисление плотности воздуха и концентрации кислорода, умение подпитать и направить огонь, работа с матрицами внутри матриц и так много разных способов сделать одно и то же. Это почти как пытаться понять женщин. Док вдруг замерла. Она села, рана на её голове оставила пятно крови на правой ноге Роя, накидка упала с плеч. Она медленно обернулась к нему с непонятным Рою выражением лица. Может, он каким-то образом неумышленно оскорбил её. — Что ты сказал? — спросила она шёпотом. — Не пойми меня неправильно, я точно предпочёл бы понимать женщин, а не- — Нет, нет, не это, — перебила она, схватив его за руку и не отрывая от него взгляда, будто от этого зависела её жизнь. — Что-то о… матрицах внутри матриц? Рой поднял бровь. Её лицо было практически безумным. — Ну да. Огненная алхимия многогранна, и одного круга недостаточно. Так что я использую матрицы поменьше внутри большой. Поддерживающие элементы тоже находятся друг у друга внутри, — объяснил Рой, вспоминая круг на своих перчатках. — Треугольники, потому что я манипулирую воздухом и теплом, но в моих кругах есть и треугольники внутри треугольников. Док отвела взгляд в сторону, поблёскивая зелёными глазами, обрамлёнными красным. Но этот взгляд был невидящим. Он был устремлён вдаль, как у всех, кто сосредоточенно думает о чём-то. Она приоткрыла рот, удивлённо выдохнув. Мустанг почти видел в её глазах последовательность её мыслей. Он видел, как рождалось решение — что бы оно из себя ни представляло — в её голове. Рой не понимал, радоваться ли ему или бояться. — Вот оно, — прошептала она. — Вот… вот ответ. Она развернулась и прижалась к решётке, всматриваясь в круг преобразования за ней. Рой наблюдал, как она беззвучно проговаривала расчёты и измерения. Он встал на колени и пододвинулся к ней, прикоснувшись к её руке. — Что такое? — спросил Рой. — О чём ты говоришь? Док посмотрела на него сверкающими надеждой и ликованием глазами. Она улыбнулась ему. Рой не знал, считать ли эту улыбку обнадёживающей улыбкой или сумасшедшим оскалом. Так или иначе, Рой убрал руку и попятился, потрясённый резкой переменой настроения. — Теперь я знаю, как это сделать, — выпалила Док, улыбаясь шире. — Я знаю, как создать Нострума.