***
Со всей этой суетой с парнем, представившимся как Эрен, Жан совсем позабыл о том, что его машина так и осталась на парковке у ночного клуба. Он спешит к своему фольксвагену, беспокоясь о его сохранности, однако, слишком поздно. Не каждый обычный студент может позволить себе такой автомобиль, вот только Жан копил на него достаточно долго, чтобы осуществить мечту. Жан вспоминает о бумажке с номером Эрена только вернувшись домой. Он достаёт из кармана ключи, кладёт их в тумбу и, только обернувшись, замечает валяющийся на полу листочек. Может, не стоило ему давать свой настоящий номер… Жан правда хочет упасть на кровать и забыться, но напоминание о предстоящем рабочем дне и о том, что сегодня он пообещал себе посвятить как можно большее время учёбе, не позволяют ему этого сделать. Ближе к вечеру у Кирштайна звонит телефон. На дисплее высвечивается номер Конни, и он трёт глаза, прежде чем взять трубку. — Как ты там? Живой? — Конни явно либо выпил не так много, либо уже пришёл в себя. Жана же до сих пор мучала головная боль. — Раз ответил — жив. — Ну, а вдруг это не ты, а тот симпатичный парниша, с которым ты вчера ушёл? — Спрингер хихикает, и Жану дорогого стоит не подколоть его за «симпатичный», но он переходит к другой части возмущений: — То есть ты, мелкий засранец, видел, что я с ним ухожу, и даже не остановил, зная, в каком я состоянии бываю? — Жан проговаривал каждое слово через небольшую паузу, и, прежде чем Конни успел что-то ответить, в трубке послышался голос Саши: — Да ладно тебе! — она-то что у Конни забыла? — Парень вроде красивый был, в любом случае, ищи плюсы. Зато потрахался, когда ещё такая возможность выпадет тебе, работяге? Через пять лет? — И ты туда же? Тоже видела и не остановила? Вот это друзья, что за предательство?! — Там была слишком красивая девушка, я не удержалась и решила забить на тебя с ним, — спокойно, без тени стеснения и вины отвечает Саша. Жан выдыхает, когда слышит это: если они действительно отдыхали, а не хотели поиздеваться над Кирштайном, тогда ругаться и обижаться на них смысла нет. — Ладно. Зато вы хорошо провели время. — Будто бы ты не… — Конни, — цедит Жан, перебивая друга, и Саша на фоне хихикает. Воцаряется тишина длинной в три секунды, не такая уж и длинная, и Саша продолжает: — Кстати, Жан, ты ведь был свер… — Саша! — Что? Я просто интересуюсь! — Может, тебе ещё в какой позе сказать? — Ну, если настаиваешь… — Ты ужасна! — Я тоже тебя люблю, — Саша тихо хихикает на заднем плане и исчезает куда-то. — Ла-адно, Жан, не сердись на нас! Мы думали, ты сам можешь сдерживать в штанах свой чл… — Всё! Хватит, поболтали! — на фоне снова слышится заливистый смех Саши. — Спать хочу пиздец, поболтаем как-нибудь в следующий раз. — Так уж и быть, — весело говорит Конни и прощается с Жаном, вешая трубку. Только телефон встречается с матрасом кровати, как на него поступает сообщение. Жан рычит, думая, что ещё нужно этому Спрингеру, а потом смотрит на дисплей. Незнакомый номер. «Привет)» Жан мало с кем переписывался, поэтому особо вариантов того, кто это может быть, у него не было. «Эрен, верно?» «Ага» Жан переворачивается на живот, увлечённо дожидаясь, что же там напишет его новый знакомый. «Как ты?» Жан усмехается. «Ты таким образом пытаешься скрыто выбить себе роль знакомого?» «Боги, Жан, да я открыто вчера весь вечер с тобой флиртовал, а сейчас ты так недоумеваешь» Кирштайн слегка хмурится. «Кто сказал что я недоумеваю, ты же не слышишь моих интонаций» «Я предположил» Спустя недолгую беседу Жан понял для себя одно: с ним невозможно общаться нормально в привычном для Жана понятии этого слова. Эрен словно подшучивает, заигрывает и говорит двусмысленно одновременно. Жан не может быть уверенным в верной интерпретации слов Йегера, из-за чего возникает внутренний диссонанс. «Хватит говорить двояко» «Почему? Мне говорить прямо?» «Желательно» «Боги, неужели так сложно понять, что мне просто хочется потрахаться» Кирштайн хмурится. «Так найди себе другую жертву, раз я такой сложный» «Вау, да ты и правда сложный, ещё и тугодум» Кирштайн огрызнулся, как обычно, но больше для приличия, ведь сейчас его мысли были направлены всего в одно русло и забиты всего одним человеком, и было как-то совсем не до оскорблений. С одной стороны, Эрен явно продолжал флиртовать с ним, с другой — не давил от слова совсем, и будто бы ни на что не рассчитывал, из-за чего Жану казалось совершенно нереальным понять его. Кирштайну нравилось понимать людей. Нравилось читать их как открытые книги, нравилось контролировать происходящее. Потому что только так можно чувствовать себя в безопасности. Только так тебе гарантировано то, что ты не пострадаешь. С Эреном же всё ровно наоборот. Он не понимал его мотивов, потому что они казались ему слишком скрытыми. Хоть Эрен и говорил, что все его желания лежат на поверхности, Жана не покидало ощущение, что он лжёт. Что есть в этом что-то глубокое. Ну не мог он просто взять и понравиться парню. Не мог. Нет, у Жана не была занижена самооценка, вот только слепо верить Эрену он не хотел. — Чем ты занят сегодня вечером? — его тон нельзя назвать флиртующим, это совершенно обычный тон обычного, слегка уставшего человека, словно они старые друзья, а не случайно потрахавшиеся в пьяном бреду парни. — Мне сессию закрывать вот-вот. — Ого, а на кого ты учишься? — в голосе Эрена слышен искренний интерес. — В медицинском, — уклончиво отвечает Жан. — Ого, — кажется, голос парня дрогнул, но Жан не придал этому особого значения, — не догадался бы. — А ты думаешь, врачи двадцать четыре часа в сутки ходят в белом халате, спят в халате, моются в халате, дрочат на свои халаты? Или как? — Да нет, я не об этом, — Эрен прикрывает глаза, думая, но Кирштайн этого всё равно не видит. — Их походка, профдеформация, взгляд, речь — всё это может выдать человека-врача. — Но я ещё не врач. — Ты курс пятый уже, наверное, да? — Четвёртый. — Значит, и практика уже была, — Эрен тяжело вздыхает. — Разочарован, что нефть не качаю? — Жан усмехается. Почему-то ему кажется, что сейчас он от него отстанет, поняв, что он никакая не знаменитость и не богатенький папик, из которого можно было бы качать деньги. Хотя, как по нему вообще можно сказать что-то подобное? Он выглядит как обычный студент, не сказать, что живёт на копейки, но явно не особо шикует. — Да нет, просто удивился. После этого Эрен, судя по всему, окончательно убедился в том, что Жан не собирается идти с ним на контакт. Но кто сказал, что это причина отказываться от общения? Эрен почти перестал пытаться вытащить его куда-то, и Жану даже показалось это каким-то… Не таким. Каким бы бесячим и, возможно, неособенным для него ни был Эрен, Жану даже стало как-то грустно от этого. Почему-то он чувствовал небольшой груз вины за то, что обделяет этого ребёнка вниманием. Да, именно ребёнка. Он вёл себя порой до ужаса наивно, но обладал лисьей хитростью, хотя намерения его и «лежали на поверхности». Жан мог пытаться бесконечно разгадать загадку поведения его нового знакомого, пока сам не догадается, что всё гораздо проще, чем он мог бы подумать.***
Работа, работа и ещё раз работа. Кирштайн вырос не в самой обеспеченной семье, поэтому с детства усёк: либо ты зарабатываешь деньги сам, либо у тебя их не будет. В четырнадцать он помогал своим соседкам по лестничной площадке: ему «повезло» жить в подъезде с большим количеством старушек. То сумочку до магазина донести, то придти полы помыть, то просто посидеть и поболтать с ними — Жан делал всё это, и получал за это какую-то сумму. Небольшую, но на хотелки подростка более-менее хватало. Но он никогда не позволял себе лицемерить. Если был не в настроении, извинялся перед миссис Браун или миссис Чёрч за то, что не сможет сегодня поболтать о жизни. Те понимали, да и не настаивали особо. Они все жили одни, и Кирштайну было их очень жаль. Кто-то вовсе остался без родственников, а у кого-то они были, но жили в другом городе, штате или стране, из-за чего виделись они с ними крайне редко. А поживи стариком в четырёх стенах двадцать четыре часа в сутки — закачаешься. Уже в пятнадцать Жан начал откладывать небольшую сумму из заработанного в копилку. Пока у него не было определённой цели, он просто их откладывал — вдруг пригодится. А позже и вовсе начал копить на автомобиль. Именно с детства у него зародилась эта тяга к труду. «Работай, Жан, иначе жизни красивой тебе не видать», — так говорил он себе из раза в раз, когда уже думал, что вот-вот сдастся, опустит руки и не пойдёт на работу. Но друзья зря называли его трудоголиком — он знал себе меру в работе и никогда не брал сверхурочные, только если ну очень просило начальство. Он никогда не будет работать сверх своих возможностей, потому что чуть ли не на собственном опыте знает, как опасно выгорание. Когда он пошёл в медицинский, он очень боялся, что теперь времени на работу будет в обрез. Но произошло столкновение двух желаний: стать лучшим психотерапевтом в штате или, хотя бы, городе, и при этом жить в шоколаде. Вот его цели, к которым он усердно идёт уже на протяжении многих лет. Эрен врывается в его жизнь так же неожиданно, как может щёлкнуть в голове бредовая, но чертовски навязчивая идея. Жан пока не может сказать наверняка, нравится ему факт того, что Эрен в принципе появился в его жизни, или нет, но он может сказать наверняка одно: ему интересно посмотреть, что будет дальше. «Как дела?» «Закачаешься. Сверхурочка, Ботт слёг в больницу, и теперь мне нужно выходить за него» «А ты не мог отказаться?» «Чёрт, Эрен, раз еду, значит не мог» Кирштайн устало трёт переносицу. С самого утра день идёт паршиво. На пары он, слава богу, не опоздал, но преподаватели словно сговорились отодрать Жана во все щели сегодня и проехаться поездом материала с предыдущих курсов. Боги, он же вообще уйдёт на психотерапевта, зачем ему нужно знать, как правильно делать кесарево сечение? Начальство чуть ли не слёзно умоляло Жана выйти сегодня на работу. У них завал по документации, его коллега, который сегодня должен был работать, попал в аварию, и теперь лежит в больнице. Ничего серьёзного, но работать он в таком состоянии явно не сможет, а кроме него выйти некому. Кто с детьми сидит, кто в отпуск улетел, у кого учёба, другая подработка, а кто и так работает. Жан согласился выйти с условием выдачи премии. На месте Жан понял, что то, что назвали завалом, оказалось целой катастрофой. Все снуют туда-сюда, документация огромной стопкой стоит на столе Кирштайна, и он понимает: ему нереально повезёт, если он закончит работать сегодня. И ему везёт. Коллега, шустрая Фингер с тёплой улыбкой, вызвалась ему помочь. Жан тогда вскинул бровь, а она сказала, что Марко много раз выручал её, и в этой горе наверняка есть что-то из её документов. Жан благодарно принимает помощь, но чувствует себя не в своей тарелке. Фингер мило улыбается, и не понятно, флиртует она, или у неё просто такая манера речи. Жан спускается по лестнице безумно злой и явно недовольный тем, что его завалили работой. Он зло шипит, поглядывая на наручные часы. Одиннадцать. Черт, обычно он возвращается домой к девяти. Кирштайн звонит в больницу, в которой, по словам начальства, лежит Марко. Его кое-как туда пускают по просьбе самого больного, но ненадолго. Марко встретил его, широко улыбаясь. Конечно, они не были столь же близки, как с Сашей или Конни, но всё же достаточно близки для того, чтобы Жан мог поинтересоваться его здоровьем. — Выглядишь не очень, — честно бросает Жан и усмехается, падая на табурет рядом с койкой больного. Марко довольно улыбается, показывая зубы, и Жан, видя два выбитых передних на нижней и верхней челюсти, даже не может усмехнуться, представляя, какая это была боль. — А зубы — ещё хуже, — Марко теперь немного шипилявит, и Жан находит это милым. Вкупе с его веснушчатым лицом и добрыми глазами, он теперь сияет, как солнце. — И ведь неизвестно, когда удастся записаться к стоматологу, хрен знает, сколько ещё так на работу ходить. — А тебя скоро выпишут? — Ага, через неделю. По идее, говорят, что можно уже через четыре дня, но это всё - лишь формальности. По уставу надо неделю, вот и сказали лежать тут и мариноваться, — он вздыхает, кладя руки на живот. — Вместо меня тебя послали работать, я так понимаю, да? — Типа того. — Прости… — Тебе не за что извиняться, — Жан вымученно улыбается, — Не ты же, в конце концов, решаешь, кто вместо тебя выйдет на работу. — Ты прав, — Марко поднимает глаза на чистый больничный потолок и замирает. — Ты наверняка очень устал, а всё равно заехал меня навестить, — он мягко улыбается, — Очень мило с твоей стороны. Серьёзно. — Не то, чтобы я особо устал, — Жан тяжёло вздыхает, нащупывая в кармане пачку сигарет. Не нужно, он обещал себе не налегать. — Я просто сегодня весь день как на иголках. В общем, жуть как хочется просто набрать ванну и полежать, и понежиться… — Не думал, что ты такой романтик, — Кирштайн беззлобно фыркает, когда Марко возвращает его к реальности своим безобидным замечанием. — Есть немного… — Он невольно вспоминает все свои завуалированные отказы Эрену сходить куда-нибудь. Чёрт, и почему даже сейчас он сидит в его голове? — А вообще, у меня душевая, так что мои фантазии остаются только у меня голове. — Это обидно, когда так бывает. — Когда душевая вместо ванны? — Да нет же, я о фантазиях, — он прикрывает глаза. — Все мы о чём-то можем мечтать, и все мы так или иначе страстно желаем того, чтобы наши мечты сбылись. Хотя бы на половину, — он вздыхает снова. — Но иногда и самому что-то для этого нужно сделать… — Ого, да ты прямо-таки философ, — Кирштайн усмехается. Марко по-доброму улыбается. — Жан, — он словно хочет поговорить о чём-то серьёзном. — Что тебя так тревожит? — А? — Ты как пришёл, всё время сидишь мрачный, да и на работе ты в последнее время какой-то… Загруженный. Жан вздыхает, думая с минуту, рассказать Марко обо всём, что его тревожит, или не стоит? Да, они не близкие друзья, но Ботт всегда готов выслушать и понять, а ещё он даёт отменные советы, которые почти всегда помогают. — Понимаешь, — Жан потирает затылок, думая, с чего начать рассказ, — Меня долгое время мучают кое-какие сомнения… Представь, что красивая обаятельная девушка пригласила тебя в кино, а ты отказался… — Марко чуть сводит брови, уголки его губ приподнимаются в странной полуухмылке, и Жан не знает, как это интерпретировать. — Но девушка не отступает и продолжает всячески намекать на то, что она всё ещё не против, но тебе как бы и не нужны какие-то отношения, и всё такое… Ты бы с ней пошёл? — Конечно, — Марко отвечает без раздумий, и Жан ждёт аргументации. — Не каждый же день предоставляется шанс хорошо провести время с _красивой девушкой_, так почему бы не воспользоваться им? Какая разница, как и что будет дальше, вы же не клянётесь друг другу в любви до гроба. — Жан как-то слегка мрачнеет. — Живи моментом, Жан. В таких вопросах это — лучший совет, который я могу тебе дать. Он улыбается, и Жан не может не заразиться этой лучезарной улыбкой, правда, он всё ещё чувствует себя подавленно. — Жан, — аккуратно начинает Марко, подаваясь чуть вперёд, — ты же гей, верно? — Кирштайн вспыхивает от внезапного вопроса и смотрит на него круглыми глазами, полными удивления, смущения и смятения. — Ничего такого! Я нормально к этому отношусь, честно, — и, спустя пару секунд, поджав губы, добавил. — Если ты не хочешь отвечать, я тебя не вынуждаю, мне просто интересно… — Да, — уверенно отвечает Жан и смотрит в глаза Марко. Тот резко смягчается и прикрывает глаза. — Значит, я правильно всё понял. — Что именно? — Ну… — Марко неловко чешет затылок. — У меня есть привычка, подмечать некоторые особенности в поведении других людей, и мне почему-то показалось, что ты… Ну, как-то равнодушен к даже самым красивым девушкам в нашем офисе, — он ухмыляется, — Не только из-за этого я сделал такие выводы, конечно! Просто… Знаю, возможно, это больше стереотипы, но то, как ты держишься с мужской частью коллектива, как одеваешься, говоришь… Жан удивлённо смотрит на Ботта, поражаясь его познаниям в этой области, а тот, словно понимая его удивление, спокойно отвечает: — Мой брат — гей, я за ним подобное замечал. Жан странно смотрит в пустоту: разговор явно принял интересный оборот. — Та «девушка» — парень, верно? — Улыбаясь, спрашивает Марко. Удовлетворённо хмыкает, когда видит утвердительный кивок головой. — Знаешь что, Жан, тебе и правда стоит не зацикливаться на чём-то. Живи моментом, когда жизнь позволяет это делать! Ну, не делай такое лицо, будто я тебе лимон съесть на спор предлагаю. Кирштайн хмурится. Своими суждениями и выражениями Марко чем-то напоминает ему Сашу с Конни, хотя, может, просто многие так считают, у одного Жана синдром старика. Жить будущим и только им — да, он, кажется, всё время грезил чем-то в будущем, ставил себе цель и шёл к ней. Сначала это была покупка машины, потом она как-то незаметно отошла на второй план, и главной целью стало поступление в медицинский. Далее хорошая учёба, покупка автомобиля мечты, а теперь — отучиться и стать лучшим психотерапевтом. А какие перспективы этих встреч с Эреном? Жану, не сказать, что нужны отношения, да и по Эрену этого особо не скажешь, хотя, как он может судить о человеке, которого знает так мало? Во всяком случае, скорее всего, эти встречи ни к чему не приведут. Но сейчас впервые он задаёт себе вопрос: а нужно ли ему, чтобы всё обязательно приводило к чему-то? Он всегда мыслит из того, что что-то маленькое должно вытекать во что-то более крупное. Вложения, учёба, накопления — всё. Но в жизни полно вещей, которые не несут в себе накопительный характер. Они просто есть, и от них можно покайфовать здесь и сейчас. Глупо, наверное, отказывать себе в разовом удовольствии. Хоть Жан и быстро привыкает к хорошему. — Наверное, ты прав, — Жан привстаёт с табурета, глядя на время. — Ну, я пошёл! А то меня сейчас придут грязными швабрами выпроваживать, — Марко улыбается и машет ему загипсованной рукой. — Выздоравливай! Периодически у Жана случаются нервные срывы. Когда он понимает, что на грани срыва из-за учёбы, работы или чего-то ещё, он ни за что не сядет за руль машины. Один раз такая поездка закончилась тем, что он довёл себя до ещё более плачевного состояния. Обычно он ездит на общественном транспорте, но так поздно предпочитает добираться на такси. Он едет на машине и смотрит в окно на ночной город, как одно здание сменяется другим. Он давно свыкся с мыслью, что, несмотря на сложный характер, он тот ещё сентименталист. Хотя, предпочитает не показывать этого никому. Саша с Конни или реально тупят и не замечают за другом подобной черты, или упорно делают вид, чтобы не смущать своего друга. Что, правда, не особо на них похоже. Жан думает над словами Марко. «Лови момент!» — вспоминает слова из прилипучей рекламы чего-то там. И правда, почему нет? Он находит в контактах знакомый номер. Эрен писал ему сегодня, а Жан, как всегда, отвечал немного сухо и чёрство, приправленный неудавшимся днём. — Да? — голос как всегда мягкий, словно мурлычащий. Эрен напоминал ему чем-то кота, не большого и толстого, объевшегося чем-то вкусным, а стройного, изящного, ластящегося к ногам хозяина и выпрашивающего молока. — Привет, ты дома? — Жан не особо церемонится, да и не особо смущается. Эрен едва слышно усмехается в трубку, словно довольный тем, что его недельные соблазнения сработали. Это не так, то есть, отчасти не так, но он об этом не знает. — Ага. — Я могу к тебе приехать? — прямо, в лоб, без особой тени смущения. Эрен молчит секунд пять в трубку, словно обдумывая ответ. — Я же уже говорил: двери моей квартиры всегда для тебя открыты. Жан удовлетворённо ухмыляется и сбрасывает звонок. — Сэр, — он обращается к таксисту. — Измените адрес.