Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

      Ал просыпается и просто знает. Секунды после возвращения в реальный мир её разум витает по ограниченному пространству, путается между песчаным островом и комнатой, но она уже знает, что её путешествие окончено. Ощущения обваливаются постепенно: она лежит лицом вниз на твердой больничной кушетке, похожей на массажный стол, её руки расставлены в стороны на специальных подставках, её опутывают провода, иглы и трубки, перед глазами – размытые серые плиты пола.       Первым делом она решает освободить руки. Это оказывается не так просто, потому что кроме трубок они стянуты ремнями. Это странно, и именно на этой задаче мозг начинает шевелиться, колесики и винтики стряхивают паутину, выдавая решение за решением. Она шевелит пальцами, и выясняет, что клипса, высчитывающая пульс, прикреплена к правой руке, поэтому освобождать нужно левую, чтобы на тревожный писк остановки сердца не сбежались врачи. Повязки затянуты не так сильно, она тянет руку к себе, и конечность с трудом, но проскальзывает через ремень. Алиса приподнимается, осторожно достает изо рта дыхательную трубку, морщась от ощущения того, как через высохшее горло, царапая, скользит пластик, освобождает вторую руку и перебирает провода, выбирая, какие можно отключить, а какие срочно вызовут медперсонал. Все же, она еще не знает, где находится. Только разобравшись с проводами, она рискует перевернуться на спину и осмотреться.       Наблюдение первое: ноги двигаются с большим трудом, чем остальное тело, лежать на спине и сидеть чувствительно, но ощущение боли уже притупляется. Дышать тяжело из-за пересохшего горла и бинтов. На ней просторная больничная рубаха с завязками на спине и тонкое одеяло. Наблюдение второе: это не больничная палата, нет ощущения медицинского учреждения, нет впитавшегося в стены запаха медикаментов и болезни. И, наконец, третье наблюдение, на которое хватает сил: яркие пятна цветов подсолнуха в вазе на столике возле постели с карточкой "И, конечно, ты выбрала именно этот момент, чтобы проснуться". Девушка переворачивается на бок, спиной к двери, с трудом натягивает сползшую простыню и закрывает глаза. Подсолнухи означают дружелюбие, и принести их могли только члены её команды, как и оставить записку (Наташа, судя по тому, что только она начинает письменные предложения с союза "и"), поэтому ей не нужно волноваться больше, чем о ней уже позаботились.       Вновь заснуть не получается, вопросов в голове с каждой секундой все больше и больше, Ал нещадно будит свою память, пытаясь понять, как она здесь оказалась и что последнее она помнит. Выходит только, что последним была отчаянная борьба за безопасность Брюса Беннера, итогом которой стало убийство Стернса.       Шутер рассматривает свои руки, только сейчас понимая, что её тело вновь изменилось. Кожа розовая и тонкая, будто затягивается после раны, но человеческая, кончики пальцев темные, но с нормальными ногтевыми пластинами. И запястья перебинтованы. Только под широкими рукавами она замечает участок с осыпающейся чешуей, под которой свежая новая кожа. Значит, они сумели найти способ вернуть её в нормальный человеческий вид! Радость от возвращения окончательно лишает её сна. Ал трогает верхнюю губу, прощупывая челюсть, улыбается, понимая, что ни лишнего ряда зубов, ни тонкой ниточки ядовитой железы нет, только тоненькие поджившие ранки в уголках губ и внутри, над челюстью. Когда она хочет зарыться пальцами в волосы, чтобы проверить их длину, а наталкивается на колючий жесткий ёжик, да еще и с широкой чистой полосой посередине черепа, радости убавляется. Она дышит часто и с хрипами, пытаясь пережить приступ паники, это глупо на самом деле… Но если не удалось сохранить волосы, то что еще отняло у неё это превращение? Ал была красивой, хотя и не считала себя такой, и волосы – ярко-рыжие, густые и здоровые - всегда были её гордостью, а теперь… Нет, это не важно, Клинт полюбил её не за красоту, он сам говорил, что это просто приятный бонус, и в команде она не из-за того. Больше, чем за красоту, она волнуется за своё состояние. Мышцы слабые, едва реагируют на команды к движению, она вновь сильно потеряла в весе, неизвестно, как много времени уйдет на восстановление утерянных навыков. Ей очень хочется верить в то, что она нужна команде как можно скорее.       Линия на кардиомониторе в этот момент подскакивает. Алиса коротко произносит "ай", понимая, что слишком разнервничалась. В этот момент причин для переживаний становится гораздо больше, потому что в темном углу её комнаты раскрывается небольшой чемоданчик, и из него надувается, словно воздушный шарик, зефирный человечек. Большое тело, короткие ручки и ножки, круглая голова, два глаза на "лице"… Как детская игрушка, даже механическая начинка, что холодом отдает по коже, не пугает. Маленькими неуклюжими шажками он подходит к постели, скрипя виниловой оболочкой. - Привет, меня зовут Беймакс! Я ваш персональный помощник по уходу за здоровьем. Приступаю к работе по вашему сигналу "Ай!", - зефирный робот поднимает вверх указательный палец (кажется, указательный, на его "руке" всего четыре пальца).       Ал снова приподнимается на локте и удивленно смотрит на это чудо. - Выберите степень вашей боли по шкале от одного до десяти, - просит он. На "груди" Беймакса появилась таблица с рожицами. В зависимости от степени хмурости или радости над символом стояла цифра и менялся цвет. Ал уверенно нажала на пятую рожицу: может, она и была не форме, но в случае опасности могла добраться ползком до двери и позвать на помощь. Или сорвать счетчик пульса, запуская тревожную систему. - Хорошо, мне нужно просканировать вас, чтобы, в сравнении с последними данными, выявить динамику лечения.       Девушка даже не успевает возмутиться, как Беймакс двигает головой в стороны, а после короткого анализа, говорит: - Показатели хорошие, динамика положительная. Обнаружена сухость в горле. Показан легкий водный спрей.       После спрея со сладким вкусом стало значительно легче дышать и глотать. - Спасибо, Бэймакс, - тихо сказала Алиса. Хотя в горле все равно, что наждаком прошлись, ощущался какой-то ком, который невозможно было проглотить. Шутер осторожно прощупывает шею, давит на некоторые участки и находит какое-то странное уплотнение под бинтами.       Робот чуть сощурил "глаза", показывая, что улыбается. Огромная игрушка. Ал вновь опустилась на постель, используя в качестве подушки своё плечо, рассматривая Бэймакса. С робота взгляд соскользнул на подсолнухи, солнечные пятна в белой прохладной комнате. Все было прекрасно, только чуть болезненно, да и сбритые вновь волосы расстраивали, но Алисе было хорошо и спокойно… Ровно до того момента, как она решила проследить за трубкой капельницы, убегающей из переплетений пластыря и бинта на её руке. Капельница сама по себе не смущала, Шутер даже немного нравилось проводить часы, лежа на кровати, потому что в такие моменты можно ныть, что скучно, и заставлять Бартона читать вслух новости из Интернета или книги. Над кроватью, на стойке был закреплён пакет с лекарством, что маленькими капельками падал с довольно большим интервалом. Смущало название лекарства, означающее, что её медленно, но верно, накачивают транквилизатором.       Прошипев ругательство на аляскинском диалекте, единственном, который мог в полной мере отразить всю мощь её недовольства даже в таком состоянии, Ал потянулась к трубке. - Это лекарство необходимо вам, - мягко произнес Бэймакс.       Девушка только фыркает, продолжая царапать пальцами намертво склеенный клубок пластыря, закрывающий катетер. Почему? Что она совершила, что её посадили на транквилизатор? Хотя, если подумать, то она была монстром, и она не помнит, как её нашли и привезли домой. Транквилизатор, связанные руки, роботизированный помощник по уходу за здоровьем, возможно, что и запертая бронированная дверь – то, что было бы нужно очнувшемуся монстру.       Чужие шаги за дверью, присутствие живого человека после долгого сна и бесчувственности ощущается ударами. Алиса не обращает на это внимания, пусть и начинают трястись пальцы, не справляющиеся с повязкой. Дверь открывается с лёгким щелчком, значит, все же не бронированная. - Алиса? – неуверенно и немного боязливо зовет со спины голос Брюса Беннера.       С каких пор Брюс боится её? Что же она натворила? - Прекрати! – теплые большие ладони легли на плечи, осторожно перевернули на спину. Ал часто заморгала, рассматривая нависшего над ней доктора Беннера. – Ты меня узнаешь?       Во всей этой ситуации больше всего хотелось пошутить, выкинуть что-нибудь такое, чтобы Брюс рассмеялся, а не смотрел так, будто только дай ему намёк на неадекватность и он прикажет Бэймаксу ударить её током. Большая зефирка или нет, кому как не ей знать, на что способны даже безобидные на вид механизмы. - Брюс, - кивнула она, оставив мысли о шутках. Если даже он напуган, то, что говорить о ней и остальных. Ал дышит слишком часто, линия её сердцебиения, и без того изломанная, ломается еще сильнее, глаза щиплет, и страха так много на них двоих в одной комнате. - Тише, тише, все хорошо, - говорит мужчина, быстро отцепляя иглу с лекарством.       Бэймакс отходит в сторону скрипящим облаком, позволяя доктору выдвигать ящики, убирать катетеры и провода. Брюс двигается быстро и свободно, и девушка очень рада его видеть, но усталость и страх берут своё. - Садись, - говорит он.       Ал подтягивается на руках, двигается очень медленно, в какой-то момент она хочет попросить Брюса ей помочь, но видит, что при всём желании, он не должен этого делать. Значит, сама. Как после тяжелых операций ей нужно было непрестанно двигаться, чтобы узнать, прошли ли хирургические вмешательства без тяжелых последствий. Ноги не слушаются, ниже колен, кажется, их совсем нет, но она отбрасывает одеяло и понимает – они есть, только затянуты бинтами и, кажется, сильно изувечены. Ал собирает последние силы и концентрируется на ногах, тянется к ступням, пытается растереть непослушными руками, растянуть мышцы. Больно. Хорошо, что больно. Кровь приливает, мышцы "просыпаются". Этого хватает, чтобы просто скинуть конечности с постели. Наконец, она садится прямо. Брюс развязывает тесемки на спине и осторожно касается позвоночника, большой зажившей раны на пояснице. Ал прослеживает его взгляд на своей коже, как его пальцы проводят тепловую линию в нескольких миллиметрах. Доктор подкатывает к себе небольшой табурет на колесиках, садится перед ней. - Ноги мне на колени. Сама.       Ал обхватывает ладонями край кушетки, сосредотачивается на этом задании. Правое колено чуть дергается вверх, но недостаточно, чтобы совершить нужное движение. - Попробуй постепенно, - смягчается Беннер. – Сначала пошевели пальцами.       У неё уходит достаточно много времени и сил, чтобы сделать это, но она побеждает собственное тело. Ноги выпрямляются, пятки оказываются на коленях мужчины. - Все гораздо лучше, чем я ожидал. Сейчас посмотрим, как заживает, - говорит Брюс самому себе, распутывая бинт. – Расскажи мне, что ты видишь, - теперь он обращается к Алисе, он поднимает голову, и взгляд его теплеет, теперь нет той странной настороженности, есть только обычный Брюс. – Осмотри комнату, расскажи мне, какие выводы ты сделаешь.       Ал хочет спросить: зачем? Что он хочет проверить? Работает ли еще её мозг как работал прежде, может ли она говорить, насколько ей хватит объема легких, узнает ли она место? - Голова, Шутер, включай голову. - Подсолнухи… - хрипит она. – Воду меняли уже несколько раз, если смотреть на белый налет на стеклянной вазе. Это не больничная палата, но и не Башня. Пахнет морем. Мы в Майами? Ты плохо выглядишь, спишь урывками, но кто-то тебя заставляет спать и есть, значит, Бетти осталась здесь. Ты меня боишься, хотя и знаешь, что я не причиню тебе вреда. Значит, дело не в Алисе Шутер, а в каниме. Поэтому я связана. Что произошло?       Брюс снимает бинты окончательно. Ноги Алисы – сплошной радужный синяк с алыми полосками шрамов. Она хватается за перебинтованное горло, потом за остриженную голову, смотрит на свои руки, задирает рукава, чтобы посмотреть на чешую, лезет непослушными пальцами к запястьям, зажимает их между большим и указательным, боясь своих предположений. Ей нужна привычная боль от чипов, что связывают с Шальной, но её нет. Вопль ужаса и отчаяния выходит страшным сипом на ультразвуке, Алиса закрывает рот ладонью, звук разрывает её голову. Она складывается пополам, утыкается лбом в собственные колени. - Тише, я здесь, - успокаивающе произносит доктор Беннер, накрывая широкой ладонью бритую макушку. – Все хорошо, мы со всем справимся. Ты ведь всегда со всем справлялась. Такая умная и сильная девочка, только недоверчивая, но что поделать.       Алиса успокаивается так же резко. Она отталкивается руками от своих колен и выпрямляется. Щеки сухие, в её организме просто нет воды на слезы. Алиса не понимает, она растеряна и напугана, она пытается осознать, но данных не хватает, между последним воспоминанием и сегодняшним днём провал, огромная черная дыра. - Что произошло? – спрашивает она. - Ал, я не думаю, что тебе нужно знать об этом прямо сейчас… - Брюс. Пожалуйста, - отрывисто произносит Ал.       Беймакс за спиной Беннера говорит что-то об участившемся пульсе и повешенной тревожности, но никто на него не реагирует. Тогда доктору приходится рассказать о поисках в лесу, том, как они нашли "гнездо", о помешательстве каним. О том, что пришлось сделать, чтобы остановить Шутер.       Они легко вывели обратную формулу – помогли расчеты Бетти и мозговой штурм генетиков. Немного измененный процесс стазиса, когда все действия притормаживались, и они могли оперативно отследить негативные образования – до определенного момента все шло нормально. Чешуя осыпалась, появлялась новая чистая кожа. Костяные наросты на голове и спине размягчались, отделялись от тела, как корка на ране. Проблемы были с хвостом, зубами и крыльями, но их они собирались просто ампутировать, когда организм не будет потревожен. Довести процесс до конца им не удалось. Алиса спала в своём "хрустальном" гробу, а в это время, получив дополнительный стимул, клетки начали перерождаться, отторгая и борясь с навязанными изменениями. Воспалительный процесс грозился не только пустить все труды насмарку, но и убить её. Было принято решение прервать стазис и провести ампутацию немедленно. Алиса хорошо перенесла все операции, не просыпаясь после наркоза. И когда все было позади, пришли новые проблемы: перестали срастаться поврежденные кости, кажется, что костная ткань "забыла" что должна делать в случае переломов. - Мы разобрали тебя и собрали заново, если сказать проще, - вздохнул доктор. - Некоторые твои кости искусственные, из биологического пластика. Например, лопатки - то, что должно было быть крыльями, прорастало как бы сквозь них. Особые сложности были с ногами, мы полностью заменили все, что ниже колен. Нервы, мышцы – все осталось на месте, но вопрос о том, сможешь ли ты ходить, до сих пор открыт.       Брюс откатывается чуть назад, просит двигать ступнями и пальцами, толкать или прижимать его ладонь. Как ни странно, но ноги двигаются, мышцы "вспоминают" движения. Алиса знает, что её пощадили, что о многом доктор умолчал. Она знает, но не спрашивает. - Я хочу попробовать встать, - сказала Ал, опуская ноги вниз. - Нет. Тебе лучше отдохнуть, - строго произнес Брюс. - Ал, я определено не хочу, чтобы ты испытывала себя на прочность. Ты нужна нам целая… - А не целая уже не нужна, - съязвила она, морщась. - Ты нужна нам любая. Но будет лучше, если ты не станешь вредить себе больше, чем уже есть.       Вдруг, он обнял её, прижал голову к своему плечу, осторожно обхватил ладонями плечи. Алисе показалось это странным – Брюс никогда не обнимал её первым, он вообще был против любых посягательств на личное пространство, только для неё делал исключения. И сейчас – сам! Мысли, описывающие различные версии такой разительной перемены, опережали одна другую. - Я по тебе скучал, - сказал мужчина. Ал едва смогла поднять руки и обнять его в ответ. – Но это не значит, что я не злюсь. Ты едва не убила себя. Опять. И что ты пыталась этим доказать?       Девушка молчала, предпочитая прятаться от ответов в воротнике мягкой рубашки Брюса и его запахе. - Помнишь, что ты сказала мне на рождественской вечеринке? – предпринял еще одну попытку мужчина. - Что ты единственный врач, которому я доверяю? – пробубнила Ал. - Я, может, и не понимаю в психиатрии, поэтому прощаю тебе Мэри Маккини, - на этих словах девушка дернулась, но не решилась отпустить доктора. – Но с пропажей чувствительности я бы тебе помог.       Они проводят еще несколько тестов, выясняя, что нервная система работает нормально и передает информацию о вкусах, запахах и прикосновениях без сбоев. Брюс заставляет девушку мыслить громоздкими конструкциями, будто целостность словарного запаса подскажет, насколько поврежден мозг. Он говорит кодовую фразу для Беймакса, и надувной робот послушно уходит в свой чемодан. - Брюс! – окликает девушка, когда доктор собирается уходить. – Я люблю тебя. - Я знаю, - мягко улыбается мужчина. – Я тоже тебя люблю. Спасибо, что защищаешь меня.       Шутер поднимает руки, распутывает бинты. Под слоями почти чистые запястья, только чуть виднеются прежние татуировки, если очень присмотреться. Старые шрамы едва видны, как и тонкие разрезы, через которые вытаскивали чипы. Тот, кто готовил её к превращению, разорвал связь с Шальной. Винтовка стоит в оружейной Бартона, и Алиса старается не думать об отчаянии лучника, когда он понял, что её оружие теперь простой кусок металлолома.       Какой-то промежуток времени Алиса честно пытается спать. Она проваливается на короткие секунды в темноту, но тут же суматошно открывает глаза. На той стороне мутные кровавые видения. Она устроила расправу в "гнезде", и остановить её смогли только, когда сломали ноги и почти поджарили током. Она теперь угроза для своей семьи. Она вновь часовая бомба со свободным отсчетом.       Нет, думает Ал, нужно выбираться из этого бардака мыслей и угрызений совести. Ей нужно знать. Девушка решительно опускает ноги вниз.       Первый шаг, конечно, дается с трудом. Колени больно бьются об пол, но в руках достаточно сил, чтобы потянуться, Второй, третий... Она доходит до неприметной двери, не той, что привела Брюса. Кажется, это жилая комната переделана под палату. Значит, за этой дверью ванная комната. Алиса держится за раковину и смотрит на себя в зеркало. Некоторые люди специально уродуют себя для лайков в соц.сетях и повышенного внимания. То, что смотрит на Шутер, отражаясь от тонкого слоя серебра, занимало бы верхние строчки в рейтинге фриков три или четыре месяца минимум. Она еще раз убеждается, что зомби-апокалипсис имеет место быть в каком-либо ближнем будущем.       Ванна быстро наполняется холодной водой. Алиса погружается в нее с головой, позволяя боли от едва заживших следов вскрытия и потрошения раствориться в немоте, которую дарит холод. Она не ставит для себя цель утонуть, ей нужен чистый разум, здравые размышления и стимул идти. Странно ощущать своё тело в невесомости воды, но так значительно легче, не так страшно себя касаться. Пальцы скользят по бедрам, к внутренней стороне, по шершавым пластинам чешуи, будто по осколкам. Наконец, нежная кожа, пальцы погружаются в теплое и откликающееся пульсацией, томлением внизу живота, воспоминаниями и горячими фантазиями. Как же Алиса боялась, что останется никем, что так и умрет чем-то безнадежным.       Как ни странно, но одежда для нее тоже находится на полочке рядом с полотенцами. Шорты, доходящие до колен, и широкая серая футболка. Неизвестно, как они сюда попали, но она не узнает запах, хотя, может это и кондиционер для белья, заменивший собой естественный запах.       В коридоре темно, есть только точечное освещение, чтобы не заблудиться. Ал держится за стену и тихо ползет вперед по жилому сектору. Она даже не знает, кого ищет, к кому больше хочет попасть, она даже не уверена, что все будут рады ее видеть, как прежде. Она толкает первую дверь, за которой теплее всего. Тепло всегда означает людей. Не скрипят петли, не щелкает замок, не трещит под ногами пол. Она призраком, дурным сном, просачивается внутрь.       Широкая кровать. Двое мирно спят. За неплотно закрытым окном темнота ночи и далекий шорох волн. Широкая спина Стива закрывает от входа Наташу, чья тонкая рука обнимает его за талию. Ее волосы размещались по подушке, лежат непокорным завитками. И вроде все в порядке, только смущает запах. Пахнет чем-то сладковатым, пробиваются ароматы лаванды, крема для крепкого сна, мыла... И густой запах молока. Алиса осматривается и видит лишнее в их комнате - детскую кроватку. Высокие перильца закрыты светлой шторкой с замысловатым узором, над кроваткой мобиль с подвесками. Потом она видит игрушки, пеленальный столик, крошечную одежду в ящиках. Ребенок? Откуда здесь ребенок, если единственный ребенок Стива и Нат - она, Алиса Шутер. Девушка мгновенно теряется, она отказывается понимать происходящее, подходит к кроватке, сжимает в пальцах ткань шторки. Внутри лежит, раскинув ручки со сжатыми в кулачки пальчиками, младенец в комбинезончике спокойного синего цвета с вышитым зайчиком на груди. Это настоящий маленький ребенок, не кукла. Малыш, чистый, не запятнанный смертью и грехом, у которого есть выбор... Горло сдавливает спазмом, не вздохнуть, только разрывает мыслью, что есть нормальный ребенок, свой до последней капельки крови, не названный, не навязанный. Нужный.       Сильная рука хватает за плечо. Резкий рывок назад. Бесценный воздух выбивает сильным ударом спиной об пол. От удара кулаком по скуле она даже не пытается увернуться. Ал принимает его с каким-то равнодушием и смирением. Странно только, что Роджерс не проломил ей голову с одного удара.       Вспыхнувшая лампа прямо над головой ослепляет, реакция у Стива, как всегда, на высоте. Второй, фатальный удар, он отводит в сторону, кулак опускается в миллиметре от виска Ал, только чуть соприкасается кожа. Она всматривается в глаза цвета грозового неба, замечает темные круги от недосыпа. Раздается кряхтение младенца и его надрывный истерический плач. Наташа срывается с кровати и бежит к нему. Не к ней, прижатой Роджерсом к полу. - Прости, - Стив приходит в себя первым. - Прости, прости, - искренне извиняется он, оглядываясь на успокаивающую малыша женщину. Он поднимает Алису на ноги, беспокойно трогает опухающую скулу. - Прости, прости меня, Ал! Все хорошо? Я не... Алиса, прости, я... - он шепчет извинения, все еще потрясенный, взволнованный.       И, как с горечью понимает Шутер, он держит ее на расстоянии вытянутых рук, даже не пытаясь обнять. Девушка хочет сказать, что все хорошо, уйти скорее, но дверь вновь открывается, в комнате становится больше незнакомых людей, младенец кричит всё истошнее, и после тишины палаты и тихого спокойного голоса Брюса все эти звуки кажутся горным камнепадом и ревом реактивного двигателя одновременно. Они дестабилизируют, разрушают. Алиса оборачивается и смотрит на тех, кто здесь вместо неё.       Зимнего Солдата она узнает сразу. Хотя бы по металлической руке. Но даже для неё тот факт, что это Баки Барнс, становится неожиданностью. Она никогда не знала о его личности, знала только, что Стив уничтожил его в своё время, но он никогда не рассказывал об этом. Теперь она начинает понимать почему.       Второй кажется ей знакомым, человеком со старых фотографий, но она не хочет узнавать его.       Алиса обхватывает ладонями плечи Стива, она хочет удержаться на ногах, не упасть позорно, пусть медленно, с трудом, но уйти из этой комнаты, из этой нелепой и шумной ситуации. Она наклоняет голову, чтобы перевести дух, чтобы не захлебнуться, смотрит на их ступни на мягком светлом ковре. На сильные ноги Роджерса и свои, будто расплывшиеся без поддерживающей формы, неестественных цветов. - Прости, я не хотела, - говорит она, с усилием выдавливая из себя слова, не узнавая свой голос.       Девушка слегка отталкивается назад, легко освобождаясь, и идет на выход, стараясь не смотреть на лица отступивших мужчин, стараясь не слышать, как кричит малыш, как успокаивающе шепчет ему Наташа.