Кому ты отдал своей первый поцелуй?

      - Сенсей? - до боли знакомый голос, уверенно начиная приобретать взволнованные ноты, слышится все ближе, - сенсей, вы в порядке? - парень садится на корточки рядом с сидящим на полу мужчиной, кладя ладонь на чужое плечо и несильно сжимая, - да что ж такое, скажите хоть что-нибудь, Какаши-сенсей! Хатаке поднимает взгляд, создавая зрительный контакт. Он видит свое отражение в кристально-чистых глазах напротив. Лицо прикрыто маской, однако по одним лишь глазам сейчас можно определить целую картину: приоткрытые губы, через которые часто и быстро проходят резкие порывы воздуха, плотно сжатые зубы, да так, что через ткань видно то сжимающиеся, то разжимающиеся желваки, и глаза, наполненные самой что ни на есть сильной болью, что легко могла бы стать физически ощутимой какой-нибудь темной ночью. Такие глаза у человека говорят только об одном - его обманули. - Ну что вы молчите? - ладонь с плеча перемещается на щеку, но ее молниеносно перехватывают. Юношу резко толкают в грудь, опрокидывают на спину и заводят обе руки над головой. Старший, грубо зафиксировав положение лежащего, нависает сверху: - Это правда, что вы с ним... - слово до ужаса не хочется произносить, но сейчас, когда правда лежит под тобой, такая раскрасневшаяся и ошеломленная, ты готов на любые условия, - целовались? Наруто нервно смотрит на чужое лицо, обрабатывая только что полученную информацию. Уголок губ медленно поднимается вверх, выдавливая грустную улыбку. - Он побывал здесь до меня, верно? Но ответа не последовало. Тишину предавало лишь тяжелое дыхание мужчины. Парень выдыхает. - Он лишь попытался, а я сразу его оттолкнул. Вы из-за этого таким расстроенным были? Словно камень с плеч. Какаши бесспорно верит этому юному шиноби. - Прости меня, Наруто. Прости, - лоб утыкается в чужую грудь, слышится биение родного сердца. Теплые руки джинчуурики медленно перебирают спадающие на лицо пряди пепельного цвета. - Вот, оказывается, какого вы обо мне мнения. Считаете, я способен на измену! Так я пойду и сделаю это, - Узумаки, раздосадованный недавним происшествием, пытается выбраться из под горячего тела, не забывая капризничать. Но лишь только старания освободиться от хватки своего сенсея, уже начинающего нежно ласкать чувствительную кожу шеи, всегда оканчивались провалом. - Ты, Наруто, видимо, совсем не отдаешь себе отчет о своих словах, - мужчина размашисто проводит языком по кадыку, заставляя кожу лежащего резко покрыться мурашками и задрожать. Он поднимает глаза, более чем осознавая, к чему сейчас идут дела - все еще хочешь выбраться? Наруто - юноша, никогда не умевший осознавать опасность. Даже сейчас, лежа под скрытым извращенцем, уровень извращенности которого известен только ему, он продолжает свое так заводящее Хатаке притворство: - Хочу, сенсей. И вообще, мы сегодня с Саске встречаемся... - парень закусывает губу и отводит глаза, как бы нечаянно касаясь коленом мужчину. - Не произноси это имя. Только не сейчас, - становится жарко. Жилет джонина уже ненужной тряпкой валяется рядом. Учащенное дыхание горячим порывом встречается с такой же горячей кожей. - Ведешь себя, будто невинный, - Какаши уже расстегивает молнию на оранжевой куртке юноши, проникая под сетчатую футболку. О, эта старая сетчатая футболка, которую так обожает Хатаке. Только один образ юноши в этой сетчатой футболке заставляет сердце биться чаще, а голову - воображать, что бы он мог сделать с Наруто и с его чертовой сетчатой футболкой. Честно говоря, он уже придумал, как можно использовать этот элемент одежды не совсем по назначению. Ладони, уже успевшие избавиться от перчаток, вовсю заново изучают стройное тело, в сотый раз обводят кубики пресса, ореолы сосков, заставляя дыхание учащаться и прерываться тихим шипением или первыми, неуверенными стонами. Но пол - не лучшее место для такого рода деятельности, когда вместо желанных стонов партнера ты получаешь только его ворчливое шипение о затекшей ноге. Широкие ладони джонина, проходя в сантиметре от пола, обхватывают спину юноши и поднимают, заставляя принять сидячее положение. Через секунду Наруто осознает себя уже в воздухе, на руках у Хатаке, уверенно приближающегося к столу. - В книжках своих вычитали? - Наруто смеется и тут же обиженно шипит, когда его резко сажают на стол. - А вы сегодня не такой, как обыч... - он не договаривает. Его рот затыкают глубоким и требовательным поцелуем. Так быстро, словно пуля над виском. Рука вплетается в волосы сзади, а язык сурово прорывается в чужой рот. Пальцы постепенно переходят на шею, сжимая ее, заставляя парня покрыться мурашками и сжаться самому. Какаши закусывает нижнюю губу парня. Он знает, как Наруто от этого прет, он знает о нем все: где коснуться, чтобы было приятней, как сильно, чтобы не было больно. Он знает его тело наизусть, на юношеской коже нет ни единого не изученного им сантиметра. Блондин вымученно стонет, что значит - он сдается. Больше не будет никаких смешков и притворных пререканий, только чистое повиновение. Но, если подумать, ты сдался еще тогда, когда тебя с силой прижали к полу, не так ли, Наруто? Разве еще тогда ты не знал, каков будет твой выбор? Губы разъединяются, а языки больше не друг у друга во ртах только тогда, когда дыхания начинает катастрофически не хватать. Тонкая ниточка слюны тянется и пошло рвется между ними. Наруто прежде не видел такого Хатаке: такого грубо-властного, до беспамятства горячего и восхитительно возвышающегося перед глазами с тяжелой одышкой и выпирающим из штанов стояком. Обычно он до безумия нежен, будто ты - сокровище, которое стоит оберегать и защищать. Но парень и перед лицом смерти не сказал бы, что сегодняшний образ ему не нравится. Наоборот, он с превеликим удовольствием попросил бы сенсея быть таким почаще. Ненужная водолазка на пару с курткой и сетчатой футболкой мирно покоятся где-то рядом с жилеткой. Горячие губы властно, не спрашивая разрешения, оставляют алеющие на шее засосы, острые зубы прикусывают кожу, создается дикий, ударяющий в голову контраст боли и удовольствия, после которого способность здраво мыслить отпадает навсегда. Наруто мечется по многострадальному столу, хватается руками за края, пытаясь удержаться на грани разума, стремительно удаляющегося из головы. Но это тяжело, когда твои запястья крепко связаны веревкой. Это тяжело, когда до фейерверков перед глазами хочется коснуться себя, избавить от боли, но ты не можешь, а горячий язык сверху продолжает доводить тебя до предоргазменного состояния одними лишь узорами, вырисовываемыми на коже. А еще тяжело, когда ты вынужден говорить о всех своих итак явно выраженных желаниях вслух. - Ну и, - Какаши отрывается от своего занятия, облизывая губы - ничего не хочешь мне сказать? -Довести меня хотите? - Наруто яростно выдыхает слова вместе со стоном, когда чужие пальцы невесомо касаются причиняющего боль стояка. - Довести? - зловещая улыбка не сулит ничего хорошего. Он наклоняется к покрасневшему уху джинчуурики - до чего? И как ему удается? Как ему парой слов удается заставить партнера закатить глаза и со стоном предаться миру иллюзий, представляя, до чего тебя могут довести? Запрокинувшаяся назад голова открывает доступ к беззащитной шее - кусай, если хочешь. Какаши с гордостью рассматривает плоды своих трудов - пара новых отметин, что завтра утром станут еще багровее, прежде чем обхватить тонкую шею ладонью и несильно сжать. Наруто кашляет и хватается пальцами за кулак, пытаясь снять его с себя. -Неужели не нравится? - уголок губ игриво тянется вверх - Какой лжец. Движением руки мужчина заставляет юношу встать. Приоткрытый рот, горячее дыхание, умоляющий взгляд. Наруто, ты так развратен, знал бы ты, как тяжело твоему сенсею держать себя в руках. Хотя, он этого и не делает, меняясь с тобой местами и надавливая на твои плечи, заставляя опуститься на колени.

***

      Вид джонина сверху заставляет парня вымученно простонать его имя. Этим видом, казалось, можно закипать воду: сдержанный взгляд, сбитое дыхание и большой стояк прямо перед лицом. -Отсоси мне. У Наруто закатываются глаза - сенсей сегодня совсем не церемонится. Пальцы медленно и, почти не касаясь, пробегают по члену, поднимаясь к ширинке, заставляя старшего в нетерпении закусить губу. Тугой узел желания завязывается точно в паху. Молния оказывается расстегнутой через пару секунд, а длинный, как-то по-особенному красивый член до бесконечности возбуждающе смотрится в ладони. Сочащаяся из уретры природная смазка солоновата на вкус. Хатаке, измученно закрыв лицо руками, припадает к столу поясницей и запрокидывает голову. Язык обводит головку - пришло ваше время страдать от сладких пыток, сенсей. Рука, вплетенная в золотистые волосы, судорожно сжимается, когда горячий язык проводит влажную дорожку от основания до головки, а гортанный стон, раздающийся на всю комнату, вырывается из глотки тогда, когда половина оказывается в плену у обжигающей полости рта. Колени подкашиваются, но усилием воли Какаши заставляет себя стоять на ногах ровно. Язык широко проходится по члену, двигаясь вперед-назад. Ладонь судорожно сжимает волосы, раздается громкий стон чистого удовольствия, Наруто, твой сенсей и не знал, что от подобных ласк можно действительно сойти с ума. Стараясь насадиться еще глубже, парень давится и кашляет, отстраняясь. Но ты не забыл, Наруто, что сенсей сегодня не такой, как обычно? Хватка на затылке надежно фиксирует голову, сейчас, когда до момента, чтобы сладко и протяжно кончить отделяют лишь пара движений, Хатаке готов на многое. Останавливая голову в одном положении, обезумевший приторно-сладким удовольствием, Хатаке начинает грубо трахать рот Узумаки. Вбиваясь все глубже с каждым толчком, ощущая сокращения стенок горла вокруг головки, обливаясь до невозможности прекрасными волнами удовольствия, что исчезают только в кончиках пальцах, проходя через все тело, мужчина кончает, не успев выйти из такого нереального, бесконечно идеального плена рта. Голова запрокинута, свободной рукой он касается себя, продолжая изливаться на до этого момента чистое лицо, не в силах прекратить свои кое-как глушащиеся стоны. Опуская взгляд и видя это испачканное в собственном семени лицо, Какаши действительно не против использовать этот рот только для одной цели. Поднимая доведенного до крайности джинчуурики и вновь сажая его на стол, Какаши все еще не верит, что возможно чувствовать такое и что от такого не умирают. Словно награда за все пережитое, словно "увидеть и умереть". Вновь напористо целуя, Хатаке ощущает вкус своего семени на языке. Мысль о том, что это произошло, выбивает последние гроши здравого смысла из уже давно нетрезвой головы. Рука проникает под резинку чужих штанов, туда, где сегодня еще не тронуто, и юноша, с силой прикусив губу, подает знак. Нежный, робко льющийся наружу стон, словно музыка для ушей. Последний элемент одежды парня становится теперь одной из бесполезных тряпок. Такой чувствительный, словно слабые места у него по всему телу. Реагирует на каждое мимолетное касание, будто оголенный провод. Прикрытые от удовольствия глаза, закушенная губа и реакция. Тебе пришлась по вкусу эта грубость, в этом нет сомнений, Наруто. Какаши, грубо притянув свою жертву к себе, ищет баночку смазки, шаря рукой по всем шкафам. Такой открытый, такой беззащитный и принадлежащий сейчас ему одному. Наверняка, и думать о Саске забыл. Лежащий на столе со все еще связанными руками парень побуждает стояк снова стать каменным. Одним своим видом нарвавшийся на то, чтобы его жестко отымели, Наруто сам виноват в своей участи. Но ему так нравится, до сладких судорог внизу живота, до потемнения в глазах, нравится. Обмазанные в холодной смазке пальцы приставлены к анусу. Наруто жмурит глаза, представляя, как в него войдут в сегодняшнем состоянии. И от представлений подгибаются пальцы на ногах, вырывается несдержанный стон. - Что, не можешь дождаться? - такая задорная усмешка, Какаши, а ты знаешь, что юноша под тобой скоро обкончается от одних только представлений о тебе? Первый палец медленно входит по фалангу, по середину. О, эти длинные пальцы, эти искусные длинные пальцы, словно подарок богов для Наруто. Умелые, ловкие пальцы, от которых у Узумаки голова идет кругом, мысли путаются и не остается ничего, кроме похоти. Мечущееся по столу тело, выгибающееся и не знающее, куда податься тело служит для джонина сигналом. Второй палец вызывает стон, их движение внутри вызывает желание умереть, желание убежать куда подальше, только бы не продолжать эту сладкую, приторно-сладкую, словно тающий на языке зефир, пытку. - Сенсей, я больше не могу, - осталось лишь просить. Просить и умолять - прошу... - О чем ты меня просишь? - лукавость, сенсей, ай-ай-ай, да разве можно так издеваться над людьми? Чего может хотеть извивающийся перед вами на столе юноша? - О большем - еще секунда, и собравшиеся в уголках глаз слезы польются по щекам горячими струями. - Скажи это - мучить парня и мучиться самому от желания поскорее оказаться внутри, очень похоже на вас, Какаши-сенсей. - Возьмите меня, пожалуйста, не томите - Наруто сдается вместе со сдавшимся и выбившимся изо рта стоном, когда пальцы в очередной раз проходятся по самому чувствительному месту. А как здесь по-другому, когда иных вариантов просто нет? Раздается самодовольный смешок. Вынимая пальцы, Хатаке предвкушает. От предвкушений кружится голова, кровь приливает от верха к низу. Приставленный к отверстию член принимает оставшуюся на пальцах смазку и резко входит. Неясно, чей сейчас раздался стон. Узкие, горячие стенки, принимая, доставляют неземное удовольствие. Разве может быть что-то настолько хорошее, настолько привлекательное в этом послевоенном мире? Но рассудок теряется, хочется взлететь или, еще лучше, еще грубее и быстрее трахнуть этого стонущего юношу. Каждое движение мужчины сопровождается одобрительными, даже ликующими стонами Узумаки. Они, будто табличка "10 из 10". Они побуждают брать его и дальше, до бликов перед глазами, до помутнения разума, до самого восхитительного в мире оргазма. Хатаке кажется, парень под ним дрожит. Держа под коленками, разводя ноги шире, он не мог бы сдержаться, даже если бы захотел. Несдержанные стоны, шлепки кожи о кожу, комната наполняется пошлыми звуками. Приближающийся оргазм дает знать о себе все сильнее ощущаемыми приливами наслаждения. Наруто готов кончить только от вида мужчины: безумный азарт на его лице, грубость и несдержанность, его стоны, широкие плечи, пресс, бицепсы. Он любит его всего и полностью, нежного и грубого, расстроенного и радостного, любого. И еще пара толчков, таких необходимых им обоим, и он изливается на собственный живот, даже не касаясь себя. Заливаясь краской, мечась по столу, крича имя Какаши, видя звезды перед глазами. Хатаке не выдерживает давления, не выдерживает переполняющих его чувств и, не в силах отвести взгляд от парня, с его именем на губах кончает глубоко внутрь, сливаясь, становясь одним целым с этим ярким лучиком солнца.