Per aspera ad astra

      Лунный свет мягко освещал спальню, проникая через полупрозрачный тюль. Едва слышный шум воды нарушал царившую в покоях тишину. Гермиона провела ладонью по запотевшему зеркалу, оставляя на нём мокрые разводы, которые собирались в капли, а самые крупные из них медленно скользили вниз, оставляя за собой неровные дорожки, подобно слезам, стекающим по щекам. Из отражения на молодую Грейнджер смотрело худое лицо с немного выпирающими скулами и чуть сильнее, чем раньше, впалыми щеками. Но её внимание привлекало не это. Она смотрела себе в глаза, от которых не могла оторваться: карие, словно растопленный шоколад, с маленькими, зарождающимися где-то глубоко внутри огоньками гриффиндорского пламени. Ещё вчера в зеркале Гермиона видела потухшую, пережившую слишком много дерьма волшебницу, которая хотела лишь выжить в этом поганом мире. Но сейчас эта волшебница в отражении будто постепенно восставала из пепла, подобно перерождающемуся фениксу.       Грейнджер запустила пальцы в мокрые тяжёлые кудри, убирая их назад, чтобы внимательнее рассмотреть себя. Обнажённая, с распаренной кожей по которой тонкими причудливыми дорожками стекали остатки воды, она напоминала себе воинственную Афину, чьи изображения украшали страницы так любимых маленькой Гермионой книг, открывающих целый мир могущественных греческих богов.       Девушка наслаждалась тем, что видела, она чувствовала, как быстро колотится её сердце, и по телу разливается жар, наполняя её уверенностью и надеждой. Отражение улыбнулось ей уголком губ, а затем ванную наполнил безудержный смех, через который Гермиона буквально выталкивала из себя гнетущее её уже много лет отчаяние и наполняла себя силой. Когда девушка смогла наконец успокоиться, она смахнула, выступившие в уголках глаз слезинки и наконец улыбнулась своему отражению так широко и искренне, как не улыбалась, казалось бы, целую вечность.       В эту ночь её сны были наполнены чем-то тёплым, приятным, в отличие от мучивших её обычно кошмаров, а утром Гермиона наконец вновь почувствовала себя прежнюю: сильную, храбрую, напористую и желающую побеждать. Среди своих вещей в маленькой шкатулке она нашла кольцо: тонкий обруч из белого золота. Без каких-либо камней или украшений, лишь на внутренней его стороне была едва заметная гравировка «Per aspera ad astra», что значило «Через тернии к звёздам». Кольцо, подаренное Гермионе мамой перед отъездом в Хогвартс. С помощью заклинаний Грейнджер увеличила его в размере и сделала своеобразным сосудом для магии.       Затем она оделась, убрала волосы в хвост и спустилась в столовую, где уже сидел Малфой с чашкой горячего кофе и выпуском Ежедневного Пророка. Увидев его, девушка на несколько секунд замерла, удивляясь как гармонично он смотрится в обстановке особняка. Даже искалеченный, практически сломленный и утративший прежний холёный вид, он старался держать марку. — Долго ты будешь там стоять? — Не отрываясь от чтения, спросил мужчина.       От внимания Гермионы не ускользнул тот факт, что Люциус Малфой обратился к ней на «ты» и при этом его голос не сочился обычным презрением. — У меня есть кое что для… тебя, — проигнорировав его вопрос, Гермиона села напротив него за стол. Она на пару секунд запнулась, пробуя новое для себя обращение к магу, но не найдя в нём ничего отталкивающего, расслабилась, наблюдая за реакцией Люциуса.       Он поднял на неё взгляд, изогнув левую бровь и уже было хотел сказать что-то язвительное по поводу подобного панибратства, но в последний момент передумал. — И что же мне может быть нужно от тебя? — с иронией во взгляде, он отложил в сторону газету и взял в руку чашку дымящегося кофе. Как ни странно, девчонка не вызывала у него прежнего отвращения, даже наоборот, ему было интересно посмотреть кто теперь сидит перед ним. От прежней отважной заучки Грейнджер, которая в юном возрасте прославилась на весь магический мир, сейчас веяло несколько иной энергией. — Я зачаровала кольцо, которое будет резервуаром для твоей магии и способное накладывать иллюзию магических оков, которые я вчера уничтожила. Мы оба прекрасно понимаем, что будет, если министр узнает о нашей маленькой тайне.       Она положила перед Люциусом тот самый обруч с гравировкой и встала, чтобы налить себе кофе и взять приготовленный домовиком завтрак. Гермионе очень хотелось посмотреть на реакцию Люциуса, увидеть удивление в его глазах, но решила проявить уважение, помня, как важно Малфою выглядеть непоколебимым в чужих глазах. На самом деле вчера она достаточно долго обдумывала всё произошедшее с того момента, как она переступила порог Малфой-Мэнора. И сделала для себя вполне определённые выводы: было необходимо очертить определённые рамки их взаимоотношений, в которых основополагающим должно являться в первую очередь уважение. Провоцировать Люциуса было интересно, ведь тогда он показывал свои истинные эмоции, но также девушка понимала, что это является лишь показателем, насколько всегда холодный и безэмоциональный Малфой был сломлен внутри всем тем, что произошло за последние годы. Гермионе даже казалось, что нынешний лорд Малфой был несколько безумен из-за нанесённых психике травм, но Гермиона старалась отталкивать от себя эти мысли, ведь глубоко внутри понимала, что именно Люциус является её шансом на победу в войне, которую она запланировала, хоть и понимала разность их с бывшем Пожирателем Смерти мотивов: его — месть, её — справедливость.       Поэтому молодая волшебница выждала некоторое время, предоставляя Малфою вновь сосредоточиться после её внезапного «подарка» и лишь тогда вернулась за стол. Люциус задумчиво крутил в руке кольцо и молчал, думая о чём-то своём. — Per aspera ad astra… Иронично. Откуда у тебя это? — наконец заговорил Малфой, взглянув на девушку, но всё ещё не надев кольцо. — Это подарок от мамы, — пожала плечами девушка, ложечкой накладывая джем на тост. Она уже не прожигала Малфоя взглядом, как вчера, пытаясь уловить малейшие изменения в его лице, руководствуясь принятому решению не провоцировать мага. — Почему именно оно? — задал Люциус следующий вопрос, пытаясь понять ход мыслей Гермионы. — Мама подарила мне его, когда я впервые уезжала в Хогвартс. Она тогда сказала, что это начало моей новой жизни, а кольцо будет напоминанием о том, что путь через тернии к звёздам полон трудностей, но он есть, надо лишь приложить усилия. Мне показалось это символичным.       Люциус слушал волшебницу и не мог до конца осознать, что жизнь дала ему шанс вернуть утраченное и вновь стать собой. И этим шансом стала девушка, чьё существование само по себе вызывало у него отвращение. Но сейчас ему казалось, что напротив сидит совсем другой человек. Он не видел в ней грязнокровку, которая являлась лишь досадной ошибкой природы, порочившей саму суть магии. В какой-то момент он даже задумался над тем, что всё происходящее вокруг не более чем галлюцинация, проецируемая его умирающем, бьющимся в агонии пыток мозге. И на самом деле, всё это нереально, а он до сих пор сидит на полу узкой, холодной и мокрой камеры Азкабана. В этот момент он сжал руку, лежащую на колене в кулак до тех пор, пока не почувствовал, как его собственные ногти впились в кожу ладони, оставляя кровящие полулунные отметины. — Зачем ты освободила меня на самом деле? — первые слова были сказаны им чуть хриплым тоном, но затем Малфой совладал с собой и к концу фразы его голос стал прежним.       Гермиона не спешила отвечать на этот вопрос, она старалась сформулировать свои мысли так, чтобы не разозлить мага, но всё же донести до него свою мысль предельно ясно. На пару секунд она рефлекторно прикусила губу, эта дурацкая привычка преследовала её с самого детства — она прикусывала губу каждый раз, когда ей приходилось принимать какое-то сложное решение. — Я буду благодарна, если ты выслушаешь меня до конца, а не сразу убьёшь, — секундная нервная улыбка появилась на лице Гермионы, но почти сразу исчезла, и девушка продолжила, — не знаю, известно ли тебе, но с того момента, как ты… был осуждён на заключение в Азкабане, многое изменилось. Сейчас Магическая Британия находится под тотальным контролем Кингсли, любой шаг в сторону от нового законодательства карается крайне жестоко, волшебников вроде… — Грейнджер на секунду запнулась, но продолжила, — тебя и других почитателей Волан-де-Морта всё ещё много, всюду вспыхивают восстания и гибнут люди, даже невиновные. Кингсли уже не тот, что был раньше, его гложет страх новой войны, и он карает всех тех, кто на его взгляд опасен. Под удар может попасть любой, и Министерство теперь не особо разбирается в том, виновен, а кто нет, они карают без разбору. За эти несколько лет были осуждены или казнены много хороших людей, которые просто были не согласны с новым режимом… — Хоть меня и пытали, но я не разучился видеть и анализировать, Гермиона, хватит расшаркиваний, говори прямо, — Люциус всё же не сдержался и перебил девушку.       После этих слов Грейнджер на мгновение отвела взгляд, но не стала заострять внимание на этих словах и, вздохнув, продолжила. — Хорошо. Я хочу, чтобы ты помог мне, а я в свою очередь помогу тебе. — И как же ты поможешь мне, позволь узнать? — несколько саркастично ухмыльнулся Малфой, — разумеется, кроме того, что ты дала мне относительную и условную свободу. — Я дам тебе возможность отомстить, а если всё, задуманное мной, свершится, ты будешь полностью оправдан, и у тебя будет возможность вернуть былой статус и влияние, — увереннее, чем чувствовала себя на самом деле, произнесла девушка, немного по-детски вскинув подбородок вверх. — А не кажется ли тебе, что ты слишком много о себе думаешь, Гермиона? — уже не скрывая иронии поинтересовался Малфой. — Не забывай, Люциус, что мы когда-то уже выиграли войну, победив твоего повелителя, — эта фраза вырвалась у молодой волшебницы помимо воли и сказана была в порыве эмоций, но возымела должный эффект.       Малфой замолчал, откинулся на спинку стула и задумчиво побарабанил подушечками пальцев по столу. Его глаза изучали Гермиону, улавливали минимальные изменения в её лице и когда мужчина скорее рефлекторно попытался проникнуть в мысли Грейнджер, то не встретил никакой преграды. Она открыла ему свой разум. Перед глазами беловолосого мага словно кинофильмом пролетели, сменяя друг друга картинки. Сначала это были воспоминания прошлых лет, те о которых начинала говорить девушка: восстания, суды, казни, приговоры, а затем неровные, словно набросанные карандашом зарисовки её планов. Они были резкими, порой безумными, но она думала о них с таким вдохновением и рвением, подобно художнику, начинающему наброски своей лучшей картины, которая когда-нибудь станет шедевром, запомнившемся людям ещё на многие века вперёд. Она буквально рисовала новый мир. Хотя скорее он был не новым, а несколько улучшенным старым, тем, каким он был до двух последних магических войн. Этот мир, складывающийся из картинок её подсознания был знаком Люциусу когда-то давно. С почти честным правосудием, справедливостью и относительной стабильностью. Однако он не был совсем идеальным, скорее сбалансированным, в нём было и чёрное, и белое, но оно находилось в гармонии. Такой Магическая Британия была во времена детства и юношества Люциуса, ещё до того, как он вступил в ряды Тёмного Лорд, и сейчас Малфой понимал, что это было по-настоящему лучшее время его жизни. — Ты не сможешь воплотить это, — наконец произнёс мужчина, вынырнув из образов, кружащихся в голове Грейнджер. — Даже если и нет, то что ты теряешь? Если у нас не получится, то я помогу тебе исчезнуть, начать новую жизни и что-то мне подсказывает, что она в любом случае будет лучше той, которую теперь предстоит жить тебе: быть лишь одним из источников древней магии под контролем министерства или же умереть, — Гермиона на эмоциях повысила голос, не в силах себя сдержать, — если же ты поможешь мне, я дам тебе возможность отомстить и обрести свободу. Верни то, что у тебя отняли Волан-де-Морт и эта война. Я не могу заставить тебя отказаться от своих принципов, от твоей ненависти к таким, как я, она была есть и будет, но до восстания Волан-де-Морта нас не пытались уничтожить, вы уживались с магглорождёнными, ведь так? Я хочу лишь чтобы всё было как раньше. Сейчас из-за новой политики Министерства умирают невинные, это должно прекратиться.       Люциус выслушал тираду девушки, ни разу её не перебив. В конце концов, он не был обязан беспокоиться о мире во всём мире, подобно самой Грейнджер, но она предлагала ему альтернативу той жизни, которая ему предстоит. И нельзя было не согласиться, что эта самая альтернатива в любом случае лучше, чем то, что есть сейчас. Выбор был прост: либо он помогает ей и получает свою награду, либо остаётся ни с чем. — Через тернии к звёздам значит, — задумчиво протянул Люциус, и поднял взгляд на Гермиону, надевая кольцо на указательный палец левой руки, — договорились.