Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

Нью-Йорк.       Он, сколько себя помнил, жил по одному принципу: "Делай, что велят, и не задавай вопросов". Время на восстановление после пробуждения, короткий инструктаж, оружие в руки и – вперед, подталкивать историю к нужной тропе. Думать Ему вообще не полагалось, все, что нужно обдумывали за Него, Ему же – только найти нужное место и сделать несколько выстрелов. Об остальном позаботятся, Ему же – нет нужды. Правильно или нет, нормы морали, добро и зло, человеческие и божественные заповеди, боль по всем нервным окончаниям, боль там, где живая плоть переходит в металл… И забивающий эту боль холод наркотиков. Или просто холод.       Его память чистят, это больно, но Он привык. Он вообще быстро адаптируется. Он привык к холоду, к боли, к тому, что видит длинные свободные юбки и отглаженные брючные костюмы, а через день (или сколько длится темный, холодный, удушающий провал) тонкая ткань обтягивает женское тело так, что не оставляет простора фантазии – впрочем, Ему не полагалось её иметь. Мир менялся быстро, скачками, менялись Его "хозяева", "кураторы" и "надсмотрщики", а Он оставался прежним. Иногда Его взгляд падал на отражающие поверхности: хромированные столы, зеркала, панели или стекла. И тогда Он видел растрепанные длинноватые волосы, гораздо длиннее, чем у других мужчин, окружающих Его, темные глаза провалами на лице, тонкие губы, впалые щеки. Однажды Его назвали уродом. Один из присутствующих при Его пробуждении так и сказал – "Урод". Другой назвал "калекой" из-за руки. Он не знал, было это хорошо или плохо, как уже было сказано – думать Ему не полагалось.       Он привык, что все меняется за секунды, за короткие для Него темные и холодные вспышки. В этот раз все начиналось так же, как и всегда, но то, что началось потом, стало полной неожиданностью. Растрепанный Человек на мосту, его голубые глаза и голос с дикой смесью эмоций, на выдохе, с надеждой-испугом и неверием-страхом: "Баки?". И смотрел на Него, будто звал, будто Он должен сейчас шагнуть ему навстречу, что Он и есть этот Баки, будто Его, урода, могут звать и так смотреть. Он смотрел в глаза этого Человека и не понимал. Впервые Ему хотелось обдумать ситуацию, принять решение, сделать что-то самому. Ему хотелось сделать шаг навстречу, подойти, и самым неожиданным было желание попросить помощи. Но это противоречило всему, всему мироустройству, всей схеме, всему размеренному непрерывному потоку Его существования, что Он тут же прохрипел: "Какой, к черту, Баки?"       Рука функционирует плохо, Человек на мосту повредил её. Он сидит в знакомом кресле, а перед Ним незнакомый человек ковыряется в механизмах бионики. Вдруг контакты начинают искрить, оплавляются, в воздухе пахнет гарью, а по нервам, соединенным с куском развороченного металла, длинными разрядами проходит прямо в мозг боль.       "Сержант Барнс…" - шепчет в голове мерзкий голос. Он распахивает глаза от неожиданности.       Потолок желтый, с трещинами и паутиной по углам, лампы светят тускло, создавая вокруг атмосферу грязи и уныния. Кажется, такими рисуют палаты в психиатрических больницах закрытого типа, где даже здоровый человек тихо загибается, что уж и говорить о нем. Возможно, сама эта комната находится в бывшем доме для умалишенных, она похожа на изолятор, где стены обиты мягким полотном, а вместо одной из стен решетка от пола до потолка. Он смотрит, ожидая, пока инженер сообразит, как починить конечность.       За всё время своего существования Он побывал в руках многих врачей и техников, сегодня ему достался мужчина средних лет, не такой умелый, как предыдущие. Его тело бьет еще один разряд, ударяет сильнее, чем до этого. Теперь Он вспоминает мчащийся поезд, снег и горную гряду. И Человека с моста, который протягивает к Нему руки, пытаясь удержаться за двери вагона, и кричит Ему: "Баки!". Затем страшная боль в несуществующей теперь руке, и вновь мерзкий голос, но теперь Он вспоминает низкого человека в круглых очках, с противной усмешкой и пугающим блеском в глазах. Этот же голос приказывает заморозить Его, и на секунду Он видит собственное отражение в круглом маленьком окне, пока иней и жуткий холод пожирают Его тело. Ему больно. Ему страшно, Он этого не хочет. Чистая, незамутненная, несвойственная Ему ярость просыпается внутри, рвется, разрывает Его измученную оболочку, чтобы наконец-то освободиться, и дать освобождение Ему. От сильного удара неумелый техник отлетает далеко в сторону, слышится треск затворов, окружающие их бойцы направляет на Него стволы автоматов. Но Он уже давно понял, что для них Он – слишком ценный предмет, и максимум, что Его ждет, это вновь темнота и холод, а если учесть, что задание Он не выполнил, то возможно что-то не такое.       Это воспоминание такое далекое и почти нереальное. Оно пугает своей новизной, но вместе с этим воскрешает слабую, почти забытую надежду. На урода и калеку не могут так смотреть. Прежде на Него смотрели с презрением и страхом, а тот Человек увидел в Нем кого-то. Может, он увидел того кем Он был до… до чего? В какой момент Он перестал быть кем-то другим и стал таким? В момент с поездом? Или в тот момент, когда увидел человека в круглых очках? От всех этих размышлений он чувствует нарастающий дискомфорт в голове, который бывает, если его ударят. Но сейчас удара не было, это Он точно помнил. Может, ему стоит переждать эту боль, как и раньше, чтобы вспомнить еще что-нибудь?       Его "хозяин", если можно так назвать человека, который отдает ему приказы, появляется неожиданно. Он помнит его разным, некоторое время назад он был моложе, но за то время, что изменило его, он не потерял ни голоса, ни цепкого взгляда. Кажется, от него что-то требуют, но Он слишком погружен в попытки вспомнить что-нибудь еще, что не слушает. Удар по щеке возвращает его в реальность. - Человек на мосту… Я знал его? – спрашивает Он, в надежде получить ответы на свои вопросы, что множатся в Его голове с геометрической прогрессией. – Он назвал меня Баки. Это моё имя? - Оружию не нужно имя. Оно должно быть эффективным. Ты – оружие. Обнулите его! Начните заново! – командует "хозяин".       А для Него… Для Него все начинается с начала. Возможно, это к лучшему, возможно, Он не может жить вне этих желтых стен и инея. Возможно, болью эти люди пытаются сохранить Ему жизнь. А Человек с моста? Просто Человек с моста, сколько их было. Много-много времени назад Ему приказали убить семейную пару и обставить все, как автокатастрофу. Умирая, тот человек тоже смотрел на Него, будто бы узнавая.       Для Него всё начинается заново, и вновь идет наперекосяк. Ему приказано убить, и он пытается убить, но не может. Он старается, но не получается. Никто не может Его в этом винить. Его опять называют Баки, и как бы Ему не хотелось выбросить это из головы – не получается. Он оружие, просто оружие, Ему не нужно имя, и не нужно думать, Ему нужно только выстрелить, а остальное сделают за Него.       Он побежден, но еще жив, когда все вокруг начинает рушиться. Огромные летающие корабли взрываются и ломаются, будто шалаш из тонких веток. Он смотрит вверх, на угрожающе скрипящий потолок, и ждет, когда будет погребен под ним. Это конец? Возможно. Он всё своё существование приводил Смерть к людям, и теперь, она пришла и к Нему. Не будет больше холода и бьющей по нервам боли, не будет острых игл и неумелых техников, "хозяев", "прикрытия". Ничего больше не будет, и Его не будет. Изнутри, из самых глубин, куда не достучаться, поднималось, иррациональное: понравилось бы ему быть Баки?       Человек в костюме, где больше синего, спускается к нему, хромая. Зачем он здесь? Добить? Он дергается, пытаясь выбраться из-под придавившего Его куска металла. Человек помогает Ему, странно. Но есть задание, и оно вбито в голову прочнее Его мыслей, вырезано на Нём, пусть и Он умрет – они оба умрут, разобьются в падении или сгорят заживо, не важно, - Он должен его выполнить. - Ты знаешь меня, - с хрипами от сломанных ребер произносит Человек, улыбаясь. Ему становится не по себе, обычно, Его жертвы так не улыбались, они боялись Его или кричали, редко кто смотрел ему в глаза, принимая смерть от Его бесчувственной руки. А он… улыбается и пытается убедить Его, что они знакомы. Называет полное имя и звание: сержант Джеймс Бьюкенен Барнс. Баки. Баки. Ба-ки…       Он не знает, почему останавливается, почему, подведя Человека вплотную к смерти от Его руки, Он останавливается. Откуда взялся только, сволочь, свалился на голову, ведь было до него все ровно и без потрясений, пусть и не правильно, Он теперь понимает. Но где ты был раньше!!? Разрушения добираются и до них, Человек летит вниз в облаке пепла и горящих обломков, пока Он остается висеть на неживой руке, смотрит, и в который раз не понимает себя, когда разжимает металлические пальцы и прыгает вслед за ним.       Вот ведь, вымахал, а все так же за ним таскаться, смотреть, чтобы он со своей горячей головой куда не угодил. И не маленький вроде, а все такой же.       Он вытаскивает его на берег, смотрит, чтобы подавал признаки жизни, и уходит. Теперь они оба мертвецы, и если его найдут, полумертвого, побитого, почти утонувшего, то Ему нужно вернуться к Г.И.Д.Р.Е. и ждать дальнейших указаний. Или Он может пойти куда угодно, и узнать, кто такой Баки и почему Человек так уверен, что это Его имя. Порой лучший способ разобраться в своих истинных желаниях - это выбрать вариант, противоположный тому, который кажется наиболее разумным. Он выбирает. Ему необходимо знать. Солдату нужны ответы, он пытался спрашивать людей, что окружали его раньше, но получал лишь молчание или отрывистое: "Это тебе не нужно знать". Теперь у него появился шанс, и он его не упустит.

***

      Последнее, что Стив помнит, - дикие глаза Баки, когда тот избивает его металлической рукой. Роджерс ни о чем не думает в тот момент: мысль о смерти от руки некогда лучшего друга проходит мимо него, даже не задерживается. Ему отчаянно хочется доказать полуживой кукле с лицом Барнса, что они знакомы. Он даже взял свой старый костюм из музея в надежде увидеть в пустых глазах проблеск узнавания. Но надежды оказалось недостаточно.       Он точно помнил, как падал в холодную черную воду. Опять. Теперь же, когда туман в голове рассеивался, он ощущает тепло и нудную боль. Вокруг раздавались джазовые мелодии, и Стив на минуту задумался: сколько же лет на этот раз он потерял? Стоит ли ему вообще просыпаться? Он вдруг представил, что вновь очнется в будущем, далеком и холодном, он придет на развалины Башни Старка. Роджерс не хочет этого, он не хочет ничего из этого видеть. Если это вновь будущее, где любимая женщина осталась только на фотографиях, а последнее, что от неё осталось – могильная плита на кладбище, где товарищи давно умерли, а их потомки с восторгом смотрят на бывшего сослуживца их отцов, то он не хочет вновь быть в этом мире Капитаном Америка. Пусть он наконец-то погибнет с честью. - Эй, друг… Ты слева, - с улыбкой произносит Сэм, сидящий рядом с его постелью.       Стив открывает глаза и видит больничную палату, пищащие приборы и Сэма, настоящего, и ни на секунду не постаревшего. Боже, спасибо, еще раз он этого бы не пережил. - Где Наташа? – сразу спрашивает он. - В соседней палате. Не волнуйся, с ней и с малышом все в порядке. Знаешь, ей пришлось ударить себя шокером, но говорят, что дети после такого рождаются гениями… - К черту гениальность, нам хватит и Старка, - беззлобно ворчит Стив, закрывая глаза. Важнее всего то, что с ними обоими все хорошо.       О беременности Наташи он узнает перед отчаянным рывком, когда они идут сражаться ни на жизнь, а на смерть. Они уже готовятся разъединиться, отправиться выполнять свои части плана: Стив – в ЩИТ, а Нат – меняться местами с женщиной из Совета Безопасности. Она останавливает его, держит за руку и выглядит так, будто решается на прыжок в пропасть без страховки. - Стив, я должна тебе кое-что сказать, - произносит она, зная, что Сэм и Мария выжидающе смотрят на них.       Это возможно последний раз, когда они смогут увидеться. План, что и говорить, у них превосходный: простой и ясный, лучше не придумать. Недостаток у него только один: было совершенно неизвестно, как привести его в исполнение. Они сильно рискуют, выступая таким составом против Г.И.Д.Р.Ы., но они не могут впутать еще кого-нибудь. Да и некого, по сути, из "Мстителей" свободен только Брюс, но ему они отправили сообщение, едва узнали о Г.И.Д.Р.Е., попросили не предпринимать ничего. Г.И.Д.Р.А. хитра, она может использовать Халка против них, будет лучше, если Беннер не будет в этом замешан. Сегодня погибнет много людей – простых агентов, - сегодня они возьмут на свои души еще больше грехов и напрасно погубленных жизней. Она никогда не была сентиментальна, но сегодня, сейчас, она хочет открыть свой последний секрет и постараться выжить, пусть не ради себя, но ради живого существа внутри. Наташа смотрит в растерянные глаза Стива Роджерса, первого мужчины за много-много лет (а, возможно, и единственного за всю жизнь), которого она искренне полюбила. - Я жду ребенка, - выдыхает она в приоткрытые губы перед тем, как поцеловать. – Поэтому, прошу тебя, вернись живым и целым.       Стив никогда не мечтал стать отцом, иметь семью. Он хотел этого, но понимал, что его шансы равны нулю. Сначала он был уверен, что никакая девушка не посмотрит на него, затем он стал символом нации и бойцом, иметь семью для которого стало тяжело и опасно. Девушки, которые оказывали ему знаки внимания после трансформации, мало подходили на должность мисс Америка и мать его маленьких американцев. А Наташа предупредила сразу, что не может иметь детей из-за сыворотки.       Молодость и сила в обмен на радость материнства, как она говорила. Это было для неё тяжело, особенно, когда появился Стив. Наташа так хотела видеть его счастливым, знать, что именно она – источник его счастья. Любовь, которую она отвергала почти всю жизнь, которую она похоронила в себе, выжгла каленым железом, - расправила крылья. И сотворила чудо. Лежа на твердой больничной кровати, куда её угрозами уложил Ник, она скользила руками по животу, запоминая контуры, улыбалась, когда понимала, что бугорок внизу ей не привиделся. Он есть, малыш с ней и растет, как ему и полагается.       Пирс… Второй директор ЩИТ, первый предводитель Г.И.Д.Р.Ы., который даже под прицелом пытался шантажировать её, хитрая сволочь. "Ты готова открыть миру своё истинное лицо?" – шипел он, как заправская змея. Еще два года назад, до "Мстителей", до голубых глаз Стива и холодных рук Алисы, до малыша, она бы придумала, как скрыть правду о себе, но теперь… Не важно, кем она была раньше, важно только, кем она стала сейчас. У неё есть люди, которые никогда не бросят её, есть человек, подаривший ей Любовь. Может, ей и страшно сливать все данные о себе и других, но если весь мир повернется против нее, то обязательно найдутся те, кто встанут на её защиту, теперь она в этом уверена. Наташа поздно поняла, что пропуска, которые выдал им Пирс, являются опасным оружием, которое убивает по его желанию. Ник смотрит на неё с сожалением, и первый опускает пистолет, помогая ей принять решение. Он знает о малыше, и он знает, как Наташа боится его потерять, поэтому и делает все возможное, чтобы помочь ей сохранить его. Когда-то у него тоже была семья, о которой никто не знает, и которую ему пришлось принести в жертву во имя безопасности мира. Ему приходится позволить Пирсу уйти и надеяться, что он отпустит Наташу живой. Но Наташа поступает по своему, она вообще очень самостоятельная и своенравная, маленький кругляш портативного шокера, Ник замечает единственным глазом, потерявшим былую зоркость, только когда он, разряженный, черным пятном лежит у её руки. - Береги себя, - попросил он, сдавая её и Сэма на руки врачам скорой помощи. – Стива ищут, думай лучше о себе и о нём.       Наташа кивает, под ошарашенным взглядом Сэма (кажется, после прыжка в вертолет он у него таким и останется навсегда) прикрывает руками живот и тихо паникует, пока врач после обследования удовлетворенно не скажет: "Все в порядке". Дальше она согласна выдержать и массу просроченных анализов, и больничную палату. Особенно когда через три часа в её палату просачивается шум шаркающих ног и криков вместе с Сэмом. - Стив? – тихо спрашивает она, окончательно не проснувшись. Ей дали снотворное, чтобы она отдохнула, но навыки и привычки дают о себе знать: стоит нарушить покой комнаты, как она просыпается. - Да. Только привезли, - он закрывает дверь, но остается стоять возле, на самом дальнем расстоянии от сонной и такой уязвимой Черной Вдовы. – Он жив, но без сознания. Его нашли на берегу реки. - Кто-то его вытащил? - Сложно сказать. Но на том, последнем, корабле, был тот человек. - Думаешь, он вспомнил что-то? - Я не знаю.       На этом разговор и заканчивается. Романофф почти уверена, что она смущает Сэма. Наверно, поэтому он так быстро сбегает. - Вся информация и ЩИТ и Г.И.Д.Р.Е. была слита в Сеть, - продолжает Уилсон, когда Стив уже достаточно пришел в себя, и они ждут врача для осмотра. – Правительство подсуетилось, вычистило все, но ты ведь знаешь, что в Сеть упало, то уже не пропадет. - Ты хочешь о чем-то спросить? – Капитану жутко хочется спать, но медсестра сказала дождаться, и он крепится. - После того, что я прочитал, даже не знаю, о чем ты еще можешь мне рассказать. - Мы не настолько плохие люди, Сэм. - Даже Черная Вдова? - Даже Наташа. - У вас с ней будет ребенок. - У нас уже есть один ребенок. Приемный. Такой недо-ребенок. Я даже не знаю, она взрослая, и родители ей не нужны. Хотя, нужны, да, они всем нужны. Ей почти двадцать, у неё есть жених, который заменяет ей всех на свете. Но она, чёрт, Сэм, тебе просто нужно с ней познакомиться, тогда ты все поймешь. - Алиса Шутер, девятнадцать лет, снайпер, рыжие волосы, карие глаза, две татуировки? Могу зачитать полную опись шрамов, - он помахал телефоном в воздухе. – Я уже почти со всеми вами познакомился. Правда, что Тор может испортить погоду и без молота? Год назад Нью-Йорк едва не смыло дождями, это его рук дело? Правда, что никто кроме него не может поднять молот? - Да, это правда, все правда, - устало вздохнул Стив. - А Бартон? Здесь пишут, что он может отстреливать мухам крылья. Его зрение настолько острое, что он может видеть людей за односторонним зеркалом, которые стоят в переговорной. Он использует разные виды луков, арбалеты, стрелы с различными эффектами и характеристиками. Он способен вести прицельный огонь по мишени сразу несколькими стрелами за считанные секунды, поражая даже малоразмерные цели на дальних расстояниях. Если это так, то он действительно гений! – продолжал восторгаться Сэм. - Он не различает некоторых цветов, лечился от алкоголизма дважды, имеет несколько судимостей до ЩИТ, его гипнотизировали, заставляя убивать своих перед Битвой за Нью-Йорк. Он до сих пор, кажется, не совсем оправился.       Сэм промолчал, но его нижняя челюсть заметно отвисла вниз. Он некоторое время смотрел в пустоту, затем вздрогнул, приходя в себя, и вновь наклонился к телефону. - Если ты думаешь, что мы – сияющие звезды с плаката, то ты очень ошибаешься. У Тони дыра в груди, ему должны сделать операцию и достать реактор, чтобы он мог жить спокойно. Тор разрывается между Асгардом и Землей, его отец против его отношений с земной женщиной, даже не хочу думать, что Всеотец думает о нас. Брюс почти не входит из дома, боится, что что-то произойдет, и он разнесет полгорода. Когда ты видишь его впервые, то даже не представляешь, во что он может превратиться, он очень добрый и спокойный. - Зачем ты мне об этом говоришь? - Хочу позвать к нам, если ты все еще хочешь участвовать в этом. - Директор Фьюри долго искал для вас пополнение, - заметил Сэм. – В списке программисты, бойцы, люди с отличными характеристиками. Их тоже предупреждали, с кем они будут работать? - Нет. Мы общались с ними, но никто нам не подошел. Они все были… не нашими людьми. - Алиса подошла, а ей к тому времени едва стукнуло восемнадцать. В чем причина? - В том, что она знала. Так получилось, мы тоже не ожидали. А потом мы вытащили на свет Божий её тараканов. И для девушки её возраста это было слишком. Это для любого бы было слишком. Если не боишься оказаться в команде не совсем нормальных людей и столкнуться с совсем ненормальными врагами, то добро пожаловать.

***

      Путешествие к своей душе − единственное, которое имеет значение. И идти туда ты должен один.       Выйдя с берега, промокший до нитки, избитый и растерянный, Он завернул под мост, в нагромождение каких-то коробок, железных баков и тряпок. Люди, которые здесь были, скрылись, когда над рекой поднялась буря. Он перебирает неживой рукой одежду, пытаясь найти что-нибудь, что можно будет одеть на себя. Живая рука болит, болят ребра, от чего трудно дышать, по гортани будто прошли наждаком – от дыма и мутной воды. Но это ничего, - убеждает Он себя, - можно потерпеть.       Он идет по улице, неловко прижимая к себе живую руку. Однажды ему пришлось так уходить, не тенями и переулками, а людными проспектами, ведь потеряться в толпе было проще, чем в подворотнях. Люди почти не обращают на Него внимания. Он идет долго, не знает, куда и зачем, без цели, пытается убежать как можно дальше от злополучного берега. На оживленные улицы опускаются поздние летние сумерки. Он садится прямо на землю, чтобы немного передохнуть. Через некоторое время Он замечает, как с противоположной стороны к Нему движется мужчина в грязном фартуке. Он думает, что Его сейчас будут прогонять, но мужчина, улыбаясь сквозь пышные усы, протягивает Ему запечатанную бутылку воды и вкусно пахнущий горячий сверток, в котором оказывается зажатая между двух булочек сосиска. - Спбо, - хрипит Он, делает еще попытку: - Спасибо. - На здоровье, сынок, - басит продавец хот-догов и возвращается к своей тележке.       Ночью Он забирается в жилой квартал, проникает через открытое окно в подвал одного из домов. Там чисто и светло, в ряд стоят стиральные машины, у противоположной стороны сушилка с вещами. Чистая одежда приятно пахнет порошком и кондиционером. Конечно, она ему не по размеру: футболка почти душит его, куртка болтается как на вешалке, штаны короткие, хорошо, что высокие сапоги, его собственные, закрывают голые щиколотки.       Смитсоновский музей приветливо распахивает для Него двери. Улыбчивая девушка на кассе берет деньги за билет и выдает Ему путеводитель. Её улыбка пропадает, стоит Ему отойти в сторону входа. Конечно, Он отличается от людей, которые ходят по улицам: неряшливый, в одежде с чужого плеча, небритый, одна рука постоянно в кармане, на голове кепка, скрывающая лицо.       Стоит Ему войти на экспозицию "Капитан Америка и Ревущие Коммандос", как все мысли испаряются из головы. Потому что едва Он видит экспонаты, как боль врезается в мозг, грызет острыми зубами и урчит, сука, довольно. Он все это знает, не помнит, но знает, и не может объяснить, как такое возможно. Ему часто твердили: "Понимать не обязательно – достаточно знать", вот и сейчас Он не понимает что видит, но знает, что это когда-то имело к Нему отношение.       Он медленно ходит по залам, с жадностью впитывая информацию, прошедшую мимо него. Он находит стенд, посвященный человеку с именем Баки. Человек с моста – "Стив, его зовут Стив Роджерс", - говорил ему правду. Г.И.Д.Р.А. не создала его, не вдохнула в него жизнь, собрав из разрозненных кусков. Г.И.Д.Р.А. перемолола его, исковеркала, изуродовала. Когда-то был Баки, лучший друг Стива, потом для всех он погиб на задании. Но он выжил, чтобы стать оружием тех, против кого сражался, чтобы стать Зимним Солдатом. На фотографии молодой мужчина, коротко подстриженный и чисто выбритый, с заразительной улыбкой и живыми глазами. Из зеркала же на Него смотрят льдистые глаза. От того Баки совсем ничего не осталось.       Стив Роджерс проспал во льдах семьдесят лет. Зимний Солдат в это время оттачивал свои навыки в убийстве людей. Один представляет правительство, другой все семьдесят лет низлагал правительства, убивал президентов, убирал с мировой арены важных политических деятелей.       Римский философ Боэций сказал: "Для животных незнание себя естественно, а для человека преступно". Представьте себе, что Вы заглянули в себя − и обнаружили то, о чём даже не подозревали.