Степь.

Солнце… Яркое, сияющее, дарящее тепло всему живому… Именно оно восходило сейчас над горизонтом, прогоняя холод, предрассветный туман, расстилая на небесах свой нежно-розовый-золото-белый флаг, под которым встают степные травы, заливаясь зеленью… Правда КССР было всё равно на подобную красоту, ведь сил улыбаться, говорить, даже запоминать путь от княжеств до степи, не было. Сейчас, лёжа в куполообразной юрте, собраной из длинных прямых столиков деревьев, обтянутых войлоком, под тяжёлым овечьим одеялом, рядом с Ордой, мальчик думал, вдыхая горячий воздух жилища: «А что мне делать дальше?.. Я же… По сути умер… И вернуться никак не могу… А даже если и могу… То стоит ли? Вдруг я буду дома мешаться? У папы же РСФСР, ГДР, УССР, БССР, я, АССР… Он же силы тратит на всех, воспитывает нас… А мы?.. Ну ладно ГДР и Росс… Они хотя бы стеклотару собирают и сдают… Они пионеры… А девочки? Хозяйство домашнее ведут, когда папа слишком занят. А Ази ещё малыш совсем, пара недель… А я что делаю? Учусь я так себе… Стекло не собираю… Октябрёнок ещё… Домом не занимаюсь… А с другой стороны… Я мукулатуру собираю! Семье помогаю!» — В конце концов… Я его сын!!! — крикнул сам себе казах, от чего лежащий рядом монгол резко открыл жёлтые глаза, слегка вздрогнул от неожиданности, после чего сонно прикрывая очи, подложив под голову руку. — Не кричи, пожалуйста. Неужели у тебя появились силы на это? — раздражённо шикнул Орда, лёжа в тишине пару мгновений, после чего всё же поднимаясь с налёженого местечка, протирая глаза рукой. Сидящий на тёплом войлочном полу Кази смотрел на прадедушку, переводя внимание на тлеющий костерок, посреди серо-коричневой юрты, от которого вился дымок вверх. По стенам жилища располагались немногочисленные вещи ордынца. Пара свёртков бумаги, чернильницы, перья, три сабли, пара походных мешков с одеждой, а так же луки, стрелы, да колчаны. — Надумал, что делать будешь? — тяжело вздохнул Джучи, откинув овечью шкуру, подходя к небольшой сумке, начиная рыться там, заодно слушая, как удивлённый мальчик подскакивает на ноги: — Разве у меня есть выбор? Неужели отсюда можно уйти? — А ты как думал? Можно, только это сложно. — молвит монгол, находя кусок сушёного мяса и кинжал, возвращаясь к погасшему очагу, рассекая одеревеневшую еду, понимая, как сильно мальчишка жаждет узнать продолжение мысли прадедушки, поэтому молчит. — Вернуть мёртвого? — не понял казах, видя, как ордынец тяжко вздыхает, отводя глаза. — Скажем так… Ты пока связан со своим телом, но не можешь туда вернутся. Тебе нужно новое рождение, а чтобы заново родиться, в старом теле, нужно уйти отсюда. Пока что смертная душа способна на это. — пояснил мужчина, с некой тоской глядя на узкий острый кинжал, лежавший у очага. И в этом взгляде, КССР, к своему удивлению, разглядел… Тоску. Будто Джучи не хотел отпускать этого мальчика, а оставить здесь, у себя, дабы обучить, передать свои знания… Однако, монгол понимал, что оставить мальчика здесь он может, а вот сделать его счастливым, учиться, даже сотня сабель не заставит… — Так… — наконец-то начал Орда, встав на ноги, откладывая еду и подходя к выходу из юрты. — Ты готов? Пойдём? — Всегда готов! — улыбнулся мальчишка, вскакивая на ноги, выбегая на улицу, стремясь бежать куда угодно, лишь бы попасть домой… К папе и братьям с сёстрами… — А… — запнулся мальчик, как только босые ноги коснулись влажной травы, а лёгкие вдохнули воздух, — Куда ид.? Ребёнку на дают закончить фразу. Резкий удар чем-то длинным рассёк детскую одежду, пронзив кожу и мясо, доходя до сердца… Оружие моментально впивается в плоть мальчонки, пока с его уст летит крик боли, непонимая… За что?.. Как он теперь попадёт домой?.. Как обнимет отца, братьев, сестрёнок?.. Или… Неужели его судьба такова, остаться здесь, в степи? Увы, ответа он так и не получит… — Тише… Это… Скоро кончится… — шепчет голос Джучи, из-за спины, над самым ухом, пока руки монгола ложатся на плечи казаха, чуть притягивая их к телу кочевника. — Прости меня… — только услышал Кази, пока впереди маячил белый свет… *** Холод… Как же… Холодно… Вокруг только обжигающий кожу лёд, тьма, и ничего не защищает, будто тёплой монгольской одежды и не было… «Где я?..» — пронеслось в головушке Кази, пока где-то на щеке возникло небольшое пятно тепла, словно кто-то живой коснулся его. — Ммм… Отойдите… — попросил мальчишка, тут же открывая глаза от резкого крика санитара, что пришёл проверить мальца: — У НАС ТРУП ОЖИЛ!!! От чего казах спрыгнул с железного стола на плиточный пол, помчавшись на свет… То бишь к небольшой лестнице, что вела из морга, в котором ничего и разглядеть толком нельзя, наверх, к выходу. Выбежав по лестнице в больничный коридор, из зелёных стен, белой плитки и дверей, почти полностью заполнившие всё пространство коридора, мальчишка помчался дальше, при белом свете больничных ламп, запахе лекарств… Промчавшись до регистратуры, и пролетев мимо старого деревянного стола, за которым сидела пожилая бабушка, в больничном халате, чуть вздрогнувшая при появлении Кази, ребёнок выбрался на улицу, захлопывая за собой дверь, мельком оборачиваясь. Никого… Кроме… Двух небольших крыльев, покрытых жёлтеньким пушком… — Что…? — спросил мальчик, рассматривая крылышки, с удивлением двигая ими. — Крылья?.. А… За что?.. — промолвил малец вслух, пока его не окликнули: — КССР!!! — и обернувшись на холодную улицу, ребёнок увидел… Отца. Разговор им предстоял не простой… *** Вечер… Небо залито тьмой, подобно растёкшимся чернилам, что обошли стороной самый краешек бумаги, оставив идеальный месяц, да сияющие звёзды… Мир погружён в холодную тень мрака, пред которым дрожит зверь, птица замирает… Но не страны и города, что сидели в стареньком доме, с чуть покосившейся крышей, потемневшими от времени досками, что поросли мхом, чуть залезая на белёные окна. Мы заглянем лишь в одну из многочисленных комнат, где на тёмном дощатом полу лежит бежевый ковёр, с орнаментом из зелени, а напротив двери сразу окно, пока по стенам ползёт нежно-золотой оттенок. В то помещение, где стоят пять кроватей, из стали, застеленные белым бельём, пока в дальнем углу высится шкаф… А посередине светит старенькая лампочка, вокруг которой собрались страны… Один из них, парень лет двадцати четырёх, пусть его голубое лицо, с золотым орлом, что держал на своих крыльях солнце, пока рядом возникал узор… Короткие волосы, как и в детстве совсем растрёпаны, как и синяя футболка, с дырами на спине, для уже сильных оперившихся крыл, поверх джинс. — Вау, папа, а это правда было?! — воскликнул сидящий рядом мальчонка, чей флаг был нежно-голубым, с узором солнца, на котором было написано: «Астана». — Дядя Казахстан, а Золотая Орда правда такой?! — сорвались сразу два мальчика, у обоих флажки красные, только у старшего всадник, на белом коне, пронзающий чёрного змея, а вот у второго два перекрещенных крюка, посреди которых устранился царский скипетр. — Да, да, детишки. Было, а то откуда у меня крылья? — спокойно молвил казах, чуть заговорчески добавляя, — А рассказчик, покорный ваш слуга, позволит лишь заметить, что с памятного нам всем дня, степь более не появлялась. Но мы всегда можем это проверить. — Завтра! — воскликнули дети хором. Однако… У мужчины, тридцати лет, с белоснежными волосами, скрытыми ушанкой, насыщенно голубыми глазами, медленно перетекающие в бело-красный флаг, продолжение которого скрылось под белой футболкой, серой кофтой, джинсами. — Посмотрим на ваше поведение. А пока спать, детки. — молвил Россия, от чего мальчики грустно опустили головы, но требование русского выполнили, ложась под одеялки, так как уже были переодеты ко сну. — Спокойной ночи… — говорят они, в ответ на что слышат аналогичное пожелание от взрослых, получая мягкий поцелуй в носы, прежде чем родители уходят из спальни. Нет, не подумайте, Россию и Казахстана ничего не связывало в романтическом плане, а дети оказались здесь из-за каникул, как впрочем и их папы. Пока мы разъясняли ситуацию, наши герои оказались на кухне. Помещение с нежно-персиковыми стенами, тёмным полом, дребезжащим холодильником, в углу, между окном и стенкой, от которого тянулась столешница, мойка и плита. Напротив пристроился стол, с семнадцатью стульями и остывающим чаем, что братья принялись его срочно спасать, решив разбавить времяпровождение беседой, начатой русским: — И как ты там побывал? В том плане… Почему ты выбрал нас? Тебе же всегда нравилось быть свободным, как степной орёл. Однако ты предпочёл кочевничеству каменные джунгли… Почему? Чуть подумав, казах отставил чай, взглянув на русского. — Знаешь… Как бы меня не звало желание с собой, туда где есть свобода, где солнце добрей… Мне всё же милее родимый край. Да, здесь нет звёзд, не летают орлы, но здесь моя Родина… Это место… Мой дом… — мужчина встал из-за стола, подходя к стеклянному окну, взирая на чёрный в ночи сад… Где высокие стройные плодовые деревья смотрели точно вверх, пока над ними высилась крона самой огромной яблони, укрывая деревца от бед. — Я не хочу всё это терять, здесь ведь каждый куст, холм, каждая травинка и пылинка, не говоря уже о живых странах, нашего дома волнует мою кровь и меня! Они дарят мне силу, Россия… Защиту… Крышу… А я… Не могу расплатиться с этим… — вздохнул он, смотря в сад, только усмехаясь. — За одиннадцать лет в нашем саду изрядно выросло яблонь… Только вот мы тут с тобой одни… — Увы, не все хотят знаться с нами… — проронил русский.