Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

      До последнего времени Алиса бессонницей никогда не страдала. Она знала, что человек может провести без сна трое суток без ущерба для организма, поэтому и старалась выстраивать свою жизнь в таком ритме: три дня бодрствования – сутки сна. Иногда, спать удавалось меньше, чем сутки, из всех правил случаются исключения. Например, рекорд бессонницы принадлежит американцу Роберту Макдональдсу – он продержался без сна почти девятнадцать суток. Еще один факт: если здоровый человек проведет без сна сутки, то у него появляются симптомы, напоминающие шизофрению. Какие только мысли не появляются в голове, когда лежишь без сна.       Размышления заполняют голову. Как она оказалась здесь, какие неведомые силы спутали дорогу, чтобы привести её сюда и сделать чудовищем? С чего вообще всё началось? С прихода Росса или раньше, с того, как подействовала на неё Барбара, заставив принимать неверные решения оступаться раз за разом, или ещё раньше, в тот момент, когда медсестра большим шприцем ввела ей под кожу маяк и началась скрытая слежка? Госпиталь находится под ведомством ЩИТ, просто так в него не попасть, серьезная охрана, состоящая из агентов. Но известных случаев побега и проникновения сотни: Ал бежала с Клинтом, пусть и через крапиву, Клинт пролез к ней, когда она лежала без сознания после пожара. Но медперсонал строго проверяется, всегда есть риск, что кто-то подошлет наёмного убийцу, пока агент приходит в себя. Значит, дело в ЩИТ. В организации завелась крыса, которая ставит слежку за всеми агентами или это только Шутер такая особенная? У неё не должно быть причин не доверять Фьюри, но Фьюри - это не весь ЩИТ. Фьюри не посылал к ним Барбару, Фьюри бы никогда не поставил за ней слежку. Только не так, и дело тут не в доверии, Ник Фьюри не склонен доверять кому-либо. Дело в том, что команда присмотрит друг за другом лучше, чем кто-то со стороны. Они как плотный кокон, впускающий в себя кого-то, только если сами так решат. Настоящая замкнутая экосистема, с подозрением относящаяся к проникновению в свои ряды. Достаточно вспомнить длинный список кандидатов на место "второй девушки" и жестокие проверки, которым подверглась сама Алиса.       Раньше её испытывали на прочность, чтобы узнать, годится ли она для команды супергероев. "Мстители" сейчас – герои, которым подражают дети и приводят в пример родители. "Мстители" её времени – изгои, предатели и преступники с соответствующими методами борьбы. Теперь же её собственный разум ополчился на неё пытаясь сделать… Что?       Это место навевает дурные воспоминания. Каменное здание, чудом сохранившееся в глубине леса, с толстой металлической дверью и целыми стеклами. Никто давно не помнит, что тут находилось. И только Алиса знает о событиях, которые произошли здесь однажды и никогда не произойдут. - Зачем мы здесь? – спрашивает она, поворачиваясь к Френу, который остался стоять на улице, у входа. И осекается, понимая, что спрашивает у пустоты.       Это очень странно, хотя, это безумный мир, поэтому ничего странного, что они оказались здесь. Френ хочет что-то ей показать или это её извращенная вторая сущность тянется к месту своего окончательного пробуждения? Она старается держать себя в руках, но это сложно, когда ты охотишься за дикими зверями, перенимая их повадки, чтобы предугадать их действия и пьёшь кровь. Именно кровь – это единственное, что может принять её организм при отсутствии нормального питания. Чужая жизнь. Жизнь на Аляске вскрывает неожиданнее аспекты её существования, о которых она бы предпочла вообще никогда не знать. Ал живёт за счёт чужих жизней. И пусть её не уверяют, что это не так.       Бетти давно спит, укутавшись по самую макушку в одеяло, в то время как Алиса готовится провести очередную бессонную ночь. На сегодня она нашла себе много занятий. Например, сделать из коры и кожи колчан для стрел. Она любит делать стрелы, потому что монотонные движения успокаивают и позволяют сосредоточиться на работе, растворяя в запахе дерева лишние мысли. Поэтому у неё много стрел, которые, кажется, расползаются по всему свободному пространству. Если она сделает колчан до рассвета, то можно заняться специальным футляром для лука и стрел, древние скифы называли его "горит".       Но вместо очередных их ночных посиделок Френ выходит на улицу, и, значит, нужно идти за ним. Ал одевается теплее, закрывает задвижку печи, чтобы не было пожара, и идет за ним, надеясь, что к утру они вернутся, куда бы Френ не решил её привести. В лесу темно, хорошо бы взять фонарь, но его нет, даже дом они освещают при помощи масляной лампы. Запасов масла не так много, придется скоро идти в деревню за необходимыми вещами. Дороги не разобрать, она не видит дальше собственной вытянутой руки, поэтому старается идти за проводником и не терять его из виду. Здесь нет тропы, но Френ упрямо идёт вперед, указывая дорогу.       Небо очищается, оставляя позади все тучи и сомнения. Всходит луна, освещая бледным, неверным светом всё вокруг. Деревья больше не цепляются ветвями, будто понимают, что несуществующего призрака не остановить, как и девушку, что идёт за ним. Они будто расступаются, открывая им дорогу, открывая им цель визита. Природа обступила это место со всех сторон, вековой лес давит на разрушенные домики, но один из них стоит целым и невредимым, будто монолит. Будто созданное специально для тех событий, что произошло здесь много лет вперед.       Первое превращение из человека в монстра, из Охотника - в Убийцу.       Первое убийство Алисы.       Первая кровь на её руках.       Первая месть за смерть.       Она узнает место каким-то чутьём, каким-то внутренним состоянием, вдруг вспоминает всё – не размыто, как раньше, не урывками, звуками, эмоциями, а целой картиной.       Открыть дверь с ноги, просто выбить одним сильным ударом и даже не удивиться, откуда взялось столько силы. Секунды на оценку ситуации. Несколько мужчин с перевязочным материалом, у одного из них торчит из бока сломанная стрела, и он жалобно стонет. Ал знает, она уже тогда понимала в анатомии – ему не выжить, если протолкнуть стрелу чуть глубже, она проткнёт артерию и мощный поток собственной крови смоет его с лица Земли. Может, по кровавому этому следу она и шла. Эти люди спокойны, они расслабились, они не думали, что за убитого лучника "Мстителей", спрятавшегося далеко на Аляске и, по слухам, спрятавшего выродка мутанта, спалившего Гарлем, кто-то придет мстить. Что придет мстить тот самый выродок. Они разожгли огонь в центре, чтобы согреться, отставили оружие к стене, сняли бронежилеты. Они пробыли здесь всю ночь, ожидая эвакуации, и это даже не их ошибка. Их ошибка – вообще появиться здесь. Раненых она оставляет на потом, с ними будет легче разобраться, больше её интересуют боеспособные мужчины.       У двери стоит раскрытый ящик с патронами, как нелепо. Она запускает в него руку, пока они изумленно смотрят на почти девочку с карабином, доли секунд наслаждается ощущением чистой ярости, что пробуждает в ней прикосновение к продолговатым предметам, начиненным смертью. Но в тот момент она не думает подобными эпитетами, она просто бросает горсть патронов в огонь и ныряет обратно на улицу, чтобы разлетающиеся снаряды не задели её. Это, может быть, даже никого не убьет, но дезорганизует. Так, возможно, она с ними и расправилась, оглушенные взрывом, раненые, они не могли сопротивляться, как она того желала. Может, так даже лучше. Это первый глоток пьянящей силы, первый день в новом статусе, первый раз, когда всё мешается в водовороте, вырывая часы, а то и целые сутки из жизни. Свои патроны она расстреливает просто наугад, даже не целясь, едва затихает последний хлопок. Три патрона, их было всего три, она ощутила это пальцами. Десятки, тройки… Загадочные цифры, за их значения мозг цепляется, пока она ждет удачного момента для себя. Десять – завершенность и безупречность, три – эмоциональность и предвидение, есть еще двенадцать, волшебное число двенадцать, которого в их жизни тоже много – сила и мужество, неумение прощать.       Карабин щелкает впустую, объявляя, что патроны закончились, тогда она бросает его в сторону и бежит вперед, доставая нож…       Алиса трясёт головой, возвращаясь в реальность. Она спешно выходит на улицу, будто стены сейчас рухнут. Френ прислонился спиной к внешней стороне стены и смотрит в другую сторону, на лес. - Что ты хочешь? – слова даются ей с трудом. Воспоминания, неожиданно проступившие кровавыми пятнами на снегу, стягивают путами грудь, лишая возможности нормально вздохнуть.       Френ молчит, только смотрит грустно и с такой пробивной нежностью, от которой легко задохнуться. - Я всегда думала, что ты любишь меня, - здесь нет никого, кроме неё и её безумия, поэтому Ал решает, что может, наконец, сказать. – Ты был первым, в ком я не сомневалась. Но сейчас заставляешь меня вспомнить то, что я никогда не знала и не хотела бы знать. Почему? Ты наказываешь меня?       Призрак опускает взгляд, чертит носком ботинка линии в утоптанном снегу. - Ответь мне, чёрт возьми! – кричит она и хочет схватить его за воротник, встряхнуть и выбить из него слова, но руки проваливаются в пустоту. Френ - призрак, лишь её галлюцинация, плод больного воображения.       Было бы ей легче, если бы он мог говорить? Было бы ей лучше, если бы он сказал? Страшно не то, что он молчит или говорит, а то, что охотник Френ лишь часть её подсознания и искать ответы ей придется в себе. Будто чёртова сущность, желающая убить всё живое вокруг, хочет показать, как это приятно.       Обратно Ал возвращается одна, сбивается с дороги, плутает пару часов и, наконец, приходит к дому, когда алая полоска рассвета расплывается по горизонту, разделяя небо и землю. Она забирается на печь, чтобы согреться, поворачивается спиной к стене и пытается не думать. Не думать о смертях, что она принесла в этот мир, не думать о том, что будет с ней дальше, не думать ни о чем, попытаться сосредоточится на пустоте в голове. Хвост беспокойно елозит по подстилке, глухо стучит по стене, трогает пугливо холодные ноги.       Но это не помогает, в памяти то и дело всплывают и крики, и хруст костей. Под закрытыми веками человек, из бока которого торчала сломанная стрела, обмотанная слоями бинтов и повязок, окрашенных кровью. Основанием ладони Ал протолкнула стрелу дальше, затем вырвала её и вонзила в глаз. Кровь из раны залила её одежду, попала на лицо, но Ал было не до этого. Она просто хотела этой крови. Очень быстро и с улыбкой, будто это обычное дело. И когда с последним было покончено, она рассыпала по полу патроны из ящика, разлила сверху горючее и позволила бодрому ручейку из маслянистой жидкости своим ходом подобраться к огню. Она шла обратно в свой лес, в то, что когда-то было её домом, к тому, что от него осталось. За спиной разрывались снаряды, ломалось на части здание, огонь набирал свою силу. Во все стороны летели камни и пули, но все они не достигали прямой спины и гордо поднятой головы. Мир рушился с точно такими же звуками фейерверка. За спиной разгорался настоящий пожар, который она несет за собой всю жизнь. Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются.       Шутер потягивает колени к груди, обнимает ноги руками, хвост сам собой оплетает её, очерчивая границу. Будто она может спрятаться от своей боли, если станет занимать меньше места. Будь у неё крылья, она могла бы накрыться ими, запирая себя в плотный кокон. Ал вдруг становится смешно. Она покрыта чешуёй, у неё есть хвост и спинные гребни, длинный раздвоенный язык и острые зубы. Были бы крылья, и она могла бы звать себя драконом. Только не бывает драконов-женщин.       В углу дома, на рабочем столе, что-то щелкает, затем еще раз и еще, после четырех щелчков по комнате начинают плыть первые ноты мелодии колыбельной из шкатулки. Звук скорее приятный, чем пугающий, но заставляет наполниться тревожным холодком. Греющаяся на печи Алиса и спящая Бетти вздрагивают почти одновременно. - Что это? – спрашивает Бетти, выбираясь из уютного кокона одеяла, куда заворачивается каждую ночь. - Музыкальная шкатулка, - понимает Ал, соскальзывая с печи.       Шкатулка стоит на столе раскрытая, пусть она уже не издает звуков, но Алисе нравится смотреть на балерину и думать о том, какая была мелодия. Сейчас же балерина вновь кружится в танце под знакомую песню. - Старые вещи… - задумчиво говорит Бетти, расправляя загнувшийся край платья крохотной миловидной девушки. – Они часто бывают неисправны, и пугают в самый неподходящий момент. В гостиной моей тёти стояли большие старые китайские часы. Я помню, как, приезжая к ней на каникулы, я часто стояла перед ними и смотрела, как ритмично движется маятник, как плавно бегут резные стрелки. Позже, дядя рассказал мне, что в час её смерти часы неожиданно пробили четыре раза, хотя и не должны были, и встали. Они вызывали часовщика, но стрелки делали круг и вставали точно на том времени, когда умерла тётя, и били четыре раза. Дядя усмотрел в этом проклятие и избавился от них. Он разбил часы, сжёг их и закопал пепел. - Почему он так испугался? - Его семья была из Китая. В китайском языке числительное "четыре" и глагол "умирать" звучат одинаково, пусть и пишутся по-разному и имеют разное значение.       Алиса могла бы улыбнуться, могла бы сказать что-нибудь о повторяющихся неисправностях, старых часах и плохих часовщиках, но она сама знает, как это - пережить любимого человека. Её собственное сердце встало, когда умер Френ, и забилось с удвоенной силой, стремясь прыгнуть в руки Клинта, когда они поцеловались в первый раз. Не сломайся тогда всё прикрытие, не узнай "Мстители" её правду, что бы стали они делать? Хм… не стоит мечтать, хотя, Клинта определённо стоит спросить, если она хочет проверить утверждение "сгореть от стыда".       Балерина останавливается, в последний раз сделав резкое движение. - Ты думаешь, что это тоже какой-то знак? – спрашивает Алиса, вновь поворачивая ключик. Механизм щелкает, но мелодия не играет. - У меня никогда не было музыкальных шкатулок. Отец считал это пустой тратой денег и времени, - грустно улыбнулась Бетти. - У меня была, - девушка проводит пальцами по краю.       Какое-то время после появления на Аляске, Френ, укладывая её спать, рассказывал сказки именно под музыку из шкатулки. Ал плохо засыпала, постоянно ворочалась, часто просыпалась, поэтому он и начал рассказывать сказки. Сначала они были глупые и нескладные, вроде плохих пересказов давно-давно смотренных фильмов, но со временем растревоженная очередной историей девочка не могла уснуть, раз за разом, переживая сказочные события. Хвост предвкушающе стучит по полу, выбивает какую-то мелодию, лопатки с зародышами крыльев начинают больно пульсировать.       Дракон. Она дракон, но драконы не бывают женщинами, так уж повелось, так велела Великая Мать. Поэтому она такая несовершенная, поэтому её тело сражается с искусственно навязанным уродством. - Много лет назад меня укладывали спать под мелодию из шкатулки, - говорит она, - и рассказывали сказки. - Тогда вспомни сказку, - голос, что отвечает ей на ухо, не принадлежит Бетти, та ушла заниматься обычными утренними делами, когда заметила, что её собеседница погрузилась в собственные воспоминания. Голос больше похож на трескотню сороки или крик ворона: ломанный, громкий и резкий, бьющий прямо в мозг. - Бетти, я… Я схожу прогуляться, - Ал быстро одевается и, спрятав шкатулку подмышку, уходит. Тропа уводит её вглубь леса, где никто её не потревожит Трудно сказать, когда её догоняет Френ, просто в какой-то момент она понимает, что идет не одна. Призрак садится прямо на снег, он ведь бесплотен, что ему холод и сырость. Шутер садится на сваленное бурей дерево и открывает шкатулку.