Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь

Нью-Йорк — Значит, я едва её не убил? — говорит упавшим голосом Клинт, рассматривая выкладки Беннера по свойствам лекарств, прописанных Г. И.Д.Рой, и Брюс впервые не может промолчать: — Это не твоя вина, — говорит он. А что ещё сказать?       Клинт не виноват в том, что плохие люди из ЩИТ пытались убить девушку, которую он любит. Он не виноват в том, что сам давал ей яд под маркой лекарств. Алиса пыталась выкарабкаться из не её безумия, но раз за разом специалисты Г. И.Д.Ры увеличивали дозу. Чего они хотели этим добиться: направить все силы и внимание команды на одну цель, скомпрометировать их, когда Шутер насытится галлюциногенами настолько, что не будет отличать реальность от вымысла и нападет на кого-нибудь? Подобное уже было, когда кто-то выпустил на улицы их механических двойников. Но то были двойники и они смогли доказать свою невиновность, а если на улицу выйдет настоящий неуправляемый Мститель? — Сейчас нужно понять, где её искать, — поддержал Стив, стоящий рядом. — Мы еще расшифровываем информацию, похоже, что у Г. И.Д.Ры был план уничтожения или поглощения ЩИТ еще до того, как я узнал об этом. Особенно они активизировались после вторжения читаури, когда получили в руки внеземные технологии. — Но она могла сказать мне, — рассеянно произнес Бартон. — Могла сказать, что лекарства не действуют или делают еще хуже. Она могла сказать мне о галлюцинациях или что там еще было с ней.       Но, произнеся это, он понимает, что Ал бы никогда не сказала ему об этом. Чтобы не волновать, чтобы не делать ему больно, чтобы не отвлекать его от ситуации с Барбарой. Чтобы он не думал, что должен ей за то, что сделал с ней, мол, «ты заставил меня жить, теперь ты отвечаешь за меня». Или «Это из-за тебя я здесь, из-за тебя я едва не убила себя, чтобы ты жил, и эти последствия тоже твоя вина». Потому что, по мнению Ал, ей достаточно того, что он просыпается утром и пьёт свой кофе, проводит тренировки два раза в день и возвращается живым. — Я мог заметить сам, чёрт возьми! — вскричал он. Он мог заметить какое-то напряжение, равнодушие или даже страхи. Внезапные спазмы и резкие сокращения мышц, причинявшие сильную боль. Мог не списывать на что-то другое, когда у неё начинала идти из носа кровь. Мог признать за тревожные сигналы её драку с Бобби. В здравом уме Ал бы никогда не накинулась на неё, пусть даже Барбара и пыталась бы вывести её из себя. Он бы мог остаться в тот момент в комнате, успокоить её, спросить что случилось, но он был слишком обозлён безрассудством своей девушки. — Я мог заметить, как командир, я всегда должен знать, что нужно моим людям, — Роджерс тяжело опустил ладонь ему на плечо. — Наташа могла заметить, потому что они с Ал очень дружны. Брюс мог заметить, как доктор. Каждый мог что-то заметить, но не заметил. Думаю, мы узнали бы об этом, только когда стало бы совсем поздно. — Уже поздно, — вывернулся Бартон. Он еще раз посмотрел на зацикленную картинку разрушения абстрактного мозга, которая крутилась на прозрачном экране, и спешно вышел, не желая, чтобы кто-либо видел его в этом приступе слабости и отчаяния.       Снижение чувствительности… Для Ал это сродни катастрофе. Если обычные люди больше доверяют глазам, то для неё мир гораздо больше. И звуки, и ощущения, и запахи. Она перестала прикасаться к нему, она перестала наслаждаться поцелуями так, как делала это раньше, она не морщилась, когда пила приготовленный им сильно разведенный кофе. Она не откликалась сразу, если её звали, она переспрашивала вопросы. Она не могла сразу ответить, она часто зависала в своих раздумьях.       Бартону хотелось биться головой об стену, хотя он понимал, что это бессмысленно. Он обещал заботиться о ней, а в итоге она так и осталась вечной жертвой каких-то высших целей, теперь уже не своих. Будто есть у него заботы важнее её. Ему казалось, что в Башне никто не делает ничего, чтобы спасти Ал, чтобы найти её. По его мнению, расшифровка информации велась слишком медленно, они чего-то ждали, какого-то чуда, того, что однажды Ал придет сама, поднимется на лифте и с разбегу упадет на диван в общей гостиной, если у неё не будет сил, чтобы дойти до комнаты и нырнуть к нему под бок. Но чудес не бывает, Алиса не вернётся сама.       Клинт быстро идет по коридору, возможно, он резок в своих суждениях, возможно, распад ЩИТ стал шоком для всех и команда сейчас прежде думает, как защитить их, и в этих масштабах одна жизнь не играет какой-либо роли. Но это Алиса и это «Мстители», здесь не может быть по-другому. Но почему они тянут?! Какие еще должны быть доказательства того, что его девочка в опасности? Что делать ему? Вновь бросаться с головой в гнездо Г. И.Д.Ры с большей вероятностью того, что он уже не выберется? Он единственный может защитить Алису и спасти её, но как он это сделает, если не сможет защитить себя? — Клинт? — Барбара встречает его возле двери в их комнату.       Она вернулась вместе с ним, довезла его до Башни и поднялась наверх, чтобы поговорить с Капитаном. Она хороший агент и хочет остаться в одном из проектов ЩИТ, чтобы сохранить хотя бы видимость своей работы на шпионскую организацию. Она всё еще хочет защищать свою страну и жизни людей. — Что они сказали тебе? — с тревогой спрашивает она.       Клинт всей душой желает повернуть колесико нового слухового аппарата и погрузиться в тишину вновь. Потому что разговаривать с той, что спровоцировала уход Ал из дома, после которого она уже не вернулась, он хочет в последнюю очередь.       Наташа появляется как из воздуха. Видеть знаменитую Чёрную Вдову в свободной одежде и с выделяющимся животом, такую милую и домашнюю, расслабленную, непривычно. Но она все равно осталось той, кем была, только стала еще опаснее. Романофф мягко берет друга под локоть, даёт ему свою поддержку, показывает, что он не один. — Это личные дела команды, — цедит она сквозь сжатые зубы, зло смотря на Бобби. — Я теперь тоже часть этой команды! — отвечает Бобби, но Наташа уже не обращает на неё внимания.       Женщина ненавязчиво подталкивает Бартона к двери, в полумрак его комнаты. Она знает, что мужчине лучше сейчас принять душ, смыть с себя запах больницы в Адской Кухне и лечь спать. Наркотики под маркой лекарств исчезли с прикроватной тумбочки, Брюс забрал их для исследований. Вместо них — всего одна оранжевая баночка со знакомым обезболивающим, проверенным, без примесей. Клинт замирает, крутя в руках пузырек. — Ты ведь не доверяешь ей? — Наташа начинает издалека, стараясь отвернуть его от всей ситуации с ядами. Потому что она знает, что думает Клинт о промедлении. Потому что она думает то же самое. — Бобби? — переспрашивает он. – Нет, я не верю Бобби. И этому, — Бартон с коротким замахом выбрасывает лекарство в корзину, — тоже не верю. И тебе не верю, — мужчина говорит это спокойно, будто объясняет очевидное, но по мелкой дрожи кончиков пальцев и тому, как стукнулась о край корзины банка, перед тем как упасть, понятно, что внутри он кипит.       Наташа не отвечает на этот выпад. Она тяжело вздыхает и идет к двери. — Знаешь, приходи, когда выспишься. Алиса важна не только для одного тебя, — говорит она, закрывая за собой дверь и оставляя мужчину одного в пустой комнате, где всё напоминает о том, что её делят двое.       На короткую секунду Клинт хочет достать самую большую коробку и сбросать туда все вещи, выбросить в окно разноцветные футболки и носки, толстые папки с вырезками и привычкой Ал всё держать в порядке. Выбросить непонятные книжки, фигурку китаянки от туалетной воды с запахом киви и большую тетрадку в твёрдой обложке (какие-то дистанционные курсы, его девочка хочет нагнать всё упущенное), ворох бумаг, оставшихся от расследования. Жесткий диск с фильмами и сериалами. Ноутбук с чёрной матовой крышкой. Фотоаппарат. Копилку в виде свиньи, в которую она собирает мелкие монетки. Он берет в руки путеводитель по Санкт-Петербургу с мечтами однажды приехать туда и снять квартирку на месяц, гулять по улицам, пропитанным историей, смотреть на красивые здания и каналы, стоять близко-близко к холодной воде и смотреть, как волны разбиваются о гранит.       А еще ему хочется вздохнуть с облегчением, выпустить весь воздух из легких и не вдыхать больше. Голова вдруг проясняется, будто с исчезновением девушки исчез какой-то влюбленный дурман, и Бартон вернулся к своему привычному, равнодушному ко всему состоянию. Только это безумие. Потому что возвращаться он не хочет. Потому что это не дурман и не магия. Испытав на себе гипноз, он сможет отличить свои настоящие желания от чужих. Тогда он задыхался под чужой волей, не мог бороться, лежал в углу собственного сознания и тихо скулил. Сейчас, когда рядом Ал, он чувствует себя свободнее и счастливее, чем когда-либо. Но в данную минуту он тоже лежит на собственной кровати и тихо скулит от боли, не отводя глаз от кусочка голубого неба за окном.       Наташа отходит от комнаты Клинта и прижимает ладони животу, ища поддержки у малыша. Шестой месяц даёт о себе знать зудом растягивающейся кожи и болями. Эмоции больше не плещутся бурлящим океаном, наступает какая-то моральная усталость и рассеянность. Недавно кроха начал легонько касаться её изнутри, почти неощутимо, но Наташа замечает. — Знаешь, твоя старшая сестра очень хорошая, но такая неугомонная, — говорит она.       Малыш отвечает ей коротким прикосновением. — Но она тебе понравится. Я хочу, чтобы она скорее вернулась и увидела тебя.       Стив ждет её в общей гостиной. Точнее, он пришел сюда для того, чтобы подождать её, но его поймала Барбара, и пришлось говорить с ней. Да, я прощаю тебя, я понимаю, что это приказ, а приказы не обсуждаются. Да, я знаю, что тебе тяжело, что ты пережила такое крушение своих идеалов. Я верю, что ты приложишь все силы, чтобы найти Ал. Тебе жаль, что вы с ней подрались, но это не важно. Если бы это не сделала ты, то это сделал бы кто-то другой. Я не оправдываю не тебя, ни её. Да, конечно, ты можешь вернуться в свою комнату, если тебе больше некуда идти. Когда появляется Наташа, он поспешно извиняется перед Бобби и встаёт. — Ты действительно хочешь оставить её здесь? — спрашивает Романофф, едва они отходят в коридор, где Морс не сможет их услышать.       Стив вздохнул. — Нам нужна любая помощь, пусть даже это будет Барбара. — Но мы же не будем ей доверять? — Конечно, что-то придется ей доверить, но не всё. Хорошо, ты виделась с Клинтом? Он был очень… — Капитан на полсекунды закатил глаза, придумывая слово, наиболее точно описывающее состояние лучника, — растерян, когда мы рассказали ему о препаратах. — Тоскует. Злится. Не верит никому. Ругается. Никогда не предполагала, что найдется та, кто доведет его до такого состояния. — Думаешь, ему было бы лучше без Ал?       Наташа тяжело вздохнула и промолчала. Любовь даёт силы, но она же может и убить. Только это не та любовь, которую смотрят в кино или видят на улицах. Это что-то такое, что бывает только в сказках, когда «долго и счастливо». Это нечто страшное и темное, что почти раздавило Клинта, что грозится уничтожить его, если его «вторая половинка» не вернется. Возможно, что старая сказка правдива и люди действительно рождаются нецелыми и ищут-ищут всю жизнь. Наташа думает о таких вещах и чувствует, как подступают к глазам слезы. — О, нет! Милая, всё хорошо! — Стив до сих пор паникует, едва видит слезы. — Всё будет хорошо! — Он мой лучший друг, Стив, — сквозь слезы шепчет она. — Он мой лучший друг, он привел меня в ЩИТ, и он поверил в меня. Я боюсь за него.       Но вопрос — было бы Клинту лучше без Ал? — так и остается открытым.

***

Эта боль преследует Его уже долго. Боль в руке, которой нет. Только теперь всё становится хуже. Место, где тело переходит в бионический протез, пульсирует болью, опухает, становится горячим на ощупь. Ночью поднимается температура. Он едва открывает глаза и видит низкий потолок ночлежки и косое окно, как сквозь туман. Но смотрит не на покачивающиеся ветки дерева за стеной с окном, а узкие улицы с коричневыми зданиями, мальчишек в штанах с подтяжками и светловолосого паренька, постоянно побитого, но такого упрямого. Он видит не низкий потолок, а затянутое серыми низкими тучами небо и скалы, и все это быстро удаляется от Него, и сердце Его охватывает такой страх, что оно почти останавливается. Потом боль и холод, и вновь темнота.       Ему снится парень из хроники, с фотографий на выставке, настоящий Баки Барнс. Веселый молодой парень в военной форме и широкой, залихватской улыбкой. С подобными уходили на фронт, веря, что бессмертны, что после них война закончится, и будет мирное небо, и женщины с цветами, и светлое завтра. Веря, что это ненадолго, и они смогут побороть врага. Только проходя первый бой, рассматривая ослеплено затянутое пороховыми облаками небо и сияющий черный диск солнца, они теряли бессмертие, и обретали его одновременно. Ему снится сержант Барнс, снится военный тренировочный лагерь, веселые парни из отряда, которых он не помнит. Но во сне возможно всё, и Он помнит, помнит. В этом сне Он не Баки, Он не часть мира Баки, Он часть фона, молчаливый зритель чужой жизни. Задыхаясь от сжимающего горла рыдания, Он шепчет: — Баки… Баки… Я был когда-то тобой.       Сержант Барнс словно слышит Его, всматривается и видит, его лицо искажается ужасом и ненавистью. Это как показать любимому всеми ребенку, каким взрослым он станет. Кто вырастет из жизнерадостного мальчишки. — Ты не можешь быть мной! — кричит Баки-из-сна. — Я бы ни за что не стал работать на нацистов! Нет!       Они отобрали Его прошлое, его будущее, даже имя, они взяли всё, что могли, и превратили это в пыль и мусор, в котором он теперь копается, пытаясь вновь сложить себя из этих обрывков и осколков. Лучше бы он не выжил, упав в ущелье.       Из тяжелого сна его вытягивает кажется что сотня рук, но на самом деле всего две или четыре — соседи по койкам в ночлежке. — Хватит орать! — огрызнулся кто-то в темноте, зрение расплывалось, и Он не разобрал. — Отстань от парня, — зло ответил второй голос и добавил, уже мягче: — Друг, кошмар приснился?       Утром Он покидает ночлежку, того требуют правила, но не может уйти далеко, поэтому находит хорошее обжитое место под деревом. Жизнь на улице, какой бы безопасной она не была, накладывает свой отпечаток.       В новом сне Он смотрит уже на себя, узнает и темные большие очки, закрывающие глаза, и маску, и холодное оружие в холодной руке. Видит кровь на своей одежде и руках, вспоминает, как ругались механики, вычищая её из сочленений руки, иначе она могла повредить механизм. — Нет, прошу, нет, — кричит Он. — Ты можешь обвинять во всём Г. И.Д.Ру, — холодный голос звучит прямо в голове, холодом сковывает разум. — Ты можешь сказать, что это не твоя вина. Скажи, что ты не виноват. Он поверит, он такой легковерный. Но ты-то знаешь правду, Зимний Солдат.       Рядом ворчит разбуженный Его стонами пёс. Собака прибилась к бездомным несколько дней назад и выбрала объектом своей безоговорочной любви почему-то Его. Когда-то белая шерсть свалялась и потемнела от грязи. Нужно бы помыть его, а то он уже подозрительно чешется. Кстати, у него был ошейник, а на ошейнике медальон с именем «Уилл». — Прости, что разбудил, — шепчет Он, запуская здоровую руку в шерсть и почесывая Уилла за ухом. Собака изворачивается и лижет его в нос.       Он засыпает вновь, но следующее пробуждение еще хуже, чем предыдущее. У Него нет сил даже на то, чтобы подняться и прийти в волонтерский центр за помощью. — Эй, чувак! Чувак! — обращается к Нему темнокожий парень с заплетенными в мелкие косички волосами. Парень пытается растрясти Его, но в ужасе открывает рот, когда Он поднимает на него воспаленные глаза.       Они ночуют вместе уже некоторое время, делятся едой и одеялами. Парень называет себя Боб и поёт в метро хиты Боба Марли, подыгрывая себе на видавшей виды гитаре. — Да у тебя жар, чувак! — вскрикивает он. — Жди тут, я поищу лекарств, — суетится Боб, накрывая его тряпками, чтобы сохранить тепло.       Белые таблетки и безвкусная горячая жидкость принесли ненадолго облегчение. Но боль в руке не утихала и, значит, пришла пора действовать. Он с трудом встаёт и медленно пересекает Центральный парк, двигаясь к высокой башне с большой буквой «А» на фасаде. Каждый шаг дается Ему с трудом, голова кружится и хочется лечь. Пот, градом катящийся с Него, мерзко пропитывает одежду, но когда Он снимает тёплую куртку, то понимает, что без неё очень холодно. Ему бы только дойти, только найти Стива, а там Он добровольно сдастся в его руки, позволит решать, что будет с Ним дальше. И Он очень хочет верить, что ничего плохого, ничего из того, что делала с ним Г. И.Д.Р.А, тот не сделает. Они ведь были друзьям, он видел в хронике, видел в музее. Уилл идет рядом, позволяя держать себя за ошейник и показывая дорогу, когда Ему становится совсем плохо. Пес терпеливо стоит рядом, пока Он пережидает приступы дурноты.       Ему везет, пусть Он и мало верит в везение. Когда во время очередной остановки Он поднимает взгляд, то видит бегающего по дорожкам Сэма Уилсона, нового друга Стива, который был с ним во время разрушения ЩИТ. Ему остается только подождать, когда тот приблизится к густым кустам, чтобы никто их не заметил. Он загораживает Сэму путь, заставляя того резко затормозить. — Отведи меня к Стиву, — требует Он.       Уилсон настороженно смотрит на Него — больного, в грязной одежде, давно не бритого, с торчащими сальными волосами. Он смотрит и выглядит потрясенным. Еще бы, Сэм так долго мотался по свету, разыскивая Зимнего Солдата, чтобы неожиданно тот сам нашел его на утренней пробежке в парке за два дня до очередного отлета. — Отведи меня к Стиву, — еще раз требует Он. — Да, хорошо, идём, — растерянно отвечает тот. — Идём, — повторяет он, двигаясь боком, так, чтобы постоянно держать Его в поле зрения.       Сэму хочется набрать номер Стива и сообщить ему о визитере, хочется посадить Барнса в машину и довезти до Башни, потому что он видит, как ему тяжело идти. Он хочет… Он хочет бежать от безумного наёмника с неживой рукой и воспаленным взглядом как можно дальше, вернуться в Вашингтон и сделать вид, что ничего подобного в его жизни не было.       Уилсон много времени раздумывал о предложении Капитана стать частью «Мстителей». Будь он обычным человеком, то, не задумываясь, согласился бы. Но он рос в Гарлеме, его отец — священник в местной церкви — погиб, пытаясь разнять дерущихся прихожан при помощи Божьего слова. Его мать погибла через два года — пошла в магазин, поздоровалась с соседкой, а в этот момент в овощную лавку ворвались грабители, стреляющие куда попало… Сэм сделал все возможное, чтобы попытаться делать правильные вещи, но горе и гнев привели его на скользкую дорожку, где он сделал много плохого. В какой-то момент наступило прозрение, и Сэм пришел в армию. Точнее, он бесцельно пинал пустую банку по дороге, огрызался на прохожих, пока не подошел к призывному пункту. Там, среди смерти и боли, по сути, с детства знакомых вещей, ему показалось, что он обрел покой. Потом случилось экспериментальное оружие, жесткий отбор, который из двух тысяч лучших пилотов прошли лишь трое, и крылья, несущие вверх. Некоторое время небо, яркое и горячее, каким может быть только в пустыне, примиряло его с тем, кто он есть, делало его свободнее, живее.       Со всем этим багажом он считал себя не лучшей кандидатурой в команду героев. Даже вместе с тем фактом, что ему придется работать с ученым, превращающимся в огромного зеленого монстра, Богом, двумя убийцами и алкоголиком, когда-то заработавшим на чужой смерти.       В первый день Стив показывает ему просторную комнату, которая даже больше его прежней квартиры. — Ты можешь заказать новую мебель, — говорит Капитан, останавливаясь в дверях.       Сэм ставит спортивную сумку на кровать, смотрит, как проминается матрац под её весом. — Ты можешь продолжать жить в своей квартире, это просто, чтобы ты знал, что можешь остаться здесь, если вдруг что-то случится.       В глубине коридора что-то грохочет, раздается разочарованно-испуганный рык, затем пищит пожарная сигнализация. Уилсон вопросительно смотрит на Стива, но тот только улыбается: — Тор до сих пор не может поладить с тостером. Я думаю, что Тони специально не чинит его, как положено, или просто забыл, как починить что-то простое, а не усовершенствовать до сложного. В последнее время этим занималась Ал.       Общая кухня, общая гостиная, прачечная, игровая с современными игровыми приставками и мониторами во всю стену. Сэм представлял себе Башню как казарму, но не как студенческое общежитие, полное разгульных жителей.       Барнс тяжело приваливается к дереву, собака крутится около его ног и предупреждающе лает, привлекая внимание Сэма. Длительное нахождение вне Г. И.Д.Ры и криогенной камеры, наедине со своим искалеченным телом и разумом, не пошли ему на пользу. Что он смог вспомнить, кто он сейчас? Сэм поправляет распустившийся рукав спортивного свитера, в котором бегает, чтобы скрыть своё смущение и любопытство. Баки (ему удобнее звать того по имени, чтобы случайно не оговорится при Стиве «Зимний Солдат» или «цель») дышит с присвистом, потирает плечо, к которому крепится неживая рука. — Тебе больно? — вырывается у Уилсона, он даже сам не успел понять, как это произошло. — Неважно, — отрезает Баки. Это могло бы прозвучать резко и зло, как он привык говорить, но болезненный голос сводит на «нет» весь эффект.       Отец воспитывал Сэма на христианских ценностях, учил его быть милосердным и добрым. Улица выбила на нём, как на граните, чтобы он был сильным и злым, безжалостным. Армия сделала его разумным и опасным. Капитан Америка научил его… Он пока не знает, чему именно, но он уже не тот Сэм Уилсон, растерзанный бесконечной и не своей войной. У него были планы, что делать, когда он отыщет Зимнего Солдата. Как он поступит, если найдет его вместе с Г. И.Д.Рой, если придется объясняться с полицией, если Зимний Солдат не пойдет с ним добровольно… Но сейчас он один, без оружия и поддержки. Он просто бегал в парке, а Зимний Солдат, самое совершенное и опасное оружие, а теперь очень больной мужчина, сам его нашел. Значит ли это, что всё время он был здесь, в Нью-Йорке, рядом с Башней?       Баки выпрямляется и старается идти твёрдо. Наконец, они приближаются к высокому зданию Башни. Сэм всё так же пристально следит за Барнсом, смотрит, как тот отреагирует на здание из стекла и металла. — Фрида, — спокойно зовёт Уилсон, когда они входят в просторный холл.       Виртуальная девушка за стойкой появляется со своей обычной вежливой и открытой улыбкой. На самом деле её зовут F.R.I.D.A.Y 2.0, и она чуть исправленный вариант еще одного из искусственных интеллектов, созданных Тони Старком – F.R.I.D.A.Y. Но все зовут её Фрида, и особенный характер её предшественницы совсем не мешает Фриде исполнять свои прямые обязанности. — Добро пожаловать, мистер Уилсон, — говорит она почти человеческим голосом. Почти, потому что металлические электронные нотки пробиваются сквозь мягкий тембр.       Сэм смотрит на реакцию хмурого Баки, тот чуть напрягается от неожиданно появившегося электронного призрака, но слишком слаб и болен, чтобы реагировать и сражаться. Или он понимает, что если пришел сдаваться сам, то ничего не боится. — Не могла бы ты передать Стиву, что я встретил его друга. И скажи, дома ли мистер Беннер, нам может понадобиться его помощь. — Мистер Беннер в лаборатории, я попрошу его спуститься в медблок, — отвечает Фрида.       Когда двери лифта открываются на нужном этаже, и Его встречает взволнованный Стив Роджерс, не Человек из Хроники, не Человек с Моста, даже не Капитан Америка, а просто Стив Роджерс — лучший друг.       А дальше темнота.