Ты снился мне в кошмарах

Лиз несколько раз моргнула, чтобы убедиться в том, что пребывает не в бреду и точно не спит. Получается, всё то, что она знала до этого момента, грязная ложь? Блейк не является ей родным братом? Он лишь жертва обстоятельств и оружие мести в руках оскорбленной гордости Нурии Монтейл? Огонь вспыхнул ярким пламенем в груди. Лиз сжала руки в кулаки, уставившись на Нурию, как хищник, готовый вот-вот броситься на свою жертву. — Вы сейчас правда не врёте? — переспросила она. Нурия достала ещё одну сигарету и неспешно подожгла её. Затем окинула свою гостью уставшим взглядом. Этот разговор ей переставал быть интересен. — Ты не можешь поверить в то, что Блейк не твой брат? Это нормально. Пройдет. — Нет, госпожа Монтейл! Я не могу поверить, что вы были настолько жестоки, что испортили жизнь невинному ребёнку только для того, чтобы проучить мужчину, который вас обидел! Нурия лишь пожала плечами: — А я не отрицаю, что поступила с Блейком плохо. — Но не похоже, что вам есть до этого дело. — Правда? Значит, так и есть. Лиз пораженно уставилась на Нурию, всё ещё пытаясь поверить в то, что слышит. Однако, мозг отказывался принимать тот факт, что мать может так поступить со своим ребёнком. — Вы хоть понимаете, что испортили Блейку жизнь? — А ты понимаешь, что он тоже испортил мне жизнь? — Он был не виноват в том, что с вами случилось! — А я была виновата в том, что со мной случилось? — маска бесчувственности на миг слетела с холодного лица Нурии. Она слегка подалась вперёд, нахмурив брови, и прошипела сквозь зубы: — Я была юной девушкой. Я никому никакого зла не сделала. Но почему-то пережила весь тот ужас, пока меня два часа насиловал подонок в своей проклятой машине! Я до сих пор не могу садиться в машины серого цвета! Я была виновата в этом? Лиз на мгновение притихла, анализируя услышанное. Ещё несколько минут назад Нурия фривольно утверждала, что ей абсолютно плевать на то, что с ней произошло двадцать семь лет назад. Следом открылась информация, что старая травма всё-таки не затянулась и всё ещё кровоточила. Всё же тактика «разозлить, чтобы услышать правду» весьма рабочая на любом допросе. Лиз хотела бы сказать, что понимает, что Нурия тогда пережила, но это было бы ложью. Да, она не раз повторяла, что Блейк уже дважды изнасиловал её, и это вполне является косвенной правдой. Однако у неё с ним уже было что-то вроде симпатии, которую он портил своими выпадами жестокости… В молодости Нурия пережила что-то гораздо ужаснее. Она совсем не знала того парня, который сделал это с ней. И, если вспомнить её слова о том, в каком виде она вернулась домой с окровавленными ногами, ублюдок, который сделал с ней это, приложил максимум усилий, чтобы она не ушла от него без травм. По сравнению с тем, что пережила Нурия, у Лиз и Блейка и правда было что-то вроде беспощадных БДСМ игр, как он всё ещё продолжает утверждать… Лиз попросту не имеет морального права осуждать Нурию, полностью не испытывая того, что она тогда. — Вы не были виноваты, — смягчив голос проговорила Лиз. — То, что вы пережили — это кошмар, который не должен настигнуть ни одну девушку… — Но ты будешь продолжать упрекать меня. Да? Лиз невольно опустила взгляд, теряясь в словах, которые крутились на языке. Она искренне сочувствовала трагедии той юной Нурии. Это чувство боролось с яростью, которую она испытывала из-за того, что в итоге эта женщина сделала со своим сыном. — Вы в начале нашего разговора сами сказали, что ужасно поступили с Блейком. Мне незачем вас упрекать. Вы и сами это знаете, но почему-то пытаетесь делать вид, что это не так. Нурия грустно улыбнулась: — Я, конечно, чудовище, но не всегда была такой. Мне было жаль этого мальчика. Да, он не был виноват, что его мать изнасиловал его отец. Но я не смогла его принять. Блейк стал моей травмой до конца жизни, — она выпустила дым, затем прикрыла глаза и продолжила тихим напряженным голосом: — Я не хотела слышать его плач, когда он был ещё младенцем. Я хотела задушить его, когда он только подавал голос в своей кроватке… Лиз сжалась, с трудом слушая трагическую историю Нурии, которая стала причиной того, что Блейк вырос в семье, которая в буквальном смысле ненавидела его. — Сначала я отдала его своим родителям, ведь ещё немного, и я бы правда что-то сделала с этим ребёнком. Потом я была попросту недееспособна. Я ушла в глубокую депрессию и делала всё, чтобы не видеть своего сына. Я гуляла, ходила по барам, ночевала где угодно, но лишь бы не дома. Тогда я начала пить. Это стало спасением от реальности. Потому что дома меня ждал ребёнок, отцом которого был ублюдок, изнасиловавший меня. А мужчина, которого я любила всем сердцем, который бросил меня, когда мне нужна была его помощь, нашёл новую девушку. Твою мать. Вот и причина глубокой ненависти Нурии к Молли Додсон. Лиз была вынуждена признать, что теперь понимала Нурию. Смотреть на счастье любимого человека с другой девушкой — чертовски плохо. — Мне очень жаль. Нурия саркастично фыркнула, окинув Лиз взглядом, полным неприкрытого отвращения: — Тебе плевать. Ты дочь Рональда и Молли. Вы не умеете сострадать. Продолжай свой допрос, а потом проваливай. Лиз подалась вперёд, чтобы резко возразить, однако замерла, не сказав ни слова в свою защиту, ведь обвинения Нурии были абсолютно несправедливы. Эта женщина прожила большую часть своей жизни, травмированная предательством. Она не верит в благие намерения и в то, что кто-то может испытывать сочувствие к её боли. Нет смысла её переубеждать в обратном, ведь вряд ли она именно та, кого Нурия хотела бы видеть сейчас перед собой. Для неё, Лиз — это ещё одно живое доказательство измены любимого человека. — Как так вышло, что мой отец, такой скрупулёзный человек, поверил, что ребёнок от него, а не от этого… подонка? — спросила Лиз. — А он и не поверил. Когда, я сказала, что беременна, в надежде, что это удержит его, он сказал, что требует тест ДНК. Вот теперь всё сходится. Рональд Додсон не был бы собой, если бы не потребовал доказательства отцовства. — Моя семья была богата, — продолжила Нурия. — Причину богатства ты услышала? Незаконная деятельность. Подделка отцовства — это капля в море. Не сложно устроить. — Понятно, — Лиз грустно кивнула в попытке переварить услышанное, затем снова посмотрела на Нурию: — Почему вы не отдали Блейка в другую семью, которая любила бы его и подарила бы счастливое детство? Месть моему отцу была важнее жизни совершенно невинного ребёнка? Нурия ухмыльнулась. От этой улыбки Лиз ударило током. Она получила свой ответ без слов. Эта женщина совсем не стеснялась, что испортила жизнь своему сыну. — Так как я проводила всё своё время вместе с бутылкой виски, социальные службы отдали Блейка Рональду, — проговорила Нурия. — Тогда я выдохнула с облегчением. Потому что мне не приходилось видеть этот плод насилия, но зато я видела мучения Рональда, который считал этого ребёнка лишним грузом на своих плечах, когда у него уже появилась новая прекрасная семья. Это приносило мне колоссальное удовольствие. Знать, что он воспитывает сына того подонка, из-за которого бросил меня — невероятно. Лиз пораженно уставилась на едкую злорадствующую ухмылку Нурии, которая сейчас выглядела так, словно выиграла сложнейшую битву всей своей жизни. Сложно поверить, что у этой женщины есть сердце. Разве может человек так безжалостно распорядиться совсем невинной маленькой жизнью? Она была права, когда назвала себя чудовищем. И, несомненно, она приуменьшила. — Почему вы рассказали мне всю правду? Вы хотите, чтобы Блейк узнал, что Рональд Додсон не его отец? — спросила Лиз. — Ты не расскажешь ему, — Нурия говорила слишком уверенно, словно что-то знала. — Я помню, как ты защищала его, когда я пришла в ваш дом. Ты относишься к Блейку очень хорошо. Это я поняла точно. Ты не захочешь расстраивать его. — Поверьте, он будет только рад узнать, что не является сыном Рональда Додсона. — Да, но будет ли он рад узнать своего настоящего отца? Будет ли рад узнать, что мог прожить совсем другую жизнь вдали от меня и Рональда? Он ведь мог быть счастлив, мог жить в хорошей семье, которая не применяла бы к нему насилие. Он мог бы вырасти успешным юристом. У него, определенно, дар находить аргументы и лазейки в казалось бы проигрышных ситуациях… Однако он стал военным из-за Рональда и был три года в плену, где его жестоко пытали. Подумай об этом. Лиз замолкла, пораженная безжалостной позицией этой холодной женщины, лишенной души и сердца. Она прекрасно знает, что её сын мог бы прожить хорошее детство, но пользуется этим фактом только для того, чтобы он этого не узнал, а не потому что сожалеет о своем поступке. — Вы совсем не испытывали к своему сыну хоть каплю материнских чувств? — напоследок спросила Лиз, в надежде услышать хоть что-то положительное. Однако Нурия лишь пожала плечами и отрицательно помотала головой: — Когда Блейк был маленьким, я не раз поднимала на него руку. И мне становилось так хорошо. Какое-то чувство облегчения. Казалось, что я причиняю болю тому подонку, который сделал со мной это, — Нурия блаженно прикрыла глаза, вспоминая изуверства над своим сыном. — Я закрывала его в комнате на два дня, которые он по закону должен был пребывать у меня. Я не хотела видеть его. Он напоминал мне о том дне… Я заставляла его собирать мои окурки, бутылки, убирать мои вещи… Я хотела, чтобы с него была хоть какая-то польза. Он всегда выглядел жалким, — Нурия уставилась в пол, и её губы растянулись в отвращении. — Он очень много плакал. Он раздражал меня! Но, благо, в какой-то момент его надоедливые рыдания прекратились раз и навсегда. Это случилось, когда он немого подрос. Видимо, поумнел. А я просто хотела иметь с него пользу. Иногда, я перегибала, не спорю. Каюсь. В такие моменты порой во мне просыпалась доля жалости. Не знаю, возможно, это и было то, что называется «материнским чувством». Но это чувство очень быстро проходило. Стоило просто вспомнить, кто его настоящий отец. Я знала, что Блейк вырастет таким же, как тот подонок. По рассказам Рональда, я поняла, что была права. Блейк — копия своего биологического отца. Рон называл его «отродьем дьявола». И он даже не знает, насколько всегда был прав. Лиз долго молчала, не имея ни капли сил произнести даже слово, чтобы ответить на весь тот ужас, который только что услышала. Она всегда знала, что Блейк не любил свою мать, однако он никогда не рассказывал, почему. В прошлый раз, когда Лиз спрашивала у него причину нелюбви к ней, он ответил очень кратко: «она была посредственной матерью, мягко говоря. Возможно, я просто не заслужил лучшего отношения». Лиз ощутила холод, пробежавший по спине. В груди неприятно застыла тяжесть. Блейку всю его жизнь внушали, что он не достоин любви, будто бы это именно то, что нужно заслуживать и вымаливать. Нурия Монтейл оказалась ничем не лучше, чем Рональд Додсон. Они оба изрядно поработали над тем, чтоб психика Блейка была сломана с самого первого дня его появления на свет. Его избивали и унижали: как отец, так и мать. А вишенкой на торте стала война, где он подвергся трёхлетним пыткам. Вся жизнь Блейка — это сплошная боль и насилие. На самом деле, теперь Лиз считала его максимально нормальным и адекватным, ведь после всего, что выпало на его судьбу, можно было легко слечь в психиатрическую клинику. Лиз спешно положила в сумку блокнот, записи в котором уже давно забросила, и резко поднялась с кресла. — Госпожа Монтейл, то, каким Блейк стал, не следствие того, кем является его биологический отец. Блейк — отражение вашей бессердечности и жестокости Рональда Додсона. Вы сломали ему жизнь. И нет никаких оправданий этому. Надеюсь, вы оба сгниете в аду. Это будет меньшее из того, что вы заслуживаете. Лиз направилась к выходу, бросив на ходу: — Не провожайте. Она захлопнула дверь, медленно ступая вниз по ступенькам заброшенного особняка. Идя вперёд, словно в тумане, Лиз не могла переварить информацию, которую получила. Две мысли намертво застыли в голове: «Блейк не её брат» и «то, что Нурия сделала со своим сыном, лишь бы отомстить Рональду Додсону». Блейк. Лиз прикрыла глаза, на мгновение ощутив ту боль, которую довелось пережить ему, потому что он был рождён по причине насилия, а не любви. Он не был достоин пережить все те мучения, которыми наградили его Рональд и Нурия, без какой-либо причины. Мести был достоин подонок, который посчитал изнасилование нормой, но никак не Блейк. Лиз не заметила, как поймала такси. Она уставилась на мелькающие мимо высотки, которые медленно гипнотизировали и вводили в ещё больший транс. Тело обмякло, словно превратилось в вату. Очень хорошо, что прямо сейчас не нужно было стоять на ногах. Вряд ли она смогла бы устоять. В голове промелькнули кадры из жизни, в которой Блейк всё ещё единокровный старший брат, кадры, где Рональд Додсон избивает его ремнем до полуобморока, кадры, где он спит под домом в наказание за плохое поведение в школе, за пропуски уроков… Всего этого могло бы и не быть, если бы только один подонок не решил в один момент утешить свое сексуальное желание с помощью девушки, которая этого не хотела… Этого могло бы не случиться, если бы только Нурия Монтейл не возложила вину за ужасы, которые пережила, на невинного ребёнка… Лиз вздрогнула на месте, услышав звонок своего телефона. Питер. Его только сейчас не хватало. — Слушаю, — деланно дружелюбно ответила она. — Элизабет! — а вот его голос звучал не очень дружелюбно. — Ты ходила на допрос к Нурии Монтейл? Без разрешения? Лиз закатила глаза и тяжело вздохнула: — Мне стоило предположить, что она нажалуется на меня. — Она не связывалась с нами. Жалобу подал мужчина. Сказал, что стажер Додсон незаконно провела допрос гражданского лица! Ты осознаешь, как это опасно, Элизабет? Что ты делаешь? Тебе уже надоело работать в ФБР? Хочешь завтра же уйти в отставку? Лиз пропустила мимо всё, что было сказано, после того, как Питер уведомил, что жалобу подал мужчина. Не Нурия. Мужчина. Рядом никого не было. Как так вышло, что на неё отправил жалобу какой-то непонятный мужчина? Кто и зачем это сделал? — Элизабет! — прорвался сквозь пелену мыслей голос Питера. — Я поняла. Хорошо, — едва ответила она, уже начиная строить цепочки из догадок относительно докладчика. — Что ты поняла? Ты меня вообще слушаешь? — Хорошо. Спасибо. Потом перезвоню, — бросила Лиз, вне зависимости от того, что только что сказал Питер, потому что она совсем не услышала последние несколько фраз. Она положила телефон в сумку и застыла, уставившись в одну точку на водительском сидении. Кто этот мужчина, который доложил о её визите в дом Нурии Монтейл? Могла ли она пожаловаться своему новому бойфренду? Вполне. Это выглядит вполне логично, однако Лиз учили не верить всем логичным доводам, которые она слышит. Часто отгадка бывает спрятана дальше… Недоброжелатель Нурии? Тоже может быть, но в таком случае ему нет смысла звонить в ФБР и жаловаться на допрос… Тогда кто это? Может ли это быть связано с биологическим отцом Блейка? — Мисс? — громко бросил водитель, уставившись в зеркало дальнего вида. — Мы на месте. Лиз оглянулась, только сейчас заметив, что находится рядом со своим домом. Поблагодарив водителя, она вышла. Переполненная негодованием, Лиз направилась вперёд, резко распахнула дверь и вошла в гостиную, в которой её застал гул от пылесоса. Молли Додсон, тепло улыбнувшись, на носочках побежала и отключила пылесос из розетки, подозрительно уставившись на взвинченную дочь. Поправ короткие каштановые волосы, которые тронула магия старости, Молли ступила вперёд: — Элизабет, всё в порядке? Лиз не могла ничего сказать. Ярость, испепеляющая её изнутри, стала комом в горле. Она лишь отрицательно махнула головой. Звуки трескающих деревянных ступенек заполнили тишину. Рональд Додсон, поправляя очки на переносице, вальяжно спускался со второго этажа и, казалось, совсем не замечал присутствия Лиз. Лиз бросила сумку на диван и медленно развернулась, взяв эти две секунды, чтобы мысленно успокоиться. Не вышло. Кровь закипала в венах, и всякая сдержанность потеряла смысл. Злость стала единственным, что в дальнейшем двигало её словами. — Не поприветствуешь меня, папа? — бросила Лиз, заправив передние пряди волос за уши. — Или я для тебя такая же незаметная, как и проблема насилия над женщинами? Молли нахмурилась, угрюмо уставившись на дочь. Рональд неспешно присел в своё кресло по центру гостиной, взял газету, расправил её, медленно перелистнул дважды, чтобы найти место, на котором остановился ранее, и только после этого имел честь ответить: — Что ты несешь, Элизабет? — Мама, — Лиз, вздернув подбородок, уставилась на Молли. — Как думаешь, что было бы с тобой, со мной и Фрэнки, если бы так уж вышло, что какой-то подонок посчитал уместным изнасиловать тебя? Её вопрос весьма вовремя расшевелил всех. Рональд резко опустил газету, а Молли, громко охнув, нахмурила брови и быстро ступила вперёд, махнув указательным пальцем перед своим лицом: — Что за бред ты говоришь? Ты совсем с ума сошла, Элизабет? Извинись! — Не буду, — она уставилась на мать. — Мне интересно, как ты заговоришь, когда узнаешь правду об отце. — Ч-что? — переспросила Молли, ухватившись за край стола. Лиз перевела взгляд на Рональда, который, нахмурив посидевшие брови, угрюмым взором смотрел на дочь. Она бросила в его сторону укорительный взгляд, пытаясь понять, как этот человек мог так ужасно поступить с невинной девушкой, которая была подвержена насилию… Неужели Рональд Додсон, человек, для которого справедливость не на последнем месте, мог наплевать на все правила морали и столь наплевательски отнестись к девушке, которой признавался в любви? Лиз не могла поверить, что какой угодно мужчина может совершенно безэмоциально признать факт изнасилования над своей любимой… Однако профессиональные обязанности взяли верх, и Лиз посчитала нужным принять показания обеих сторон. Глубоко вдохнув воздух, чтобы унять ярость, Лиз выдохнула и в меру возможностей спокойно спросила: — Отец, почему ты расстался Нурией Монтейл? Очередная пауза. В этот раз пауза приобрела напряженный характер. Рональд отвёл взгляд и задумался над ответом. Вероятно, первым на очереди был шок. Потому что, если бы он сразу решил оправдать себя ложным ответом, реакцией стало бы возражение, либо наоборот — ухмылка. В свою очередь Молли Додсон среагировала именно так, как Лиз и предполагала — она, скривив губы в полуулыбке, уставилась на дочь и фыркнула: — Элизабет, что происходит? — Ничего… — она запнулась и добавила: — в понимании отца. Однако в моем мире это абсолютный ужас. — Мне надоедает твой тон, — бросил Рональд. — А мне надоедает тот факт, что ты мой отец. И что мне теперь сделать? Рональд громко смял газету, которую, по-видимому, должен был аккуратно закрыть и отложить, но негодование преобладало над сдержанностью. — Элизабет! — рявкнул Рональд. Его губы изогнулись в одну дугу и он выглядел так, словно был готов вот-вот вскочить с места. — Элизабет, следи за тем, что говоришь отцу, — промямлила Молли, сузив веки, в попытке намекнуть дочери умерить пыл. Лиз намёк поняла, но выполнять его не имела ни малейшего желания. Напротив, она встала в позу и, ухмыльнувшись, снисходительно смотрела на родителей: — Мама, а ты знала, что твой многоуважаемый муж, оказывается, готов бросить любимую девушку, если её вдруг постигнет несчастная участь и она будет подвергнута изнасилованию? Тишина. Мёртвая, гробовая тишина. Лиз долго смотрела на отца, оценивая его ошарашенное, потерянное лицо, однако она совсем забыла посмотреть на маму. Спустя минуту абсолютного молчания, Лиз наконец-то обратила внимание на Молли. Та, помявшись на месте, растерянным взором осмотрела комнату. Лиз невольно нахмурилась, так как растолковать реакцию мамы оказалось легко, но верить в это не хотелось… — Почему ты молчишь? — спросила Лиз. Голос её надломился на полуслове. Молли застыла на месте, уставившись в пол. Она долго молчала, вероятно, подбирая слова для должного ответа. Лиз так же, как и мать, замерла, ожидая услышать не то, о чём подумала. — Не понимаю, в чём ты обвиняешь своего отца, — пробубнила невнятно Молли. Лиз пыталась что-то сказать, но выходило лишь открывать рот, как рыбка, барахтающаяся на берегу в сетке рыбака. — Больше не поднимай эту тему. Откуда вообще ты это взяла? — продолжила Молли. Речь не сразу вернулась, чтобы иметь возможность ответить. Лиз долго пыталась понять почему мама так безразлично отреагировала, однако ответ всплывал и без длительных размышлений. — Мама, — полушепотом проговорила Лиз. — Ты не удивлена? — Что ты ждешь от меня? — Жду… что ты, как минимум, будешь шокирована, но ты… — …Я выгляжу так, словно всё знаю? — Да… — Так и есть. Лиз ощутила удар около груди. Предательский, болезненный удар, которого она точно не ожидала: родная мама, милая, соблюдающая заповеди божьи женщина, только что сообщила о том, что знала об изнасиловании Нурии Монтейл, и том, как отреагировал на это её муж… Что ещё может диагностировать её слабоумие, как не этот факт? — Ты… ты знала причину расставания отца и Нурии? Да? И тебе плевать? — слабо проговорила Лиз, не в силах повысить голос. Молли вздернула подбородок, с полной уверенностью уставившись на дочь. Сделав один небольшой шаг вперёд, она сказала: — Я всё знаю. Мой муж ничего от меня не скрывает. Нурия была сама виновата в том, что с ней произошло. Нечего было ходить на мероприятие к бесстыжим родителям-преступникам. Пауза, наполненная молчанием, заполнила помещение. Никто не смел нарушить его. Лиз могла лишь смотреть на мать, но слова испарились в воздухе, подобно каплям воды. Рональд первым прервал паузу. Громко прочистив горло, он резко отчеканил: — Какое право ты имеешь обсуждать наше прошлое? — П-право? — переспросила Лиз. — Я презираю тебя. Презираю за прошлое и настоящее. Ты был и остался гнилым, лишенным души человеком. Мне никогда не было так стыдно за тебя, как сейчас. — Бесстыжая, — грустно вымолвил Рональд, окинув её взглядом, полным разочарования. — Я когда-то относился к тебе плохо? Я всегда любил и тебя, и Фрэнки. Я посвятил вам жизнь, и что я слышу в ответ?! — Ты плохой человек, отец. Я не должна благодарить тебя за то, что ты относился ко мне хорошо. Чтобы презирать тебя, мне достаточно того, как ты поступил с Нурией и как обращался с Блейком. Она грустно усмехнулась, увидев на лице отца едкую ухмылку. Видимо, он посчитал её слова смешными. Было бы очень странно, если бы это чудовище раскаялось в содеянном. — Т-тебя это забавляет? — заикаясь спросила Лиз. — Такой идиотизм не может не забавлять, — продолжая насмешливо улыбаться, ответил Рональд, отставив газету на журнальный столик. Лиз переводила взгляд от матери к отцу, не зная, к кому из этих двух нелюдей испытывает больше отвращения. Взгляд остановился на маме. С Рональдом Додсоном было всё понятно ещё тогда, когда он избивал Блейка до полуобмороков. — Мам, — едва прошептала она. — Ты же женщина… Ты не можешь обвинять жертву в том, что была изнасилована… Ты не можешь… Лиз получила очередной болезненный удар, когда мама вместо того, чтобы прятать глаза от стыда, недовольно хмыкнула. — Я всё сказала, Элизабет! — бросила Молли. — Нурия — грешная девица, заслужила всё, что с ней произошло. Да, я женщина, ты правильно сказала, и именно поэтому я понимаю, что такое быть порядочной и скромной, в отличие от этой распутницы. Таких, как она, ждёт только такая участь. На несколько секунд прикрыв глаза, Лиз с трудом вдохнула воздух. В горле застыл ком, и слова оказались замкнуты под надежным замком. — Элизабет, — фыркнула Молли. — Ты ведешь себя так, словно оправдываешь Нурию. Эта женщина несчастная алкоголичка. Она не достойна твоего сострадания. Молли шагнула вперёд, однако Лиз резко выставила руку перед собой. — Не подходи. Лиз смотрела на Молли, с трудом веря, что эта женщина её мать. Что толкало её на согласие с насилием? Как человек может обвинять жертву в том, что с ней произошло? Что приводит к этому и почему? Вероятно, виной всему её жертвенность, которую она преподнесла в награду за любовь Рональда Додсона. Ещё одна женщина, слепо влюбленная в этого недостойного мужчину. Лиз поставила размышления на паузу, перестав обвинять мать и задумавшись о значимости эмоционального насилия, которое терпят женщины в большей мере, чем физическое. Это является глобальной мировой проблемой. Сейчас она осуждает мать, хотя и сама же поддается столь же хитрым проделкам Блейка. Вероятно, от воспитания Рональда Блейк взял больше, чем должен был. Они оба умелые манипуляторы, оба самовлюблённые, склонные к полному контролю и принижению других. Блейк стал очень похож на него. Ещё одно доказательство, что родители — это не те, кто родили, а те, кто воспитали. Лиз с досадой признала, что сама подверглась эмоциональному насилию так же, как и её мать в свое время. Она просто не имеет никакого этического права сейчас осуждать её. Жертва эмоционального абъюза — так же больна, как и человек, заболевший гриппом. Это болезнь, и от неё нужно лечиться. Главное только осознать свою проблему и иметь желание избавиться от этих оков. Только теперь Лиз перевела полный ненависти взгляд на отца. Вот он — корень всего зла. Человек, оскорбивший жертву насилия и подавивший ещё одну жертву, которой оказалась Молли. Рональд Додсон — типичный портрет мужчины-нарцисса, который применяет неприкрытое подавление и психологическое насилие над женщинами, расположенными к чувству вины и самопожертвованию, во благо любви и красивой картинки праведной семьи. Не зря ведь, со слов Нурии, в молодости она была поклонницей «любви раз и навсегда». — Ты уже говорила, что я не твой отец, что ещё придумаешь? — с едкой ухмылкой на опавшем лице проговорил Рональд. Лиз пустым взглядом смотрела в его насмешливые глаза, с трудом принимая тот факт, что этот мужчина её отец. Было бы неплохо прямо сейчас узнать, что Молли родила дочь не от этого подонка. Однако повезло так только Блейку. Если так можно считать, ведь его биологический отец — ублюдок, вероятно, ещё хуже, чем Рональд. Лиз резко подхватила сумку и, ничего не сказав, наградила отца презрительным взглядом, затем вышла из дома. Почти не ориентируясь в пространстве, Лиз вышла на порог, едва слыша звук захлопывающейся двери. Прикрыв рот ладонью, она ошарашено уставилась себе под ноги, не веря в то, что услышала за последние несколько часов, начиная с истории Нурии и заканчивая бесчестными признаниями матери и отца. Она истерично рассмеялась, пытаясь унять тяготеющую боль около груди, которую нанесли, казалось бы, самые близкие, самые родные люди… Лиз спустилась на одну ступеньку, ухватившись за колону, чувствуя, что ноги больше не слушаются. Она осторожно присела на вторую ступеньку и прикрыла лицо ладонями. Тягостное разочарование поселилось глубоко внутри. Признать, что твои родители бесчестные люди, оказывается, не так просто. Признать, что они обвиняли жертву изнасилования в том, что с ней случилось, невыносимо сложно. Лиз отрицательно махнула головой. Она просто не может быть дочерью таких людей. Это просто невозможно. Глубоко вдохнув воздух, Лиз пыталась унять глубокую печаль и скорбь, которые осели в груди. Вытянув из сумки телефон, она отправила Блейку краткое сообщение: «Забери меня. Я дома». — Лиз! Она подскочила на месте, уставившись большими напуганными глазами на младшего брата. Фрэнки, понимая, что спугнул её, невинно пожал плечами и осторожно присел рядом. — Извини, — прошептал он. — Я нечаянно услышал ваш разговор с родителями. Я слышал о Нурии и изнасиловании. Ты объяснишь мне, что случилось? Лиз тяжело вздохнула, огорчённая тем фактом, что младший брат услышал разговор, который не должен был. Фрэнки — ранимый и очаровательный парень. Лиз очень не хотела бы, чтобы его мир был испорчен такими ужасными вещами, которые делал их отец и которые оправдывает их мать… — Всё хорошо, — невнятно промямлила она и мгновенно поняв, что прозвучало неубедительно, прикусила нижнюю губу. — Лиз… — Фрэнки наклонился, чтобы лучше видеть её лицо. — Ты можешь рассказать мне. — Фрэнки… — Лиз! — его голос прозвучал грубее и Лиз едва ли не впервые увидела в его глазах непоколебимую твердость. — Расскажи мне, что происходит. Она грустно улыбнулась и, поджав губы, взглянула на Фрэнки. Ей и раньше не удавалось уберечь младшего брата от отца, и сейчас не вышло. Возможно, он стал уже слишком взрослым, чтобы возникала необходимость что-то скрывать от него… Ли протянула руку, осторожно коснувшись его плеча, и с трудом попыталась сказать несколько слов: — Нурия Монтейл… она была изнасилована много лет назад… Брови Фрэнки нахмурились. Он с непониманием уставился на сестру, пытаясь понять всё то, что она хочет сказать. — Хочешь сказать… — Да, — она кивнула. — Блейк не наш единокровный брат. Отец тоже этого не знает и не должен узнать! Ты понял меня? Фрэнки смог только кивнуть дважды. Лиз поспешила добавить: — Но это не отменяет тот факт, что Блейк наш брат. Кровь ничего не решает. Главное то, что он рос с нами, был воспитан в нашей семье и… «…и был покалечен в нашей семье» — хотела сказать она. Лиз смотрела на Фрэнки, пытаясь предугадать его реакцию. Скорее всего, он должен быть абсолютно шокирован, однако Лиз увидела на его лице лишь легкое удивление и больше ничего. — Ты в порядке? — она аккуратно погладила его плечо. — Да, — он кивнул. — Просто это не то, что хотелось бы услышать. Лиз резко опустила взгляд, задумавшись над словами Фрэнки. С одной стороны, узнать, что твой старший брат вовсе не родной — это не очень приятная новость, однако в случае с Блейком Лиз не была уверена, что сильно расстроилась… Так долго она корила себя за инцест, сейчас же это, кажется, не является больше проблемой. Однако странно, что чувство запрета отношений с Блейком всё ещё никуда не исчезло. Она всегда будет воспринимать его как старшего брата. Он навсегда останется ей родным, потому что одна кровь ничего не решает. Это просто биологический факт. Куда сильнее влияет мораль и эмоции: она родилась, уже имея старшего брата. Это никак не переменить. — Понимаю, — кивнула Лиз. — Но, не знаю, как тебе, мне плевать на ДНК. Блейк наш брат. Это ничего не изменит. Разве ты перестал бы считать меня своей сестрой, если бы узнал, что по крови мы не родные? Фрэнки только сейчас смог поднять взгляд, посмотрев на Лиз. Она увидела на его лице едва заметную улыбку. — Не перестал бы. Мне было бы плевать. Лиз опустила голову на его плечо и невольно ухмыльнулась: — Тогда тебе нет смысла расстраиваться. Ничего не изменилось. Она ощутила, как он утешительно дважды похлопал её по руке. Подняв голову и взглянув в его глаза, Лиз тепло улыбалась: — Согласен? — Полностью, — он уверено кивнул. Лиз осторожно поднялась на ноги, после чего Фрэнки сделал то же самое. Она ещё раз оценила его состояние, чтобы убедиться, что он не соврал о том, что всё в порядке: взгляд не растерян, улыбка на лице, руки не трясутся. Значит, всё в порядке. На удивление, Фрэнки принял эту новость лучше, чем она могла бы полагать. — Лиз, — промямлил её имя он. — А мы расскажем Блейку о том, что у него другой биологический отец? Лиз помялась на месте, потерянно забегав глазами по улице. Ответ на этот вопрос был сложнее, чем она полагала. Блейк имеет право знать правду о том, что Рональд Додсон не его родной отец, однако что случится, когда он узнает, что был рожден в результате насилия? Будет ли искать своего настоящего отца? Что сделает? Насколько будет расстроен? Или же ему будет плевать? Взвешивая все варианты, Лиз определилась лишь на одном — последнее, что она хотела бы, это причинять Блейку вред. Эта новость станет для него потрясением. Помимо того, что его отец насильник и он был воспитан другим отцом-тираном, его мать буквально променяла его счастливую жизнь на личную выгоду и месть. Это разобьёт его. Его детство и так не было очень хорошим, но открывшиеся сегодня факты дают понять, что ситуация ещё хуже, чем Блейк знает. — Пока что не стоит, — проговорила Лиз. — Но он имеет право знать, что… — Мы не будем его расстраивать, Фрэнки! — перебила Лиз, строго окинув младшего брата взглядом. Фрэнки выдержал паузу, изучая её настрой. Он бы предпочёл ничего не скрывать от Блейка. Лиз легко говорить, что от него нужно сохранять такую весомую тайну, ведь она совершенно не знает настоящего Блейка. Если когда-нибудь он познает своё настоящее происхождение и узнает, что от него это скрыли, он будет в ярости. А ярость Блейка — это не просто выяснение отношений и ссоры. Его ярость — это предвестник гибели всех, кто довел его до такого состояния. В этом случае под горячую руку попадет и Лиз, и сам Фрэнки, и их родители. — Я с тобой не согласен. Блейк больше расстроится, если мы будем скрывать от него такую новость. — Фрэнки, — она осторожно коснулась его плеча. — Его жизнь и без того не была особо счастливой. Не делай ему больнее. Он грустно поджал губы, мотаясь в собственных доводах. Если смотреть с такой точки зрения, то Лиз определенно права. Но если вспомнить, кем является Блейк, то её идея несёт катастрофическую опасность для них всех. — Хорошо, — едва заметно кивнул Фрэнки. Лиз многозначительно взглянула на Фрэнки, ещё раз напомнив ему молчать, как только около их двора остановился чёрный джип. Дверь открылась, и из машины вышел Блейк, вальяжно направляясь к дому, где на него смотрело две пары почему-то растерянных глаз. В первую очередь Блейк с легким непониманием посмотрел на Лиззи, которая окинула его грустным взором. — Родная, что случилось? Тебя опять отец обидел? Сейчас разберемся. Блейк уверено ступил вперёд, но Лиз поспешила ухватиться за его руку. Остановив его, она подняла голову, посмотрев на его нахмуренное лицо. — Нет, отец ничего не сделал. Я позвала тебя просто потому что… — она запнулась. — Просто соскучилась. Застыла тишина. Лиз, округлив глаза, с грустью смотрела на Блейка, словно вот-вот расплачется. Она всё ещё с трудом понимала, как должна вести себя после всего, что сегодня довелось узнать о жизни Блейка. Лиз помялась на одном месте и приложила максимум усилий, чтобы не кинуться в его объятия. Блейк приподнял одну бровь, оценивая то, как жалобно она смотрела на него, похожая на того самого кота из «Шрека». Нет, здесь определенно что-то не так. — Лиззи, ты ни за что в жизни не признаешь, что соскучилась по мне. Не ври. Что происходит? Фрэнки резко ступил вперёд, поспешив исправить ситуацию. Он широко улыбнулся и проговорил: — Это я её расстроил, наверное. Опять проблемы с девушкой. Делился с Лиз своими любовными трагедиями. Блейк с легким подозрением уставился на Фрэнки. Под напором его взгляда младший братец опустил голову. — У тебя есть девушка? Как она относится к тому, что ты святой девственник, который подарит ей вместо горячих ночей только пару визитов в библиотеку? Фрэнки недовольно хмыкнул и поднял угрюмый взгляд на Блейка: — Перестань издеваться на эту тему. Блейк ухмыльнулся: — Тогда подкинь мне новую тему для издевательств. — А можно вообще не издеваться? Блейк нахмурился, не понимая, что только что услышал: — Конечно же, нет. Ну и вопросы у тебя. Лиз невольно улыбнулась, не отводя взгляд от Блейка и Фрэнки. И как вот ему рассказать, что по крови они не родные? Сейчас ведь всё хорошо. А что будет, когда он узнает правду? Лиз вздрогнула, когда из мыслей её вытянуло внезапное прикосновения Блейка. Он взял её за руку и осторожно притянул ближе к себе. Она окинула его неловким взглядом, демонстрируя, что так лучше не делать при Фрэнки. Фрэнки, заметив её взгляд, резко посмотрел в другую сторону, чтобы не смущать сестру. — Идём? — Блейк взглянул на Лиз. — К-куда? — Ты же просила забрать тебя. Я забираю. — А, да, точно, — она дважды кивнула. Фрэнки ступил вперёд, когда Блейк и Лиз обернулись к машине: — Блейк, а как прошёл твой допрос? То есть… что они от тебя хотели? Блейк оглянулся, недовольно сузив веки: — Потом поговорим на эту тему, Фрэнки. Младший братец лишь кивнул. Лиз прыгнула на пассажирское сидение, косо поглядывая на Блейка, пока он выруливал с обочины на трасу. На секунду проскочила мысль поделиться с ним тем, что она сегодня узнала, но это желание было вовремя подавлено. Нет смысла лишний раз расстраивать Блейка, даже если это будет ей стоить обмана. Иногда ведь ложь может быть во благо… Или нет? — Я так понимаю, ты больше не боишься оставаться со мной один на один, — прервал её размышления голос Блейка. — Это тебе нужно бояться. У меня в сумочке револьвер тридцать восьмого калибра. Блейк ухмыльнулся, на секунду окинув Лиз театрально перепуганным взглядом: — Звучит как угроза. — Именно так. — У тебя в сумочке обычный старомодный револьвер для обычного старомодного убийства. Вот если бы у тебя там лежал «Магнум», обещаю, что испугался бы по-настоящему. Лиз недовольно нахмурилась, повернувшись на сидение в сторону Блейка, чтобы лучше видеть его насмешливую ухмылку: — Магнум не предназначен для самообороны. — А ты и не обычная девушка, которой нужен пистолет для самообороны. Ты агент ФБР. А если тебе на пути встретится опытный стрелок, например, снайпер, ты будешь отбиваться от него револьвером тридцать восьмого калибра? Если так, то тебе стоит задуматься о приобретении местечка на кладбище по дешёвке уже сейчас. Лиз гневно сжала челюсть. Что и требовалось доказать, прошло всего две минуты в обществе с Блейком наедине, но он уже успешно разозлил её. — Сейчас ты договоришься, и местечко на кладбище я подыщу уже тебе. — Хорошо. Надеюсь, ты выберешь мне местечко с видом на море. Желательно где-то в Монако. — Нет. Будет у тебя вид на старые бетонные дома на окраине Луизианы! — Какая же ты маленькая и жестокая ведьмочка. Похоронить даже нормально не хочешь своего любимого брата. Лиз опустила взгляд, как только речь зашла о семейных узах. Она резко выпрямилась в кресле, уставившись прямо перед собой, и тихо проговорила: — Нельзя шутить над таким. Блейк хрипло рассмеялся, играя пальцами по рулю, и косо взглянул на Лиззи: — Это говорит та, которая минуту назад грозилась мне найти местечко на кладбище с видом на бетонные дома. — Я неудачно пошутила. Потому что ты постоянно злишь меня! — Родная, я просто переживаю за тебя. С твоей профессией нужно сменить это оружие на более серьезное. Лиз бросила на него угрюмый взгляд: — А сразу нельзя было так сказать? — Нельзя. Ты сама сказала, что я постоянно тебя злю. Это ведь смысл моего бытия. Если я буду очаровательным и любезным, то, вероятно, слягу с хронической депрессией. Она закатила глаза, сложив руки на груди. Конечно, стоило и самой догадаться, что очаровательным и милым Блейк никогда не будет. Это слишком скучно для него. Хотя после всего, что она узнала, его поведение больше не вызывает никаких вопросов. — Куда ведь интересней быть полным негодяем, — пробурчала себе под нос Лиз, пытаясь сохранять позитив, при всех тех тягостных чувствах, которые испытывала. Она невольно взглянула на Блейка опечаленными глазами. Ей очень хотелось обнять его и сказать то самое банальное «люблю», которое он пытался заслужить всю свою жизнь у своих родителей, но так и не смог. Однако была вынуждена промолчать. Если она сейчас расклеится и покажет всё то, что испытывает, глядя на Блейка, он точно что-то заподозрит. — Если бы я не был таким, разве понравился бы тебе? — нарушил её мысли он. Лиз открыла рот и замолкла на полуслове. Вероятно, её протест сейчас будет лицемерием. Это будет ложью, если она скажет, что он ей совсем не нравится. Правдой было бы ещё добавить, что она питает к нему даже больше, чем симпатию. Поэтому Лиз сочла нужным выпутаться иначе: — При всей твоей ужасной натуре, я с трудом нашла в тебе хоть что-то хорошее. Вот только это мне и нравится. Это как в огромном болоте найти один грамм золота. — Ты только что назвала меня золотом? — он пытался не улыбаться, но выходило плохо. — А словосочетание «огромное болото» ты нарочно не замечаешь? — Я услышал только «огромное» и «золото», — Блейк взглянул на неё, после чего снова перевёл взгляд на дорогу: — Это большая честь — в твоих глазах быть столь драгоценным. Лиз закатила глаза, тяжело вздохнув: — У тебя проблемы со слухом, Блейк. — Единственная моя проблема — это ты. Надоедливая и злая. Блейк словил суровый взгляд очаровательных голубых глаз. Он определенно только что не соврал. Лиззи стала его самой большой проблемой, ведь до неё он не испытывал никаких трудностей. С того момента, как она стала ему чуть дороже, чем любимый шоколадный пудинг, первое, о чём он думает — это её безопасность, потом только свои планы. Так быть не должно. Это очень мешает. И когда только он научился испытывать хоть какие-то чувства? Он давно забыл, что означает «что-то чувствовать». Странно и непонятно это. Подобные эмоции нельзя сказать, что неприятны, однако очень неуместны. Лиз оглянулась, пытаясь понять, куда они едут. Город уже давно был позади. На обочине всё больше и больше красовались сосны и пустынные поля. Направление очень в стиле Блейка. Уж очень ему нравятся мрачные места. Куда бы они ни ездили — это либо бар на берегу озера, либо черный дом друга в центре леса. Блейк свернул на глиняную тропинку, заросшую травой. Сюда вряд ли кто-то ездит. — Куда на этот раз ты везешь меня? — Туда, где никто не услышит твои крики. Лиз окинула его перепуганным взглядом, на что он лишь довольно усмехнулся: — Шучу. Покажу одно место. Чем дальше они проезжали в глубь соснового леса, тем темнее становилось, поскольку вместо неба над головой сейчас были лишь ветки. Блейк остановил машину около маленького полуразваленного деревянного домика. Лиз непонимающе нахмурилась. Она с легким опасением открыла дверь, медленно ступив на землю. Это место похоже на одну из локаций для сьемок фильма ужасов. Маленькая старая избушка одиноко стоит в дремучем пустом лесу. Блейк обошел машину, встречая потерянный взгляд Лиззи: — Ну, пошли. — К-куда? — она уставилась на него большими непонимающими глазами. — Свяжу сейчас тебя и воспользуюсь твоим очаровательным телом так, как только мне захочется. — Это же тоже шутка? — с опаской проговорила она. — Нет, Лиззи, — в его глазах вспыхнул азарт. — А на что ты надеялась, когда соглашалась ехать со мной в безлюдное место? Будешь кричать сколько угодно, но никто тебе не поможет. Он, словно предвкушая это, на секунду блаженно прикрыл глаза. Она почти не дышала, смотря на Блейка так, будто бы впервые видела этого человека. Перед глазами мелькнула ночь в доме Джека, когда, потеряв все остатки контроля, Блейк словно озверел. Сердце, казалось, упало в пятки, и всё тело с ног до макушки покрылось мурашками. Блейк не смог больше сохранять серьезное выражение лица, насмешливо оценивая побледневшее лицо Лиззи. Ступив вперёд, он утешительно взял её холодную ладонь в свою: — Как же легко тебя напугать. Выдохни. Это тоже шутка, — он насмешливо ухмылялся. — Мне просто нравятся твои испуганные глаза. Отдельный вид искусства. Лиз вовремя сообразила, что выглядит так, словно готовилась к смертной казни и, чтобы не упасть в грязь лицом, грустно вздохнула и исправилась: — Шутка? А, ладно. А то я уже хотела разрешить тебе делать с собой что угодно. Но если штука… — Нет, я совсем не против… — Поздно, Блейк. — Хитрая лиса. Она очаровательно усмехнулась, окинув его игривым взглядом: — Не только тебе подшучивать надо мной. — Ты так дошутишься, и всё, что я сказал, станет не шуткой. Лиз сделала шаг ближе к нему и, вскинув подбородок, прошептала: — Мой «старомодный револьвер для старомодного убийства» вполне подойдет для самообороны от таких маньяков, как ты. — Против меня нужно оружие посерьёзней. — Не льсти себе, — она ухмыльнулась и ступила в сторону дома, рассматривая его. Блейк провел её ухмылкой. Ответ на это она когда-то обязательно получит. Тогда она поймет, что он ни капли не приуменьшил свои слова. Вероятно, это потрясение катастрофически разрушит её мир. Не терпится на это посмотреть. Лиз остановилась перед невысокой дверью, которая вряд ли служила защитным механизмом, так как ничего не стоило лишь слегка толкнуть её, чтобы выбить. С обоих сторон было по одному маленькому окну, оббитому старым, прогнившим деревом. Дом выглядел так, словно сейчас рассыплется, как спичечный. Она не решилась сделать шаг вперёд, чтобы войти внутрь. В этом доме было что-то пугающее и отталкивающее. А его местонахождение никак не придавало ему очарования. Лиз оглянулась, посмотрев на Блейка: — Что это за место? Он медленно ступил вперёд, окинув дом взглядом: — Когда отец выставлял меня из дома зимой, я забирался в чужие дома, потому что оставаться на улице было холодно. Часто меня ловили и вызывали полицию. Приходилось убегать и прятаться. Потом я понял, что нужно искать заброшенные дома, — он сделал паузу, взглянув на Лиз. — Я всегда любил безлюдные места и уезжал из города. Тут я нашёл этот дом. С десяти лет это место стало моим убежищем. Я периодически приезжаю сюда, хотя и не знаю, что именно так притягивает меня в этот полуразрушенный дом. Об этом месте никто не знает. Кроме тебя теперь. Лиз прикусила нижнюю губу и, не в силах смотреть на Блейка, виновато опустила глаза к земле. Она была уверена, что причастна к тому, что пережил Блейк, ведь никак не пыталась помешать тому, что делал с ним отец. Молчание — это всегда знак согласия. Блейк отвел взгляд и почесал затылок, только сейчас ощутив неловкость. Вероятно, не лучшей идеей было привозить Лиззи сюда. Это место — скрытая часть его детства, и оказалось, что делиться этим — не самое приятное чувство. — Ладно, проветрились на свежем воздухе, и поехали в одно шикарное место в городе. Ты, наверное, проголодалась… Он сделал шаг назад, однако Лиз резко схватила его за руку, не позволив отступить дальше. Она смотрела в его глаза, словив хорошо прикрытую растерянность, совершенно не свойственную Блейку. Губы Лиз тронула едва заметная улыбка. Делиться личным для него определенно не самая легкая задача. Однако он делает это, и она испытывала гордость, что стала той, кому такой скрытный человек, как Блейк, захотел открыться. — Мне здесь нравится. Давай останемся, — проговорила она. Заметив, что его неловкость никуда не ушла, Лиз ступила ближе, взяла его ладонь и, вслушавшись в окружающие звуки, услышала едва слышный шум, который доносился где-то с правой части леса. — Что это шумит? Блейк крепче сжал её руку. Этот вопрос, очевидно, отвлек его от чувства неловкости. Он молча ступил в сторону и повел её за собой. Лиз покорно шла за ним, слыша этот шум всё громче и ближе. Они вышли на единственное место в этом лесу, где наконец-то стало видно небо. А шум, который она слышала, был небольшим водопадом, сформировавшим маленькое озерце около горных склонов. Брызги от бушующей воды едва не доставали до них. Лиз удивленно открыла рот, полными восхищения глазами смотря на завораживающие чудеса природы. Она медленно повернула голову, чтобы взглянуть на Блейка. Он опустил взгляд и невольно усмехнулся, смотря на ребяческую радость в её глазах. Как мало ей нужно для счастья. Просто небольшой водопад среди лесного массива. Лиз глубоко вдохнула чистый воздух, чтобы вобрать в себя запахи сосен, высокой травы и горного водоема. Кинув сумку на землю, она сбросила обувь и босыми ногами, словно маленькая девочка, бросилась к воде. Блейк замер на месте, засмотревшись на то, как она с детской любознательностью смотрела вокруг себя. Лучи солнца играли на её огненных волосах, и яркая улыбка освещала её кукольное красивое лицо… Намочив ноги по щиколотку, она наклонилась и брызнула водой в сторону Блейка. Он несколько раз моргнул, очнувшись от своих мыслей, однако не сдвинулся с места. Лиз хитро ухмыльнулась: — Ты чего такой зануда? — Я? — Блейк фыркнул. — Я и занудство — это несопоставимые вещи. — Не сказала бы так сейчас. Зануда. — А что ты хочешь? Чтобы я сейчас скакал по полям, как горный олень? Лиз звонко рассмеялась. Ступив вперёд по заостренным камням, она взяла Блейка за руку и повела ближе к воде. Непроизвольно она прильнула к его груди и, подняв голову замысловато усмехнулась: — Я бы на это точно посмотрела. Он обвил её талию руками, крепче прижимая к себе, будто бы она вот-вот могла упасть без его помощи. Лиз не возражала. Она нежно провела пальцами по его плечам, аккуратно поглаживая шею. Он на несколько секунд прикрыл веки, наслаждаясь её прикосновениями. Она долго смотрела на него, словно заколдованная, словив его взгляд, который так же изучал её лицо. Лиз встала на носочки и, осторожничая, коснулась его губ своими. Блейк не очень привык к инициативе от Лиззи, поэтому ответил не сразу, дожидаясь её дальнейших действий. Она быстро сообразила его намерения. Обвив его шею руками, она хотела быть ещё ближе к нему, хотела чувствовать каждую клеточку его тела… Потеряв все остатки осторожности, она напористо поцеловала его, не оставив никакой возможности не ответить и на этот поцелуй. Блейк по достоинству оценил её напор и не мог долго ждать того, что она может сделать ещё. Слишком сильно искушение, чтобы просто наблюдать. Пора брать ситуацию под свой контроль. Он резким движением поднял руку, запустив пальцы в её волосы, всё сильнее сжимая. Она ощутила едва заметную боль, которая прекрасно сочеталась с возбуждением, внезапно прильнувшим к низу живота. Её глаза сверкали неприкрытым интересом и волнением, в то время когда он смотрел на неё с жадностью голодного хищника. Он неспешно наклонился, едва касаясь губами её висков, щёк, подбородка, словно готовился к грубому нападению. Резким движением он опрокинул её голову назад, завладев её губами в настойчивом поцелуе. Она издала едва слышный стон, чувствуя, как ноги сделались ватными и, благо, Блейк уже держал её. Он опустил руку, сжимая её ягодицы, не контролируя собственную силу. К его счастью, эта боль приходилась Лиз по вкусу. В затуманенном бреду Лиз с трудом нашла силы, чтобы слегка нажать на его плечи и лишь на мгновение остановить. С первого раза не вышло. Блейк не имел ни капли желания отпускать её. — Блейк, — пробормотала она, ещё раз сделав попытку отстранится от него. — Я хотела сказать тебе… Он тяжело вздохнул, пылая ярым желанием взять её прямо здесь, не заботясь об удобстве… раздеть, целовать, слушать стоны и наслаждаться её телом… — Говори, родная. Даю тебе ровно десять секунд. Потом твой рот будет занят кое-чем другим. Её щёки побагровели. Сердцебиение участилось, и она мгновенно забыла о том, что так вожделела прямо сейчас сказать. Все благие мысли улетучились из головы, оставив место лишь для животной, неконтролируемой похоти. Где-то поблизости раздался еле слышный хруст, будто бы надвое сломалась ветка. Лиз этого не услышала. В ушах лишь застыл звон, заглушающий весь окружающий мир. Однако Блейк обратил на это внимание и, повернув голову в сторону, нахмурился, прислушиваясь к тишине, которую нарушал лишь бурный поток воды… Ещё один глухой звук, раздавшийся эхом в дремучем лесу. На этот раз Блейк точно распознал этот звук. Выстрел. Он ощутил, как Лиз вздрогнула, словно её пробрало разрядом тока, и сразу после этого обмякла в его руках. Он окинул её потерянным непонимающим взглядом, когда она рухнула всем телом на него, а её снежно белая блузка становилась красной слишком быстро. Это отвлекло его внимание, так как два неизвестных, опустив пистолеты к земле, медленно приближались к ним…