Вереница

Увечья, количество слов: 495 — Капрал, он… Рихард оттолкнул солдата, пробираясь по окопу дальше. Тонкий слух терзали громоподобные пушечные выстрелы, на плечи сыпались острые комья земли. Воздух пах морозом и кровью. И что дернуло его остаться? Он мог спокойно улететь куда-нибудь, где его бы не нашли, оставить войну далеко позади, там, где она бы его не достала. Она и кровь. Но почему-то он согласился. А сейчас его рота оказалась в западне и медленно погибала. Нос резанул знакомый запах. Удушающий, насыщенный, сладкий. Рихард даже замедлился, сбился с шага. В голове промелькнула горькая мысль: запах слишком насыщенный. Это не к добру. — Капрал!.. Очередной трясущийся и грязный солдат подскочил на ноги, едва завидев его, но Рихард жестом отбросил в сторону формальности. Укрытый тяжелым плащом, на нескольких мешках с пайком лежал Кристоф. Бледный, он смотрел в небо пустеющими глазами. Запах крови стал невыносимым. Рихард крепко зажмурился. Он не мог поверить в происходящее. Его лучший гренадер и друг сейчас лежал на голой земле и мучительно умирал. Жизнь по капле покидала его тело, и холодеющая кровь не могла отогреть землю. Рихард осторожно присел на корточки, приподнял край плаща. В темноте вместо ног было видно две культи, кое-как завернутые в обрывки окровавленных брюк. — Я говорил ему не ходить туда… Говорил!.. — трясущимися губами все бормотал и бормотал солдат рядом. Пытался напоить Кристофа водой из своей фляги — безрезультатно. Та полилась мимо бледных красивых губ, и Кристоф тихо застонал, когда струйка коснулась остатков его уха и запекшейся у виска кожи. — Оставь это! — жестким тоном приказал Рихард, не желая слышать боль в знакомом голосе. Тяжелые размышления валунами ворочались в голове. Рихард не знал, что ему делать. В горле горчило из-за понимания, что он может сделать что-то, но не может знать, чем это что-то обернется. Запах крови окутывал, лишал воли и четкости осознания. — Ему не это нужно выпить, — а затем сразу, пока солдат не успел заинтересоваться странной фразой, — здесь был еще кто-то, кроме вас? В ответ только отрицательное мотание головой. Напуган. Ну да. Чувствует или уже заметно? Впрочем, плевать. На одной руке отсутствовала кисть, Рихард тут же взял Кристофа за другую, стараясь не прислушиваться к стонам. Прохладная кожа поддалась с легкостью, отозвалась вкусами душной грязи, застарелого горького пота, сладкой густеющей кровью… Рихард провел по двум аккуратным ранам языком, впуская в кровоток больше своей слюны. Дернуть ближе бедолагу было куда проще, чем осознавать, что собрался сделать с лучшим другом. Солдат даже не успел вскинуть руки, обмяк сразу, как клыки погрузились в сонную артерию. Захрипел, но и это быстро прекратилось. Кровь была дрянной, бедной, но другой поблизости не было. Набирая ее полный рот, Рихард затем приникал к бледным губам, по капле вливая соленую жидкость Кристофу в рот. Массировал белое тонкое горло, чтобы протолкнуть дальше в пищевод, гладил по прокушенному запястью, уговаривая побыть послушным мальчиком. После нескольких порций, когда белые губы были уже алыми, отбросив в сторону бездыханное тело, Рихард без особых усилий взвалил Кристофа на плечи и, сориентировавшись, как собака поведя носом по ветру, быстро направился куда-то вдаль от взрывов и криков, двигаясь смазанной тенью. Знаки судьбы, количество слов: 464 — Знаешь, что мне подарила Кира?! Рихард звучал практически истерично, когда ворвался в комнату порывом северного яростного ветра. Стремительного и неумолимого. Мрачным предзнаменованием он застыл над Шнайдером, который еще секунду назад спокойно читал книгу, а теперь с отстраненной усталостью гадал, что же случилось. На этот раз. — И что же? — хлопнул Шнайдер глазами, улыбаясь. Возможно, это смягчит Рихарда и поможет… — Вот! — все с той же патетикой и надрывом прозвучал Рихард, подсовывая Шнайдеру под нос ладонь с наманикюренными пальцами. На белом запястье красовался браслет, стилизованный под ручную, грубую работу из камушков желтоватого цвета. При всем при этом Рихард звучал так, будто «вот!» объясняло вообще все: его тон, нервозность, дождь за окном, мировой экономический кризис и космическую пустоту. — Красивый, — прикоснувшись губами к этим умелым, — а знал Шнайдер не по наслышке, — пальцам, похвалил он, все еще лелея надежду. — Он янтарный! — Рихард выпучил глаза, явно возмущенный тем, что Шнайдер лежит тут в фривольной позе и совершенно не спешит носиться в панике по дому, причитая и молясь всем известным богам о помиловании. Шнайдер вежливо приподнял брови, вгоняя Рихарда совсем уж в транс берсерка или маниакальный период психоза. — Янтарное украшение — символ скорой разлуки! Мы должны расстаться, Кристоф, неужели ты не понимаешь! Сама судьба этого требует! У Рихарда даже глаза блестели, и Шнайдер тяжело вздохнул. Самые страшные догадки подтвердились: Рихард снова ударился в эзотерику, веру в высшие силы, предзнаменования, гороскопы, совместимости — каждый раз это было что-то новое, но неизменно заканчивалось одним и тем же — нам надо расстаться. При чем никогда «кажется, небо намекает нам, что мы скоро расстанемся», нет. «Мы должны расстаться!» — категорическое и в приказном тоне. Сначала Шнайдер бесился и устраивал скандалы, после которых Рихард долго обижался. Потом начал обижаться уже сам Шнайдер, и Рихард только кивал и вздыхал с видом «звезды были правы!», а затем снисходительно «возвращался», чтобы утешить, забраться в постель и угомониться еще на какое-то время со всеми своими картами, гаданиями и прочей ерундой. Потом… Потом Шнайдер придумал новый способ, который пока что действовал вполне успешно. Отложив книгу, он медленно сел, спуская ноги с дивана. Потянулся всем телом, похрустел шеей. Показательно и шумно. Рихард все еще стоял рядом, его глаза все еще подозрительно блестели, но при этом заинтересованно пробежались по обнажившейся полоске живота под задравшейся футболкой и открытой шее. Нужно было закрепить успех. Встав, Шнайдер аккуратно схватил Рихарда за руку и потянул следом за собой. — Куда ты меня тащишь? — растерянно поинтересовался тот, и Шнайдер, весело улыбаясь, обернулся и подмигнул. — В спальню. Мы же расстаемся? Обязательно нужен прощальный секс! — Думаешь? Ну, ладно… Рихард все еще был растерян, когда упал навзничь на постель. И пытался быть таким во время поцелуя. А потом все стало не важно. И очередной знак судьбы забылся и растворился в довольных стонах и умиротворенном сне после парочки оргазмов. Имена и фамилии, количество слов: 436 — Она собралась брать двойную фамилию, — с порога обозначился Шнайдер, веселя Пауля своим кислым лицом. Со вздохом тот подвинулся, пропуская друга внутрь дома. Пока Шнайдер вешал куртку на вешалку и менял ботинки на домашние тапочки — свои, личные, Пауль весело ухмылялся и морально готовился к потоку нытья. Пусть Шнайдер и был барабанщиком в одной из самых провокационных групп современности, в душе он все еще — и навсегда, в принципе — оставался сыном интеллигентных и консервативных родителей, которые были против того, чтобы их кудрявая радость училась игре на барабанах. По хорошему, Шнайдер был таким типичным бюргером, что Пауль иногда диву давался, как умудрился подружиться с настолько закостеневшим в предрассудках и нафталиновых убеждениях человеком. Хотя, подчас Шнайдер удивлял таким полетом фантазии, что даже Пауль диву давался и поражался, как подобное вообще могло прийти в голову адекватному человеку. А Шнайдер был адекватным. Опуская те случаи, когда выхлестывал в одного два литра шнапса. — Ну, она Шмидт, ты Шнайдер… Прости, дружище, но менять одно шило на другое совершенно не логично. А так она хоть как-то будет выделяться. Шнайдер, по-хозяйски залезший в холодильник за пивом, мрачно зыркнул на Пауля из-под бровей. Хотел было что-то сказать, но передумал, отдав все свое внимание темному бархатному. — Жена должна взять фамилию мужа, — сделав несколько глотков, веско припечатал он. Пауль закатил глаза. — Мама тоже так говорит. — А еще твоя мама говорила и хотела, чтобы ее солнышко училось играть на кларнете, в самом крайнем случае — на трубе, в тридцать брало ведущие партии, а к тридцати пяти уже имело двоих детей, дом под Берлином, собаку породы бернский зенненхунд и машину марки Фольксваген типа «семейный минивен». Шнайдер фыркнул, задумался, покачивая в пальцах бутылку пива. — Ну, почти все сбылось, разве нет? — наконец, хмыкнул он, смотря Паулю в глаза. Они переместились в гостиную, комфортно усаживаясь рядом друг с другом и ненавязчиво соприкасаясь коленями. Это нормально: границы давно стерлись, и Пауль даже притянул бы ближе свое непутевое чудо, если бы дома не было Лили — сейчас она где-то наверху шуршала шмотками, собираясь на прогулку. — Ну да, сбылось. За исключением того, что ты играешь на барабанах, пока Тилль разъезжает перед первым рядом верхом на огромном члене, женой обзавелся ближе к пятидесяти, ребенок у вас пока один, вместо собаки — кот, и машина не Фольксваген. Что ответить на это Шнайдер не нашелся. Пожевал губу, смотря куда-то в сторону, но затем махнул рукой и улыбнулся. — Ну и ладно. Шнайдер-Шмидт так Шнайдер-Шмидт. Но второго буду называть я. Генрихом*, в честь дедушки. Пауль только улыбнулся. У него были большие сомнения в том, что его другу доверят такое ответственное дело, как выбор имени для новорожденного мини-шнайдера под номером два. * — по некоторым данным двух старшеньких шнайдерят зовут Киллиан и Антон