Ты снился мне в кошмарах

Нервно теребя пальцы, Лиз вошла в комнату допроса. Её встретил лукавый взгляд Сэмюеля Дэвиса. Наркоторговец удобно откинулся на спинку стула и внимательно следил за каждым следующим шагом Элизабет Додсон. Он будто бы готовился дать ей оценку. Лиз сразу же приказала себе быть сдержанной. Хотя эта миссия казалось не простой. Она, отодвинув стул, села напротив Дэвиса, окинув его холодным взором. В голове пролетели десятки ответов, которые могли бы объяснить желание Дэвиса общаться именно с ней. Однако ни один ответ не казался верным. Лиз поправила локоны, которым сегодня утром придала формы, затем мастерски надела строгую маску на лицо. — Мистер Дэвис, вы хотели вести диалог со мной. Почему я? — проговорила Лиз. Это был её первый официальный допрос. Волнение брало верх, поэтому она скрестила руки, чтобы Дэвис не заметил, как дрожат её пальцы. Дэвис замысловато ухмылялся: — А как ты думаешь? — Вам импонируют рыжие? — саркастично добавила Лиз. Улыбка на лице Дэвиса стала отчетливей, однако он отрицательно помотал головой: — Рыжие — это, конечно, восхитительно, но я люблю брюнеток. — Прекрасно. Других вариантов у меня нет. Может, вы перестанете играть в загадки и просто ответите? — спросила Лиз и мгновенно ответила вместо него: — Или же вам слишком нравятся эти загадки. Я правильно понимаю вашу тактику общения с правоохранительными органами? Дэвис отрицательно махнул головой: — Вы не до конца изучили меня, юная агент Додсон. Вы путаете меня со снайпером. Он ведь играет с вами в загадки? Он же не даёт вам спокойствия? Я правильно понимаю? Лиз сделала паузу. Сузив веки, она оценочно осмотрела строгое морщинистое лицо Сэмюеля Дэвиса. Он и правда не казался тем, кто хотел бы играть в игры с ФБР. Дэвис похож на человека, который предпочитает следовать чёткому плану. Снайпер — наоборот. У снайпера всегда всё сумбурно, хоть и продумано на несколько шагов вперёд, чтобы каждый сумбурный шаг достиг нужного для него результата. — Вы правы, — ответила Лиз. — Значит, вы знаете снайпера. Видимо, гораздо лучше, чем ФБР. Я права? Дэвис снова улыбнулся. Лиз сделала вывод, что ему нравится тот факт, что он единственный обладает информацией о снайпере. — Нет, — ответил Дэвис. — Что это значит? Дэвис пожал плечами и промолчал. — Хотите сказать, что ФБР вышло на след снайпера? — Разве я так сказал? — Похоже на то. — Ничего подобного, — снова он ухмыльнулся. — Возможно, вы знакомы с тем, кто знает того человека, который осведомлен о том, кем является тот самый снайпер. Лиз тяжело вздохнула, окончательно запутавшись в том, что говорил этот самодовольный человек, который, кажется, наслаждался этим разговором несмотря на то, что знал, какой срок его ждёт за продажу наркотиков. — Учитывая, что вы не захотели говорить с агентом Харпером и попросили меня, могу ли я предполагать, что именно мне известен этот человек, который знает личность снайпера? — проговорила Лиз, продолжая до малейших подробностей изучать каждый вздрогнувший мускул на его лице, чтобы понимать, какой из вопросов затрагивает его больше всего. Мимика преступника — ещё один отличный помощник в допросе. Дэвис едва заметно кивнул, однако сразу добавил: — Не знаю. Понимайте, как хотите. — Понимаю это именно так. В ином случае вам не понадобилось бы звать никому не известного стажера. — Почему же? Вы недооцениваете себя, агент Додсон. Вы дочь того самого Рональда Додсона, который работал в ФБР, когда велось дело обо мне очень много лет назад. Лиз не подала вид, что путаница в голове стала куда масштабней. Теперь ещё и отец в паутине этих загадок. Может ли он быть как-то связан с этим? Или же тот самый знакомый человек — это кто-то другой? В таком случае, почему Дэвис упомянул Рональда Додсона? — Мой отец чем-то насолил вам? — спросила Лиз, чтобы разобрать участие отца в этом деле. Дэвис снова пожал плечами: — Не помню. — Или просто не хотите говорить. — Не знаю. Но скажу вам кое-что ещё: в этом деле, помимо меня и снайпера, ещё есть две ключевые фигуры. Лиз нахмурилась: — Эти две фигуры помогают вам со снайпером? — Возможно. А может быть нет. — Значит, у снайпера всё-таки есть сообщник? — Нет. Совсем не так. Лиз сделала паузу, понимая, что он делает: намеренно всё запутывает. Однако одной правды она уже добилась: снайпер одиночка, но, есть кто-то ещё, связанный с ним… — У снайпера есть поклонник? — смела предположить Лиз. — Или ещё один враг по типу вас? — Не знаю. Лиз понимающе кивнула и, подавшись вперёд, тепло улыбнулась, словно перед ней сидел старый друг: — Вы похожи на человека слова, мистер Дэвис, — она намеренно акцентировала внимание на том, что очень важно для таких людей, как Дэвис — честь. — Позвав меня, вы утверждали, что расскажете о снайпере. Пока что я слышу только игры с вашей стороны. Неужели такой человек, как вы, солгал? Лиз отметила, что он больше не улыбался, уперто смотря в её глаза: — Я сказал вам достаточно, агент Додсон. — Почему вы не можете просто назвать его имя? Насколько я поняла, вы не особо вожделеете сохранить свободу этому человеку. Однако почему-то умалчиваете о том, кто он. Однажды вы уже собирались рассказать ФБР о том, кем является снайпер, но вместо этого мы получили на почту лишь видео с самоубийством Моники Брукс. Тогда снайпер вам помешал рассказать правду? Так? Он угрожал вам тогда? И делает это сейчас? Дэвис на долю секунды опустил взгляд к столу. Вчера, когда на склад пришла дешевая копия Блейка, которую потом он же застрелил, этот парень передал Сэмюелю лоскут бумаги, содержание записки было следующим: «Не подавай вид, что этот парнишка не я. Тебя прямо сейчас накроют. Ты уже пропал, мистер Сэмюель Дэвис. Но твой сын всё ещё ходит по земле и дышит. Если ты хочешь, чтобы я не завершил то, что начал, когда спалил его руку, то помалкивай. Увидимся. Обнимаю. И хорошего тебе времяпровождения за решёткой. Сожги это прямо сейчас». Дэвис не был бы собой, если бы не попытался обойти угрозы. Какой-то малолетний смельчак вздумал указывать ему? Нет. Не получится. — Я так понимаю, что права, — сделала вывод Лиз. — Тогда скажите, я лично знаю его? Дэвис поймал её твёрдый уверенный взгляд. Вопрос в лоб заставил его задуматься над ответом. Блейк любит использовать эту тактику — запугивать гибелью близких. Схема рабочая. Дэвис по молодости делал так же. Если он прямо сейчас ответит «да» — это будет слишком очевидно и эта девушка быстро вычислит своего сумасшедшего братца. В таком случае, этот псих и правда может завершить начатое и убить его сына. Ответит «нет» — вряд ли добьется, чтобы Блейка вычислили и он сел за решётку. Нужен другой ответ… — Я же дал вам ответ, юная леди. Вы знаете того, кто знает его, — завуалировано ответил Дэвис. — Значит, я его не знаю, — сделала вывод Лиз. — Хорошо. Уточню ещё один вопрос: этот человек, который осведомлён о личности снайпера, работник ФБР? — Слишком много вопросов. — Это моя работа. А ваша задача — отвечать, а не выражать недовольство. Дэвис снова ухмыльнулся: — Этот человек не работает в ФБР, — ответил он, затем поправил себя: — Но я могу ошибаться. Лиз хотела хорошенько встряхнуть его, однако сразу после этого её точно лишат значка. Прямо сейчас это не казалось уж слишком печальным последствием. — Вы специально путаете расследование, — сдержанно проговорила Лиз. — Я знаю, — он не стал отрицать. — Это моя обязанность. — Потому что вы преступник? — Потому что я отец. Лиз приподняла одну бровь, наконец-то добившись хоть одного чёткого и вполне логичного ответа: — Снайпер угрожает жизни вашего ребёнка. Дэвис промолчал. Этот ответ был громче, чем если бы он закричал. — Очаровательно, что такой человек, как вы, который занимается наркотиками, так переживает за своего ребёнка. Видимо, даже у таких людей есть сердце, — она не должна была произносить этот вывод с профессиональной точки зрения, однако не сдержалась. — Именно так. Вы удивитесь, но у снайпера тоже есть сердце, — он многозначительно взглянул на неё. Будучи скептически настроенной, Лиз упустила эти слова и взгляд как возможную подсказку: — Вы правы. С анатомической точки зрения, для поддержания жизнедеятельности у него есть сердце. Однако не каждому присуща эмпатия. Снайпер, очевидно, был рождён с психологическими отклонениями или приобрел их в следствии неблагополучного взросления. Мы обязательно найдем его, — она медленно поднялась и ещё раз окинула его взглядом: — А ваш срок сокращён не будет. Вы не выдали нам снайпера. — Но всё же я дал наводки. — Дали. Спасибо вам. Однако мы просили имя. — Вы одурачили меня, юная леди. Лиз прошла к двери и постучала. С той стороны охранник открыл замок. Она ещё раз взглянула на Дэвиса: — Ничего подобного. Я апеллирую исключительно фактами. Имени нет? Значит, и срок сокращён не будет. Всего доброго, мистер Дэвис. Дальше вы будете общаться с агентом Харпером. Она вышла. Дверь за ней захлопнули. Улыбка с её лица исчезла. Пройдя по коридору, ведущему вниз по ступенькам, Лиз обдумывала всю информацию, которую только что получила. Значит, она знает человека, который может вывести её на снайпера. Кто этот человек? Она остановилась около автомата, ожидая, пока наберется картонный стаканчик с американо. Отойдя к окну, Лиз сделала глоток, погруженная в свои мысли так глубоко, что весь окружающий шум был недоступен её слуху. Может ли этим человеком быть отец? Не зря ведь Дэвис упомянул его. Возможно, Рональд Додсон имел огромное значение в деле Сэмюеля Дэвиса почти двадцатилетней давности?! Лиз сделала ещё один глоток, сфокусировав всё своё внимание на соседней застекленной высотке. Лучи солнца сверкали в окнах, периодически отвлекая её внимание от размышлений, и заставляли жмуриться. Она нахмурилась, покручивая стаканчик в руках. А что, если Дэвис назвал имя её отца просто чтобы запутать следствие? Такой человек, как он, вполне мог это сделать ради собственного сына. Имя снайпера выдать Дэвис не может, но вполне способен давать наводки, которые помогут ФБР самостоятельно прийти к личности этого психопата. Лиз перемотала их разговор на вопрос о личности того, кто знаком со снайпером. Дэвис дал неоднозначный ответ о том, работает ли этот человек в ФБР. Следовательно, её задачей является проверить оба варианта. Лиз поставила сумку на подоконник и достала ручку с блокнотом. Она поделила страницу на две колонки. Первую подписала «гражданские», а вторую «ФБР». В первую она записала имена всех, кого могла вспомнить: родители, братья, соседи, одноклассники, которых едва вспомнила, старые друзья во дворе, первый парень ещё со школы, знакомые по фанклубу «Игры престолов». Во второй колонке оказались: Хейли, Питер, снова отец, Картер Харпер, осведомитель Мэтью и все остальные наиболее приближенные из тех, кто находился в офисе ФБР. Лиз внимательно оценила каждое имя и остановилась на: Рональд Додсон, Нурия Монтейл, Хейли Ричардс, Питер Харрис и Блейк Монтейл. Она ещё раз оценила свои выводы. С отцом всё понятно — Дэвис, возможно, не зря упомянул его. Нурия — всегда и везде будет подозрительной личностью. Хейли — вела себя загадочно ещё до гибели отца, Питер — тот, от кого меньше всего ожидаешь подставы, часто играет против тебя… Блейк… Блейк весьма похож на того, кто мог бы быть знакомым какого-то преступника. — Элизабет. Она содрогнулась, уронив ручку на пол и резко обернулась. Питер любезно наклонился и подал ей ручку. — Извини, — он очаровательно улыбнулся. — Только что узнал, что ты говорила с Дэвисом. Как прошло? Спрятав блокнот и ручку в сумку, она снова взглянула на Питера: — Загадочно. Но другого и не стоило ожидать. А у тебя? Ты говорил с Блейком. — Так же. Загадочно, — он усмехнулся. — Не злись на Блейка. Просто он такой человек. Всегда был таким. — Да. Не знаю, как ты справляешься с ним. Поделишься секретом? Лиз тепло улыбнулась, не заметив, как смягчилось её лицо: — Вряд ли. Я тоже не умею справляться с ним. — Но ваше общение складывается гораздо лучше. Лиз потерла нос, чтобы скрыть усмешку. Знал бы Питер, какова причина того, что её общение с Блейком лучше, чем с кем-либо, вероятно, это довело бы Питера до сердечного приступа. Если не хуже. — Просто мы с Блейком хорошо друг друга знаем, — Лиз отвела взгляд, задумавшись о том, как бы сменить тему. К счастью, ответ на этот вопрос появился быстро: — Питер, я могу получить разрешение к военным базам? Его брови слегка нахмурились: — Зачем тебе? — Я расскажу тебе, но позже. — Хорошо. Отправлю тебе на почту. Позже только. Идёт? — Спасибо. Попрощавшись с Питером, Лиз спустилась на лифте вниз. Прыгнув на заднее сидение такси, она дала водителю адрес, который смутно помнила и желала больше никогда не вспоминать. Теперь обстоятельства поменялись. Всю дорогу Лиз прокручивала в голове имена из двух колонок в своем блокноте и слова Дэвиса, которые могли бы связать их воедино. Со временем, мысли стали путаться так стремительно, что голова, казалось, вот-вот взорвется. Лиз снова прошлась по списку. Первым стал Питер. Этот человек, не имея особых погрешностей всё равно выглядел подозрительно. Был лишь один важный аргумент, который свидетельствовал о том, что он не знаком с снайпером — это гибель его отца. Вряд ли бы они были друзьями, если бы снайпер убил отца Питера и тот продолжал с ним сотрудничать. В тот же момент, Дэвис не дал чёткого ответа о том, враг или сообщник тот человек, который лично знаком со снайпером. Может, он знает, но почему-то вынужден молчать… Всё-таки не стоит вычеркивать Питера из списка. Рональд Додсон. Отец — это самый яркий персонаж из всех предполагаемых. Он имел бурное прошлое и был лично знаком с множеством самых страшных преступников. Мог бы он сотрудничать с таким? Вполне! Лиз бы точно не удивилась, если бы отец завязал дружбу с убийцей. Он и сам имел все предпосылки к тому, чтобы стать таковым несмотря на то, что из кожи вон лез, чтобы показать всему миру праведность своей семьи. Хейли. Она всегда вела себя странно. Все её бывшие были токсичными подонками, которые поднимали на неё руку. Блейк в том числе. К счастью, он не бил её. Хотя это тоже не точная информация. Он способен на что угодно. И, конечно же, Блейк. Он словно вышел из фильма о криминальных хрониках. Не будь у него алиби на несколько месяцев, он стал бы одним из первых подозреваемых. Такси остановилось около ограждённого старым низким забором дома. Она протянула купюру таксисту и, поблагодарив, вышла. Высокий трехэтажных дом перед ней выглядел не лучшим образом: окна забиты досками; облупленные белые стены, а тропинка к двери почти заросла сорняками. Всё ещё хуже, чем Лиз помнила, когда была здесь последний раз лет десять назад. Она ступила вперёд, пробираясь сквозь высокую траву, преграждающую половину пути, пока не добралась к порогу. Полпути этого апокалиптического дома пройдено. Лиз постучала по двери. Молчание. Постучала громче. Прождав на пороге более двух минут, Лиз недовольно хмыкнула и обернулась, но скрипящий звук открывающейся двери заставил её остановиться. Она повернулась, посмотрев в голубые вечно холодные глаза Нурии Монтейл. Она вышла в длинном шелковом бордовом халате. Чёрные, словно уголь, волосы неряшливо лежали на плечах. Однако макияж придавал хоть какой-то свежести её дьявольскому образу. За внешностью эта женщина следила куда лучше, чем за своим домом. Губы Нурии тронула ухмылка. Она оценочным взором осмотрела Элизабет и проговорила: — Что здесь забыла дочь серой мыши? — Вы не упустите возможность оскорбить мою мать? — Ты права, — улыбка исчезла с её лица. — Чего тебе? — Хочу поговорить с вами относительно вашего прошлого. Нурия сделала шаг назад и коснулась двери, чтобы закрыть её перед лицом Элизабет. Лиз сделала шаг вперёд, поставив ногу на порог, не позволив ей избежать разговора. — Миссис Монтейл, это не просьба, — Лиз достала значок, демонстрируя удостоверение сотрудника ФБР. — Я ничего не обязана говорить посредственному стажёру. Лиз невольно ухмыльнулась. Эта женщина не может обойтись без скверных выражений более нескольких секунд. — Если вы не хотите говорить с посредственным стажёром, уже завтра я приду к вам с более квалифицированным агентом, и мы проведём с вами беседу в совершенно другом формате. Лиз отметила, как она показательно закатила глаза и, отпустив дверь, дала ей возможность войти в дом. Лиз, довольная своей маленькой победой, мысленно подарила себе комплимент. Первое, что её встретило в доме Нурии — это пробирающий запах перегара и сигаретного дыма. Пройдя дальше, она на мгновение остановилась в проходе, ведущем в большую гостиную: окна закрыты плотными серыми шторами; в противоположном углу склад из пустых бутылок мартини, скотча и текилы; на столе несколько пачек с лапшой быстрого приготовления и четыре грязные кружки с содержимым, которое сейчас уже было скорее биологическим оружием, чем каким-то напитком. Нурия забрала из кресла свои вещи, перебросив их на тумбу, и указала на него. Лиз аккуратно присела на край, боясь испачкать белую блузку грязью, которая заполняла каждый уголок этого дома. Нурия присела напротив на диван. Взяла сигарету из пачки и подкурила. — Говори. У тебя десять минут, — бросила Нурия, выпуская дым. Ставить временные рамки для разговора — это у них с Блейком семейное. Лиз достала из сумки тот самый блокнот с именами. — Расскажите, пожалуйста, про свою семью, — проговорила Лиз. — Отец говорил, что ваша семья была богатой и занималась чем-то незаконным. Это правда? — Правда. Мой отец занимался контрабандой оружия, а моя мать возглавляла бордель. Этих подробностей Лиз не знала. Однако полагала, что прошлое Нурии имеет какое-то значение в том, что происходит сейчас. Процент невелик, но нужно проверить все варианты. — Как они погибли? — Попали в автокатастрофу. Конкурент убил, наверное. Лиз сделала заметки в блокноте и подписала, что ответ показался ей неубедительным. Нурия отвела взгляд. Лиз снова взглянула на женщину. — Кто был этот конкурент? Вы помните имя? Организацию, которую он возглавлял? — Смутно помню, — она опустила взгляд, воспользовавшись этим, чтобы сбросить пепел с сигареты в пепельницу. Лиз сузила веки, оценивая её ответ как ложный. Снова. Всё-таки есть что-то, что она скрывает. — Постарайтесь вспомнить. Мы всё равно проверим. За ложные показания бывает наказание. — Проверяй, рыжая мышка. Ты хочешь меня запугать? Если нужно сесть за решётку, я и там обустрою для себя шикарную жизнь. Определённо, что-то есть. Нурия Монтейл слишком настойчиво противится давать толковые ответы. Чтобы скрасить их диалог, Лиз решила задать второй вопрос в её списке, который также касается прошлого её отца: — Как так вышло, что мой отец — воспитанный в небогатой верующей семье влюбился в дочь преступника? Серьезное лицо Нурии наконец-то смогло хоть что-то тронуть. Уголки её глаз приподнялись, а губи содрогнулись в улыбке. — А ты думаешь, мы с Рональдом двадцать семь лет назад были такими же, как сейчас? Он был молодым, любознательным, наивным, а не таким ханжой, как теперь. А я была обычной девчонкой, которая училась, занималась испанским и мечтала о большой семье, в которой будут царить любовь, забота и понимание. Лиз невольно нахмурила брови. Картинка, которую описала только что Нурия, никак не походила на то, что в итоге вышло. Сложно даже предположить, что Нурия Монтейл когда-то была милой девушкой. — Ты не можешь поверить, что когда-то я была очаровательной и милой? — словно прочитав её мысли, насмешливо бросила Нурия, после чего потушила сигару, оставив окурок в переполненной пепельнице. — Я не говорила, что вы сейчас являетесь плохой, чтобы удивляться. — Прекрати. Не нужно этих сладких речей. Не строй из себя ангела. Это притворство тебе от матери досталось? — Вижу, вам очень неприятна моя мать, если вы при любом удобном моменте задеваете её. Нурия хмыкнула и тихо прошептала: — Сдалась она мне. — Тогда что пошло не так, если мой отец променял вас на мою мать? — Лиз нарочно задала провокационный вопрос, так как люди в порыве злости могут сказать очень много информации, которую хотели бы на самом деле скрыть. А Молли Додсон, как уже стало понятно, была тем самым слабым местом Нурии Монтейл. Женщина метнула в Лиз грозный взгляд: — Что пошло не так? Твой отец оказался редкостным подонком! — Он изменил вам? — Нет. Хуже. Настала пауза. Лиз пыталась понять её слова, однако напрасно. Что может быть хуже, чем измена? Она крепче сжала ручку в руках и отметила эти факты у себя в блокноте. — Он стал причиной того, что из той милой девочки с красивыми мечтами я стала тем чудовищем, которое есть сейчас. Ещё одно интересное удивление: Нурия кажется довольно самовлюблённой женщиной, однако считает себя чудовищем. Возможно, её высокое самомнение — лишь игра на публику? Но как с этим связан отец? — Почему вы считаете себя чудовищем? — спросила Лиз. Нурия опустила взгляд. Лиз впервые увидела, что она замялась, словно стеснялась ответить. Прикрыв глаза, она сказала: — Я ужасно относилась к своему сыну. Определенно, здесь она не соврала. Лиз испытывала одинаковое и вполне заслуженное презрение и к Нурии, и к Рональду за то, что они оба бросили своего ребёнка, не подарив ему и грамма своей ласки и любви. — Вы жалеете, что поступали так с Блейком? Нурия задумалась. Лиз удивленно приподняла брови, не понимая, как этот простой вопрос о сыне может заставить задуматься. — Я не могла иначе, — наконец-то ответила Нурия. — Даже если вернуть время вспять, я бы не стала что-то менять. Лиз снова была ошеломлена ответом. И эта женщина говорит, что когда-то была милой девушкой, которая хотела семью? Ей даже хомячка доверять нельзя! Лиз выдохнула, пытаясь погасить злость, чтобы сохранять профессионализм: — Вы, кажется, запутались в своих ответах. Вы жалеете о том, как относились к Блейку, но в тот же момент, не стали бы ничего менять, если бы появилась такая возможность. — Ты не поймешь этого, если не проживешь мою жизнь. — В таком случае, объясните. Поверьте, я достаточно умею проникнуться чужой жизнью, чтобы понять вас. Нурия вновь вскинула подбородок, осмотрев Лиз с ног до головы, словно пыталась дать вердикт её внешнему виду: — Если ты такая же слабенькая, как твоя мать, ты не вынесешь правды, девочка. — Вынесу. Не сомневайтесь во мне. Нурия закинула ногу на ногу, вероятно, чтобы принять удобную позу для длинного рассказа. Поправив шелковый халат, она положила руки на колени и начала: — Мы познакомились с твоим отцом нечаянно. Это было в парке аттракционов. Я пришла со своей компанией, а он со своей. Мы стояли в очереди за содовой. Там и разговорились. Потом было несколько свиданий перед тем, как он узнал, что я из богатой семьи. А я тогда узнала, что он из верующей семьи. У них были очень строгие правила. Рональд должен был жениться на девушке, у которой никогда не было мужчин. Я подходила под этот запрос. Я оказалась таких же взглядов. Мне нравилась идея «один человек до конца жизни». Я скрывала то, кем были мои родители. Потом всё, конечно же, всплыло. К счастью, родители Рональда об этом не сразу узнали, — она сделала паузу, засмотревшись пустым взором куда-то вдаль, затем продолжила: — Мы обручились. У нас началась семейная жизнь. Мы были очень счастливы… Нурия снова замолкала. Грустная улыбка скрасила её опавшее старостью лицо. — Ваши родители одобрили моего отца? — Да. Парень из верующей семьи мог создать хороший имидж для моих родителей, которые занимались совсем неверующими делами. — Что случилось потом? — Как сейчас помню этот день, — Нурия заметно сжалась, опустив голову. — Это был день рождения моей мамы. Мы с Роном должны были пойти к моим родителям вечером на праздник, но у него была работа. Больше всего в жизни он хотел достичь успехов в работе. Тогда я решила пойти одна. Я приготовила Рональду индейку и салат из рукколы. Он очень любил, когда я готовлю. Потом, попрощавшись, я уехала к родителям, — она запнулась, и едва заметная улыбка сошла с её лица. — День рождения моей мамы был помпезным праздником. Пришло очень много людей. Много партнеров по работе. Отмечали шумно и очень активно. Мне становилось неинтересно в компании, где почти не было моих ровесников, и, попрощавшись с мамой, я собралась домой. Но не вышло. Лиз нахмурилась: — Как это понимать? — Когда я выходила из заведения, на улице меня остановили два папиных партнера. Они были очень пьяны. Они не давали мне прохода. Им было очень смешно… Лиз сжала руки в кулаки, пытаясь отрицать первую мысль, которая пришла на ум. Однако Нурия подтвердила её опасения своим окончательным ответом: — Один из них изнасиловал меня в своей машине. Лиз затаила дыхание. Сердце в груди больно сжалось, а руки покрылись мелкой дрожью. Она хотела сказать хоть слово, но вышло лишь открыть рот. Голос исчез, будто бы она никогда и не умела говорить. Нурия ухмыльнулась, заметив состояние Элизабет: — Не утруждайся утешать меня. Мне давно плевать на всё это, — она задумалась и, потирая пальцы, продолжила: — Но тогда я испытала дикий ужас. Когда всё закончилось, когда этот изверг отпустил меня, я, пребывая в полном шоке, хотела найти поддержки и защиты у самого любимого человека на земле. Я не помню то, как я добралась к Рональду. Я ужасно выглядела. Вся в слезах, с потекшей косметикой… На моих ногах застыли ручейки крови. Я заикалась от испуга. В таком состоянии я всё рассказала ему… — И что он сделал? Она грустно ухмыльнулась: — Ничего. Совсем ничего. Через неделю после этого он бросил меня. Сказал, что не может жениться на девушке, которая спала ещё с кем-то, помимо него. — Но… но ведь вы не виноваты, что тот подонок так поступил с вами… Как… Как так? Нурия пожала плечами: — Он сказал, что ему нужна чистая девушка. Сказал, что очень соболезнует моему горю. Периодически он приходил проведать меня, видимо, чтобы не выглядеть в своих глазах полным ублюдком… но мне нужно было не это. Я возненавидела его так сильно… Мне было так больно и обидно… — Мне очень жаль, — едва смогла проговорить Лиз. Нурия ухмыльнулась и помотала головой: — Это не самое страшное. Страшнее стало, когда я узнала, что беременна. И тогда я поняла по срокам беременности, что ребёнок не от Рональда. Лиз ошарашено уставилась на Нурию, стараясь понять, ослышалась ли, но слова снова и снова повторялись в её голове: — Вы хотите сказать, что Блейк… — Да, — ответила Нурия: — Блейк — сын того подонка, который меня изнасиловал. Рональд не знает этого. Я проучила его с помощью этого несчастного мальчика, который стал для меня плодом насилия, а для Ронольда наказанием. Эта была месть, жертвой которой, к сожалению, стал Блейк.