До большого взрыва

— Это нормально, что мы поставили… близость на паузу? — Бакуго неловко говорить о таком с психиатром. — Конечно. Понимаете, в чем дело: лучше всего начинать с теории, потом усваивать определенные схемы, которые вы будете применять в жизни, и уже после переходить к практике. Так уж вышло, что вы поторопились… Как я поняла, вы все делали плавно и постепенно, и Изуку во многом помог вам. К сожалению, Изуку не знал о вашем диагнозе. И вы не ожидали, что близость станет триггером. — Стоит еще подождать? — Пока вы не будете готовы. Кацуки, у меня нет ответа на ваш вопрос. Может быть, вы сделаете это через месяц, а может — через год. Все зависит от того, насколько вы восстановились после релапса, от уровня доверия к Изуку и… — И? — Мы так и не разобрали вашу травму. — Я уже все вам рассказал. — Простите, если я звучу настойчиво. Это важно проработать: необязательно сегодня. Но рано или поздно придется — от этого не убежать. — Я чувствую, что вы давите. — Мне жаль, если вы так чувствуете. Но вы сами заговорили о сексе. Сложно построить здоровую близость, не разобравшись с темными частями прошлого. — Я рассказал вам, как все было, — Бакуго кладет ногу на ногу и опускает подбородок. — Меня шантажировали. Я не смогу вспомнить точно, как долго это длилось. Предположительно с октября по февраль. Или по январь, я не помню… Сначала мне нужно было присылать фотографии. Потом… — Нет, Кацуки, я не о деталях. Я о вас. Вы совершенно ничего не говорите о своем состоянии в тот период. — Как я могу говорить о своем состоянии, если я ничерта не помню? Я даже злости не испытываю. Не испытываю желания мести. А это, знаете ли, очень в моем стиле! Это не единственный случай в моей жизни, когда я напоролся на дерьмового парня. В первый раз я был в гневе. Я мог назвать свои чувства. Могу до сих пор. Гнев. Стыд. Человек стал мне противен после его поступка. Но самое мерзкое в этом всем, — говорит он через гневную улыбку, — он нравился мне. Но он не хотел, чтобы кто-то узнал о том, как он трогал меня на глазах у друзей… Чтобы это вышло за пределы дня рождения и слухи поползли по всей школе. Это ведь я. Мерзкий я… Я, который впервые напился и совсем себя не контролировал. В шутку называл себя шлюхой… — Кацуки? Тихо. Дышите. Вдох, вы-ыдох. Вдох… — Кацуки следует указаниям врача и переводит дыхание, слегка успокаиваясь. — А на следующий день он написал мне в личные сообщения… Попросил, чтобы это осталось между нами. Чтобы я никому не рассказывал. Идиот. Несмотря ни на что… надеялся, что уж после того, что между нами было, мы будем вместе… — Кацуки запинается и сжимает кулаки. — Как вам этот пример? Тут есть чувства! А там? Неизвестный аноним по ту сторону экрана, который развел тупую малолетку и в итоге — нихуя не сделал! Красноречивый случай моей тупости. Надо было забанить его сразу… — Кацуки, я горжусь, что вы так качественно описываете ситуацию с тем парнем. Тем более, что вы еще не рассказывали о ней. Вы большой молодец. — Молодец, блять! Молодец, потому что чувствовал себя настолько паршиво? Даже не знаю, что хуже: испытывать такую палитру эмоций или… не испытывать вообще ничего. Как умереть на четыре месяца, а после умереть еще раз. И если бы в моей жизни не было Юки, я бы… Это была бы беспросветная тьма. Как под толстым слоем льда, знаете? Свет так близко, тепло в нескольких сантиметрах над головой, и воздух… но я заперт тут. По подбородок в воде, а волосы липнут ко льду. В любую секунду я либо задохнусь, либо умру от обморожения… — Дышите, пожалуйста. — Да дышу я, блять! — он закрывает глаза руками и хрипло выдыхает в пальцы. — Это был наихеровейший год в моей жизни. А потом снова случилось дерьмо. И, возвращаясь назад, я думал об этом не как о «бедняжка Кацуки снова вляпался в драму». Я думал о том, что… — он нервно улыбается и смотрит куда-то мимо губ психиатра. — Думал о том, что я настолько конченный, что эта драма — всего лишь спродюсированная мной трагедия в трех актах. И если бы в недороман не вмешались гомофобные родители того парня… Я бы просто ушел в закат. Но а так — о нет, что вы! Это добавило огоньку! Ведь после… после Юки все, что было, было фальшью! Фальшь ради драмы. Чтобы почувствовать хоть что-нибудь. Что угодно! Даже на жалкие две-три недели, — он выдыхает и поочередно смотрит на свои руки. «До чего же здесь холодно». — А что насчет Изуку? — Я в шоке, что все еще что-то чувствую к нему. Это невозможно. Как будто это сон. А это значит, что я скоро проснусь и вернусь в свою жизнь, где у меня не осталось ничего хорошего. Только беспросветная корка льда над головой. И вот я снова тону…