Вереница

Неделя — В раммшопе неделя скидок! — радостно возвестил Пауль, практически с ноги открывая дверь в студию. Единственный, кто оторвал взгляд от монитора, был Оливер, что Пауля, впрочем, не смутило. — Целую неделю — минус пятьдесят процентов! На все! Так что, Кристоф, это тебе! Под веселое хрюканье Шнайдеру на колени посыпались рельефные члены всевозможных расцветок. С присосками. — Намекаешь, что мне нужно чаще мыться или еще на что-то? — попытался отшутиться Шнайдер, но скулы у него предательски порозовели. Рихард, закатив глаза, поспешил вмешаться: — Ничего, Крис. Я попрошу, чтобы в ассортимент ввели анальную пробку. В единственном экземпляре и с табличкой «для Ландерса». Месяц — Шнайдер, чего такой грустный? Хуй сосал невкусный? Пауль было рассмеялся шутке, но быстро умолк и нахмурился, не услышав в ответ отговорку. — Шнай, что случилось? — серьезно на этот раз поинтересовался он. Шнайдер в ответ только скривился. Как объяснить кому-то причину хандры, когда сам ее до конца не сформулировал? Уже больше месяца он сидел в четырех стенах, и подчас от рутины хотелось выть. А на горизонте из нового — ничего. Даже с Паулем увидеться можно только по видеосвязи. — Даже невкусный не сосал, — наконец, мрачно откликнулся Шнайдер. Пауль грустно улыбнулся. — Это все закончится. И мы куда-нибудь выберемся, обещаю. Год — Мы уже год катаемся по концертам, больше. Выступления, тупые организаторы, программу не меняли хер знает сколько! У меня спина уже не гнется! И колени не титановые, чтобы торчать в палатках, где вместо пола — голая земля! Хочу в студию! Альбом писать! Все это Рихард выпалил на одном дыхании, смотря на коллег возмущенным взглядом оскорбленного праведника. Возможно, он ожидал иной реакции на свое негодование, но любимые коллеги только устало переглянулись. — Что это на него нашло, не знаете? — поинтересовался Пауль так, будто Рихарда тут и не было. — Недотрах. Давно в студии не ебался. Рихард обиженно скривился под всеобщий гогот. Век — Музыкантом побыл, больше не хочу! В следующем веке планирую стать каким-нибудь императором. Рихард мягкими движениями смывал макияж. Стрелки, бронзатор… Морщины на лице и шее. Через десять минут это был уже привычный Рих: вечно двадцатипятилетний, вынужденный прибавлять себе возраст хитрыми уловками. — В этом веке все монаршие особы фиктивные. Не думаю, что что-то поменяется. Я вот хочу каким-нибудь астронавтом стать, — Шнайдер мечтательно потянулся, воображая себе космические просторы. — Значит, осную империю. Галактическую. Рихард потрогал языком заострившийся клык — слишком много прошло времени с последней кормежки. — Застолбишь мне местечко военачальника своего звездного флота? — Конечно, солнышко. Шнайдер довольно, клыкасто рассмеялся.