Хозяин Пустоши

      Шло время. Дни сменялись ночами, луна вставала на место солнца и наоборот, хотя особой разницы в лесу не чувствовалось – небо то и дело затягивали тучи. Охотник на какой-то срок отошел от дел, и если в Пустоши еще оставалась жизнь, то она могла вздохнуть спокойно. Сам же он постепенно привык к тому, что кроме него в доме живет еще один человек, вернее, человечек.        Девочка, которую он нашел в лесу, оказалась сверх меры любопытной; освоившись на новом месте жительства, она первым делом принялась исследовать все углы и комнаты большой хижины, норовя сунуть свой нос в каждую щель. В прихожей непоседа садилась в ботинок и прыгала в нем по ковру. В коридоре она пыталась допрыгнуть до висящих картин. Когда Охотник забирался на чердак, она крутилась вокруг лестницы и все норовила полезть наверх, но мужчина ей не разрешал. Комната с чучелами и вовсе не являлась чем-то удивительным для малявки. Она дергала набитых ватой людей за рукава, залезала на стол и показывала им рожицы. Охотник, который поначалу остерегался знакомить сожительницу со своим необычным «хобби», счел детскую шалость оскорблением по отношению к умершим, пускай и не совсем в привычном положении. С того момента он держал девочку подальше от чучел.        Обычно дети, терявшиеся в чаще, не называли Охотнику имен и вообще почти не говорили. В мире, где все взрослые против тебя, некому доверять кроме таких же маленьких, как ты. Изредка человеку в мешке удавалось узнать, как зовут того или иного ребенка. Эта девочка, как и многие, хранила молчание, и, чтобы не представлять ее себе, как безымянную вещь, лесной дозорный дал ей прозвище – Егоза. А что, девчонка и правда не сидела подолгу на месте, ей всегда требовалось куда-то залезть, где-то спрятаться, что-то потрогать. Глаз да глаз за ней нужен, не правда ли?        К счастью для новоиспеченного «папаши», Егоза хоть и отличалась особой подвижностью, была послушной и смирной, когда это требовалось взрослому. Если Охотник жестом приказывал ей оставаться на месте, она стояла, когда звал обедать – мигом прибегала и садилась на стул, если нужна была помощь с работой – помогала держать нужные материалы. Похоже, увлеченность человека таксидермией ее не пугала. Охотник думал, будь она постарше, сама бы с радостью сшила из кролика чучело.        Старый режим изменился. Бездельное хождение по лесу уступило месту тщательному бдению за подопечной, что, как заведенная, шныряла по дому без остановки. Старый для беготни Охотник только за голову хватался, стараясь успеть за Егозой, чтобы достать ее из ящика, сапога или кастрюли. Особенно ломал голову над тем, чем ее кормить, ведь девчонка со своим зверским аппетитом уминала еду за семерых, а «здоровой» пищи в доме не хватало. Запасы перловки стремительно кончались, и мужчине предстояло вновь отправиться в Город, но по другой причине – купить съестного. Хотя – как купить, платить-то некому? Взять «для нужд» бесплатно, найдя способ пробраться мимо безликих и найти хоть какой-то продукт, не почивший второй смертью после окончания срока хранения. Охотник оставил Егозу дома совсем одну, он надеялся на то, что ей хватит ума не наделать глупостей, из которых некому будет ее вытаскивать. Хотелось кричать «Аллилуйя!», потому что у него получилось провернуть рисковую миссию и вернуться без трудностей снова, причем не с пустыми руками – в свободной руке предприимчивый добытчик сжимал два объемных пакета риса, удивительного продукта, который, кажется, мог храниться веками.        Человек посторонний, будь у него возможность увидеть Охотника еще раз, пребывал бы в полном замешательстве: монстр-пугало, устрашавший Пустошь долгое время, не щадящий никого, «родился» во второй раз: он чувствовал внутри себя новые ощущения, которые не испытывал еще никогда, даже с другими детьми. Он не особо привязывался к кому-либо, так как осознавал, что вскоре придется расстаться – без лишних слов навсегда. Все это было лишь рефлекторными действиями, которые люди выполняют практически постоянно – так же, как почистить зубы, надеть на мороз шарф и покормить кота. Но теперь сущность свыше дала ему второй шанс, шанс на то, чтобы жить, как обычный человек. Радоваться чему-то помимо работы, проявлять теплые чувства к другому, иметь с... семью.        Огонек внутри хозяина Пустоши наращивал силу, разгорался с новой силой, как надежда в сердце пленника, томящегося в темнице не по своей вине. Это уже был не совсем Охотник, а тот, другой мужчина, каким он был раньше. И он не хотел ни в какую отдавать девочку Лодочнику, хоть убейте! Как можно? Внеземное по всем признакам существо отберет у него мимолетное счастье к черту на кулички и заставит вновь гнить в лесу, под тенью раскидистых елей и осин? Нет, так не годится.        Человек цеплялся за спасительную ниточку, боясь сорваться в бездну, в коей он сидел всю жизнь. Он обещал себе измениться, перестать охотиться, издеваться над телами животных и людей, превращая их в чучела, применять оружие – все, что угодно, только не оставаться одиноким, потому что это будет конец. Взять с собой малявку и уйти – хоть на край света, зато подальше от Пустоши, подальше от угодьев Охотника. Ни у зверолова, ни у Егозы не было никого, а так они заживут вместе. Заживут в кои-то веки счастливо.        Но у жизни свои планы.        Через неделю на Охотника навалилась неожиданная напасть. Пока его душа витала в облаках, мечтая о светлом будущем, никто не спросил, а чего хочет девочка. Нравилось ли ей проводить время с бугаем в пальто и с нахлобученным на голову мешком? Не было ни единого способа узнать, что таится там, внутри нее. Пожалуй, кое-что наводило на грустные мысли.        Егоза решила бежать из дома.        Охотник случайно застал ее, ковыряющей неизвестно откуда найденным металлическим прутиком замочную скважину у задней двери. Когда он потребовал вернуть проволоку, девочка вдруг прошмыгнула у него под ногами и ринулась в сторону противоположного выхода, который ловец, вернувшись домой после короткого дозора, не успел закрыть. Выскочив на улицу, она побежала в сторону разрушенных построек. Естественно, тот с трудом, но довольно скоро поймал за шиворот беглянку и вернул домой. Егоза брыкалась в руках у Охотника, даже пыталась укусить его за палец. Он крепко держал ее, в то время, как разум лихорадочно перебирал варианты, отчего малявка так переменилась. Ответа так и не нашлось.        Последующие события особо не отличались от предыдущих: каждый день, снова и снова, девочка предпринимала попытки улизнуть от Охотника. Егозу словно подменили: обычно мирная и покладистая шалунья, любившая сидеть на коленях, прижавшись к теплому свитеру, теперь и вовсе не подходила к своему опекуну на метр. Она забивалась в угол и скалила зубы, как зверек, которого насильно закрыли в клетке. Если появлялся малейший шанс на побег, она с боем прорывалась к выходу. Если же нет – укрывалась у себя в комнате. Лесной стрелок пребывал в растерянности и просто не мог понять, что такого он сделал, что малышка так его возненавидела. Он пытался утихомирить Егозу, садился рядом на пол, гладил ее по голове, в то время как она с каменным лицом отворачивалась и отстранялась от рук. Ни в какую. Что бы он ни проделывал, всегда одно и то же.        Пришлось долго перебирать далекие воспоминания, чтобы найти хоть какое-либо объяснение непонятному «ожесточению» ребенка. Прошло много отчаянных попыток, прежде чем Охотник вспомнил. Он уже видел подобное раньше. Не раз и не два, но не так часто, как можно себе представить. Некоторые дети, что появлялись у него в лесу, казалось, были самыми обычными напуганными малышами. Он их отхаживал, приводил в чувство, и те полегоньку-помаленьку забывали о всех ужасах, что им довелось увидеть. Однако потом, в совершенно непредсказуемый момент им «щелкали пальцами», и они меняли свое поведение. Становились то вялыми и апатичными, то чрезмерно подвижными и агрессивными. Всех их объединяло кое-что: с днями дети бледнели, худели и почти теряли телесный облик, словно нечто высасывало из них жизнь, растворяя постепенно физическую оболочку. И все, как один, бесконтрольно двигались в одну и ту же сторону – туда, где кончалась земля и начиналось обширное море. Туда, где появлялся дым на горизонте, туда, где из облаков, высоко над землей, выступали очертания Сигнальной башни. Она явно манила ребятишек, беззвучно звала к себе, непонятно, зачем. И те, повинуясь влиянию, шли ей навстречу. Охотник с невероятными усилиями удерживал детей у себя дома, несмотря на то, что они то и дело пробовали сбежать.Доходило до того, что от безысходности он попросту запирал их у себя в чулане. Когда приходило время – выпускал и уводил к Лодочнику, чтобы тот увез их от греха подальше. Хотя бы туда, где Башни нет.              Так было не со всеми. Другие мальчики и девочки не испытывали на себе жуткого напряжения и оставались такими же, какими их отыскали. С ними не возникало таких проблем. Неси их хоть на край света, Охотник бы и плечом не повел, но что-что, а Башня для него являлась опасным объектом №1. И отпускать к ней малышню он не был намерен никогда.        К несчастью, его опасения подтвердились: Егоза с каждым днем отдалялась от него, бледнела, ее худенькие ручки и ножки вовсе стали похожи на спички. Ела нехотя и все жестче и презрительнее поглядывала на взрослого, поджимая тонкие губки. Насколько изощренным оказался ее ум, если она придумывала все новые попытки сбежать. Девочка, судя по всему, сохраняла былую решительность и сообразительность, координируя свои действия, но не могла совладать с волей Сигнальной башни. А вот спасительной лодки с безликим существом не было. Охотник сдался: не найдя выхода из трудной ситуации, он запер ее у себя в комнате, а ключ повесил на крюк на чердаке, ведомый мыслью, что сюда она не попадет, а если это и произойдет, то точно не дотянется до ключа.        Егоза долго билась в закрытую дверь кулачками, царапалась и даже впервые за свое молчание выкрикивала что-то невнятное, но стопроцентно обидное и грубое. Охотник стоял с другой стороны, мечущийся внутри себя между двумя действиями – уйти и оставить все как есть или отпустить малышку. Когда та начала плакать, он вспыхнул от стыда. Разве может он позволить бедняжке страдать, разве может держать у себя как пленницу? «Ты строишь из себя праведника, а ведь ты ничем не хуже других», - ехидно прошептал внутренний голос. – «Ты такой заботливый, потому что не хочешь снова остаться совершенно один, верно? А что же девчонка? Ты позволишь ей чахнуть здесь?»        «Я не могу, она... она погибнет там!» - пытался он поспорить с самим собой, хотя получалось неуверенно. - «И я не хочу больше жить один». Голос перестал надоедать своими нравоучениями, наверное, утратив надежду достучаться до Охотника в кои-то веки. С пришедшей в голову пустотой ему стало еще хуже. Если он не в состоянии побороть детскую «болезнь», которую и врачу не вылечить, то как поступить тогда?       

***

      Не так много времени утекло, как попытки к бегству прекратились. Егоза, запертая в подвале, перестала кричать и биться; она просто сидела на полу и крутила ручку шкатулки, заставляя мелодию непрерывно звучать в стенах дома. Музыка, гудящая дни и ночи напролет в ушах мужчины, пробивающаяся даже сквозь плотный мешок из рогожи, стала невыносимой. Охотник спускался вниз регулярно, но лишь для того, чтобы просунуть под дверью тарелку с едой для девчонки – не оставлять же ее голодной. С прежней брезгливостью, но ела и просовывала пустую тарелку обратно. Зверолова не покидало предчувствие, что болезнь отступает. Он не хотел торопить события и потому остерегался выпускать Егозу на волю. Поживем-увидим – таков был его расчет.        Как ни печально, ничего по своей сути не менялось. Малышка вновь с немым укором бралась за музыкальную шкатулку и крутила ее, не обращая ни на что другое внимания. Однажды Охотнику все это надоело. Ему и так приходилось лезть из кожи вон, чтобы угодить ребенку, который перестал его замечать. То ли от эгоизма и привычке заботиться только о себе, то ли от бессилия, он оставил Егозу дома одну, зная, что та все равно никуда не выберется. Взял ружье с фонарем и ушел в лес - для привычного занятия.        На середине пути мужчина остановился, обернулся, ведомый тщетным ожиданием, что девочка побежит за ним следом, как в старые добрые времена. Какие времена, это было всего раз-два, разве нет? Сколько дней прошло с их встречи? Охотнику не удавалось уследить за ходом времени. Ему начало казаться, что он мается с ребенком всю жизнь. Добытчик с тоской глянул на затянутое облаками темное небо, подцепленное острыми ветками деревьев. Господи, зачем он прогнал Лодочника? Тот бы наверняка приплыл бы на днях, и человек отдал бы ему Егозу с чистой душой. Это было самым удачным решением проблемы. Гладколицый с глазами-щелями отвез бы ее далеко – туда, куда сигналы Башни не доходят. И девочка смогла бы выздороветь, вновь стать такой, как прежде. Но тогда... Охотник похолодел.        Они бы больше не увиделись.        Стрелок упал на колени и уронил инвентарь на землю, схватившись за голову. Она буквально раскалывалась на две половины. Одна половина была Охотнику знакома. Его мысли, его знания, амбиции и бесстрастный рассудок – все это относилось к найденной «потеряшке» с черствым отчуждением, как к ненужной ветоши, от которой необходимо избавиться. Оставить в лесу, может даже убить – чтоб не мучилась. Другая часть никогда не принадлежала Охотнику, но жила с ним все эти годы, как присосавшийся клещ – именно она хотела, чтобы Егоза обрела свободу и освободилась от чужого, никому не нужного плена. Она просила подождать помощи. Где-то посередине, меж двух огней метался кто-то, кто, стараясь перекричать главенствующие позиции, кричал что-то об обязанности держать слово. Охотник вспомнил, что обещал себе самому забрать малышку и уйти из леса. Словно чудо, боль, разрывающая череп, исчезла.        Мужчина поднял с примятой травы ружье, повесил его на плечо и уже после – взял в руку фонарь. Все верно – обещание есть обещание, его надо выполнить. Теперь он знал, что делать. Голова больше не болела. Никто не стал спорить с найденным решением.        "Бежать! Из Пустоши! Немедленно!"        Жребий пал. Преисполненный решимостью покончить со старым и начать новую, отличную от прежней жизнь, Охотник направился домой. Он был уверен в успехе своей идеи настолько, что даже прежняя рассеянность и туманность мыслей не портили трезвость рассудка, который на сей раз достиг своего апогея. Все бы ничего, если бы очередной щелчок капкана, таящегося где-то у поваленного дерева, не отвлек его от грандиозного масштабного плана. Все рухнуло тотчас – все напрасные попытки, усилия ради светлого будущего, самонадеянность; Охотник на то и охотник, что предвкушение поймать новую добычу работала для него, как наркотик. И противиться ей не представляло возможным. Услышав лязг металла, мужчина, повинуясь инстинктам, замер, рассчитывая расстояние до ловушки. Чей-то противный хриплый писк раздался из-за кустов. Он побежал навстречу звукам бьющегося в агонии существа, которого удача миновала в сей многострадальный день. Отогнув ветви куста ружьем, Охотник вышел на поляну рядом с упавшим давным-давно деревом. В темной, сырой от тумана опавшей листве, в зубцах капкана еле шевелился шерстистый комок, который и был источником жалобного писка. Вблизи можно было разглядеть попавшего в ловушку зверя – это была крыса. Огромная, толстая, покрытая подпалинами и гноящимися язвами на правом боку крыса. Здешние грызуны хоть и чувствовали себя привольно в Пустоши, но и им досталось от Сигнала. Они мутировали и стали похожи на провальные эксперименты жестоких ученых, с изломанным телом и свернутыми набок мордами, больше напоминающими лошадиные или собачьи головы. Одна из этих тварей, еще живая, скулила и била толстым, покрытым волосками пепельного цвета хвостом по траве. Зубцы капкана впились ей в живот и горло, отчего из ран сочилась поганая крысиная кровь. Охотник жалости к крысам не испытывал, сколько себя помнил. Поэтому без задней мысли нанес животному мощный удар прикладом – аж череп затрещал. Крыса в последний раз дернулась и затихла, голова свесилась на грудь.        Человек прерывисто дышал, внутри него клокотало мрачное торжество. То, чего он так желал бесчисленное множество дней, сбылось. В его руки попала добыча. От безумной эйфории его трясло и колотило, руки словно окаменели. Выронив ружье и фонарь, Охотник сел на корточки, пощупал убитого грызуна, убедился в том, что он уже не жилец. Его пробило на нервный сиплый смешок. Трясущимися, как у пьяницы, руками он схватился за жвалы капкана и с усилием разжал их. Крыса с окровавленной шкурой, проколотой шеей и брюхом, повалилась в траву.        Домой Охотник тащил ее волоком, повесив ружье на плечо, а фонарь – прикрепив к карману с помощью петли. Его перестало что-либо волновать и интересовать, кроме жертвы. В голове, когда-то занятой глубокими мыслями, вертелось одно – убить! Расправиться со зверюгой, которая не достойна просто жить. Сделать из нее чучело и оставить как трофей! Страшные, нечеловеческие намерения управляли Охотником в тот момент. Он сразу потащил крысу в сарай, чтобы не терять времени. Но на полпути произошло нечто непредвиденное.        Истязатель зверей уронил крысу на землю. Случайно, конечно. Однако нагнуться и поднять тушку с травы ему что-то не позволяло. Руки и ноги стали ватными, словно чужими, неподконтрольными Охотнику. Только он потянулся к крысе, как его толчком направило в другую сторону. Пятясь назад, он взошел на крыльцо и зашел внутрь. «Что за чертовщина?» - пронеслось в голове у Охотника, пока внутренняя сила тянула его не на улицу, к пойманному зверю, а на кухню – место, где ему ничего не было нужно. Внутри него кто-то другой взял на себя все полномочия и теперь мотал человека из стороны в сторону, будто марионетку, подвешенную на ниточках. Руки беспорядочно ощупывали полки холодильника, чтобы взять тарелку с кашей. Зачем каша? Охотник заскрипел зубами от бешенства. Что он вообще тут делает?!        Внутренний голос чуть слышно подсказывал ответ. Хозяин Пустоши вспомнил, что пора кормить... но кого? Он никак не мог восстановить в памяти чей-то образ, серый и расплывчатый, но довольно приятный. Пока он напряженно подыскивал вспомогательные слова, черты, которые могли навести его на верный ход размышления, ноги тащились в сторону подвала. Тарелка качалась в сжатой ладони, разбрызгивая кашу. Охотник, крякнув от злости, схватился еще подчиняющейся ему правой рукой за стену. Да что с ним творится?Куда его несет?! Зачем в подвал?!        Каша, чулан, музыкальная шкатулка, халат на пуговицах, тощая фигурка... образ в его голове становился все четче, и вот минута-две и он бы вспомнил. Ладонь непроизвольно разжалась, и тарелка с кашей упала на пол, расколовшись надвое. Еда заляпала сапоги Охотника и лежащий на полу коврик. Тут же неведомая сила, тянувшая его за собой, исчезла, и от неожиданности он бухнулся на пол, ударившись больно затылком об стену.        «Что со мной происходит?» - бесконтрольное поведение по-настоящему напугало таксидермиста, который секунду назад не сомневался в том, что ему удастся наконец удовлетворить свою жажду крови и расправы. Теперь же он ни в чем не был уверен. Могли бы вы представить, что на ваше место встает... некто иной? Он думает вместо вас, он живет вместо вас и все решения принимает без вашего ведома; и мгновение назад этот чужой разум вынуждал Охотника забыть о пойманной крысе и проверить подвал.        За стеной, со стороны комнаты с «семьей» чучел, нежданный грохот не на шутку всполошил Охотника, все еще сидевшего у стенки на полу. Снова в голове щелкнул переключатель, и той же необъяснимой силой его подняло на ноги и повело к двери. Причиной шума могло быть только одно: кто-то спустил вниз лестницу, ведущую на чердак. Добытчик охнул от острой боли в груди - сердце в приступе тахикардии едва не вырывалось из-под ребер. Мир слился в сплошное размытое пятно, головокружение мешало ориентироваться в пространстве. От одолевшей его слабости руки никак не могли ухватиться за ручку двери. Теряя остаток сил и воли, Охотник с немым криком сдавил голову руками.       хватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватитхватит        "ПРЕ-КРА-ТИ!!!"        В последнем раунде противостояния двух разумов Охотник одержал временную победу. Как только давление в голове ослабло, вернулся контроль над телом и мыслями. Сердце более-менее утихомирилось и начало биться в привычном темпе. Он вышел из дому, сел на пустую клетку; крыса лежала под ногами. Для того, чтобы хотя бы добраться до сарая (пара метров от хижины до постройки казались внушительным расстоянием), ловцу требовалось восстановиться – не сколько физически, сколько психически. Что это было? Что, черт возьми, это было?!        «Я что-то забыл», - понял он из минутной кутерьмы, из которой выкарабкаться ему стоило огромных усилий. Однако вспомнить, кого он искал, Охотнику не удалось. Его мысли вновь занимало одно: освежевать крысу. Пока снова не одолел приступ слабости и безвольного подчинения.        В сарае свет не подразумевался в силу того, что создан он не для работы, а для хранения - чаще всего имущества. Ветхое на вид строение состояло из двух отсеков. Первый был выделен для вещей, таких как ловушки, ящики и пустые клетки. Во второй комнате на потолке поскрипывали крюки с надетыми на них шкурами. Клочки шерсти и меха разбегались по полу от легкого дуновения воздуха. Неиспользованные шкуры и кожи были свалены в одну пеструю кучу, размер коей заставил бы похолодеть до кончиков пальцев на ногах. Но что действительно выглядело как деталь из страшной истории (рассказанной ночью, у костра), так это стол – потемневший от крови несчастных, чьи судьбы были оборваны навсегда. На нем у самого окна уселось целое семейство крыс, вот только отнюдь не живых – таких же мертвых и набитых ватой, как люди в хижине. Еще одни невезучие трофеи Охотника. И вот к ним должен был присоединиться новый экспонат – самая большая, уродливая и презираемая крыса из всех, что зверолову доводилось убивать.        Охотник уложил животное на стол, взял припасенный уже давно нож с широким и острым лезвием – специально для того, чтобы свежевать добычу. Но слепое безумие и страстное желание разделаться с жертвой не дали мужчине спокойно, не торопясь, все сделать. Как только был сделан небольшой разрез на здоровом (не покрытом язвами) боку, он с остервенением схватился за край и начал тянуть, со всей силы, уже без ножа.Шкура плохо поддавалась. Крыса словно ожила и вздрогнула под рукой Охотника, но он этого не заметил. Он продолжал тянуть шкуру, несмотря на то, что та не желала отрываться. От обуявшего его неистовства в глазах заколыхался кровавый туман. И вот ему уже виделось, что он пытается содрать лицо с бледного, как труп, человека в грязной изодранной гимнастерке. Он слышал чей-то, вроде бы принадлежавший ему и в то же время нет голос, полный боли и гнева, он выплескивал с криком всю накопленную за дни, проведенные на фронте, ярость в лицо этому павшему от его пули бойцу. За все те страдания, что довелось испытать, за горечь потери жестоко убитых близких, за которых нужно кому-то отмстить. Эта месть окупится жизнями всех врагов, что на деле не лучше помойных крыс.        Они должны умереть!        Треск разрываемой ткани ударил в уши. Охотник отвлекся от окутавшего его багрового тумана, посмотрел вниз, где был не человек, а все та же дохлая крыса – и остолбенел. Шкура на боку держалась на последних волосках, но так и не отделилась от еще не выпотрошенного тела. Откуда же тогда этот звук рвущегося волокна. Резкое онемение правой руки подсказало ответ. Из-за сильного напряжения шов на плече просто не выдержал – он сильно натянулся, порвав грязно-зеленую ткань, и лопнул. Переборщил.        Охотник пошевелил рукой – плохо работает. Растрепанная по краям материя и торчащий клок ваты выглядели бы не так ужасно, не будь это похоже на разорванную плоть. Свою собственную, но не чужую. Краем глаза он заметил кровь на ладонях – видно, пока расправлялся с крысой, так сильно дернул, что оболочка порвалась, и красным брызнуло ему на руки и одежду. На груди и животе тоже блестели темные капельки.        При виде крови – пусть даже крысиной – ему стало дурно. Сколько раз приходилось выполнять грязную работу, казалось, нужно было давно уже привыкнуть, а нет – у всего есть предел. И изготовитель чучел своего достиг. Он не мог оторвать взгляда от грязных, залитых кровью ладоней, которые виделись ему то абсолютно голыми, то в перчатках. И в голове колоколом била одна и та же мысль: «Что я наделал?». А потом, словно вдогонку, пришла такая же, но совершенно с другим посылом:        Что ТЫ наделал?        Охотник не успел подумать и найти ответ на свой, но вроде незнакомый вопрос. Он еще не вытер руки, как позади него достаточно громко для тишины скрипнула половица. Забыв о недавних кошмарах с меняющимися перед лицом картинками и багровой пеленой, обернулся. На полу, спрятавшись в его тени от тусклого света, заглядывающего через окно без стекол, на корточках замерли двое – девочка в сером халате на пуговицах и мальчик с холщовыми штанами и в широком для его небольшого роста плаще. Пакет с двумя прорезями для глаз скрывал его лицо. Они оба смотрели на Охотника, не двигаясь. Решили, наивные, не заметит.        А он все заметил. Острый слух даже после стольких лет нисколько не стал хуже и вот снова сыграл хозяину на руку. Едва взглянув на девчонку, он тут же вспомнил ее; конечно, это была его Егоза, та самая, какую он встретил в лесу. Вялость и болезненный вид исчезли, оставив в ее внешности все ту же знакомую взрослую решимость и холодную рассудительность. Она снова выглядела здоровой и стойкой. Разве что сейчас на ее лице читался страх вперемешку с отвращением. От этого выражения Охотника словно окатило ледяной водой. Забыл... как он мог забыть о ней? Ведь это невозможно, он ведь сам шел к ней, чтобы... чтобы...        Тарелка с кашей – сердце в груди человека съежилось и упало глубоко-глубоко. Он все вспомнил, образы прошлого пришли на ум слишком быстро. Он понял, почему оказался дома, почему его так тянуло к подвалу, почему он порывался пойти на звук упавшей лестницы. Вот только он опоздал, как и всегда, и теперь его место занял другой. Тот самый мальчишка, чье лицо было так же скрыто от чужого взора.        Пусть Охотник не видел его глаз за двумя круглыми вырезами в бумаге, но он чувствовал его пронзительный взгляд на себе –прожигающий насквозь. Знакомое ощущение, весьма неприятное. В прошлом кто-то смотрел на него точно так же. От этого осознания мужчина стиснул крепче кулаки. Ему было плевать, кто этот пацан, но его присутствие рядом с Егозой действовало на нервы. Бесило, раздражало, выводило взрослого из себя. А что хозяин Пустоши должен делать с теми, кто его выводит из себя?        Разгадка не заставила себя ждать.        Как только широкая охотничья пятерня сжалась вокруг ружья, мальчик среагировал мгновенно – он схватил девочку за руку и побежал с ней к дверце в стене, сделанной, чтобы сразу выбрасывать помои на улицу. Вместе, работая как одно целое, дети навалились на нее и стали помаленьку толкать наружу. Охотник не сомневался в том, что им удастся выбраться на улицу и даже не стал останавливать их в сарае – он пошел к выходу, прихватив фонарь. Как и рассчитывал, Егоза и странный мальчик с пакетом на голове управились с дверцей и кувырком покатились по куче гнилых отходов. Стрелок выбежал за ними. Зарядив патронами ружье, он сощурил глаз, навел ствол на пакет – в малышку стрелять он не хотел. Вот избавится от непонятно откуда взявшегося наглеца (который, похоже, решил увести Егозу за собой), заберет окрепшую девочку и... От гнева и слабости в правой руке Охотник не мог точно прицелиться. Случайно нажав на оба спусковых крючка, он промазал – попал по хлипкому забору, и тот развалился на месте, пораженный внушительным количеством дроби. От двойной отдачи заболело плечо, и еще сильнее закачался рукав на едва целом тряпье. Для малышни этот выстрел был всего лишь предупреждающим. Егоза, ошеломленная пальбой, застыла как вкопанная. От испуга дрожали тонкие ножки. А вот мальчуган, совсем не оторопевший от грозного оружия, снова взял на себя инициативу и вывел подругу из ступора толчком в спину.        Охотник скрипел зубами, ругая себя в промахе. Благодаря эжекции (автоматическому выбросу пустых гильз) перезарядка занимала секунды. Однако дети стремительно удалялись. Сам ловец в последнее время бегал плохо, поэтому надеялся на одно – на внимательность и скорость удара. Время утекало сквозь пальцы; второпях Охотник снова зарядил ружье и выстрелил, но снова не попал. Вернее, угодил по ящику, за которым беглецы скрывались. Тр-рах! Пустая тара разлетелась на деревяшки.        Мальчик, крепко державший Егозу за руку, закрыл ее собой от колких щепок. Девочка почти ничего не соображала (грохот и опасность ситуации все же оказались сильнее ее решимости), она вцепилась мертвой хваткой в своего защитника и не отпускала. На секунду Охотника пронзило обидой и жгучим чувством ревности. Разве не он ее герой? Разве не он заботился о ней все эти дни? Почему? Почему она бежит от него в страхе? Неужели она его так сильно боится?        Это я во всем виноват.        Чувство вины ослабло под новым всплексом негодования. Не появись этот паршивец, ничего бы не случилось. Это он помог девочке бежать, запутал ее, вселил ложную надежду. Тем больше причин избавиться от парнишки! Охотник выполнил перезарядку, вскинул ружье - и опешил, потому что дети, только что бежавшие впереди, ни с того ни с сего исчезли с поля зрения.        "Как?" В недоумении он встал на пригорке, посветив перед собой фонарем. Ни следа. Он опустился с холмика, задержался на поляне, чтобы все осмотреть. Но ни его глаз, ни яркий фонарь не помогал. Беглецы как сквозь землю провалились.        "Они не могли далеко убежать", - подумал Охотник, хотя не был в этом абсолютно уверен. Снаружи стояла такая темень, что без источника света дальше своего носа ничего и не увидишь. Лишь еле заметный голубоватый блеск неба отражался на сыроватой от тумана траве. Кого искать, куда глядеть - поди разберись. Только резкое воронье карканье за спиной позволило понять, куда смотреть. Стрелок, слышавший отлично, повернулся на шум и прочесал фонарем местность - ничего. Узкая шершавая трава была слишком высокой, чтобы дети со своим ростиком полностью оставались незамеченными. Охотник прошел вперед на несколько шагов, притормозил и поводил мини-прожектором туда-сюда. Пока он озирался по сторонам, концом ружья прочесывая траву, Егоза с мальчишкой обошли преследователя и со всех ног припустили к спасительной норе, так удачно освещенной в луче бледно-желтого цвета. Охотник рассмотрел их в самый последний момент.        "Проклятье!" Зверолов кинулся за ними, да опоздал - и его сожительница, и чужестранец в плаще провалились сквозь корни и затерялись на дне лисьей норы. Охотник ни за что не пролез бы за ними следом, поэтому он мог лишь сопеть от злобы и отбивать прикладом торчащие древесные отростки. Увидев в проеме бумажный пакет, он просунул ствол в нору и дал выстрел. Мальчик успел отшатнуться. Вместе с Егозой они ползли прочь от врага, чье лицо под мешком чуть не алело от ярости. Это первый раз, когда жертва оказалась проворнее и умнее своего противника. Либо им просто повезло. Либо сам неприятель допустил глупую ошибку, которая дорого ему обошлась. Первый раз за всю жизнь.        Первый и последний.        "Беги-беги, крольчишка", - недобро про себя усмехнулся Охотник, очищая ружье от грязи и корешков. Слова из любимой песни грянули набатом в голове. Пусть сейчас на их стороне сыграла природное окружение, против охотничьих навыков им не совладать. Он найдет Егозу и вернет ее домой любым способом, обязательно найдет. Если этот пацан ему помешает - его ждет скорая гибель от дроби в теле. Хозяин Пустоши с удовольствием его прикончит. А пока...       Охота началась!