Особенные

Минута за минутой. Час за часом. Если в школе я ещё мог делать вид, что всё в порядке, даже приклеить на спину Никиты бумажку с надписью «дурак», то дома всё было как-то совсем печальным. Я начинал три раза свою любимую игру и три раза ловил себя на том, что просто зависаю. Идти никуда не хотелось. Что если я и не пойду? Знаю. Дима скажет папе и тот вышвырнет меня? Не знаю, возможно ли такое. Конечно, этот «царь» разрушит мою жизнь и даже не обернётся. Я иду на кухню попить водички и сталкиваюсь там с мамой. Она сидит за кухонным столом и гипнотизирует бутерброд перед собой. - Мам? - А, да, Эми, что? – она будто ото сна пробуждается. - О чём ты думаешь? – осторожно спрашиваю её и беру стакан с полки. - О том, что тебе нужен отец. - Мам? – удивлённо оборачиваюсь к ней. Вдруг она смеётся: - Да ни о чём, сынок. Просто так… Конечно, просто так не сидят, не шевелясь, несколько минут. - Мам, всё будет хорошо? - Конечно. Ты голоден? - Нет, - наливаю воды и выпиваю. - А вечером что будешь делать? - К другу в гости пойду. - К Никите? Я дам тебе конфет для Тины. Какая же она хорошенькая девочка, приводи её ещё. Боюсь, это невозможно. Хотя маленький монстрик мне понравился. Я ухожу в свою комнату, а мама принимается чистить плиту. Будто бы придумывает себе задания. Понимаю, что у неё не всё так хорошо, как она хочет показать. Я её очень люблю. Очень. Не могу допустить того, чтобы ей пришлось расстраиваться из-за меня. К шести часам я начинаю собираться. Мне одеться как-то особенно? А с чего вдруг? Надеваю толстовку и джинсы. Нормально. Всё неожиданно чётко запоминается: путь до остановки, автобус с не горящей левой фарой, мужичок в большом красном пуховике не по погоде на заднем сидении. Жил Дима от меня в шести остановках. Это и понятно, ходим в одну школу. Головой я понимал, что он будет один в квартире, но очень переживал. Вдруг там будет его мать или, что ещё хуже, его отец-директор? Квартира на последнем этаже девятиэтажки. Домофона нет, обычный подъезд, загаженный лифт, дверь как дверь. Нажимаю на кнопку звонка, и его мелодия разносится приятной мелодичной трелью. Дима открывает мгновенно. Хмуро оглядывает меня, пропускает в квартиру и говорит: - Ты опоздал. На часах десять минут восьмого. Разве это значит опоздал? Это, можно сказать, ещё пришёл вовремя. - Повесь куртку в шкаф, - парень, скрестив руки на груди, ждёт, когда я разденусь. На нём свободные спортивные брюки и футболка. И белые носки. Я не люблю носить белые носки дома, потому что они быстро пачкаются, у него, наверное, нет. Выглядит он, так же как и обычно: весь такой далёкий, возмутительно спокойный и абсолютно равнодушный ко всему. У меня сердце то и дело пропускает удары. Мы проходим в комнату. С одной стороны стены стоит стеллаж с книгами, диван, компьютерный стол с дорогим ноутбуком фирмы «Эплл», с другой стороны – телевизор, кресло и огромный фикус с блестящими широкими листьями. На полу мягкий ковёр нежно-фиолетового цвета, в тон обоям. Свет приглушён, будто льётся с потолка, хотя светильник выключен. - Садись. Масленников указывает мне на диван, а сам садится на кресло, разглядывает меня. Думал, что мне известно значение слова «неуютно». Оказывается, нет. Эмоциональное возбуждение и страх заставили меня напрячься до предела. Я будто бы чувствовал, как его взгляд пронзает меня насквозь. Это было неприятно. Хотелось поменять положение, дёрнуться и заслониться от этого взгляда. - Больше никогда не опаздывай, - произнёс он негромко. – Твоё стоп-слово? Про это я читал. Просто… Неужели оно мне действительно нужно? В голову ничего не приходит. Как назло. Дима терпеливо ждёт. Не торопит. Малина? Глупо. Шалфей. Бабочки. Губка. Ночь. Что за бред у меня в голове? Выпаливаю первое, что вертелось на языке: - Яйца. О. Как же круто. Парень не меняется в лице, хотя я могу догадываться, что мой выбор его удивил. Спустя минуту он говорит: - Ты в праве выбрать любое слово, но дело в том, что, при такого рода общении, твои органы, которые и называются яйцами, могут пострадать. Лучше выбери другое слово. Кровь прилила к моему лицу. - Киви. Мне кажется, это лучше, чем яйца, хотя, конечно, сходство есть. Дима это слово принимает. Легко кивает. - Пропустим вводную часть. Раз ты пришёл, то и сам всё понимаешь, - тихо говорит он. Меня, конечно, не спрашивают, но я вводную часть не пропускал бы. И даже попросил бы блокнот с ручкой. Мало ли. – Я против увечий, серьёзных травм, а так же так называемой «туалетной» части Темы. Хоть тут мы сходимся. Лицо горит. Так и хочется приложить к нему ледяные руки, чтобы хоть немного остудить. - Секса не будет. Орального секса тоже. Запомни несколько простых правил: не опаздываешь, не достаёшь меня вопросами, но если вдруг что-то не так, то сразу мне говоришь. У тебя есть травмы? - Травмы? – впервые за всё время говорю я, и неожиданно сложно шевелить губами. - Переломы, вывихи? - Нет. Я здоров. - Хорошо. Я полагаюсь на твоё благоразумие. И, разумеется, абсолютно естественно, что о наших встречах никто не должен знать. В школе я с тобой общаться не буду. Даже здороваться. Просто проходи мимо. Ты понял? - Да. - Отлично. Снова настораживающее, неуютное молчание. Не знаю, о чём думал он, а у меня от нашего разговора ползли мурашки по телу. - Снимай верхнюю одежду. Вот. Этого я так боялся. Дима не торопит, видит мои колебания и терпеливо ждёт. А мне хочется позвать маму. И в то же самое время безумно, невозможно любопытно… Так мучительно хочется узнать, что будет дальше, что я не могу сейчас повернуть назад. Подрагивающими руками я стягиваю толстовку и футболку под ней. - Положи одежду на спинку дивана и встань на колени. Бесстрастный голос вызывает россыпь новой порции мурашек, а приказ заставляет покраснеть даже уши. Неужели я сделаю это? Что я вообще делаю в этой квартире, наедине с этим загадочным, странным человеком? Смятение внутри заставляет колотиться сердце с удвоенной скоростью. Страх, недоверие, опасение и жажда. Странная, новая жажда, которую я никак не могу обуздать. Я сползаю с дивана и становлюсь на колени. Нас разделяет метра два, не больше. - Сцепи руки за спиной. Выполняю и этот приказ. Тем более, он не такой уж и страшный. Дима встаёт. Поток воздуха, который он всколыхнул, касается меня. Это будто касание руки. Я едва дышу, когда он заходит мне за спину и садится на диван за мной. - Не бойся, - тихий-тихий голос, - ты всегда можешь применить стоп-слово. С минуту ничего не происходит, а затем я впервые почувствовал его прикосновение. Он просто коснулся волос около моей шеи, а внутри меня всё будто взорвалось. Мимолётное касание, почти незаметное в обычной жизни, стало для меня будто пощёчиной. Ярким, новым ощущением. Я шумно выдохнул и чуть опустил голову. Руки, сцепленные за спиной в замок, взмокли. Он дотронулся до шейного позвонка и чуть проскользил пальцем вниз. Я закрыл глаза. Неожиданно понял, что мне не страшно. Почему-то я ему доверял и знал, что моё глупое «киви» всё остановит. - Сейчас я возьму верёвку и свяжу тебя. Не сильно. Ты сможешь двигаться и ходить. Подними левую руку. Верёвка – это уже опасно, но он же сказал, что я смогу двигаться… Поднимаю левую руку. Чувствую, как на удивление мягкая толстая верёвка опоясывает мою грудь один раз, затем второй. Три узелка попадают на соски и между ними. Дима затягивает верёвку чуть туже и узелки сильней давят на плоть. Правую руку он тоже перематывает, не сильно, но крепко. Несколько узелков попадают мне на ладонь и запястье. Плотный бугорок давит на мягкую кожу. На этом парень ограничивается. - Принеси мне воды. Кухня прямо по коридору и направо. Я совсем не ожидал этой просьбы, хотя знал ли я, чего ожидать в данной ситуации? Неловко переношу вес с одной ноги на другую, встаю. В голове шумит. И подозрительно нет мыслей. Самое интересное, что при каждом моём движении, верёвка скользит по моему телу, но при этом остаётся недвижима. Она щекочет, сдавливает, царапает местами грубыми ворсинками. Это… Необычно. Прямо, он сказал, и направо? В кухне горит ночник. Я вижу стаканы и графин с водой. Правая рука напряжена, да и не смог бы я что-нибудь ей сделать, поэтому стараясь не разлить ни капли, наполняю стакан водой и несу её Диме. Как только его вижу, едва не выпускаю стакан из рук, хотя в позе парня ничего не изменилось. - Молодец. Возвращайся в прежнее положение. Послушно сажусь к его ногам, испытывая при этом толику стыда и лёгкий оттенок гордости за похвалу. Дима делает несколько глотков и ставит стакан на стол. Он снова замирает, не шевелится, я даже не слышу его дыхания. Что же дальше? А ничего. Слышу, что он берёт со стола ноутбук, открывает его и начинает щёлкать по сайтам. Меня будто бы нет. Это обижает. Он будто бы забыл о моём присутствии. Меня хватает ещё на пару минут, а затем я открываю рот: - Я… - Тихо, - будто хлёсткая пощёчина. Тон недовольный. – Что я говорил о разговорах? К тому же запомни, ты можешь говорить только тогда, когда я решу к тебе обратиться. - Прости, - вырывается у меня, и я тут же прикусываю язык. Раздражённый выдох. - Ты будешь наказан. Мне будто лёд за шиворот положили. Я вдыхаю полной грудью и стараюсь не казаться при этом инфантильным подростком. - Левую руку за спину. На этот раз он не так деликатен, верёвка тоже. Она опоясывает мою грудь ещё раз, затем резко дёргает назад, мне приходится выгнуться, чтобы уменьшить натяжение. Это неудобно. И… Вдруг я понял, что всё происходящее не вызывает у меня отторжения, наоборот, все действия находят отклик в моём теле. Внутри творится нечто невообразимое. Дима возвращается к ноутбуку, оставляя меня в этой не самой удобной позе. Очень скоро руки и спина затекают. Не смею ничего предпринять, только стараюсь незаметно шевелить кистями, чтобы разогнать кровь. Часы на полочке тикают, измеряя бег секунд и минут. Каждое мгновение в этой квартире навсегда врезалось мне в память. Я даже ни о чём не думаю, жду, что будет дальше. Это ожидание как сладкая пытка. Будто перед днём рождения ждёшь с нетерпением заветных подарков, или на Новый год ночью караулишь Деда Мороза. Волшебное ощущение. - Хочешь воды? Даже если бы я не хотел, то сказал бы да. Киваю. - Повернись ко мне. В его руках стакан с водой. Мне дотянуться до него нужно? И как мне пить вообще? - Чуть нагнись, - подсказывает Дима. Это доставляет мне не самые приятные ощущения. Когда узелки при движении проходятся по телу, кажется, что это электрический разряд. Я нагибаюсь и касаюсь губами холодного стекла. Он даёт мне сделать пару глотков, а затем убирает стакан. Долго смотрит на меня, кажется, немного улыбаясь. - Повернись ко мне спиной. Выполняю его приказ. Дима развязывает и стягивает с меня верёвки. К немного онемевшим конечностям тут же устремляется кровь, я чувствую лёгкое покалывание в кистях. Смотрю на запястье. Мне казалось, что верёвка будто въелась в кожу, но на ней ни следа. Он поднимается, показывает мне знаком следовать за ним. В прихожей он отдаёт мне мою куртку, ждёт когда я зашнурую кроссовки. Не знаю, что сказать на прощание. Но, наверное, этого и не нужно. Мы не говорим друг другу даже пока. Он просто захлопывает за мной дверь. Я нажимаю кнопку лифта и жду. Было бы странно, если бы я сейчас выдал что-то вроде: «Ну пока, неплохо провели время». Створки лифта открываются, я захожу внутрь и забываю нажать этаж. Внутри будто бы тикает бомба. Чего мне хочется – не пойму. Кричать, или просто закрыть глаза под струями душа. Это, наверное, неправильно, противозаконно… Но это так классно. Между нами будто была связь. Дима стал для меня на мгновение чем-то большим, чем все в этом мире. Он стал моим… Боюсь этого слова. И от этого было хорошо. Трепетно хорошо. Руки ещё ощущали тугие узелки. Какого-то необычного ощущения это не вызывало, и приятное тепло в данный момент растекалось по телу. Странный, новый опыт, о котором я не жалею.

***

На следующее утро мне казалось, будто что-то неуловимо поменялось в мирном течении жизни. Я умывался, привычно чистил зубы, и моё отражение казалось мне в зеркале другим. Не таким как вчера. В школу я не опоздал. А увидев Диму в коридоре на перемене, я залился краской и поспешно отвернулся. Сделал это так явно, что даже Стас спросил, в чём дело. Наплёл ему какой-то чуши, а сам чувствовал себя особенным. У меня есть тайна, в которой замешан самый крутой парень школы. И тут меня с опозданием осенило. Парень! Па-ре-нь. Нужно произнести это ещё раз. Дима – парень, я – парень. Я - гей? В ужасе я остановился. Меня кто-то толкнул. Я, как растяпа, не удержался, упал, да, уронил рюкзак, который был не закрытым, из него всё повываливалось и рассыпалось по всему коридору. А я, будто прирос к месту и не шевелился. Блин… Мне же понравилось вчерашнее! Не могу сказать, было ли сексуальное возбуждение, но это было приятно. Господи, я гей. Но ведь женщины мне тоже когда-то нравились! Этого просто не может быть. Пока я сидел ошарашенный собственным открытием, мой рюкзак собрали. Стас как-то сокрушённо вздохнул и помог мне подняться. - Ты чего, а? - Ничего, просто… - даже не могу ничего придумать. Какой у нас урок? Русский. А потом ещё два. Чёрт! Я не выдержу. - Слушай, мне что-то плохо, я, наверное, домой пойду, - стал на ходу сочинять я. - Плохо? Да, ты бледный весь. Пошли в медпункт, - Стас потянул меня в сторону медицинского кабинета. - Нет-нет! Ты что! – я упирался, как мог, но, во-первых, парень был больше меня раза в два, а, во-вторых, упрямый как вол. Он тащил меня и тащил к цели. - Стас! Ну ты что? Отпусти! - Ты заболел. Нужно к врачу. Временами с ним невозможно общаться. Он как человек дождя. Медсестра была на месте и читала женский роман. Нам она обрадовалась как самым дорогим гостям. Усадила меня перед собой, внимательно выслушала моё сбивчивое объяснение, послушала грудь ледяной штукой, проверила давление, посмотрела горло, язык, уши, прощупала живот и успокоилась. - Похоже на вирус, - выдала вердикт она. Я с облегчением выдохнул. - На сегодня можешь идти домой и вызови врача из поликлиники. Никого я вызывать не собирался, но закивал. Она записала что-то у себя в журнале и дала Стасу записку для классной. Даже не верится, что это так легко. Всё ещё строя из себя смертельно больного, тяжело ступая, я шёл по коридору, а как только скрылся с глаз обеспокоенного Стаса, дал дёру. Домой я бежал. К счастью, мамы не было. Мне срочно нужен был компьютер. У каждого подростка есть такая папочка. Фото обнажённых женщин, небольшие ролики с ними. А, может, и не у каждого… Я схватил ноутбук, включил его и защёлкал мышкой. Вот она, родимая. Мои заветные фото. Первая красавица в сексуальной позе наездницы на диване, из одежды на ней какие-то две тесёмочки. Тело блестит, будто намазанное маслом, волосы развеваются. Прислушиваюсь к себе. Ну? Вторая – знойная брюнетка, худощавая, с тончайшей талией. Рассматриваю её обнажённую грудь, как натуралист бабочку. Я за один раз стал геем?! Какой ужас! Третье, четвёртое, десятое, тридцатое фото… Никакого отклика внизу. Запускаю видео. Перематываю сразу на середину. Стоны, жаркие звуки. Закрываю глаза, не смотрю, просто слушаю. И облегчённо выдыхаю. Я не гей. Немного успокоившись, я иду на кухню и завариваю себе чай с липой. Запах потрясающий. В холодильнике беру сыр, хлеб (который у нас хранится тут же), делаю бутерброд. Чай как раз заварился, по кухне поплыл приятный аромат. Хлопнула входная дверь и сразу: - Эми, ты дома? Взъерошенная мама появляется на пороге кухни. - Привет, мам, - говорю с набитым ртом. - А ты почему так рано? - Да, отменили уроки. - Отменили? - Ну да. - Ты прогуливаешь? – мама мрачнеет. - Нет, мам, правда, ну классной позвони. – Это я рискую, но врать, так врать. - Ладно, - она будто бы верит. – Сделай и мне бутерброд, я сейчас приду. - Хорошо. Через пару минут из комнаты раздаётся сдавленное: - О, боже! Мчусь туда и вижу ошарашенную маму перед моим ноутбуком, на котором замерла картинка из порно.

***

К порно мама отнеслась на удивление спокойно. Даже как-то уж слишком. Может, в шестнадцать лет это обычное дело? Интересно, как бы она отреагировала, увидев у меня гей-порно? Как-то сразу не весело. И почему я об этом думаю? Может, я гей? Как и все сомневающиеся натуралы, я залез в интернет и стал искать там признаки «гей-болезни». Нашёл тест. Дурацкие вопросы, вроде вопросов о моде. Что вы наденете на вечеринку: спортивный костюм или джинсы? Что, есть ещё дебилы, которые носят спортивный костюм вне спортзала? Получилось пятьдесят на пятьдесят. То есть я гей наполовину? Как-то меня достали эти мысли уже. Нужно что-нибудь почитать. Или посмотреть. Отвлечься, в общем. Решил пересмотреть «Пункт назначения». Только вечером, лёжа в кровати, я вспомнил, что так и не сделал уроки. За что и получил завтра на первой же алгебре. Двойка. Потрясающе. Стас сочувственно вздохнул, правда, он мне уже раз десять сказал, что мне нужно было болеть, а не строить из себя героя и тащиться в школу. Начинаю думать точно так же. Вдруг и врача из поликлиники удалось бы обмануть? На третьем уроке учительница сообщила нам, что урока не будет и вместо этого все десятиклассники и одиннадцатиклассники собираются в актовом зале. Радостное возбуждение прошлось по нашим рядам. Всё равно мы дети, сколько бы лет нам не было – урока не будет, тройное ура! Толкаясь и шумя, мы стали выходить в коридор, подниматься по лестнице. Я не упустил возможность толкнуть маячившего впереди Никиту, но он даже не обернулся. Это разозлило меня. Мало того, что этот придурок так себя ведёт, так ещё и я по нему скучаю. Стас другой. Он не моя родственная душа. А вот Никита оказался близок мне, как ещё никто. Актовый зал в школе был удивительно большим и красивым. Справа от входа была сцена, просто огромная сцена, с портьерами, ламбрекенами и золотой бахромой по краю, посередине было большое пространство, которое, в зависимости от мероприятия, заставлялось или не заставлялось стульями, а слева, на возвышении, были ряды кресел. Оттуда прекрасно просматривалась сцена и зал. Ученики столпились, разошлись по кучкам. Я старался не искать глазами Диму, старался, старался, но у меня ничего не получилось, и я стал приподниматься на цыпочках и вертеть головой, пытаясь его увидеть. Как я и думал, его не было. Конечно, он же царь, куда ему посещать сборища простых крестьян. Завуч, директор и некоторые учителя, среди которых была наша классная, поднялись на сцену. Все разговоры смолкли. Правда, две девочки, стоящие прямо за мной, шёпотом обсуждали какую-то шоколадную косметику. - Дорогие ученики, чтобы развеять ваши страхи по поводу предстоящих экзаменов, мы решили собрать вас всех и ответить на ваши вопросы. Десятиклассникам, которым это предстоит в следующем году, тоже полезно послушать, - начал директор. - Вам нужно знать, - вступила завуч, - что вы будете сдавать ЕГЭ по двум предметам: по русскому языку и математике. Они обязательны. Можно и больше, но это на ваш выбор. - То есть, можно хоть десять? – спросила коротко стриженная девочка из толпы. - Верно, Ева. - А это не идёт в разрез с законом? Ведь согласно… - Ева, - оборвала девочку завуч, - ты себе заработала особое внимание на экзамене. Девочка понятливо усмехнулась, но замолчала, всем своим видом давая понять, что знает больше каких-то там учителей. Директор нахмурился. - А ИЗО сдавать можно? – выкрикнул кто-то, и все засмеялись. - Нет, - скрывая улыбку, ответил директор. - А музыку? - Тоже самое. - Извините, - снова бойкая Ева, - раз эти предметы преподаются нам наравне с другими, почему я не могу их сдать? Учителя переглянулись. Завуч одёрнула девушку строгим тоном: - Как ты себе это представляешь? Давайте теперь обсудим, как будет подходить подготовка. Раз в неделю вы будете писать пробные тесты, - все загудели. Завуч поспешила успокоить: - Подготовка уже началась, так что вы вполне понимаете, что это значит. По ряду школьников пробежал шёпот. Я тоже не был особо обрадован предстоящими ЕГЭ. Честно говоря, мне не хотелось что-то менять, заканчивать школу, поступать в институт… Стыдно признаться, но так хотелось ещё побыть маленьким. К сожалению, это невозможно. Всё должно идти своим чередом. Детство, юношество. Почему всё так быстротечно? Совсем не свойственные мне мысли. Завуч подробней рассказала о ЕГЭ, терпеливо отвечала на вопросы. Остальные учителя тоже включились в беседу, приводили примеры заданий по своим предметам и даже как-то старались нас успокоить. Время пролетело как-то незаметно, прозвенел звонок. - Ну, всё, дети, сейчас перемена и ваш следующий урок, - хлопнул в ладоши директор. Это его «дети» было сказано с таким теплом, что половина девчонок уставились на него влюблёнными глазами. Я замешкался, пропуская остальных. Вдруг меня бесцеремонно схватили за руку и оттянули к стене. К моему удивлению, это была та самая смелая девчонка. Ева, кажется. Она, прищурившись, смотрела на меня. - Эм, чем-то могу помочь? - Да, - она решительно подталкивает меня к сцене. – Залезай и прочитай вот это. Она даёт мне книгу. «Ромео и Джульетта»? Что это ещё за шутки? - Давай-давай, - подгоняет девушка меня и вдруг обращается к проходившему мимо Диме: - Дим, смотри, кажется, я нашла Ромео. Светлые глаза останавливаются на секунду на мне. А я немного в шоке. И почему я думал, что Дима ни с кем не общается? Вот, очень даже общается. Он подошёл к Еве и встал рядом с ней. Они вдвоём выжидающе на меня смотрели. - Ну, - подбодрила Ева. – Давай же. Открой на закладке. - Тут реплики Джульетты, - смутился окончательно я. - Нет, дружок, ты за Ромео, Джульетта у нас уже есть, - при этих словах я покраснел, как помидор. Мне кажется, что я постоянно стал краснеть. Или так только в присутствии Димы? - Ладно, - Ева выудила из крохотной на вид сумочки ещё одну книгу и протянула её стоящему рядом парню. – Дим, ну будь другом, почитай за Джульетту? Диму происходящее очень забавляло. Он театрально откашлялся и продекламировал, даже не открыв книгу: - Уходишь ты? Ещё не рассвело. Нас оглушил не жаворонка голос, А пенье соловья. Он по ночам Поёт вон там, на дереве граната. Поверь, мой милый, это соловей. Он знает трагедию наизусть? Вот это номер. Я тупо смотрел на строки и чувствовал себя полным придурком. Ева всё подбадривала: - Давай, э-э, как там тебя зовут? - Эмильен. - О, Эмильен, какое красивое имя. В общем, видишь буковки в книжке у тебя в руках? Их нужно произносить вслух. Давай. Решаюсь, набираю воздуха и читаю: - Нет, это были жаворонка блики… - Ой, чёрт, как-то само собой получилось, что я перепутал слова. Исправляюсь: - Нет, это были жаворонка клики, Глашатая зари. - Молодец, - улыбается Ева, - так, пропустим, давай отсюда, Дим. - Нельзя, нельзя! Скорей беги: светает, Светает! Жаворонок-горлодёр Своей нескладицей нам режет уши, А мастер трели будто разводить! Не трели он, а любящих разводит, И жабьи будто у него глаза. Дима проговорил всё это без запинки, идеально поставленным голосом, хоть и немного в шутливой манере. Даже Ева заслушалась. Замерев на мгновение и наслаждаясь повисшей паузой, она затем щёлкнула пальцами и восторженно проговорила: - Дим, а ты не хочешь сыграть? Уверена, успех будет обеспечен, ты, да ещё и в пьесе. - Прости, милая, как бы я не относился к тебе, увы, я не участвую в самодеятельности. - Очень жаль, - Ева и правда погрустнела. – Ну, зато я нашла Ромео. - Да уж, - Дима кинул на меня насмешливый взгляд, - удачи. Он ушёл, а я спустился со сцены, думая, как бы этой, прущей как танк Еве, сказать, что я не хочу играть. - Отлично! – Ева снова щёлкнула пальцами. – Завтра в час репетиция. Жду тебя, - она уже была возле двери. – И почитай книгу, если ещё не успел. Девушка спешно убежала, и тут же прозвенел звонок. Замечательно, что ж, теперь я Ромео. Мама же хотела, чтобы я записался в какую-нибудь секцию. Вот. Пожалуйста.

***

Это были ещё не все сюрпризы за день. У школы меня ждал Валерий Иванович. И что ему от меня нужно? Но отчего-то я был рад его видеть. - Привет, двоечник, - расплылся в улыбке мужчина. - Здрасти, а вы откуда знаете? - Ты что, двойку получил? - Ну… - Вот даёшь, - покачал он головой. – А я хотел тебя отвезти в японский ресторан. - С чего вдруг? – подозрительно посмотрел я на него. - Просто. Нужно же как-то компенсировать то происшествие. - Происшествие? Да вы меня чуть не убили. - Жив же, - усмехнулся он, открывая передо мной пассажирскую дверь. - Вы так неумело извиняетесь? - Садись уже, несносное создание. Невольно улыбнувшись, я запрыгнул в машину. Несмотря ни на что, мне нравился этот непонятный мужчина. Мы вели светскую беседу о погоде, о том, что бензин дорожает (хотя мне, честно говоря, дела до этого не было никакого). Валерий Иванович заметил это и стал доказывать мне, что удорожание цен на бензин ведет к удорожанию всего остального. Я этого не понимал. При чём здесь бензин? - Возьмём, к примеру, хлеб. Его нужно довезти до магазина. Продукты, чтобы его сделать, нужно довезти до пекарни. Зерно для муки нужно собрать и довезти до элеватора. Даже бензин и тот нужно довезти до заправки. - Хм, - задумался я. А ведь он прав. Только признавать я этого не собираюсь. – А вы кем работаете? - У меня своя небольшая фирма, - уклончиво ответил он, но и я не собирался отступать: - Какая? - По ремонту компьютеров. - Круто. Мама у меня программист, - зачем-то говорю я. - Да? Интересно. Не женская профессия, - Валерий Иванович паркуется на центральной улице. - Только ей этого не говорите, она разозлится. Ресторан находится в соседнем здании. Гламурненько так, типа под японский стиль. Мы занимаем столик у окна. Русская официантка в кимоно любезно подаёт нам меню и особенно улыбается Валерию Ивановичу. - А меня пригласили сыграть Ромео, - мимоходом говорю я, выбирая суши. - Это здорово. Тебе нравится Шекспир? - Не особо. Как можно убить друг друга? Глупо это. - Это любовь, - не согласился мужчина. – Ради любви люди совершают подвиги, пишут стихи, да, Луну с неба достают. - Не знаю. Мне кажется, это всё преувеличение. - Что, ты никогда не влюбишься? - Влюблюсь, конечно. Но это будет не так. Умирать ради кого-то я не собираюсь. - Давай поговорим об этом, когда ты влюбишься, - снисходительно сказал Валерий Иванович. Вот взрослые всегда так. Будто бы знают больше, чем мы. Официантка подошла принять заказ. Я тыкнул наугад в меню, мужчина заказал какой-то сет. - А вы женаты? - Нет. Вернее был, но развёлся. - Значит, умирать ради любви вы не стали? – усмехнулся я торжественно. - У меня сын, кто заботился бы о нём? После этих слов у меня внезапно пропало настроение. Мой папаша не думает о том, кто обо мне заботится. Ему вообще нет дела, сыт я или нет. Он питает просто патологическую ненависть ко мне и к моей маме, отчасти из-за этого, из-за его преследований нам и пришлось уехать. Принесли заказ. Какая-то рисовая хрень с рыбой. Ну, честно говоря, я бы не сказал, что это круто выглядит. На вкус тоже оказалось как рис с рыбой. И что в этом такого? Беседа у нас не сложилась. Мы то и дело перескакивали с темы на тему, ни на одной надолго не останавливались и чувствовался какой-то неприятный осадок после разговора. Валерий Иванович после ресторана отвёз меня домой. У моего подъезда, выйдя из своей машины, он спросил: - Ты не против, если я ещё заеду? - А зачем я вам? – хмуро спросил я. - Может, муки совести. - Ага. Конечно. - Мне очень жаль, что я тебя тогда сбил, правда. - Вы общаетесь со мной из-за чувства вины? - Не только это, - поморщился мужчина. – Ты хороший собеседник. - То есть, вам нравится со мной общаться? – допытывался я. - Слушай, да ты всю душу вынешь, - возмутился Валерий Иванович. - Такой я, да. - Привет, Эмильен, - раздался голос мамы под ухом, и я подскочил, как кот, застигнутый на месте преступления. - Мам? И что я ей скажу? Как объяснить родительнице, что её шестнадцатилетний сын общается с взрослым мужчиной? Но Валерий Иванович не растерялся: - Здравствуйте, меня зовут Валерий Иванович, я отец друга вашего сына. - У моего сына не так много друзей, - маму было не так просто провести. - Хорошо, - лучезарно улыбнулся мужчина. – Одноклассника. - Одноклассника, значит? - Вы всегда такая недоверчивая? - О, нет, - мама вдруг смутилась. – Извините. - Знаете, я бы и не подумал, что вы мать Эмильена. Это ещё больше смутило маму. Она была в любимых джинсах, кроссовках и ярком жёлтом пальто. Выглядела самой настоящей студенткой. - Спасибо, - её щеки покраснели. Вот в кого я постоянно краснею. Гены. Мама родила меня в семнадцать лет, путём нехитрых расчётов можно подсчитать, что ей тридцать три года. Наверное, для Валерия Ивановича она молода. Сколько ему? Сорок три, сорок четыре? - Не хотите зайти к нам и выпить чай? – ошарашила мама меня предложением. Я замотал головой и стал показывать другие знаки мужчине, чтобы он не соглашался, но, ухмыльнувшись, он принял предложение. Мы поднимаемся в квартиру, где мама заставляет меня заваривать чай с липой, ведь «только у меня он так замечательно получается», а сама сидит с Валерием Ивановичем в зале и разговаривает. До меня доносятся обрывки их фраз. Мама рассказывала о своей работе, мужчина о своей и тут они сошлись - один интерес. Я достал из холодильника кекс, стал резать на кусочки. Тон мамы явно изменился, стал более мягким, игривым… Твою мать! Да она кокетничает! Эту идиллию я разрушил своим появлением. Громко поставил чашки и чай на стол. Взрослые сдержанно улыбались. Глаза мамы будто говорили: «Видите, я же говорила, что он импульсивный подросток». - Эми, а кекс? Пришлось смотаться на кухню. Этих двоих я не хотел оставлять ни на секунду. Мой сотовый зевнул. Мама пошутила по этому поводу, и они рассмеялись. Я достал телефон из кармана джинс и прочитал: «Жду к семи». Дима. Сердце заколотилось быстрей, а во рту пересохло. Сейчас пять. Мне нужно выходить через час, чтобы не опоздать. Но не оставить же маму наедине с этим?.. - Что там, Эми? Ты чего побледнел? – спросила мама. - Ничего. Друг… Приглашает в гости. - Отлично, я подвезу, - вызвался Валерий Иванович, за что получил благодарную улыбку от мамы. - Мне к семи. Тут несколько остановок, - мрачно сообщаю я. - Это хорошо. Эми, тогда тебе пора делать уроки. - Но, мам! - Эми, не спорь. Ничего не поделаешь. Копя обиду на всех взрослых, я заперся в своей комнате и попытался делать домашнюю работу. Но мешали смех и разные слова, то и дело долетающие до меня. Тогда я надел наушники и включил тот самый плеер, что мне подарил Валерий Иванович. Ох уж эти взрослые. Я опомнился только когда меня потрогали за плечо. Мама, румяная, с блестящими глазами: - Сынок, уже половина седьмого. Тебе не пора? - Да, - чёрт, я опоздаю. - Валерий Иванович ждёт тебя. - Спасибо, - я чмокаю маму в щёчку, иду в прихожую, где действительно стоит Валерий Иванович. Когда мы спускаемся к его машине, я предупреждаю: - Даже не думайте приходить к нам в гости ещё раз. - А ты не очень-то гостеприимный парень, - смеётся он. - Какой есть. - Хорошо, Эми, не волнуйся. - Меня так только мама может называть! Для вас я Эмильен. - Ладно-ладно! – он шутливо поднял руки, будто сдаваясь. Ехали мы в полной тишине. Улица была ему знакома, хоть я и попросил меня высадить у другого дома. Попрощались мы скомкано. Ну, то есть, я просто выскочил из машины. Так ему. Что-то он меня здорово злит. Прежде чем зайти в подъезд, я оборачиваюсь, проверяя, не следят ли за мной. Поднимаюсь на самый последний этаж и задерживаю дыхание, как перед прыжком в воду, и нажимаю кнопку звонка.

***

Где-то на окраине шумного и грязного мегаполиса

Искать иголку в стоге сена было бы легче. Кот не знал ничего: ни имени, ни внешности. Лишь пол и примерный возраст. Очень примерный. Но у него был выход, он прибегал к нему в самых трудных случаях. Данный как раз подходил под это определение. Она жила в публичном доме. Она была слепа, безумна и бесполезна для остальных. Это он оплачивал её комнату и все остальные расходы. Она поднимала на него белые, пугающие глаза и щербато улыбалась. При её отталкивающей внешности (неровные зубы, рябое лицо), она обладала поистине зачаровывающим и мелодичным голосом: - Как долго тебя не было, Кот. Садись. И он сел у её ног на грязный пол прямо в своём костюме от Армани. Тонкая рука легла на его голову. Замерла. Она закрыла глаза и прошептала: - Ты опять играешь с огнём. Это он знал. Лишь так жизнь обретала краски, подсвечиваясь от смертельного пламени. - То, за что ты взялся… Это таит опасность. Большую опасность. Кот не перебивал. Будет время для вопросов. Он, не дыша, слушал. А она водила по его голове рукой, будто что-то ища: - Мальчик… Юный. Совсем юный. Очень красивый. Тебе понравится, - вдруг улыбнулась она. – Он особенный. И сам не знает, насколько особенный. Вы встретитесь. Не сразу, но встретитесь. Ты найдёшь его. Это было главным. Пришла пора вопросов: - Он далеко? Рука замерла. - Не дальше, чем ты думаешь. Там, где он, сейчас тепло, очень тепло… Кот украдкой усмехнулся: Сибирь из зоны поиска можно исключить. - Он недавно переехал… И до этого переезжал. Он школьник. Это было уже что-то. - У него карие глаза. Темные волосы. Они вьются. Он ниже тебя… И он почему-то постоянно в опасности. Странно… Он странный… Он принесёт тебе боль. - Боль? – мужчина поднял бровь. Какой-то мальчишка? - Да… Рука вздрогнула, и она резко убрала её, словно обожглась. Хрупкие плечи задрожали. Она порывисто отвернулась к стене и стала биться о неё головой. Мужчина встал. Он с сожалением, в котором скользила доля отвращения, посмотрел на сумасшедшую. Уходя, Кот обернулся. Тогда он не знал, что видит её в последний раз.