The Theodore Song

      День первый после того, как Тео заставил Лиама плакать.       — Можно мне, пожалуйста, тыквенный латте со льдом?       Тео отводит взгляд от тряпки, которую держал в руке последние пять минут, даже не убрав её, и грустно улыбается девушке, смотрящей на него с другой стороны стойки.       — Да, конечно, — он автоматически кивает, ведь именно поэтому он там: чтобы делать красивые напитки для людей, которые они потом размещают в Instagram с несмешной подписью. Не то чтобы Тео много думал о выборе напитков его клиентами раньше, но он помнит, как вчера Лиам горько жаловался на то, что он должен быть единственным, кому разрешено заказывать тыквенный латте. Он долго и сложно приводил аргументы, которые Тео не совсем понял. Он задаётся вопросом, какие ещё мыслительные процессы происходили в непредсказуемом сознании Лиама со вчерашнего дня, с тех пор как Тео случайно заставил его плакать, и насколько они оскорбительны. — Я думаю, что смогу сделать это для вас. Сделать кого-то счастливым вместо того, чтобы заставить его плакать, звучит неплохо для разнообразия. Просто подождите секунду.       Девушка смотрит на него немного озадаченно, вежливо улыбаясь, и Тео поворачивается к ней спиной, начиная работать над её заказом, в то время как часть его воображает, как он появляется на пороге Лиама, чтобы сообщить, что он отказался подавать тыквенный латте девушке на работе только из-за него. Это смешно, и он продолжает готовить ей напиток, конечно, потому что ему нужны деньги, но он не может не вернуться к этому сценарию. Сделает ли это Лиама счастливым? Будет ли этого достаточно, чтобы исправить то, что Тео так сильно испортил?       На самом деле это не имеет значения, потому что, хотя его мозг потерялся в фантастическом мире, где он не эгоистичный мудак, его руки поставили напиток перед девушкой, подводя Лиама снова.       — Эм… Я просила холодный латте. Это…       — Горячий, — Тео осознает, что беспомощно смотрит на почти невидимые струйки дыма, выходящие из пенистой чашки. Чёрт. Он опять всё испортил. — Мне очень жаль. Я сказал тебе, что собираюсь сделать латте со льдом, а вместо этого я сделал прямо противоположное тому, что ты хотела. И я не врал, понимаешь, я думал, что делаю всё правильно, и я не хотел испортить твой заказ, клянусь, но… вообще-то забудь. Какая разница, что я думал? Я запутался, и я причиняю тебе боль. Ты имеешь полное право ненавидеть меня, а я не имею права расстраиваться из-за этого. Дело не во мне и моих чувствах, а в тебе.       — Стой, я не ненавижу тебя, просто…       — И я пойму, если ты захочешь поговорить с управляющим прямо сейчас. Я заслужил, чтобы меня уволили.       — Вообще-то, знаешь что? Я больше люблю горячий латте! Не переживай, всё хорошо! Видишь? — напиток всё ещё дымится, но девушка всё равно подносит его к губам и делает большой глоток, возможно, обжигая язык. — Мм… Так вкусно. Обожаю это!       Она не Карен*, она милая понимающая молодая девушка, и Тео чувствует себя ещё более дерьмово. Ему никогда больше не следует позволять общаться с людьми.       — А теперь я испытываю чувство вины, заставляя тебя пить этот горячий латте, даже если мы оба знаем, что это не то, чего ты хотела. Это единственное, что у меня хорошо получается.       — Нет, пожалуйста, не говори т…       — О боже, ты снова ведёшь себя жалко? Тео, что я тебе говорил о том, чтобы не вести себя жалко перед покупателями? Просто иди поплачь в туалете, если тебе нужно. Мелисса! Тео снова ведёт себя жалко!       Будь это обычный день, Тео разозлился бы и укусил в ответ, но Айзек кричит, что он жалок на всё кафе. Это именно то, что Тео заслуживает.       — Перестань быть злым, Айзек, — внезапно перед ними появляется Эллисон и сильно бьёт Айзека тряпкой, продолжая мягко улыбаться клиентке. — Простите их, я сейчас приготовлю вам латте, а вы пока можете сесть за любой столик, какой захотите. Тео, уборная свободна, если тебе это нужно.       — Мне не нужно плакать в уборной, — немедленно замечает Тео, потому что, хотя он и принял своё новое состояние жалкого человеческого существа, он ещё не достиг такого уровня жалости. — Я не плачу в уборной, — повторяет он девушке, и она быстро кивает, по её глазам видно, что она ему не верит. Он уже плачет в туалете в её голове, Тео это видит. Она расскажет об этом всем своим одноклассникам, и Тео навсегда останется единственным бариста, который испортил тыквенный латте и плакал из-за этого.       — Да, прости нас, я пытался его уволить, но тебе всё сходит с рук, когда у тебя красивое лицо, — громко говорит Айзек, когда девушка почти бежит к самому дальнему от стойки столику.       — Айзек, на кухню. Сейчас же.       Айзек закатывает глаза, Мелисса едва выглядывает из-за кухонной двери, и то, как угрожающе она держит свой деревянный половник, совершенно очевидно, поэтому он следует за ней, не протестуя.       — Он прав, — Тео вздыхает. Даже если Эллисон уделяет больше внимания напитку, который она делает, чем ему. — Мне всё сходит с рук, потому что я симпатичный, а это нечестно. Это не должно давать мне права причинять боль людям или…       — Тео, милый, иди сегодня домой, ладно? — быстро добавляет Мелисса, глядя на него с жалостью, как будто он был жертвой, а не злодеем. — Ты слишком тоскуешь, чтобы сегодня работать.       — Я не тоскую, я мудак, — протестует Тео, но всё равно идёт домой, потому что ни один мудак никогда не откажется от выходного.       Он ждёт ровно до конца смены Айзека, чтобы позвонить ему, прекрасно понимая, что этим разозлит его ещё больше, чем обычно, но ничего не может с собой поделать.       — Он ненавидит меня.       — Ну, этого ты не знаешь, хотя с другой стороны я говорил тебе последние два месяца, что я ненавижу тебя, но я не вижу, чтобы ты беспокоился об этом.       — И, может быть, это хорошо, что он ненавидит меня, понимаешь? Он сможет пережить чувства ко мне и снова стать счастливым. Но я не смогу. Я ненавижу, что он ненавидит меня, мне физически больно и, подожди, кто-то за дверью.       — О, слава богу!       Айзек кладёт трубку.       Тео сжимает пальцами дверную ручку и делает глубокий вдох, выжидая несколько секунд, прежде чем открыть дверь. Если это Лиам, он всё примет. Оскорбления, крики, он даже позволит ему бросать в него жуков, если это то, что Лиам хочет. Он не будет ни храбрым, ни достойным, но примет это.       Это не Лиам.       — Эм… привет? — нерешительно спрашивает он у двух незнакомцев, которые смотрят на него довольно враждебно.       Темнокожий говорит первым.       — Ты Тео, — он говорит это так, будто Тео должен за это извиниться.       — Это я, — как можно более извиняющимся тоном подтверждает Тео. Это даже не ложь, он действительно сожалеет о том, что он Тео, он просто не уверен, кто эти люди и откуда они знают, что он заслуживает того, чтобы на него смотрели так.       — Это Кори, мой жених. И я Мейсон. — Наступает многозначительная пауза, и взгляд парня, и так довольно впечатляющий, каким-то образом усиливается. — Лучший друг Лиама.       О господи. Глаза Тео шокировано открываются, не в силах придумать никакого ответа на это. Это знаменитый Мейсон. Лучший друг Лиама. Единственный друг Лиама. Он не воображаемый. Он не кто-то, кто учился с Лиамом в первом классе и потерял с ним связь. Он здесь. Он реален. Он действительно существует. Он существует, и он в ярости.       — Я только что был наверху, узнавая как у него дела и проверяя его, потому что, как ни странно, я забочусь о нём, понимаешь. Это то, что люди делают: заботятся друг о друге и убеждаются, что никому не будет больно в процессе общения. Обычно люди просто бывают честными и понятными, вместо того, чтобы запутывать своих друзей. Только двое из трёх человек здесь относятся к…       — Ты не один из этих людей, — холодно говорит тот, который Кори.       — И он попросил меня вернуть тебе твою куртку, — заключает Мейсон, и только тогда Тео видит свою куртку на его руке. Он знает, что лучше не пытаться до неё дотянуться. — Знаешь, куртку, которую ты ему дал той ночью во время вашего свидания.       Он сказал «свидание» с такой ненавистью, глядя прямо в душу Тео, будто ждет, когда Тео осмелится поправить его в выборе слов. У Тео есть подозрение, что, если бы он собирался сделать это, они оба прыгнули бы на него без колебаний.       — Люди ходят на свидание, когда они оба друг другу нравятся, — снова указывает Кори, и что-то в его лице говорит Тео, что это просто предлог, чтобы избить его.       — Хорошо, — осторожно кивает Тео, задаваясь вопросом, будет ли уместно обнажить свою шею перед ними, как это делают животные, чтобы показать подчинение. Мейсон выглядит так, будто давно не ходил в спортзал, и Тео никогда не видел более худых рук, чем руки Кори. Тео довольно уверен, что он может побить их обоих, если нужно. Но Тео — злодей этой истории, и последнее, что ему нужно: побить лучшего друга Лиама и его жениха.       В конце концов Мейсон протягивает к нему руку, не прерывая зрительного контакта, но это не та рука, которая держит куртку.       — О, извини. Не то, — говорит он, и его голос подтверждает, что он сделал это специально и хочет, чтобы Тео тоже это знал. — Это катана, не куртка.       — Я вижу, — отвечает Тео, не двигаясь.       — Катана, на случай, если ты не знал, меч, — проясняет Кори.       Тео знал это.       — Меч, который я использую в целях самообороны, чтобы ударить любого, кто попытается причинить боль мне или людям, о которых я забочусь. Например, моему парню, моей бабушке или моим друзьям, — продолжает Мейсон, и он всё ещё направляет катану на Тео.       — Особенно, его лучшему другу. — В голосе Кори есть что-то ледяное, и никто с такими тощими руками не должен выглядеть настолько опасным.       Тео ничего не говорит, и так проходит довольно много времени. Он был готов к тому, что в него будут швырять жуков, он может выдержать молчаливый взгляд в течение нескольких минут. В конце концов Мейсон делает внезапное театральное движение, как будто он собирается проткнуть Тео катаной, но останавливается в последнюю секунду и пристально смотрит на него, прежде чем вручить ему кожанку.       — Надеюсь, все всё поняли, — он становится смертельно серьёзным и поворачивается, чтобы уйти.       — Если нет, — добавляет Кори и делает колющий жест, прежде чем уйти. А Тео глупо моргает, задаваясь вопросом, знают ли они, что катана всё ещё в ножнах.       Тео пытается вернуться к печали и ненависти к себе, как будто ничего не случилось, но он не может перестать думать об этом. Ему только что угрожали катаной, лежащей в ножнах, два парня, чьи головы были меньше его левого бицепса, и почему-то самое нелепое в этом то, что часть его чувствует странное облегчение.       Не похоже, что Лиам не может защитить себя, потому что он ужасно хорош в этом, но мило, что Мейсон, всё же, существует. И он готов попытаться и запугать кого-то больше, чем он, ради своего лучшего друга. Лиам заслуживает того, кто заступится за него для разнообразия.       Также Лиам заслуживает извинений, именно поэтому Тео наконец стучит в его дверь.       Это и то, что мысль о Лиаме, ненавидящем его, убивает Тео изнутри.       — Не ты случайно послал ко мне двух парней с катаной? Они даже не вытащили её из ножен, так что это не было действительно угрожающим, как они, казалось, думали, но я так понимаю, ты всё ещё злишься? Лиам?       Он снова стучит, но если Лиам не хочет с ним разговаривать, он может разбить лагерь за дверью и всё равно ничего не добиться, поэтому он просто вздыхает, смирившись с тем, что так и будет.       — Эй, ты же знаешь, что мне жаль и я забочусь о тебе, верно? Что я не это имел в виду? Это просто… слушай, ты можешь впустить меня, пожалуйста? Миссис Дженкинс слушает всё, что я говорю. Я вижу, как внизу открывается её дверь, и думаю, что ты был прав насчёт неё, она злодейка. Но я обещаю тебе, что я не такой, или, по крайней мере, я не хочу бы…       — Как долго ты собираешься разговаривать с дверью? Просто уйди уже, ты всё равно слишком горяч для него!       — Не лезь не в своё дело! — кричит Тео в ответ Нолану, который украдкой наблюдает за ним сверху. — Что ж, ты даже не отвечаешь Нолану, так что думаю, ты действительно не хочешь говорить прямо сейчас. Тогда я просто уйду, — продолжает он более спокойно, опускаясь на колени, чтобы просунуть листок бумаги под дверь. — Это мои учётные данные, так что ты можешь смотреть Netflix без меня, если хочешь. Но я очень надеюсь, что ты не продолжишь смотреть Игру Престолов, мы должны закончить его вместе. В смысле, не должны, но я бы с радостью. Ладно, я ухожу. Спокойной ночи. Я внизу, если понадоблюсь. Для чего угодно.       — Мне бы тоже пригодились твои учётные данные Netflix!       — Господи, ты можешь заткнуться?! — раздражённо кричит Тео. Он начинает понимать, почему Лиам так ненавидит этого парня. — И перестань подслушивать!       — Я не подслушиваю, у меня просто есть уши, ясно? — горько отвечает Нолан, внезапно спускаясь со своим гигантским питбулем.       — Это называется не иметь работу или хобби, вместо того, чтобы шпионить за другими людьми. — Тео подаёт прекрасный пример того, как не надо разговаривать с владельцем гигантского питбуля.       Когда его жестоко облизывает до смерти собака Нолана, полностью положившая свои тридцать фунтов ему на грудь, он слышит яростный лай Скотта через дверь.       До сих пор никаких признаков Лиама, потому что теперь он ненавидит его так сильно, что ему, по-видимому, даже наплевать, если питбуль растерзает Тео живьём на его пороге.       День второй после того, как Тео заставил Лиама плакать.       Тео усаживается прямо перед открытой балконной дверью, прежде чем запеть Ain't No Sunshine** как можно тише. Внутри становится очень холодно, и он мог бы просто закрыть дверь и петь во всю мощь своих лёгких, но тогда Лиам подумал бы, что Тео устраивает для него шоу. А ему нужно, чтобы Лиам услышал, как ему грустно, но это должно выглядеть так, как будто он не хочет, чтобы его услышали; как будто он тихо поёт сам себе, не желая делиться своей печалью.       Может быть, тогда Лиам почувствует себя плохо и спустится вниз, попросив блинов или чего-нибудь ещё.       Он продолжает петь почти час, но его самым большим достижением является то, что в какой-то момент на него начинает лаять Скотт, это заставляет Дерека лаять в ответ, и Скотт лает еще громче, пока Монро не присоединяется к лаю тоже. А Тео только что сумел разбудить всех в здании.       День третий после того, как Тео заставил Лиама плакать.       Тео печёт торт.       Это красный бархат — любимый Лиама. Он проводит весь день, пытаясь придумать как лучше всего расположить надпись. Естественно, первое слово будет «прости», так как Тео испёк извинительный торт. Но решить, за что именно он извиняется, оказывается сложнее, чем он думал.       Конечно, ему следовало бы извиниться за то, что он огрызнулся на Лиама в тот вечер, но это звучит слишком просто. А что насчёт той части, где он продолжал запутывать Лиама неделями? Он не может это игнорировать. Прости, что специально был очень горяч всё время, которое мы тусовались вместе звучит будто он пытается хвастаться, а не извиняться, но в то же время это довольно честно. На самом деле прости, что переехал сюда тоже надо написать, потому что именно с этого всё и началось. Прости, что приготовил той девушке тыквенный латте. Прости, что не поцеловал тебя в ответ. Прости, что ревновал тебя в Синеме. Прости, что всегда был мил с миссис Дженкинс… Прости, что так часто тебя обнимал. Так много вещей, за которые Тео следует извиниться, и в итоге он решает написать огромное «ПРОСТИ» красной глазурью, и останавливается на этом. Это очень расплывчато, но, по крайней мере, он ни в чём не обвиняет Лиама, а это не то, что можно сказать о каждом извинительном торте, так что это что-то.       Осталось только отдать его Лиаму.       Прежде чем он не потерял полтора часа на придумывание плана, как это осуществить, Тео поднимается наверх с тортом в руках. Вот и всё, он постучит, и если Лиам не откроет, он просто оставит торт на пороге, чтобы тот его нашёл, и в конце концов все будет в порядке.       Его левый кулак уже в воздухе, готовый постучать, когда Тео останавливается, не в силах сопротивляться внезапной атаке своего мозга. Окей, и что? Как это вообще выглядит?       Тео не имеет понятия.       Что, если Лиам простит его? Что случится потом? Тео всё ещё не готов к отношениям, Лиам всё ещё влюблен в него. Это неизбежно закончится тем, что кто-то опять пострадает. Особенно Лиам.       Это будет выглядеть как та девушка, заставляющая себя пить обжигающе горячий латте, чтобы Тео почувствовал себя лучше.       И дело в том, что, может быть, его торт выглядит намного лучше, чем у Лиама, потому что он в красивой упаковке, и извинения на самом деле вежливы. Однако Лиам ни разу не бросал в него жуков после своего странного извинения, в то время как Тео. Ну… Тео не знает, как перестать водить Лиама за нос, как перестать смотреть в его несчастные глаза и перестать каждый раз обнимать его. Он испёк идеальный извинительный торт, но у него нет реального намерения прекратить делать то, за что он извиняется, поэтому его торт совсем не идеален, его торт чертовски отстойный.       Это лживый торт — с ужасом понимает Тео, глядя на свои руки, и почти роняет торт на пол.       Он уже собирался скормить Лиаму лживый торт поверх всего остального, и в этот момент его мозг, наконец, полностью восстановил контроль.       Тео опускает кулак и бесшумно возвращается в свою квартиру. Выбросить совершенно съедобный торт в мусорное ведро — идиотский ход, но он делает именно это, потому что впервые за долгое время он не растерян. Всё ясно. А он наконец знает, что должен сделать, чтобы перестать причинять боль Лиаму. А именно: быть мудаком. Перестать готовить ему еду, перестать водить его за нос, перестать быть милым.       Не мириться с Лиамом. Не сметь сближаться снова.       Он просто притворится, что Лиама никогда не существовало, и Лиам возненавидит его за это, как того требует план, и тогда всё будет хорошо. Вот так Лиам больше не пострадает.       Тео пострадает, но это входит в план. Теперь его очередь немного пострадать.       День четвёртый после того, как Тео заставил Лиама плакать.       Тео ищет грязное пятно, которое каким-то образом пережило его утреннюю уборку, просто чтобы занять себя и перестать меланхолично думать о вещах или людях, о которых он решил больше никогда не думать, но ему не везёт: его квартира такая чистая, и всё идеально, и Тео это ненавидит.       Здесь буквально нечего делать.       Он очень близок к тому, чтобы пересечь коридор и предложить миссис Дженкинс себя в качестве рабочей силы по уборке квартиры. Но сначала он делает быструю последнюю попытку, бегая глазами по всей комнате: кухонный стол настолько чист, что Тео может видеть своё собственное отражение на нём; все книги в шкафу отсортированы по автору, размеру и цвету; стекло на балконной двери так чисто, что он прекрасно видит паникующего Лиама с другой стороны; деревянный пол, отполированный несколько часов наз… стоп.       — Лиам?       — Да?.. — Лиам, который находится на его балконе, к которому можно получить доступ только из квартиры Тео или с верхних этажей, прочищает горло и начинает оглядываться с непринуждённостью, фактически игнорируя своё текущее местоположение.       — Что ты делаешь на моём балконе? Как ты вообще…       — Ничего, — Лиам пожимает плечами, — я… я упал.       — Ты упал, — медленно повторяет Тео.       — Да, это когда ты теряешь равновесие и…       — Я знаю, что такое падение, но как именно ты упал на мой балкон?       — Я смотрел в окно и очень сильно чихнул.       Лиам действительно пытается убедить его, что он упал на балкон с неба из-за чиха, и Тео так сильно хочет рассмеяться и обнять его прямо сейчас.       Вот почему он говорит ещё холоднее.       — Это след от твоего ботинка вон там, на плитке.       — Ты часто смотришь на подошву моих туфель, Теодор? Именно поэтому ты думаешь, что можешь сказать, мой это след, а не буквально чей-то ещё?       — Не кто-то другой только что упал на мой балкон, — его голос звучит так резко, что Лиам удивлённо хмурится, в замешательстве изучая его лицо.       — Это не даёт тебе права задавать мне вопросы, — наконец, усмехается он. — Я не обязан тебе ничего объяснять. Просто выпусти меня, или я начну кричать.       — Никто не держит тебя в плену, — Тео делает шаг назад, отходя от двери.       — Тогда, если тебе нечего сказать, я пойду, — Лиам скрещивает руки на груди, настороженно поглядывая на Тео и фактически никуда не уходя.       — Мне нечего сказать, — и он умудряется звучать твёрдо и убедительно, как человек, который не потратил целый час на выпечку извинительного торта буквально вчера.       — Тогда почему ты только что стучал в мою дверь?       Тео впервые за всё время искренне хмурится:       — Это был не я.       — О, не ты? — Лиам подозрительно смотрит, и сердце Тео пропускает удар. Кто-то постучал в его дверь, и Лиам подумал, что это был он. Лиам тоже думает о нём каждый раз, когда кто-то стоит за дверью, ему не всё равно.       Это делает Тео смехотворно счастливым на секунду, прежде чем его мозг напоминает ему, что беспокойство Лиама вообще-то проблема.       — Да, не я.       — Ну, так-то лучше, потому что тебе нечего стучать в мою дверь, и вообще я не хочу, чтобы ты приближался к моей квартире, — голос Лиама звучит зло и очень горько, и Тео старается сфокусироваться на этом, а не на тени боли в его глазах. Вот как ты помогаешь ему, заставляешь его превратить боль в гнев. Серьёзно?       — Скажи это, когда тебя больше не будет на моём балконе, ладно? — на этот раз боль на лице Лиама заметна, и Тео напоминает себе, что он перестал быть эгоистичным мудаком, даже если ему на самом деле так не кажется. Он засранец, да, потому что весь смысл в том, чтобы быть засранцем, но только для того, чтобы Лиаму не было больно. Он делает Лиаму услугу, без его ведома, но всё же. Это так мучительно, поэтому это верное решение.       — О боже, я ухожу, ясно? Или ты хочешь, чтобы я заплатил за те тридцать секунд, что я пробыл здесь? — Лиам топает к двери, кипя от злости. — Твой балкон отстой! — добавляет он, подходя к двери и с силой захлопывая её за собой.       Тео начинает привыкать к тому, что Лиам выбегает из его квартиры расстроенным, и он ненавидит это. Но его мозг настаивает, что это для его же блага.       Это звучит как полная чушь, но это единственный мозг, который есть у Тео, поэтому он не говорит этого.       День пятый после того, как Тео заставил Лиама плакать.       Тео всё ещё чувствует себя мудаком, но он держит это в секрете от своего мозга.       День седьмой после того, как Тео заставил Лиама плакать.       Они почти сталкиваются в коридоре, когда Тео уходит на работу.       Скотт начинает дёргаться и тянуть поводок, но Лиам берёт его одной рукой и идёт наверх, даже не взглянув на Тео.       Это то, что Тео должен был сделать в первую очередь, но, к счастью, Лиам слишком занят, игнорируя Тео, чтобы заметить, что Тео не игнорирует его. Так что план в безопасности.       Его мозг этому очень рад, Тео — не очень.       День девятый после того, как Тео заставил Лиама плакать.       Особенно ужасно то, что даже Айзеку его жаль.       — В последние дни ты не так уж жалок, Рейкен. Ты уверен, что у тебя всё хорошо? Не пойми меня неправильно, не то чтобы я не ценю то, что ты больше не звонишь мне и не тратишь моё время своей постыдной чушью. Но меня забавляет слушать, какой ты жалкий из-за своего сумасшедшего соседа. Так что да. Я думаю, я подниму трубку и притворюсь, что слушаю, если ты вдруг решишь поделиться со мной снова.       — Нечего рассказывать, Айзек, всё кончено. Передай мне, пожалуйста, миндальное молоко? Спасибо.       Примерно на одиннадцатый день после того, как Тео заставил Лиама плакать. Тео наконец-то перестает считать дни.       День пятнадцатый после того, как Тео заставил Лиама плакать. (Это была ложь.)       Брэд пишет ему.       Хей, красавчик, я всего на минутку. Очень сложно найти новый телефон в тюрьме, я в курсе, что ты знаешь. Но я наконец-то смог. Не хочешь объяснить, почему ты меня заблокировал?       Тео не может оторвать глаз от своего телефона.       Дело не в самом сообщении, конечно, Брэд рано или поздно нашёл бы другой способ связаться с ним снова, ему просто придётся заблокировать и его новый номер, и всё. Но дело не в этом.       Тео ясно помнит, когда он наконец заблокировал Брэда после целых двух месяцев чтения сообщений и будучи под влиянием его дерьма, он помнит, кто сидел рядом с ним, когда он это делал, и как поглощён был Лиам новым эпизодом Игры Престолов, чтобы заметить что-нибудь. Это было месяц назад. Он только познакомился с Лиамом, и теперь, когда тот сидел рядом с ним, Тео хватило мужества наконец-то решиться заблокировать бывшего.       И дело даже не в этом, а в том, что Тео только сейчас осознаёт, что он не может вспомнить ни одного случая, когда он действительно думал о Брэде после того, как заблокировал его.       Тео не может вспомнить ни единого «чёрт» в сторону Брэда после этого. Его мозг использовал бывшего в качестве причины не начинать новые отношения всё это время, и это кажется таким глупым и бессмысленным. Потому что всё, о чём думал Тео эти две недели, не о его двухлетних отношениях с криминальным бывшим, а о его отношениях с Лиамом, которых даже не было. О тех, которые он мог иметь с Лиамом.       Прежде чем заблокировать его номер на этот раз, Тео отвечает Брэду.       Отвали.       И он действительно это имеет в виду. И к чёрту его глупые мозги тоже.       Когда Лиам открывает дверь, он смущённо смотрит на старую гитару в руках Тео, прежде чем встретиться с ним взглядом, Скотт с любопытством шевелится рядом, а Тео, наконец, готов прекратить думать. И он начинает петь.