Часть шестая
9 января 2022 г. в 03:19
С разговора за завтраком между будущими союзниками прошло уже пару недель, но больше они не поднимали эту тему, понимая, что каждому из них надо привыкнуть к новому для обоих этапу жизни. Люциусу было необходимо восстановиться, Гермионе же предстояло свыкнуться с обстоятельствами.
Азкабан и пытки, которым подвергся Малфой всё ещё преследовали беловолосого мага, не давая ему покоя. Хуже всего было по ночам. Стоило мужчине лишь закрыть глаза и погрузиться в сон, как воспоминания начинали пленить его разум, утаскивая за собой в вязку, липкую и холодную бездну безумия. Они терзали его, вырезая на остатках души новые и новые раны, и выбраться оттуда было куда сложнее, чем просто сдаться. Первые дни он несколько раз просыпался в холодном поту без возможности даже двинуться. Казалось, что стены сближаются, а чьи-то костлявые руки сжимают шею, грозя задушить. Сон стал для Люциуса непостижимой роскошью, поэтому он перестал пытаться.
Спасением, как ни странно, послужил алкоголь. Когда его градус достигал нужного уровня в крови мужчины, а недосып брал своё, то маг попросту проваливался в небытие, а утром ощущал лишь прежнюю усталость и головную боль, но по крайней мере без панических галлюцинаций.
Гермиона замечала всё это, и ощущала странную жалость к мужчине, и потому одним из вечеров сварила чан зелья от головных болей и попросила домовика приносить их в покои Малфоя перед его пробуждением. Люциус не умел быть благодарным и принял это как должное, ни словом не обмолвившись об этом с молодой Грейнджер.
Однако сон не был единственной проблемой мага, на него то и дело наступали приступы ярости от собственного бессилия, которому не помогала даже магия, данная Гермионой и его собственный крайне медленно восстанавливающийся резерв. В такие моменты ему хотелось разрушить всё вокруг себя, и он не мог сдержаться. Под горячую руку попадались многочисленные статуэтки, предметы былой роскоши, старые бумаги и бог его знает что ещё. Домовик покорно прибирал осколки, клочки и пепел которые оставались после приступов агрессии разъярённого лорда. Гермиона же знала и об этом. Такой Люциус Малфой пугал её больше, чем прежний, но вместе со страхом она ощущала желание помочь ему, но не знала как.
В один из вечеров девушка решила спуститься в библиотеку за книгой, чтобы почитать перед сном, но стоило ей дойти до парадной лестницы, как около неё оказался домовик.
— Мисс, вам нужно пройти в покои хозяина, — дрожащим голосом пролепетал домовик, нервно перебирая в тонких пальчиках край сорочки, — срочно…
Гермиона без лишних вопросов быстрым шагом достигла входа в комнаты Люциуса и дважды постучала в дверь, но ответа не последовало, и она распахнула её. Картина, представшая перед глазами, на пару мгновений повергла волшебницу в шок. На полу, около кресла, в котором сидел Люциус, валялись осколки стекла от разбитой бутылки виски и тёмной лужицей разливались остатки жидкости. Сам маг прерывисто дышал, прикрыв глаза, его ресницы трепетали, а по виску скатывалась капелька пота. Девушка тут же подбежала к нему, руками лихорадочно ощупала лицо блондина и попыталась растормошить. Кожа мага была горячей, а его самого пробирала мелкая дрожь.
— Люциус! — она вскрикнула, тормоша его за плечо, но тот не реагировал. На лбу выступили вены, а руки сжались в кулаки, — Торри, срочно принеси чашу с холодной водой и пару полотенец.
Домовик испарился в воздухе и вернулся спустя пару секунд, ставя на тумбочку рядом с креслом необходимое. Грейнджер резкими, торопливыми движениями смочила полотенце в воде, положила его на лоб магу, затем расстегнула несколько верхних пуговиц на рубашке мужчины, чтобы тому было легче дышать, а волшебной палочкой просканировала его тело, пытаясь понять, что происходит.
Люциус всё ещё не приходил в себя, а Гермиона не могла понять, как ему помочь. Она вновь позвала его по имени, прибавив к этому пару не сильных шлепков по щекам мага, тот резко открыл глаза и увидел нависшую над собой волшебницу.
— Что произошло, Люциус? — она взволнованно смотрела в его затуманенные глаза, но реакции не было.
Лицо темноволосой гриффиндорки никак не хотело фокусироваться, как бы мужчина ни старался. Ему вновь снился кошмар, из которого его выдернула девчонка своим беспардонным появлением. Он хотел что-то сказать оттолкнуть девушку, но ни руки, ни губы его не слушались.
Гермиона, увидев, что Люциус не может заговорить, осмотрелась по сторонам и увидела на рабочем столе аристократа графин с водой и, наполнив бокал, поднесла его к губам Малфоя-старшего. Сделав несколько глотков, он наконец негромко прохрипел: «всё в порядке».
Но такой ответ не устроил волшебницу, и она сменила полотенце на его лбу. Холодная ткань приятно освежала пылающую кожу, по лицу блондина скатывались крупные холодные капли, и он немного пришёл в себя.
— У тебя жар, Люциус, — констатировала очевидное волшебница, — надо вызвать целителя из Мунго. Ты до сих пор слаб, а если прибавить к этому сколько ты пьёшь, то долго ты не протянешь.
— Уйди, мне не нужен лекарь, — даже эта фраза далась Малфою с трудом, он попытался встать с кресла, но ноги его подкосились и если бы Гермиона не успела вовремя среагировать, то мужчина бы просто осел на пол, потеряв сознание.
— Ты упрямый, да к тому же и трус, Люциус Малфой, — не сдержалась Гермиона, выпрямляясь в полный рост, над сидящем в кресле магом, — каждый вечер ты напиваешься, а днями только и делаешь, что крушишь что-то. Ты не пытаешься справиться, ты лишь прячешься от того, что тебя гложет, ты самый настоящий трус!
Каждое слово гриффиндорки отдавалось набатом в голове хозяина поместья, подталкиваемый копившейся яростью, которую лишь распалили последние слова девушки, он собрал последние силы и резко поднялся, хватая девушку за шею. Его лицо перекосила отвратительная гримаса злости и он, босыми ногами ступая по разбитому стеклу, прижал девушку к стене и уже был намерен задушить, как она ткнула палочкой ему в грудь.
— Остолбеней! — прошептала Гермиона и Люциус замер, а затем осел на пол, потеряв сознание. Он был слишком слаб и заклятье подействовало именно так, как предполагала Гермиона. Она растёрла свою шею в том месте, где сильные тонкие пальцы мага сжимали её, и вновь взмахнула палочкой, левитируя тело блондина из кабинета в спальню — на кровать.
Теперь мужчина неподвижно лежал на шёлковых простынях и не представлял опасности, Гермиона сняла с него оглушающие чары и погрузила Малфоя в глубокий сон. Очищающими чарами она убрала осколки и остатки виски с пола и вновь вернулась к магу, чтобы положить новый компресс. Закончив с этим, она магией очистила его ступни от стекла и наложила заживляющие чары. После всех этих манипуляций она наконец устало выдохнула и, призвав к кровати кресло, расположилась в нём, потирая руками переносицу. Грейнджер ощутила в себе страх за состояние своего подопечного, это было удивительным, учитывая, что объектом её переживанием был Люциус Малфой. Она неосознанно и скорее всего рефлекторно накрыла ладонью его руку и слегка погладила её подушечками пальцев. Внутри неё бушевал адреналин, и она не стала заострять внимание на проявленной заботе о человеке, который её совершенно не заслужил.
Гермиона не знала как ей лучше поступить: вызвать целителя или же дождаться утра и решать проблемы по мере их поступления. Но одно гриффиндорка знала точно: оставлять высокомерного подонка одного в таком состоянии, она не будет. Адреналин постепенно отступал, и девушка почувствовала накатывающую усталость. В камине спальни потрескивали дрова и царил полумрак, под действием этого девушка задремала, всё ещё поглаживая руку беловолосого мага.
Утро наступило незаметно, и Люциус впервые за последнее время проснулся без удушающего чувства паники. Он не сразу осознал где находится, но почувствовал приятное тепло на ладони и повернул голову вбок. На кресле, вплотную придвинутом к его кровати, спала Гермиона: её голова с гривой непослушных всклокоченных волос покоилась на подлокотнике кресла, а ноги были прижаты к груди. Постепенно воспоминания о событиях прошедшего вечера складывались в голове Люциуса в одну картинку. Вот он сидит в кресле, чувствуя, как всё тело пылает от жара и одновременно покрывается мелкой дрожью, слышит звон разбивающегося стекла, а затем темнота и большие карие глаза перед его лицом. Гневный крик Гермионы, прилив ярости и вот он уже душит её, а затем снова пустота.
Прислушавшись к себе, он всё ещё ощутил слабость и жар, а полотенце на его лбу уже было сухим и тёплым. Он вытащил руку из плена пальцев девушки и стащил с лица полотенце. Гермиона, почувствовав какие-то изменения, проснулась, вяло потирая заспанные глаза.
—Доброе утро, Люциус.
Мужчина не ответил. Он принял сидячее положение оперевшись спиной об изголовье кровати и перевёл взгляд на шатенку.
— Зачем ты осталась тут? — Люциус старался контролировать свой голос, но закашлялся, прикрывая рот рукой.
— Чтобы ты не умер и не испортил мне послужной список, — съязвила Гермиона, — так мне вызвать врача, или самой сварить тебе зелье, постаравшись не добавить в него белладонну, разумеется, совершенно случайно.
— Если ты отравишь меня, то думаю, это отнюдь не испортит твою карьеру надзирателя, — Малфой вяло усмехнулся, его позабавила попытка молодой волшебницы иронизировать.
Гермиона не стала ничего отвечать, но на мгновение, на её губах сверкнула улыбка и она, встав с кресла, вышла из комнаты, оставляя Люциуса наедине с самим собой.
Маленькая лаборатория для зельеварения находилась в подвальном помещении, Гермиона уже варила там зелье от головной боли, поэтому знала, что ингредиенты для рябинового отвара есть в Малфой-Мэноре. Зелье было простым и готовилось быстро, поэтому уже через полчаса на столике стояли три одинаковые склянки с готовым отваром. Но уходить девушка не спешила, достав с полки справочник простейших зелий и проведя пальцем по оглавлению, нашла нужное. «Зелье сна без сновидений». Освежив в памяти состав, девушка приступила к изготовлению. Его гриффиндорка приготовила с запасом и закупорив последний флакон, поставила их ровным рядом в небольшой шкафчик. Направляясь обратно в покои хозяина поместья, Гермиона прихватила с собой лишь рябиновый отвар, решив, что подольёт зелье сна без сновидений Малфою за ужином без его ведома, на новые препирания с блондином уже просто не было сил.
После ухода волшебницы Люциус ещё некоторое время сидел на кровати, ощущая себя хоть и больным, но немного отдохнувшим. Забота, которой окружила его девушка по сути не вызывала в Малфое отвращения, но неприятный осадок от того, что кто-то наблюдает его слабость, сильно бил по самолюбию. Сколько ещё ему предстоит быть немощным, неспособным даже спокойно заснуть слабаком? Сколько ещё придётся принимать подачки от Грейнджер? Это раздражало, а ещё больше раздражало то, что она могла бы игнорировать его состояние, но не делала это. Она проявляла тошнотворное великодушие, раз за разом помогая ему. Он — человек, который никогда не просил помощи, был выше этого.
Но мысли лишь накаляли мужчину, и он предпочёл отложить их до лучших времён, не усугубляя своё и без того раздражённое состояние. Люциус поднялся с кровати и, переждав лёгкое головокружение, отправился в душ. Жёсткие струи воды тонизировали и привели Люциуса в более или менее вменяемое состояние, он накинул на мокрое тело халат и собрал волосы в хвост, вновь располагаясь на кровати.
— Рябиновый отвар, — девушка показалась в дверном проёме и без колебаний пересекла комнату. Маленькие склянки оказались на прикроватной тумбе, а сама Гермиона, не зная, стоит ли что-то ещё говорить, нерешительно остановилась в паре шагов от мужчины, сложив руки на груди, — в общем, если что-то будет нужно…
Она не стала договаривать, запнувшись на полуслове. Люциус кивнул, выпивая зелье и заметив, что девушка не уходит, вопросительно изогнул бровь, взглянув на неё.
— Вообще я хотела извиниться за то, что сказала вчера. Я не хотела тебя оскорбить, просто… нервничала.
Мужчина ждал от волшебницы чего угодно: упрёков, неуместной иронии, советов, но не извинений. Мерлин, она даже здесь показывает, что считает себя выше и лучше Малфоя.
Ещё одна её раздражающая черта. Блондин лишь кивнул, не желая продолжать разговор, но успел заметить каким взглядом Гермиона смотрит на его шрамы.
— Не надо меня жалеть, — жёстко сплюнул он, — спасибо за зелья, более я не нуждаюсь в твоей помощи.
Ещё один удар по самолюбию.
«Как же она раздражает».