Какая разница?

Описание: В мире наступила полная темнота. Феликс боится темноты...

×××

Качели неприятно скрипят, разносясь по всей территории. Тело потеет с удвоенной силой, когда Сынмин стоит и толкает летящее железо с человеком на ней. Точнее, с Феликсом. Младший не жалуется, хоть пот уже маленькими капельками стекает по спине. Это просто лето. Очень жаркое лето. А ещё Феликс, который обжигает куда сильнее своей солнечной улыбкой с милыми веснушками. Наверное, только ради этого сейчас Ким так старается угодить другу, лишь бы слышать его смех и игривые выкрики. Парни проводили лето в деревне, далеко от города. Этому было несколько причин. Сейчас в городе, особенно в столице, было опасно. Восстание людей, поклонение тому самому, кто держит страну в страхе уже долгие полгода. А ещё тут бабушка с дедушкой у обоих парней, по которым они скучали около трёх лет, всё то время, пока тут не находились. Деревня создавала умиротворенное настроение, по мнению Сынмина. Тут, можно сказать, душе спокойней становится. Тело напрягается от домашних работ и работ в огороде, зато как спишь хорошо потом. А ещё Киму нравится тут проводить время с Ликсом. Очень много времени. Пустующая дорога, пустующие магазины и остановки. Это ли не рай? Ли тот ещё активист и экстраверт, который мучается тут без общения, поэтому-то вовсе не отлипает от младшего. Парни направляются в маленький магазинчик и устраивают догонялки до холодильника с напитками. Конечно побеждает Ликс, со своей проворностью, и влетает в стекло с громким стуком. Оба берут холодный чай в баночке, один персиковый, а второй ягодный. В помещении прохладно, Сынмин растекается как лужица от удовольствия, но долго это не продолжается, вскоре его встречает горячий воздух улицы, буквально обжигающий кожу. Хорошо, что хоть головные уборы не забыли. Феликс замечает кузнечика и бьёт своей лапкой по руке Кима. — Идём ловить кузнечиков! — Ей богу, как ребёнок. Сынмин открывает одной рукой свой чай, а во второй держит ягодный друга. Ликс уже давно убежал выжидать подходящего момента, как зверь, чтобы в нужное время наброситься на бедного кузнечика. Холодный чай морозит и заставляет пронестись миллионов мурашек по коже. Наконец сухость во рту уходит на второй план, а друг на первый, со своими свисающими тёмными прядями на глаза. Красив. А его завязанный хвостик на затылке просто нечто. Сынмин бы согласился наблюдать за такой картиной сутками не прерываясь. Он благодарен судьбе, что может не просто общаться с Ликсом, но и быть с ним близкими друзьями. Кузнечик покоится в руках веснушчатого, которого с детским восторгом показывает другу. А вот мысли начинают вертеться, создавая липкое месиво тревожности. Сразу вспоминается город и то, что с ним будет. Это страшно. Только избранные люди получают способность колдовать и только те, кто достиг определённого возраста могут это делать, чтобы не начудить ненароком. А этот человек… почему его выбрали? Что заставило его измениться? В истории он первый со способностями и с гнилой душой. Именно этот факт заставляет людей дрожать от страха и бояться абсолютно всех магов. Поэтому происходят восстания. Кто-то против таких «особенных» людей, народ настаивает истребить их, но это ведь неправильно. Другие, приспешники того тёмного мага, эти люди считают, что он делает всё правильно. Что он единственный, кто наконец смог противостоять верхушке. И это достойно похвалы. Сынмин не знает кому верить, в кого верить. Он просто сбежал, а его родители остались, ведь у них там работа. Парень очень волнуется. — Как ты думаешь, Ликс, они поймают его? — Он сильный, признаю, но против верховных магов он не выстоит. — Думаешь? — Угу… — Феликс в один подход выпивает всё содержимое баночки, а после блаженно выдыхает, вытирая усики от чая, — кстати, у меня сегодня бабка с дедом в ночную смену, может… не хочешь ко мне с ночёвкой прийти? — Конечно, я приду, — мягко улыбается Ким, видя тревожность в глазах напротив. — Спасибо, — Ликс смущённо чешет свой затылок, а потом решает разбить эту тихую, неловкую атмосферу своими фирменными рассказами о всякой ерунде. Феликс, хоть и был альфой, в роду у которого были одни маги, боялся оставаться один. А именно, оставаться ночью одним. Сынмин помнит их первую ночёвку, первое откровение и слёзы… Был вечер субботы, когда друг с начальных классов впервые решился пригласить кого-то на ночёвку. Под руку попал Сынмин, увидев искрящиеся глаза старшего, его предвкушение и мечты о просмотре аниме вдвоём ночью, заставили Кима безоговорочно согласиться, подчиниться и побежать домой собираться. Им было по двенадцать лет, когда они впервые были вместе столько времени. Тогда Ликс и не знал, что так всё получится, он не хотел, чтобы другие видели его слабость, но именно это их сблизило настолько сильно, что по сей день ни один из них не отлипал друг от друга. Сынмин как раз пошёл умыться и почистить зубы перед сном, прежде чем не потемнело. — Свет выключили? А потом пошёл крик… Феликс не подозревал, что именно в этот день пойдут перебои в электричестве. Именно тогда, когда он был со своим другом омегой, который, в принципе, не должен был видеть слабости альфы. Это ударило по гордости. Но пронизывающий страх пугал сильнее. Ким прибежал в ту же секунду, находя старшего завёрнутого под одеялом, трясущегося как банный лист, и рыдающего водопадами слёз. Он не знает, что это было, но его сердце болезненно сжалось, когда перед ним встала такая картина. Его друг очень громко кричал. Боялся прикосновений, когда Ким пытался успокоить, погладить. Но после, еле как позволил обнять, сам вцепился когтями в кожу, сильно впиваясь, возможно до крови, но какая разница. Сынмин в тот день гладил друга по спине, пока не прибежали родители. Отец наколдовал сияющую сферу вокруг них, чтобы она всегда преследовала Ликса и не позволяла ему находиться в темноте. Именно тогда Сынмин впервые видел не жизнерадостного, беззаботного мальчика, а пугливого котёнка, который никак не отпускал футболку омеги. Ликс рассказал о прошлом, о зародившемся страхе и о походах к психологу, а после вовсе к психиатру. Он пил таблетки перед сном и никогда не выключал свет в комнате, когда был один, а в квартире с родителями обязательно всегда горел свет в коридоре. Феликс не мог быть в темноте. Этот солнечный, огненный мальчик, не выносил сжирающий холод безсветного времени. Ему нужно было солнце. Он питался солнцем. Он любил солнце. Он был солнцем. С того момента прошло пять лет, а страх и на милю не уменьшился, лишь возрастал и питался жизненной энергией мальчика. — Тогда встретимся вечером? Я подойду, когда начнёт темнеть. Парни жили неподалёку, через пять-семь домов, которые можно было преодолеть за две-три минуты. Поэтому Сынмин не волновался. Ему ещё нужно было помочь бабушке в огороде и с ужином, только потом он будет свободен. В его кончиках пальцев разливается приятное покалывание, когда он вспоминает любовь друга к ночным обнимашкам. Это обволакивающее тепло и приятный цитрусовый запах. Феликс никогда не стеснялся и не скрывал своего запаха, что не сказать о Киме. По аромату можно было понять его страх, радость, злость, взволнованность. И он был благодарен этому. Он знал о друге намного больше, чем Ликс думает, но показывать себя боялся. Ещё не время, думал он. У них ещё очень много дней впереди. Раньше волшебники скрывались и были одним из древних племён избранных. Часто это передавалось по наследству, но только с учётом того, что ты достоин и не грешен. Люди их боялись, когда впервые увидели вещи выходящие за пределы их понимания. На племя охотились, истребляли, не боясь гнева богов, которые даровали силу избранным. Но в истории двух миров что-то поменялось, треснуло. Когда маги, несмотря на прогнивших людей, полных злости и страха, помогли им и не попросили ничего взамен. Боги решили предпринять меры и вызвали на землю непрерывные землетрясения и наводнения. Волшебники были слишком добры по своей сущности, они не испытывали злости, лишь сочувствие. Они не хотели мстить за пролитую кровь, маги лишь хотели, чтобы этой крови больше не проливалось на этих землях. Вот так двум мирам получилось сосуществовать вместе бок о бок. Пока не появился некий «злодей», имени которого никто не знал. Даже способность его была неизвестна. Он просто истреблял. Ни одна камера не могла заснять ничего, потому что они уничтожались в миг. Ни один человек не мог описать его внешность, потому что их не было в живых. Они лишь видели послания, оставляемые «неизвестностью», как называл его простой люд. Этот злодей не желал, чтобы их, магов, использовали. Он был против людей. Против их зависти в глазах. Он хотел свергнуть правительство и построить новый мир. А если он не получит желаемого: «я уничтожу ваши беззаботные будни, пропитав их страхом». Очевидно, он был не тем, кого стоит пускать на вершину. Он был гребаным психопатом. Может что-то случилось в его семье или с его способностями, этому, очевидно, была причина. И пока никто не знает какая. Никто не знает даже то, как он выглядит. Возможно, этот человек может находиться с ними поблизости, общаясь также на легке, как и другие. Может у него было раздвоение личности, в любом случае, Сынмину кажется, что этот «злодей» не прав. Если он хочет истребить людей с их грехами, ему бы следовало подумать о своих грехах и о том, что он ни на дюйм не лучше того самого народа. — Сынмин-а, уже темнеет, ты чего там копаешься, давай шуруй к Ликсику, и не забудь ягодный пирог в пакете! — Кричала бабушка с кухни. Узнав, куда внук идёт, она сразу же послала его собираться, вместо готовки ужина. — Бегу! Сынмин подхватывает пирог, целует бабушку в щёку и прощается с дедом, рубившим дрова на заднем дворе. Он бы побежал, вот только переступив порог дома, сразу заметил свои развязанные кроссовки. Ким осторожно кладёт еду на землю и завязывает дрожащими пальцами непослушные шнурки, которые, будто каким-то волшебством не поддаются махинациям. Спина с хрустом выпрямляется, но спустя несколько шагов развязываются шнурки уже на второй ноге. — Да что такое! Присев, Ким чувствует удар в области грудной клетки. В голову бьёт тысячи болевых ударов, конечности становятся ужасно вялыми, что даже шнурки начинают казаться тяжёлыми, как десятикилограммовая сталь. Веки хотят закрыться, но Сынмин сдерживается, стоит на своём и видит… Видит из далека приблищающий слой темноты, надвигающийся с такой скоростью, что моргнув, парень оказывается нигде. Та самая чернота. — Ночь? Он с трудом поворачивает голову в противоположную сторону и видит в далеке маленький круг света, который вскоре вовсе исчезает. Тело начинает успокаиваться, а голова проясняться. Темнота… Такое чувство, что у него глаза закрыты. Настолько темно, что больно в зрачках. Слышны громкие разговоры из соседних домов и постепенно включающийся свет. Но это долго не длится. В каждом доме, будто сговорившись, исчезает свет, и тогда уже становится очень жутко. Лишь луна, больше ничего… Запах цитрусов… Запах страха… — О, чёрт! — Запах альфы настолько сильно разносится через несколько десятков метров, что становится дурно. Сынмин понимает, что его тело будет терзаться болью страха своего истинного, который сейчас совершенно один. Впервые Ким выпускает свои феромоны, надеясь, что Феликс почувствует это, надеясь, что он найдёт в этом успокоение. Ведь омега срывается с места и бежит, бежит и бежит. Куда-то вперёд, в темноту. Совершенно ничего не видно. Ни души, ни дома. Запах страха усиливается, как и его запах тревоги. Что, чёрт возьми, происходит? Пакет с пирогом где-то позади на земле, пропавший в глубокой темноте. Сынмин вспоминает про свой телефон, где не ловит связь, но зато есть фонарик. Не останавливаясь, он ищет в кармашке рюкзака. Теперь ориентируется лишь на маленькую линию света и на своё чутье. Впереди виден тот самый дом. Маленькое счастье зарождается в груди, но прерывистый, громкий крик пугает. Он никогда не слышал такого Ликса. Это было слишком душераздирающе. Телефон отключается. Даже стараясь что-то сделать с ним, он остаётся мёртвым, совсем не видным в руках. Хоть на нём была зарядка выше среднего. Это чья-то магия? Врезавшись в забор, Ким пытается на ощупь найти калитку с максимальной скоростью. Крики отдаются в ушах самым отвратительным осадком. «Я мог бы быть и быстрее! Я мог бы помочь ему раньше!» Омега влетает в дом, улавливая хриплые всхлипы и рыдания. В комнате находился Феликс, кричащий, «не подходи!», «сгинь». Он явно не понимал, что это Сынмин. Но Ким пытается докричаться до разума старшего, который, не только не видит, но и не узнаёт запаха. Это тупик, думает омега. — Феликс! Ликси, дорогой! Боже, прости меня. Я должен был быть с тобой. Прости, пожалуйста. Это я, Сынмин… Феликс… — дрожащий голос был полностью заглушён альфой, даже по крикам можно было понять, как тот дрожит, кусает свои руки и царапает кожу головы, чуть ли не вырывая волосы с корнем. — Уходите. Не приближайтесь. Прошу. Я не сделал ничего плохого! — Феликс, я хочу помочь. Ты чувствуешь мой запах? Он должен тебя успокоить. Мы должны взять себя в руки, — уже рыдая кричал Сынмин, всё ещё держа приличное расстояние между ними, чтобы сильнее не испугать. Ким нервничал, его феромоны были не спокойными. Такими темпами Феликс занервничает ещё сильнее. — Ёнбоки… Иди ко мне, дорогой, милый. Я тебя никогда не брошу, никогда не отпущу. Мы будем вместе. Всю темноту, Ёнбок, Феликс, ты меня слышишь? — С-Сынмин? — старший резко успокоил свои крики, но шмыганье носом и невероятно дрожащий голос остался, — это п-правда т-ты? — послышалось шуршание, видимо, Ликс хотел к нему, но боялся идти в никуда. — Да! Да! — Наверное, это самый счастливый момент в его жизни. Это будто сделать то, что в априори невозможно. Ким рад, что он добрался до Ликса и смог достучаться до него. Он смог! Он защитит это солнечное чудо. Сынмин обязан это сделать. Омега аккуратно зашагал в глубь комнаты, нащупывая холодное тело (возлюбленного). Феликс был весь в слезах и соплях, какой бы Ким не был чистюлей, он позволил уткнуться в своё плечо и вцепиться в себя ещё сильнее, чем пять лет назад. Сынмин обнимал крепко, окутывал своим теплом, своим запахом и спокойствием. Согревал холодные конечности от страха и позволял нескончаемо рыдать в плечо. Проходили часы, но дрожь не уходила, как и запах страха. Сынмин не знает сколько они там сидели, сколько обнимались, когда у Феликса заканчивались слёзы, а его губы становились сухими от обезвоживания. — Всё будет хорошо, я с тобой, — как мантру повторял омега, раскачиваясь из стороны в сторону. — Обезвоживание… Это опасно, идём на кухню. — Нет. Я боюсь, не пойду! И конечности заново холодеют, а царапины на плечах начинают жжечь. — Я тебя понесу и ни при каких обстоятельствах не отпущу. — Нет! — Ликси, — Ким схватил ладошками щёки Феликса, хоть их лица застилала темнота, Ким мог понять, что у старшего зажмуренные глаза, — чувствуешь феромоны? Чувствуешь защиту? — Ли кивает, — так вот знай, ты для меня самый дорогой человек, ты лучик солнца. Ты освещаешь эту долбанную темноту, она тебя боится. Не ты её, а она тебя. Неужели ты хочешь ей проиграть? Давай раздавим её, как маленькую букашечку! — Сынмин наклонился и прикоснулся губами лба альфы. Старший снова шмыгнул, вцепился пальцами в шею и прошептал, «я не отпущу тебя, никогда». Подхватив худое тело, Ким на ощупь отправился на кухню, успешно добравшись до воды. Феликс так и не открывал глаза… Прошли, наверное, сутки с тех пор, как они сидели на кровати вцепившись друг друга и дрожа. Феликс от страха, а Сынмин от холода. Ким осыпал веснушчатое лицо поцелуями, а альфа питался умиротворенной энергией, восполняя свою. — Что произошло? — спрашивает Ликс, но получает молчание. Темнота… Только темнота. Что же происходит? — Ликси ты… т-ты светишься? — от долговременной темноты глаза испытывают колющую боль, когда Ким на груди замечает маленькое свечение волос, а потом и всего тела. Это было не сильно, но достаточно, чтобы осветить территорию кровати. — Что?! — Феликс судорожно осматривает себя, — так вот, что это было. — Ты о чём? — Я чувствовал прилив энергии. Я думал, что это из-за тебя, а это… Вот оно что. Феликс, испытав сильнейший страх в своей жизни, побудил к раннему пробуждению силы. И, возможно, его подсознание само выбрало свою способность. — Так это же прекрасно! Теперь ты сможешь отпугивать темноту собой же. Я же говорил, что ты лучик света! Мы эту темноту растер… — Я б-боюсь, — альфа шмыгнул носом и до сих пор не отпускал друга, — я не см-могу, я слишком труслив, я не достоин… — Если бы было так, смог бы я так сильно полюбить тебя, а, солнышко? — Сынмин запустил пятёрню в уже не тёмные, а сияюще-жёлтые пряди, — ты невероятный. Очень сильный и смелый. А твоя улыбка, знаешь, только ради неё я готов жить. И если везде будет темно, я буду представлять твою улыбку и преодолевать все страхи, таща на себе тебя, чтобы ты освещал мне путь. — Сынмин-и, — альфа с новой силой разразился плачем, прежде чем в окне не показались два сияющих огня, приближающихся с неимоверной скоростью. Это были родители Феликса. Отец, который обладал магией света, очень похожим на то, что у Феликса на данный момент, окутал комнату приятного жёлтого оттенка. Альфа вскочил, увидев своих родителей и крепко их обнял, благодаря за то, что те пришли. — С тобой всё в порядке? — Угу, Сынмин был со мной всё это время. Что происходит? — Ох, дорогой… — начала мать, не выдержав пугливого взгляда сына. — Тот волшебник… Ликси, наступила в-вечная темнота… — закончил отец. Вечная темнота. Феликс постепенно потухал в страхе, стискивающего его по всюду. — Я буду с тобой… Всегда! Слышишь?! — Я тебя не отпущу, буду освещать тебе путь, а ты… обещай защищать меня. — Обещаю…