***
Связавшись с полицейскими, Эл быстро, четко, без единой запинки, паузы, ошибки, отчеканил точный адрес нахождения Ягами старшего. Вариантов было непозволительно много, но Эл не был бы Элом, если бы за двенадцать минут пятьдесят шесть секунд не отсеял почти все из них. Когда осталось три — заброшенная ферма недалеко от города, не менее заброшенный порт и старые склады, находящиеся ближе всех, но при этом являясь самыми безлюдными, в отличие от первых двух вариантов, — Эл стал копать глубже. В прочем, времени он потратил до смешного мало — эта великая троица совершенно не умела работать скрытно, не оставляя после себя улик. Начиная от камер, где они все были замечены несколько раз в том самом месте, заканчивая достаточно большими — для улик, которые можно легко найти — кусками старой ржавчины от, вероятно, арматуры, которые они так любезно "разбросали" по кабинету Мистера Соитиро. Сопоставив еще пару мелких факторов и улик, Эл быстро зашагал к Ватари, чтобы передать полиции адрес старых складов и четкие указания. Если бы там был Эл — все прошло бы быстро, слажено, успешно и без единой жертвы. "Но Ватари, — думает Эл, — чертов параноик, который не дает выполнять работу. Даю гарантию в 40%, что без меня что-то пойдет не так". Но, к сожалению, сделать он ничего не мог. Оставалось только ждать.***
Лайт Ягами сидел один в своей небольшой комнатке и смотрел в окно. Серое небо грозно склонилось над приютом, а дождь, готовый вот-вот начаться, вызывал небольшую панику у людей без зонтиков, решивших выйти по делам именно сейчас. Через пару минут, — что казались Ягами самыми долгими в его маленькой жизни, — обещавший пойти дождь звонко начал отбивать холодными танцами на окне. Капля за каплей падали в разных направлениях, стекая медленно вниз после. Птицы пропали, люди ускорили шаг — некоторые поднимали головы, как бы удостоверяясь в подлинности дождя. Обычно, Лайт смотрел только на птиц. На их изящные крылья, на то, как красиво и плавно они летят и опускаются, или наоборот, словно пуля ускользают вверх. Они казались ему такими… свободными. Из прекрасных раздумий его вывел незнакомый голос: — Так это ты Ягами Лайт? Лениво повернув голову на звук, Лайт увидел мальчика своего возраста с белоснежными волосами. — Да, Кидагакаш,* — усмехнулся Ягами, отворачиваясь к окну. На пороге магическим образом образовались еще двое. — С каких это пор он, — сделав акцент на последнем слове, сказал неизвестный, но очень злой голос, — Кидагакаш? Говорящий был мальчиком, на вид чуть старше первого, с золотистыми волосами. Взгляд у него был хмурый, готовый наброситься в любую секунду, — только слово скажи. За его спиной стоял рыжеволосый мальчик, которому было плевать на все происходящее впереди — он просто тихо играл в PSP. — Не знаю, — пожал плечами Лайт, — они немного похожи. На самом деле, схожести было мало, но Ягами это не волновало. Больше его волновало то, кто эти нарушители покоя. Первый, самый младший мальчик, будто прочитав немой вопрос в глазах Ягами, ответил: — Я Ниа, — тонкой рукой Ниа показал назад, не сводя глаз с Лайта, — а это Мелло и Мэтт. — Ты ведь младше них, да? — поняв, что его не оставят в покое, хозяин комнаты спрыгнул с подоконника и, закрыв шторы, сел на кровать. Мальчики сочли это за приглашение, поэтому, зайдя в комнату по очереди, расположились в разных углах комнаты: Мелло громко рухнул на стул, поворачивая его в сторону кровати, Мэтт, облокотившись на подоконник, продолжил играть, не отрывая взгляда от любимой игры, а Ниа начал говорить, задумчиво рассматривая полки с разными вещами: — Да, — большие глаза быстро забегали по полкам, запоминая каждую вещь, — мне пока что еще пять, а им уже восемь. А тебе, — Ниа повернулся, направляя взгляд на Лайта, — тоже пять, верно? — Вообще-то, — слишком громко для, казалось, обычного разговора начал Ягами, — мне сегодня исполнилось шесть! Мэтт только сейчас обратил внимание на то, где они и с кем: — С днем рождения, Лайт, — одарив мальчика широкой улыбкой, начал Мэтт, — у тебя, кстати, миленькая комната. Почему ты живешь один? — Это же очевидно, — Ниа, видимо, забыл, что его имя не Лайт, и начал говорить за него. — Он прибыл к нам весь перепуганный, а когда с ним пытались заговорить ребята — вступала в бой агрессия. Его поселили в отдельную комнату из-за понимания, что он не сможет ни с кем ужиться, — Ниа повернулся лицом к ребятам, показывая рукой назад, — это как минимум можно увидеть по тому, как он складывает свои вещи. К тому же, если увидеть его одного, когда он наедине со своими мыслями, то… — Заткнись! — разъяренный Лайт вскочил с кровати, сжав кулаки. Любые разговоры, которые открывали нутро Ягами, приводили его в настоящий ужас и гнев. Наверно, таких людей мало, — если такие вообще существуют, — но он никогда не любил говорить о себе. А еще больше, когда говорили что-то про него. "Какое им вообще дело до меня?" — каждый раз спрашивал себя Лайт в момент таких разговоров. Но в этот раз он не спрашивал. Он заставлял заткнуться, всем своим видом показывая враждебность. Но это не сработало: — Чел, ты зря это сделал, — это было последнее, что Лайт услышал. И последнее, что успел сказать Мэтт перед тем, как на Ягами налетел разъяренный Мелло. Кажется, ему было все равно на то, что мальчику только-только исполнилось шесть — он бил быстро и сильно для своих лет, а для лет Лайта тем более. Еще секунда — и от мальчика остались бы одни кровавые следы. Мэтт успел оттащить друга до этого момента, но в эту же секунду дверь с грохотом открылась — разъяренный Ватари, услышавший из коридора крики Лайта, стоял в дверном проеме и сжимал кулаки. — Что ты устроил, Кель?! — в приюте Вамми были запрещены распространения настоящего имени, но Ватари мог позволить себе назвать его, если ситуация выходила из-под контроля. — Он назвал Ниа какой-то тупой принцессой, а еще он начал орать и… — Мелло не успел договорить из-за сбившего с толку подзатыльника. — Где твои манеры, Мелло? Разве так в Вамми учат обращаться с младшими? С тобой кто-то так обращался? Отвечай! Воспитатель был слишком зол. Мальчики видели его таким впервые, что не осталось незамеченным для Ниа: — Мистер Ватари, — Ниа встал рядом с Мелло, чтобы воспитатель увидел его, — Вы ведь знаете этого мальчика, да? Вы слишком заботитесь о нем с самого его приезда сюда, а еще… — Это вас касаться не должно, — отрезал Ватари. — Ваша задача вести себя вежливо, так, как вас здесь учат. На этом разговор окончен, уходите по комнатам. Ниа вышел первым, за ним, топая ногами, Мелло, а после, проверив Лайта на наличие ран, собирался уходить и Ватари. Конечно, он выслал к нему в комнату медсестру, но все равно переживал. — Я присмотрю за ним, — Мэтт помог подняться мальчику и уложил его на кровать, словами успокаивая Ватари, но раздражая Лайта. — И не смотри ты на меня так, — обращение было уже к Ягами. — Ты еще маленький, и тебе нужна помощь старших. — Как будто бы тебя можно им назвать. Ты на пару лет старше меня, это не считается. Услышав достаточно бодрый голосок мальчика, Ватари, все-таки успокоившись, быстро вышел из его комнаты, по пути встречая медсестру и давая ей указания. На удивление Лайта, Мэтт оказался очень общительным и хорошим человеком, чего нельзя сказать про Ниа и Мелло. После осмотра медсестры Мэтт просидел в комнате Ягами до семи вечера, рассказывая о своих любимых играх и машинах, пока все не ушли на ужин. Лайт чувствовал себя хорошо, — только синяк на скуле и ребре неприятно болели, — но есть он все равно не пошел. Вместо еды он отдал свое свободное время ногам, которые решили побродить по всему приюту, заходя в каждую дверь и уголок, где он еще не был. В его распоряжении был целый час, который отводился на ужин. По коридорам лишь изредка проходили уборщицы или воспитатели, то и дело спрашивающие, почему Ягами не на ужине, — на что он отвечал, что уже поел. У всех были свои дела и, к большому счастью мальчика, его не спрашивали ни о чем дальше этого вопроса. Когда время ужина плавно заканчивалось, а детей в коридорах становилось все больше, Лайт решил оставить свои прогулки на потом. Он обследовал почти все, но осталась одна комната, — самая большая из всех, — где раньше, по словам Мэтта, был музыкальный зал. Сейчас его сделали в другом месте, более приспособленном для этого рода деятельности, а эту комнату посчитали аварийной и заброшенной. Никто в нее не ходил, а воспитатели использовали ее как склад ненужных вещей — от макулатуры до музыкальных инструментов.***
Когда время достигло отметки двух часов ночи, Ягами встал с кровати, так и не сомкнувший глаз, надел поверх пижамы огромную вязаную кофту отца, — зимой в Вамми было достаточно прохладно ночью, — которую связала мать Лайта ему на прошлый Новый Год, и вышел в коридор, направляясь в ту самую комнату. Минуя два лестничных пролета, пару коридоров и поворотов, Лайт был в пару метрах от заброшенного музыкального зала, когда услышал приглушенный звук фортепиано. "Мэтт же говорил, что там никого нет. Кто может играть ночью? Там правда кто-то есть или мне показалось?" — пронеслось в голове мальчика. Решив долго не медлить, Ягами тихо подошел к двери и так же тихо открыл ее, устремив взор в самый конец комнаты. Там, среди кучи пыльных вещей и сломанных инструментов на не менее пыльном фортепиано играл Эл. Лайт первый раз видел его в обычной позе человека. Лайт первый раз видел его занимающимся чем-то помимо расследований и поглощения сладкого с кофе. Лайт первый раз видел на его лице столько эмоций. Лайт первый раз видел его живым. Элу всего двенадцать, а играет он так, словно ему шестьдесят и он выступает на сцене со своей композицией, посвященной недавно умершей жене, которая была для него всем. Длинные пальцы плавно танцевали на клавишах, играя медленную, спокойную, пронизывающую до костей мелодию, то затихающую, то нарастающую с новой силой, но так же резко возвращающуюся в исходный спокойный ритм. На его лице были все чувства сразу — они дрались между собой, пытаясь заполучить власть, но каждое чувство было очень сильным и оставалось на лице, не уступая другому. Восхищение сменялось грустью, злость — радостью, трепет — нежностью, ярость, в свою очередь, сменялась тоской, горечью, обидой, утратой, страхом. Через несколько минут, которые казались для обоих в этой комнате самым волшебным, что есть на планете, Эл мягко опустил руки на колени и не поворачиваясь сказал: — Эдвард, Кристофер и Освальд приговорены к казни. Суда не было, они сами признались. Ватари покопался с документами и теперь на его счет будут капать деньги для тебя, чтобы после совершеннолетия ты смог встать на ноги. Хотя я уверен, что ты в любом случае не остался бы без денег, это же Ватари. Эл не дал сказать и слова Лайту, расспросить, узнать все детали, спросить про то, что он тут забыл в два часа ночи у старого фортепиано, черт возьми. Когда мальчик снова открыл рот в попытке хоть что-то спросить, Эл уже поравнялся с ним и, сказав тихое: "С днем рождения, Ягами Лайт. Считай, что это мой подарок для тебя", — ушел, даже не попрощавшись. Лайт так и стоял в ступоре минут семь, пока его не вывела из этого состояния мысль в голове, заставляющая все тело дрожать, а глаза наполняться слезами: «Он ничего не сказал про отца. Значит, полиция не успела…» Ягами медленно сел на пол, подтянул колени к груди и закрыл рот руками, чтобы никто не услышал рыдания хрупкого маленького мальчика, сидящего в середине заброшенного музыкального зала, узнавшего то, чего он так боялся. Эл быстро шел в свою комнату, боясь оглянуться и увидеть маленького плачущего Лайта, сердце которого теперь разбито полностью, а не на половину. Уже зайдя в свою комнату и закрыв дверь, Эл спустился на пол, прижимаясь спиной к двери и дрожащим голосом прошептал: — Прости меня, Лайт… — глаза предательски защипало, чего не было уже несколько лет, — Прости, я не успел его спасти… Я облажался. 1 марта. 02:15 Два мальчика в разных концах здания. Две пары красных от слез глаз. Два разбитых сердца. И только одна ночь.