Вереница

Огонь, количество слов: 460 — Шнай, тебе ответственное поручение. Шнайдер, проверяющий перед концертом углы тарелок и натяжение пластика вскинул на Рихарда непонимающий взгляд. Последние минуты три он провел, всецело посвятив себя своим драгоценным барабанам, и естественно не слышал, о чем говорили коллеги по группе. Пауль, стоящий рядом с Рихардом, фыркнул и закатил глаза, всем своим видом олицетворяя свое любимое, слегка пренебрежительное «ох уж этот недотепа Шнайдер!». Спасибо, что хоть озвучивать не стал — и то повинуясь взгляду Рихарда. — Если вдруг что пойдет не так с пиротехникой: станет слишком жарко, или увидишь, что что-то зажглось раньше времени или вовсе загорелось — кидай палку за спину. Остановим концерт, вырубим все — похуй, но мне моя шкурка дорога, да и вы, надеюсь, о своих беспокоитесь. — Попади технику в глаз, когда будешь кидать! — ухмыльнулся Пауль, снова встряв в разговор ядовитым шипом, но замолчал и покорно поднял руки ладонями вверх, когда на него уставились уже две пары недовольных глаз. — Типа система безопасности? — Шнайдер беззлобно улыбнулся, напоминая самому себе, что на Пауля он решил не обращать особого внимания и лишь иногда огрызаться в ответ, чтобы не прослыть терпилой и не дать ритмачу заскучать. — Да. Последний рубеж защиты. Рихард посветлел лицом, когда Шнайдер понятливо кивнул, и сразу же потащил Пауля прочь — проводить профилактические беседы. Никто не хотел и даже не думал, что придется воспользоваться «последним рубежом», но случай как всегда все решил за них. Или Тилль подошел слишком близко, или фейерверк попался некачественный, но сноп искр в обрамлении непонятно откуда взявшихся языков пламени полетел прямо Шнайдеру в лицо. Огонь накрыл, отрезая путь к кислороду, по горлу и ниже будто кипяток потек, и Шнайдер практически воочию увидел, как плавятся и обугливаются его легкие. Он кинул палочку: запаниковав, растерявшись, и плотный звук гитар тут же рассыпался и жалко мяукнул, на сцену посыпали люди в форменных футболках, а самого Шнайдера стащили со стульчика под ропот толпы и крики, смысл которых он не мог разобрать. Первое, что он увидел, открыв пересохшие, болящие глаза — было обеспокоенное лицо Пауля. Следом пришло ощущение узкой ладони на плече, там, где ткань жилетки кончалась и начиналась голая, болезненно теплая сейчас кожа. Все было хорошо. Зал не пылал, да и сам Шнайдер был цел и невредим. Лицо, кажется, немного покраснело, но в целом… Не стоило созданной им паники. — Ты как? — вперед него, даже раньше, чем Шнайдер успел выдавить «простите» взволновано спросил Пауль, не спеша убирать ладонь. Сейчас в его серых глазах не было привычной насмешки, не было хитринки. Остальные маячили у него за спиной и, как оказалось, галдели, интересуясь самочувствием Кристофа, толкаясь и закрывая собой свет и без того не очень яркой лампы. — Кажется, я теперь без бровей с ресницами. Но жить буду, — слабо улыбнулся Шнайдер и облегченно, выпуская нервное напряжение, рассмеялся. На него не злились? Это уже было неплохо. Осколки, количество слов: 500 — Твою мать! Громкий, злой голос, донесшийся из соседней гримерной, заставил Пауля оторваться от ленивого, по-диагонали чтения какого-то модного журнала. До концерта было еще целых полчаса, и Пауль, переодевшись, расслаблено валялся на диване, приготовившись как следует насладиться комфортом перед двухчасовой прожаркой на сцене. Крики в понимание Паулем комфорта не входили. Он бросил быстрый взгляд на Олли, который сидел тут же, в удобном кресле, и что-то строчил на телефоне. — Мне показалось? — поинтересовался Пауль, укладывая журнал на живот и прислушиваясь. — Шнайдер. Думаю, он жив, — немногословно ответил Оливер, не отрываясь от телефона, и Пауль хмыкнул. Иногда — часто — он завидовал непоколебимому спокойствию их басиста. При чем, спокойствие его было не напускным, как у самого Пауля, когда на лице держишь улыбку, а внутри вскипаешь от бешенства. Увы, самоконтроль никогда не был его сильной стороной. Вот притворство — это да. — Как мило, что ты о нем беспокоишься, — фыркнул он, отшвыривая журнал обратно на столик, а затем поднимаясь с дивана. — Схожу посмотрю. Жив то может жив, но вдруг руку или ногу оторвало? Как же он играть-то будет. — Хуем. Думаю, сможет. — Шнайдер? Вполне, — Пауль развеселился, но у двери в гримерную Шнайдера посмурнел и задержался. Переживал. Шнайдер за вспышками неконтролируемого гнева у них замечен не был, и у Пауля не было ни малейшего предположения, что же могло произойти. Инструменты вроде проверили еще часа три назад… — Эй? Ты чего тут? — он осторожно заглянул в комнату, не спеша открывать дверь полностью и вторгаться на чужую территорию. Шнайдера, в отличие от Рихарда, отселили в отдельный загон не по причине королевских замашек. Его добросовестные разминки перед концертами минут так на тридцать-сорок здорово действовали всем на нервы бесконечными щелчками и стуками пэдов, но еще Пауль знал, что без возможности побыть наедине хотя бы минут десять, на концерте Шнайдер превращался в по-нехорошему нервное, возбужденное явление, и не всегда это заканчивалось хорошо. — Да телефон блять разбил, — Кристоф повертел в руках черный прямоугольник, хвастаясь глубокими трещинами на экране и даже сколами: осколки валялись на столике и поблескивали в свете ламп. Сам Шнайдер скорбно хмурил брови и нервно щелкал суставами. Пауль терпеливо ожидал продолжения. — У Ульрике воды отошли, — наконец, глухо отозвался Шнайдер. — Почему, блять, именно сегодня! Я пытаюсь дозвониться в больницу, но мне не отвечают! Пауль понятливо улыбнулся. Точно. Беременная жена и первый ребенок. Пауль тоже переживал, когда на свет вылуплялся Эмиль, хоть к тому времени уже и охладел к его матери. Что же чувствовал сейчас Шнайдер он мог только отдаленно воображать. Понимая, что друга нужно как-то успокоить, Пауль подошел ближе и ткнулся лбом Шнайдеру в плечо, бодаясь и разводя на смех. — Что, если что-то пойдет не так? Или что-то случится с ней или ребенком? Я должен быть там, с ней… Шнайдер едва не плакал, и Пауль поспешил обнять его и прижать к себе ближе. — Не выдумывай — все обязательно будет хорошо. А когда тебе спустя пару часов пришлют СМС с фразой «поздравляю, ты стал папой!» — мы набухаемся. Шнайдер только согласно вздохнул в его руках. Пряди волос, количество слов: 454 Первое, что заметил Пауль, войдя в ванную комнату — это длинные, темные пряди волос, то тут, то там лежащие на кафельном полу. Волнистые, блестящие, всегда пахнущие так сладко — он знал об этом не по наслышке. Неровно обкромсаные и рассыпавшиеся. Этот отель был по истине королевским, и Паулю потребовалось несколько секунд, прежде чем осторожно подойти вплотную к Шнайдеру, стоящему у зеркала и неловко орудовавшему ножницами. Чик, чик, чик — длинные кудряшки, густые пряди одна за другой сползали по его плечам, как маленькие змейки, скользили по голой коже и падали. Наверно, Шнайдер — на нервах, на эмоциях — начал у самой двери, а теперь заканчивал уже у дальней стены. На его затылке неряшливо топорщились островки неровно обрезанных волос, где-то он пропустил отдельные волоски, и поэтому напомнил сейчас Паулю старого, плешивого пса, который жил одно время у них во дворе дома. — Эй, эй. Тише. Ну что ты делаешь? У него не было ни малейшей идеи, что могло произойти. Определить настроение Шнайдера тоже не получалось: лицо у того было слишком бесстрастным и не выражало ничего. Пустые глаза, расслабленные, безвольные губы, механические движения. Стоило отобрать у Шнайдера ножницы — где он их только нашел? — и тот часто заморгал, будто просыпаясь или возвращаясь в здравый ум из мира галлюцинаций. — Что ты делаешь? — повторил Пауль, незаметно откладывая ножницы подальше. Кто знает, что еще этому сумасшедшему в голову взбредет? — Посмотрел в зеркало и подумал, что выгляжу как все эти сморщенные, но отчаянно молодящиеся рокеры, — все еще немного заторможено буркнул Шнайдер. Пауль покачал головой. Кудри были гордостью Шнайдера, на них он тратил много и с удовольствием, а у Пауля кудри Шнайдера были фетишем, и против трат он нисколько не возражал. Постепенно до Шнайдера доходило. Его глаза расширились, а рот приоткрылся в немом стоне. — Бля… Пауль, нахуя я это сделал? — Не поверишь, я хочу задать тебе тот же вопрос. Шел со стояком наперевес, а теперь вместо секса буду искать веник с совком и успокаивать любовника-долбоеба. Шнайдер со страдальческим видом рассматривал себя в зеркале. Волосы, остриженные островками и дурацкая копна на макушке, до которой он просто не успел добраться. Красавец. — Что значит «вместо секса»? Я против «вместо секса»! — слабо возразил Шнайдер. Его мозг постепенно включался в работу, и выражения лиц у него сменялось с растерянности на брезгливость и до возмущения. — А я плешивого ебать не буду — у меня плохие ассоциации, — хмыкнул Пауль. Кажется, опасность миновала, да и Шнайдер особо не убивался по поводу кудрей. Пока, по крайней мере. Ну ничего, завтра до него дойдет окончательно. — Ну и катись к черту. Я тогда набухаюсь. Шнайдер высокомерно фыркнул, переступая босыми ногами по полу и брезгливо поддевая волосы, еще недавно бывшие у него на голове. — И еще себе что-нибудь отрежешь? Ну уж нет!