Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

Аляска       Острое лезвие мягко снимает тонкую стружку с заготовки. В свежем лесном воздухе, далеко от любого человеческого присутствия, повисает терпкий запах древесины. Пальцы скользят по плавной линии, проверяя изгиб. Со стороны это выглядит очень интимно и лично, будто художник ласкает свою будущую любимую скульптуру, вдыхая в неё свою жизнь. Со стороны это кажется магией, когда из сваленных у ног веток появляется величайшее оружие, когда-либо созданное человеком. Оно бесшумное, компактное, меткое, изящное, опасное в умелых руках, на его хранение не требуется особое разрешение властей. Алиса видела многое, она единственная, кому дан доступ в арсенал Хоукая, хранящий сотни и тысячи великолепных образцов. Но она в жизни не видела ничего прекраснее лука. Это оружие, которое ты создаешь своими руками, вкладываешь свои мысли, и которое слушается тебя.       Она вернулась поздно ночью, когда таверна уже успокоилась. Темнота и собственная привычка прятаться сделали своё дело – никто не заметил, не услышал скрипнувшей двери, тихих шагов по лестнице и тревожного вздоха Бетти, когда Алиса сняла шапку. Доктор постелила одеяло перед жаркой печью и поспешила помочь девушке раздеться. Ал молчала, смотрела в одну точку и выглядела слишком изморенной и озабоченной, чтобы можно было спрашивать о результатах похода. Но даже так было понятно, что ничего не получилось, помощь не придет. Бетти осторожно касается влажной губкой напряженных плеч, скользит по направлению роста чешуи, чтобы лишний раз не тревожить, смывая грязь и кровь. Их нельзя ранить так просто, значит, на неё напал кто-то из "гнезда". Всё не так просто, как рисовали радужные планы Шутер, Стернс знает о станции, вопрос времени – когда он узнает о деревне. Она серьезно рассматривает вопрос о путешествии через Канаду, где густые леса и глубокие озера, где можно укрыться, найти транспорт и телефон. Но для начала нужно как-то выбраться отсюда.       Утром Алиса рассказывает о нападении на станцию, об открытке с зашифрованным посланием и о том, что им нужно уходить. Они вместе два дня, но Бетти безоговорочно доверяет чудовищу из кошмаров, в воздании которого принимала непосредственное участие.       Две ветки, прямые, без сучков, с палец толщиной, она делает это не в первый раз, память услужливо подсказывает места и деревья, движения, ориентиры. Сердце радуется возвращению домой. Сердце рвется на части, когда понимает, что происходит. Сойти с ума, стать более безумным, чем есть? Ал берет, что нужно, и спешит уйти, вернуться в свою палату с чёрными стенами, где опытный доктор лечит боль, давая её с избытком. Это безумие, и даже мысли о том, что нужно держаться ради Элизабет Росс, не успокаивают. Аляска из любящей матери превратилась в изощренного мучителя. Аляска приняла её в свои объятия и начала медленно душить. Дело даже не в ментальных приказах Стернса, не в тяге вышколенной собаки к хозяину – с этим она пока может справляться. Дело в другом, в человеке (призраке, галлюцинации?) по имени Френ.       Они тепло прощаются с Макаровым, Снежинка бежит за ними довольно долго, и Ал не сомневается, что она найдет дорогу назад, но все равно отправляет собаку домой. Девушка присаживается на колени, запуская пальцы в густой мех. - Тшш, - просит она, - Тшш, - собака садится и лижет языком, оставляя широкий след слюны на неё носу и щеке. – Беги домой, - мягко говорит Алиса, и Снежинка понимает приказ, уносится белой молнией на белом.       В этом мире, кажется, всё измеряется десятками. Десять-двадцать-тридцать километров, исхоженные вдоль и поперек, полдесятка лет покоя и любви, почти сорок лет разницы. За десять дней до ада Алиса сказала Френу: "Я люблю тебя". Через десять секунд мягкой улыбки и теплых объятий он ответил: "Я тебя тоже". Но смысл этих признаний был разным, как показалось девушке, остановившейся на половине своего второго десятка. И сейчас, она доживает второй десяток, и не может предугадать, как всё закончится 17 января. Успеет ли она поцеловать Клинта в последний раз? Просто поцеловать, закрыть глаза и прижаться своими губами к его. - Куда мы теперь? – спрашивает Бетти, когда понимает, что они двигаются в сторону гор. - Есть одно место, - туманно отвечает Шутер.       Эту дорогу она может пройти с закрытыми глазами. Они сворачивают с тропинки и прокладывают новую, упрямо двигаясь по толстому, ровному от постоянных ветров слою снега. Это достаточно широкий путь, по краю которого растут деревья. Словно здесь была когда-то дорога, которой долго не пользуются и поэтому не раскапывают. Алиса идёт в эпицентр безумия, не останавливаясь ни на мгновение. Несколько часов пути – и они выходят к загадочному дому посреди леса.       Бетти вспоминает сказку о Ганзеле и Греттель с пряничным домиком и злой ведьмой. Та, возможно, жила в таком же месте. Одиноко стоящий маленький дом с несколькими хозяйственными постройками. Снег вокруг совершено не тронут, исключая следы животных птиц. Её спутница замирает на краю леса, и доктор не знает, что думать: они так уверенно шли в эту сторону, будто знали, что здесь будет дом, но теперь Алиса боится ступить на эту землю. Шутер делает глубокий вдох и решительно ныряет вперед. Именно ныряет, её решимость больше подходит человеку, стоящему перед пучиной.       В детстве дом казался больше, мир тогда вообще казался бескрайним и полным самых невообразимых чудес. Алиса толкает крепкую дверь, но та не спешит открываться. Большой надежный замок ворчливо звучит, будто разбуженный посреди послеобеденного сна старик. Придется повозиться, чтобы снять его, возможно, стоит обойти дом вокруг, чтобы найти другой вход, хотя у них была только одна дверь. Неужели этот дом точно такой же, какой встретил впервые пришедшего сюда Клинта? Неприветливый вид, тяжелый замок, покосившиеся оконные рамы и, она уверена, пустота внутри, смешанная с беспорядком. Она взвешивает на ладони тяжелый замок. Неожиданно её руку накрывает чужая мужская ладонь в кожаных перчатках с обрезанными пальцами и рукавом грубой вязки. Френ мягко и счастливо улыбается ей, стоя с другой стороны, будто ждал её возвращения не меньше, сколько ждал новых хозяев этот дом. Их дом. Алиса не чувствует веса чужого прикосновения, но её охватывает необъяснимое чувство покоя и защищенности, сильнее, чем дала ей Аляска. Она отпускает замок, позволяя ему вернуться на своё место, обиженно ударив по деревянной двери, и следует за ведущей её рукой, нащупывая холодный ключ, спрятанный между бревен.       Это место мертво уже некоторое время, но Френсин помнит его живым и не может поверить, как много сил Френ положил на то, чтобы наполнить их дом жизнью и любовью.       Френ не отходит ни на шаг, он даже не пропадает, как делал это раньше. Он постоянно крутится рядом, лезет под руку, сидит рядом, скрашивая уютным молчанием бессонные ночи. Он помогает ей делать лук, как помогал десяток лет вперед: провожает к нужным деревьям, указывает на ветки, ползает вместе с ней по закуткам дома, разыскивая материал для тетивы. Он же со снисходительной миной указывает на свернутый плакат Капитана Америка времен его турне, где на Стиве грубо сшитый костюм и щит из обычного листового железа, покрытого краской. Кэп залихватски улыбается какими-то утиными губами, призывая покупать военные облигации, и совсем не похож на Роджерса, которого знает Алиса. Этот плакат, как можно не узнать его, тот самый, что висел над её кроватью. В ночи, когда бушевала метель, и воздух с силой просачивался через мелкие щели, плотная бумага изгибалась, создавая иллюзию выпячивающего вперед грудь командира. Поиски материала для тетивы затягиваются, когда Алиса садится на пятки перед огромным и тяжелым даже на вид сундуком. Крышка откидывается удивительно легко, будто не хранил он свои тайны от посторонних много-много лет.       Стопка первых комиксов о Капитане Америка, тех самых, с большими буквами и простыми словами. Журналы влажные и пахнут плесенью, некоторые страницы слиплись, края обтрепались, краски выцвели, но это именно те цвета, что она помнит. Алиса проводят пальцами по комиксным облачкам с ровным краем, обозначающие реплики. "Сдавайся, Красный Череп!" – кричит совсем непохожий на Стива рисунок, непропорционально большой, с широкими плечами и ногами, похожими на два овала, соединенными кругом. Красный Череп скорее оранжевый, как кожица апельсина. С каждого задания Капитана встречает блондинка по имени Лоррейн, больше похожая на основу, которую забыли заполнить мышцами. Здесь нет упоминания о Пегги Картер, после войны женщина-агент была неудобной фигурой, женщинам полагалось только лечить раненных, разбирать военные документы или ждать мужчин с войны.       После каждой прочитанной части Френ откладывал журнал и рассказывал о настоящих "Ревущих Коммандос", о Пегги Картер, о настоящем Стивене Роджерсе. Часто их беседы оставляли далеко позади историю Второй Мировой войны и уходили в истории о ЩИТ, о "Мстителях", о людях, которые защищали мир. Он не думал, что его девочка начнет спрашивать: "Откуда ты знаешь об этом, Френ?", "Кем ты был раньше, Френ?", "Почему ты живешь здесь, Френ, так далеко от всех?". Как бы он отвечал на неудобные вопросы, задумайся Алиса об этом? В десять лет она слишком доверяла мужчине, спрятавшему её от всего мира, чтобы спрашивать, откуда он знает такие потрясающие истории. Он сочинял для неё сказки, тогда она считала рассказы о "Мстителях" подобной сказкой.       Алиса находит музыкальную шкатулку с треснутым зеркалом и балериной. На крышке местами потрескался лак, тонкая соломка, которой выложен узор, истерлась или исчезла, затерявшись на дне сундука. Но цветочный орнамент, вырезанный на самой шкатулке, сохранился полностью, даже трещин нет. Ал с трудом поворачивает ключик, но мелодия, почти стершаяся из воспоминаний, не играет. Она помнит эту шкатулку с конфетным фантиком на месте зеркала, без имитирующей золото соломки. Значит ли это, что Френ починил интересную вещицу специально для своей принцессы? Можно отнести её в деревню, чтобы тонких дел мастер разобрал механизм. Тогда музыка вновь поплывёт по комнате, сплетаясь с теплом от печи, треском полений, завыванием ветра и спокойным дыханием.       Старое издание "Маленького Принца" Антуана де Сент-Экзюпери, без обложки, с оборванным переплетом, висящим на нескольких нитках. Эта книга стояла среди прочих на полке, но стоило Френсин взять её в руки, как Наставник быстро отнимал "Принца", убирая как можно дальше. "Рано-рано, тебе еще рано читать подобное", - причитал он, предлагая что угодно, только не историю умирающего в пустыне летчика, который смиряется с неизбежным, придумывая себе собеседника. Однажды она решила взбунтоваться и открыла наугад, ближе к концу. "И когда ты утешишься (в конце концов, всегда утешаешься), ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнёшь окно, и тебе будет приятно... И твои друзья станут удивляться, что ты смеёшься, глядя на небо. А ты им скажешь: "Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звёзды!" И они подумают, что ты сошёл с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю..." - прочла она строки, тут же захлопнув книгу. Больше "Принц" с полки не доставался никогда, и, как остальные вещи, сгинул в пожаре. К горю ли, к счастью, может, но Алиса так и не прочла книгу полностью.       А где же? А, вот, чуть не пропустила. Любимая "Джейн Эйр" Шарлотты Бронте в синей, густо-синей твердой обложке и золотыми буквами, зачитанная до дыр в подростковом возрасте. Книга о непростой судьбе сироты с сильным, независимым характером, о её детстве, взрослении, поисках своего пути и преодолении препятствий, на этом пути встающих. "Когда ты не знаешь, чем заполнить день, подели его на части, каждую часть займи чем-нибудь, не сиди без дела и четверти часа, десяти минут, пяти минут, пользуйся каждым мгновением, делай намеченное тобою методически, с суровым постоянством, - и день пройдёт так быстро, что ты не заметишь, как он кончился. И ты не будешь зависеть ни от кого и ждать, чтобы тебе помогли провести время. Тебе не придётся искать ни общества, ни разговоров, ни сочувствия, ни поддержки - словом, ты будешь жить, как должно жить независимое существо".       Прошедшие через ни одни жадные до сказочного мира детские руки "Хроники Нарнии" Клайва С. Льюиса, все части в трех томах. "Приключение в жизни начинаются с книг о приключениях", - цитата Жюля Верна на обложке, картинки персонажей, множество иллюстраций загадочного художника П. Бэйнс. Хрупкая девочка Люси, уходящая под руку с фавном по тонкой заснеженной тропе в безмятежный белый лес. "Я прочитал эту книгу, когда был маленьким мальчиком", - сказал Френ, открывая самую первую повесть "Племянник Чародея" и готовясь рассказать о загадочном и волшебном мире. – "Надеюсь, что и для тебя это станет мудрым проводником к сложному, большому миру, расположенному за пределами прекрасной Нарнии". Хитрец, он просто прочитал эти строки из краткой биографии автора, расположенной на последней странице! "Да, соврал, каюсь, грешен!" – хохотал мужчина, когда девочка, уже почти девушка, подошла к нему с этой находкой. – "Но я люблю тебя и хочу говорить тебе только правильные вещи".       Если все книги лежат обложками вверх, то "Бесконечная история" Михаэля Энде стоит боком, прижатая к стенке сундука. История, где фантазия переплетается с реальностью, как переплетаются несбывшиеся воспоминания в памяти Шутер. Она осторожно достаёт книгу, помня, какая она хрупкая - страницы буквально крошились под пальцами, она помнила, - теперь же они влажные и покрыты точками плесени. Книга как раз стояла у той боковины, которая прижималась к стене и принимала на себя всю сырость. Она поднесла книгу к лицу и втянула носом запах. Среди сырости и плесени, отвратительных на самом деле запахов, пробивались нотки дальних странствий, запах мха, сыроватой земли в лесу и распустившихся цветов. От этой книги веет духом приключений, загадок и тайн... Здесь живут непостижимые существа, здесь уживаются разные расы и народы, и правит ими всеми Девочка-Королева. В эту книгу погружаешься с головой, видишь её мир, слышишь голоса её героев, мчишься вместе с ними навстречу опасностям и наслаждаешься каждой минутой, проведенной в этой загадочной и такой знакомой стране Фантазии.       Хотела бы она знать что, собственно, такое книга? Напечатанные буквы? Но когда раскрываешь её, вдруг появляются люди, которых прежде не знал, и начинаются приключения, битвы и шторма, или оказываешься в чужих странах и городах, и всё это — из-за книги. Конечно, её для этого нужно прочитать. Однако еще ДО ТОГО что-то уже случается...       Алиса перебирает книги, на которых выросла. Среди них нет некоторых названий, например, "Волшебника изумрудного города" или "Повелителя мух". Возможно, Френ пополнил ими библиотеку позже, специально для неё. Френ невероятно много сделал, чтобы она стала именно такой, какой стала.       Дом изнутри встретил их довольно неприветливо – пустота и холод, ни грамма того домашнего уюта, что окутывал Френсин каждый день на протяжении пяти лет. - Как ты узнала об этом доме? – с сомнением спросила Бетти. - Макаров очень настойчиво предлагал мне идти в северном направлении, - это даже не ложь. Старейшина, услышав, что им необходимо по правилам жить в лесу, хитро подмигнул и направил на Север.       Первым делом они растапливают печь и прибираются, сваливая в огонь весь мусор, который радостно носится по полу. Потом принимаются за окна и двери, проверяя испортившееся от времени дерево, утыкая трещины. Две девушки развели бурную деятельность в отдельном доме, так по-женски приводя его в приличный вид. Где-то на покосившихся полках нашлась посуда, колодец оказался чистым, чтобы принести ведро воды и согреть то, что дала им в дорогу добрая Мира. Немного домашнего сыра, свежего хлеба, копченого мяса, овощи… Это ощущалось как после того случая, когда Ванда бросила в неё осколками кирпича, которые повредили внутренние органы, и ей пришлось на какое-то время отказаться от настоящей твердой еды и питаться протеиновыми коктейлями Брюса. Чтобы не завидовать слишком сильно и не перебивать аппетит Бетти, которая и без этого многим пожертвовала ради душевного спокойствия своей спутницы, Шутер пожелала ей приятного аппетита и отправилась на чердак в поисках полезных в хозяйстве вещей.       Нет, сундук с книгами и музыкальной шкатулкой она нашла чуть позднее, сейчас же Френ уверенно показывал ей на свечи, инструменты, пропахшую сыростью одежду, которую можно повесить сушиться возле печи. Кажется, он был рад, что его девочка вернулась домой, пусть даже и похожая на ящерицу-переростка. В тот момент началась настоящая пытка.       Разобрав книги, Алиса приступает к поискам материала для тетивы, ей подойдет всё, что угодно: лён, пенька, другие растительные волокна, сухожилия, шелк… Она находит обрывки веревок, разрывает на части найденный платок, радуется сохранившемуся набору шелковых нитей. Этот дом не настолько мрачный и неприветливый, как показалось вначале. Наоборот, люди, что жили до них, уходя, позаботились, чтобы следующие жильцы нашли всё необходимое для жизни. Например, ржавый дробовик и небольшую коробку патронов. Из этого дробовика Алиса Шутер расстреляла нескольких человек, когда кроваво-красная пелена затопила её взгляд в первый раз. Стоит вернуть его на место.       Кожа, вернее, чешуя на пальцах достаточно прочная, чтобы грубая веревка не причиняла неудобств, когда Ал расплетает её, связывая в новую, тонкую нить. Френ тянет уже сплетенное на прочность, удовлетворенно кивает или совсем невиновато улыбается, когда разрывает непрочно связанный участок, и девушке приходится расплетать всё и связывать вновь. Это, с одной стороны правильно – тетива должна быть крепкой, но гибкой, достаточно тонкой, чтобы стрелять. Это охотничий лук, он не будет висеть сувениром на стене. Но разругаться последними словами на хитро блестящего глазами Френа хотелось очень.       Дальше были стрелы, сделать которые оказалось легче всего. Винтовка Шальная (бедная, как она там, в окружении чужих людей) могла использовать стрелы в качестве снарядов, поэтому Ал часто их делала. Френ, перебирающий заготовки для будущих стрел, тихо фыркнул. Шутер вздрогнула, когда память дорисовала насмешливый тон и произнесенное хриплым голосом: "Винтовка, надо же! В твоих руках скоро окажется самое лучшее оружие во всей Вселенной, а ты думаешь о какой-то винтовке!". Но еще она помнит, как давно-давно они сидели так же рядом, с ворохом веток в руках и под ногами, как Френ завернул её в свою теплую куртку и рассказывал о том, как делать стрелы: - Я всю жизнь считал, что важнее всего художник, но не сама кисть, - говорил он, быстро и ловко убирая с веток кору, превращая изогнутый и сучковатый прут в ровную стрелу. - Сначала я думал, что успех на 90% зависит от лучника, теперь же я думаю, что 90% зависит от лука и стрел, и всего лишь десятая часть приходится на мастерство самого лучника. Дай лучшему мастеру лука плохой лук и кривую стрелу с растрепанным оперением - и что станет с его мастерством? Так что стрелы надо делать на совесть, хоть они и теряются, ломаются, дарятся, одалживаются. Стрелы – расходный материал, но ты всё равно должна уважать их. Прежде, у меня было много стрел самого разного назначения. Одни взрывались, вторые "стрелялись током", третьи возвращались, четвертые помогали в шпионаже… Да, бурное было время, но тебе лучше не знать о нём.       Место для первой тренировки нашлось там же, где и было оставлено - за домом, где деревья стоят гуще, и можно не целясь, хотя бы в одно из них попасть. Лук, еще пахнущий деревом, тетива, сплетенная за бессонную ночь, и пять стрел, сделанных за полчаса. Лук больше похож на игрушку, он таковой, по сути, и является. Чтобы сделать всё по правилам нужно гораздо больше времени, которого нет. Неизвестно когда прибудет помощь, неизвестно, когда безумие поглотит Шутер, неизвестно, когда их найдут другие чудовища с гор. В этом уравнении столько неизвестных переменных, что найти ответ не представляется возможным. - Посмотрим, правду ли говорят о мышечной памяти, - ворчит под нос девушка, становясь в стойку.       Ноги она расставляет на ширину плеч, обязательно на одной линии, вес тела переносится на левую ногу, голова поворачивается естественно и без напряжения. Когда ноги стоят правильно и устойчиво, можно приниматься за руки. Собственно держать лук не требуется. Рукоятка должна сама лишь опираться на место между большим и указательным пальцами удерживающей руки. Эта точка на руке принимает на себя вес лука при его натягивании. Остальные пальцы руки должны лишь расслабленно накрывать рукоять. Она осторожно ставит стрелу на тетиву и прикладывает кисть руки. Указательный палец должен - над стрелой, средний и безымянный – под ней. Когда-то это было естественно, теперь же пальцы, подогнанные под курки огнестрела, отказываются повиноваться, держа стрелу на тетиве. Алиса поднимает лук в сторону абстрактной мишени, абстрактной, потому что заранее не уверена, что ей стоит надеяться попасть в деревья. Руки, плечи и стрела выстраиваются в одну линию почти на автомате. Главное – выпускать тетиву нужно плавно, расслабленно, просто расслабить пальцы. Нужно просто расслабить пальцы.       Руки дрожали, по нервам, по напряженным мышцам текла стремительно нарастающая боль, будто сплетенная ей же самой тетива была под напряжением, способным спалить человека дотла. В голове гудело воспоминаниями о белом снеге с редкими крошками сожженного дерева и красным, красным, красным… Красным на белом. Нет-нет, пожалуйста, не сейчас! Зря она думала, что будет легче использовать лук, когда за спиной стоял целый и невредимый дом, а Клинт пусть и был отвратительно далеко, но был жив. Из памяти не выжжешь сожженное здание посреди безмятежного леса и труп под этими самыми деревьями, даже небольшой сугроб там, где когда-то она похоронила Френа, напоминал могилу. Это возвращение в Фиору не принесло облегчения, как не принесло его возвращение во времени. Всё цело, все живы, да, но это кривые зеркала. Мир, в котором тебя нет.       Пальцы не получается разжать плавно, будто играючи, как нужно. Движение выходит дерганным и резким, поэтому стрела виляет и падает в снег. Даже не втыкается под острым углом, а падает плашмя, издеваясь. Может, дело в том, то навык потерян, может, в том, что она сделала что-то неправильно. А может, собственные страхи и воспоминания оказались слишком сильны. Но даже когда она убирает лук в сторону, боль не прекращается, пальцы буквально ломает, изгибает под причудливыми углами. - У нас больше нет лекарств, - тихо говорит Бетти, когда Ал обращается к ней за обезболивающим. – Ни лекарств, ни смеси для кормления, ни даже простого обеззараживающего средства, чтобы промывать катетер, поэтому я уберу его. - Сколько у меня есть времени? - спрашивает Шутер, пока из неё раскаленным ножом выдирают пластиковую трубку, а потом промывают рану кипятком и перевязывают. - Меньше месяца. - Что потом?       Бетти молчит, и без слов ясно, они уже говорили об этом. Боль в теле из-за сопротивления организма мутации. Ал хочется рассмеяться: у неё особенный организм, который не принял мутацию даже от родных родителей, и сейчас борется с мутацией, которую ему навязали. Безумие из-за того, как привязывает к себе подчиненных Стернс, словно мало ей своего. Со временем тяга к хозяину станет невыносима, и ей захочется вернуться в "гнездо". "Но я, всё же, хочу верить, что команда найдет нас раньше", - говорила мисс Росс. Но, всё же, я хочу верить… Я тоже хочу верить, Бетти, что окажусь рядом с Клинтом до того, как меня скрутит желанием быть с другим мужчиной!       Они живут в домике посреди леса уже неделю. У них свой, нехитрый быт: дрова в печи, вода из колодца, силки, которые Шутер проверяет днём, починка крыши, шитье, чтение… Оставалось только удивляться, как быстро проходит день, когда вокруг столько занятий. Алиса пытается сделать их мир хотя бы чуть-чуть похожим на свой. Например, она вешает плакат на место, пытается починить для себя старую кровать. Она не спит, но отдых на тонком матрасе, набитом соломой и тряпками может себе позволить, пока сладко спит Бетти. Иногда Ал мечтает, что вернется домой и будет спать в своей постели, рядом с Клинтом. Она будет есть всё, что найдётся в холодильнике, пить свой крепкий кофе из фиолетовой кружки со Злыми Птицами вместе с Клинтом. Она посадит мужчину рядом и наконец-то перегрызет горло Барбаре. Возможно, последнее удастся сделать до того, как найдется способ вернуть её в нормальное тело. Своё. Пусть и избитое, и изувеченное, но своё.       Чтобы найти верную дорогу, сначала надо заблудиться, не так ли?