ID работы: 10391656

Больше, чем последствия

Джен
NC-17
Завершён
64
автор
Размер:
112 страниц, 5 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
64 Нравится 18 Отзывы 13 В сборник Скачать

Эпизод 4. Циклон

Настройки текста
Я выскочила на крышу, споткнувшись на последнем шаге. Колено пронзила мимолетная боль, ничего общего не имеющая с той, от которой в тот же миг какая-то часть меня забилась в агонии. Кейт стояла на бетонном ограждении — совсем как в той другой жизни, от которой я всеми силами пыталась убежать. Картина кажется обманчиво спокойной, настолько, что хочется достать камеру: небо еще не успело окончательно потемнеть, а долетающий до крыши желтый свет фонарей создает живописные отсветы. Он же почти мистическим ореолом охватывает замершую фигурку Марш: тонкий силуэт с неуклюже расставленными руками. Насколько же хрупок каждый из нас? Кейт кажется высеченной из самого ломкого фарфора — из чего сделаны остальные? Из чего сделана я, если во мне зудит это извращенное желание щелкнуть камерой? Прекрати, Макс, ни к чему мучить себя, на это сейчас нет времени. Лучше подумай, как ты можешь помочь, как можно сделать невозможное и увести подругу от края. Ну же, скажи хоть что-то! Скажи, блять, хоть слово! — Не дури, Марш, слезай. Голос Прескотта мог бы показаться спокойным — если бы я не научилась уже улавливать в нем полутона. Например, приближение истерики или панический ужас. Или, как сейчас, звенящее напряжение. Этот голос кажется слишком громким среди шуршания ветра и тихих всхлипываний Кейт. Она словно не слышит сказанного, лишь слабо дергается, будто подавляя желание обернуться, немного приподнимает голову. Парень стоит всего в паре шагов от нее — так близко, что я невольно жду: вот-вот он протянет ладонь, схватит девушку за запястье и оттащит от края. Но он этого не делает. Не потому что не хочет, понимаю я спустя мгновение, но потому что боится. Его ладонь, обращенная к Марш, слабо дрожит, как и обмотанные в бинты пальцы другой руки. Выверенная неподвижность кажется пугающе искусственной. — Кейт, пожалуйста, — выдавливаю я, но едва себя слышу, однако Марш оглядывается. Ее движение выходит резким, настолько неуклюжим, что я холодею — вот девушка покачивается, инстинктивно отстраняясь от взметнувшейся руки Нейтана, ее фигурка изгибается на самом краю… Она выпрямляется, восстановив равновесие. Прескотт одергивает ладонь и примирительно поднимает руки, будто признавая поражение. Боже, Кейт… неужели я совсем тебе не помогла? Неужели тебе все еще настолько больно? У нее на щеках блестят дорожки слез, глаза воспалились и покраснели, но хуже всего то, что настолько опустошенной я не видела ее даже в прошлый раз на этой чертовой крыше. — Я больше не могу, — шепчет Кейт. И меня пугает отчаяние в ее голосе — оно тоже страшнее, чем я помню. — Кейт, пожалуйста, — выдыхаю я в ответ, игнорируя саднящее горло. Не смей плакать, Макс, только не сейчас. — Но Виктория права, — плачет Марш, — мне никуда не деться от этого. Мои родители ненавидят меня, моя церковь осуждает меня, и даже сейчас я ничего не могу сделать, я не могу ничего исправить… — Ну и что, — вдруг бросает Прескотт. Я не могу видеть его лица, но замечаю как он опускает руки и сжимает кулаки, — какая разница, что тебе скажут? Это твоя жизнь, Марш, ты позволишь парочке придурков вроде меня сломать все? — Перестань, ты… — Я ничего не понимаю. Я не знаю ничего о том, что ты чувствуешь, или о том, каково быть кем-то вроде тебя. Я не знаю, каково учиться в сраной академии потому, что ты чего-то стоишь. Не знаю, каково, когда кому-то не плевать на тебя. А на тебя людям не плевать, Марш, ты просто еще не поняла этого. — Замолчи! — девушка вздрагивает, ее сорванный голос взмывает на октаву вверх. Она смотрит… и смотрит, до безумия долго впивается взглядом в Прескотта. И я с удивлением и ужасом вижу в ее глазах не только боль и обиду, но и нечто, похожее на ненависть. — Что бы я ни делала, — тихо говорит девушка, — как бы я ни пыталась, вы не даете мне забыть. Каждый раз… когда я пытаюсь просто перешагнуть через это, просто… жить дальше, кто-нибудь бросит мне в лицо записку… или кто-то кинет мне ссылку в комментариях. Подставит подножку. Ухмыльнется в лицо… и это сделал со мной ты. Так просто уничтожить другого человека… это ничего тебе не стоило. Я больше не хочу видеть тебя. Или видеть таких, как ты. Не хочу снова и снова переживать все это… Она задыхается и замирает, смеживает веки… по щекам ее скатываются слезы. Кейт дрожит, мне кажется, что тело ее вот-вот покачнется и перевалится через край. Зажимаю рот ладонью и заставляю себя не двигаться: я вдруг понимаю, что мое присутствие ничего не изменит. Сейчас я могу быть лишь наблюдателем, ведь для Кейт сейчас существует только Нейтан Прескотт и его голос. Только то, что он сделал с ней, что с ней сделало чертово видео. Она смотрит на него так, словно может умереть, если отвернется. Может, это действительно так. — Ты увез меня с той вечеринки… и я помню… ужасное, темное и холодное место… я помню вспышки света, помню… что несмотря ни на что я верила тебе. Я думала, ты мне поможешь. Ты отвезешь меня в больницу… или просто в безопасное место. Я думала… — Кейт… — Но ты обманул меня. И это… я знаю, что я не должна была тебе верить. Я никому не должна была верить, я должна была знать, что… — Я не… — Но хуже всего, что я так и осталась там. В том месте. В темной-темной комнате. Одна. Ты просто бросил меня там, и я не могу выбраться, как бы я ни пыталась. Сколько бы ни кричала и не просила о помощи. Я все еще там, Нейтан, — она открывает глаза, — и я больше не могу кричать. Я так устала… Она глубоко дышит, будто собираясь с силами, медленно поворачивается лицом к темноте… кажется, нет никого на всем свете такого же хрупкого и уязвимого. Мне хочется броситься вперед, поймать ее за руку — но от страха я не решаюсь пошевелиться. Вдруг я сделаю только хуже? Однажды я уже ошиблась… Я не могу вытащить ее из тьмы. Я и сама все еще там, в проявочной. Никто из нас так и не выбрался… и Нейтан тоже. — Стой. Его голос дрожит едва заметно. Кейт оглядывается на звук и уже поднимает руку, видя, что он приближается к ней, готовясь оттолкнуть или остановить или черт знает, что еще сделать. Но Прескотт не пытается ее удержать или оттащить от края, вместо этого он поднимается на парапет рядом с ней — и замирает. Боже, Нейт, что ты делаешь? Что-то во мне ломается. Я не понимаю, что или почему, но боль сильнее, чем я ожидала. Сильнее, чем я готова выдержать. Я отчаянно прижимаю ладонь к губам, не давая вырваться вздохам или вскрику. Что-то будто полыхает во мне, желание кричать выламывает ребра: нет, не смей, Макс, не смей! Пожалуйста, Боже, если ты существуешь… любой из вас… пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Прошу тебя, Кейт… Не заставляйте меня снова проходить через это. Нейтан стоит ровно, чуть расставив руки в стороны — его пальцы больше не дрожат, голова поднята выше… наверное, он пытается не смотреть вниз. — Что ты делаешь? — тихо спрашивает Кейт. Удивление в ее голосе настоящее, почти вытеснившее отчаяние. — Даю тебе выбор. Ты не обязана умирать, чтобы все прекратилось… достаточно, если умрет всего один из нас. — Это какая-то шутка? — подбирается девушка. Я больше не могу разглядеть ее лица. — Нет… ты права, Марш. Я сделал это с тобой, разрушил твою жизнь. Я… блять, это я во всем виноват. С меня все началось… и никто не будет жалеть, если я… это отличный вариант, Марш, лучше не бывает. — Я не хочу… — Ты будешь в порядке. Никто не станет отмазывать подохшего сынка Прескоттов, и ты сможешь жить дальше спокойно. Уверен, адвокат моего отца предложит тебе круглую сумму, чтобы ты забыла обо всем и не пошла в газеты. Снимешь квартиру… блять, ты сможешь переехать куда угодно и начать заново, забыть о Блэквелле, как о кошмаре. Ты с этим справишься… просто один сынок Прескоттов должен умереть… — Нет, ты не можешь… не должен… я не смогу… — Не ври себе, Марш. Я знаю, что на самом деле ты этого хочешь. Кейт замолкает — они оба молчат. Девушка часто дышит, но я вижу, как дрожь ее смазывается, как расслабляются руки. Нейтан не прав… во всяком случае, мне так хочется в это верить… но Кейт молчит все дольше. Потому что она тоже всего лишь человек, понимаю я, потому что она имеет право ненавидеть, как и любой другой из нас. Но меня пугает ее молчание, пугает то, как все больше напрягаются плечи Прескотта, как темнота сгущается вокруг все сильнее. Кейт осторожно спускается с парапета — и, кажется, расслабляется окончательно. Я слышу ее тихий вздох. — Спускайся, Прескотт, — тихо замечает она, и я впиваюсь зубами в ладонь, сдерживая рвущийся вздох облегчения. Но Прескотт не двигается, словно не слышит ее вердикта. — Спускайся, — повторяет Кейт, — я этого не хочу. — Моя очередь выбирать, — в ответ бросает парень, и девушка вздрагивает. В голосе парня слышится… что-то, чему нет названия, но все мое облегчение уже и гроша ломаного не стоит, оно исчезает, как выжженная акварель. В его голосе мне мерещится пение китов и рев торнадо. Кейт отступает, ежится, будто лишь теперь чувствуя холод. Обхватывает себя руками за плечи и идет к выходу, идет в мою сторону. — Пойдем, Макс, — выдыхает она и протягивает мне руку. Я все еще не могу заставить себя пошевелиться, только запоздало осознаю, что почти до крови прикусила костяшки пальцев. Если я скажу хоть слово, то сорвусь, забьюсь в истерике и это Кейт придется обнимать меня за плечи и уводить с крыши… Нет, Макс, ты не можешь уйти! Ты не можешь оставить его здесь. Я качаю головой, игнорируя усиливающуюся в висках боль. Страх накатывает очередной волной — вместе с привкусом химии на языке, я моргаю и на долю секунды снова оказываюсь в проявочной и кровь Нейтана Прескотта заливает мои руки. Кейт отступает, опуская руку и отводя взгляд в сторону. Мокрые ресницы дрожат, но губы сжаты в линию. Я огорчила ее? Считает ли она меня предательницей за то, что я не иду с ней? Нет, понимаю я спустя мгновение, когда девушка снова смотрит на меня. Она всего лишь человек, но в одном я не ошиблась: она лучшая из нас, потому что она тоже хочет, чтобы я заставила Нейтана спуститься с края. Как бы ей ни было больно, однажды она сможет простить Прескотта за то, что он сделал — и ради этого будущего прощения парень должен жить. Сейчас Кейт выбрала идти дальше — сама, а потому она сможет сделать этот выбор снова. Кто из нас может похвастаться большим? Марш уходит: я слышу ее шаги, а после грохот металлической двери. Слышу, как тишина разливается в воздухе, и мир вокруг кажется не больше, чем пятном загрязнившейся акварели. Мне все еще больно. — Я прочитал все, Колфилд, — тихо замечает Прескотт. Он все еще стоит на краю, только кажется, спокойствие и уверенность покинули его вместе с ушедшей с крыши Кейт Марш. Его пальцы дрожат, дрожь переходит в кисти рук и поднимается к плечам… теперь само его тело становится опасно беспокойным. Я слышу, как рваные вздохи вырываются из чужого горла, слишком похожие на хрипы. Я заставляю себя подняться. Из последних сил прогоняю видения умирающего Прескотта — и делаю шаг вперед. Первое движение сложнее всего, следующий шаг дается гораздо легче, хотя кажется, будто я прорываюсь через застывшее желе. — Все началось с меня, — продолжает парень, и я слышу в его голосе то самое отчаяние, что на проклятой записи. — С того, что я застрелил твою подругу в гребаном туалете. Я чуть не пристрелил тебя… я ни с чем, блять, не справляюсь. — Ты пытался меня предупредить, — давлю я. — Да, блять, — он вдруг хрипло смеется, — когда было уже слишком поздно. Я слишком поздно понял, что все… я по уши в этом дерьме. Может, стоит… — Пожалуйста, слезай, — тихо прошу я. Нейтан оборачивается — очень медленно, с отчетливой неуверенностью в каждом движении. Ему тоже страшно, понимаю я, насколько только может быть страшно человеку, зависшему в нескольких дюймах от собственной смерти. Тогда почему он продолжает там стоять? Почему он просто не спустится? Почему не… — Тебе лучше уйти, Макс, — отзывается он. Не Колфилд, понимаю я, не одно из его дурацких придуманных ради минутного гэга прозвищ. Здесь больше нет никого, кто мог бы смеяться, нет никого, кто готов снимать шоу на камеру. — Дай мне руку, Нейт, — прошу я. Теперь я достаточно близко, чтобы потянуться к нему. Неужели таким будет наш последний разговор? Прескотт нервно улыбается, он не плачет, в сгустившихся сумерках проступающие синяки на его лице кажутся не более чем пятнами краски. Даже без слез я вижу его боль — так отчетливо, что мне становится мерзко — так бывает, когда слишком глубоко погружаешься в чужую душу и находишь там вовсе не то, чего ожидала. — Тебе лучше уйти, — повторяет Нейтан. — Ты не прав! — мой голос все же срывается, — все это происходит не по твоей вине. Джефферсон сделал это с нами — со всеми нами и с тобой тоже. Я много раз смотрела, как умирает моя лучшая подруга. Смотрела, как умирает Кейт, как она падает с этой крыши, где я не смогла ее отговорить. И я смотрела, как ты умираешь! Я не хочу снова переживать что угодно из этого… Прошу тебя, Нейт, не заставляй меня снова это переживать, прошу, не поступай так со мной. Пожалуйста, Нейт, пожалуйста. Тишина длится безумно долго: я моргаю, сдерживая слезы. И только спустя целую вечность он вдруг прикрывает глаза и кивает. Вздох облегчения срывается с моих губ, когда я слышу тихое «ладно». Нейтан протягивает ко мне руку — очень медленно, любое неосторожное движение может перечеркнуть его решение. Прикосновение обжигает не хуже каленого железа, но я рада этой боли. Я перехватываю его пальцы и несильно тяну к себе, заставляя юношу спуститься с ограждения. В последний момент он едва не теряет равновесия, но заваливается вперед и чуть ли не падает на меня. Мне удается не плакать, когда я принимаю его в объятия и тяну еще дальше от края, пока меня саму не подводят ноги. — Все хорошо, все хорошо, — шепчу я, когда мы опускаемся на колени на бетон. Плевать, как все могло бы выглядеть со стороны, плевать, что я возненавижу себя спустя пару часов. Не знаю, кто начал объятие, но даже мысль о том, чтобы отстраниться кажется болезненной. Я прижимаюсь к нему всем телом, с готовностью делясь теплом. Трудно сказать, кто из нас дрожит сильнее. Я закрываю глаза и подаюсь еще ближе, так, что чувствую, как бьется его сердце. Шарахает в дюймах от моего — до невыдоха, навылет. — Прости, — шепчет Нейтан мне в волосы, и я киваю, глажу его по спине и плечам, шепчу какие-то глупости для успокоения. Когда парень отстраняется, я вижу, что его глаза покраснели, а на губах треснула подсохшая корка и выступила кровь. Мне кажется, что я слышу, как поют киты, когда я тянусь стереть алую каплю. Что-то во мне вопит подобно сигнализации: что ты делаешь, Макс?! Что ты творишь?! Здесь должна быть табличка «не влезай — убьет». Но прикоснувшись так близко, я уже не могу остановиться: очерчиваю кончиком пальца контур его губ, потом глажу по щеке. Все это время во мне расцветает страх, разрастается где-то в грудной клетке подобием колючего куста. Непонятно, как мне еще не разъебало ребра. Нейтан не отстраняется, не останавливает меня — более того, подается ближе, обхватывая мое лицо ладонями. Господи, Макс, какого черта ты творишь?! Он смотрит так, что мне хочется умереть: каждая клеточка моего тела погружается в блядскую агонию, здравый смысл летит к херам, остатки контроля разбиваются вдребезги. Все, о чем я могу думать, это как же сильно мне хочется заставить время остановиться. Хлопок железной двери заставляет меня вздрогнуть и отшатнуться в сторону, сердце делает предательский кульбит. — А вы что тут делаете? — невинно удивляется Сэмюэль, позвякивая ключами.

***

Вопреки ожиданиям, меня не затопляет стыд. Сил разжать пальцы тоже не остается — какая-то часть меня до сих пор боится, что случится непоправимое, если я отпущу его руку. Нейтан и не пытается отстраниться, хотя выгляни сейчас кто-нибудь в окно — и повод для сплетен обеспечен. — Тебе разве не нужно поговорить с Викторией? — выдавливаю я, первой нарушая молчание. Что, если Чейз так и поджидает Кейт в ее маленькой спальне? Что, если Чейз плачет в туалете, осознав вдруг, что могла натворить? Что, если ей просто плевать? — Кину ей смс-ку, — хрипло отзывается Нейтан и сильнее сжимает мои пальцы. Во дворе уже темно, в свете фонарей я чувствую себя преступницей самого худшего толка: так плохо не было даже когда мы с Хлоей пробирались в здание бассейна. Есть что-то чудовищное в том, чтобы не пробираться в комнату Прескотта чертовой Нэнси Дрю, а идти вместе с ним. И дорога кажется слишком короткой: сначала двор, потом крыльцо со ступеньками, о которые так легко споткнуться. Лестничный пролет и такой знакомый уже коридор с рядами дверей. Стены, покрытые слоями надписей и рисунками, обрывками плакатов и следами тысяч чужих рук. Я успеваю бросить взгляд в сторону окна, выходящего во двор — именно здесь в прошлой жизни я сделала фото, благодаря которому смогла все изменить. Я думаю о том снимке все время, что мой спутник выуживает ключи и открывает дверь. За окном мне чудятся тени громадных белок и еще более громадных китов. В спальне Нейтана, кажется, мало что изменилось — сколько раз я была здесь? Впервые приглашенная, именно теперь я чувствую себя незваной гостьей. Парень щелкает выключателем и закрывает дверь за мой спиной. В комнате царит легкий беспорядок, зато выключен проектор, а пара жутких картин сорвана на пол… Нейтан вдруг тянет меня в сторону, прижимает к стене и подается ближе. Вопреки всем моим принципам, сердце предательски пропускает удар, когда наши губы почти соприкасаются — блять, оттолкни его, Макс, ты обязана его оттолкнуть, это же безумие, Максин, мать твою, Колфилд! Я провожу миг в ожидании поцелуя, когда Нейтан замирает и отстраняется. — Блять, я… прости, Колфилд, — выдыхает он и отворачивается. — Все в порядке, — вру я. Сердце сбивается с ритма, у меня дрожат пальцы, в животе какое-то стремное чувство, я все еще чувствую его дыхание на своих губах. Нейтан отпускает мою ладонь и отходит поправить покрывало на кровати. Движение кажется неестественным — как будто он просто не знает, куда деть руки. Я начинаю ему завидовать, ведь мне нечего поправить, чтобы сделать вид, что я не мечтаю провалиться сквозь землю. Поэтому я просто оглядываюсь, подмечая детали: ряды диодной подсветки, снимки, забытые на столе. Я чувствую себя как в кино — Гарри Поттером, прокравшимся в логово василиска, чтобы вдруг обнаружить, что василиск не собирается убивать меня взглядом. — Садись, — парень кивает на кровать, потом машет рукой в сторону дивана, явно решив предоставить мне выбор, а сам отходит к шкафу. Я, недолго поколебавшись, присаживаюсь на край кровати и ставлю сумку на пол. Потом, видя, как Прескотт неуклюже стаскивает кофту, вспоминаю, что так и не переоделась. — Ты собирался написать смс Виктории, — напоминаю я, пока Прескотт возится с одеждой. Бросает грязные кофту и свитер на пол, потом стягивает майку. Я слишком поздно думаю о том, что стоило бы отвернуться, хотя в этом ведь нет ничего такого. У него бледная кожа с россыпью редких родинок на спине и плечах, сейчас испорченная темнеющими следами свежих синяков. Должно быть, это больно, думаю я. — Я помню… она не такая плохая, как кажется. У нее… много всего происходит, — выдыхает Нейтан, не оборачиваясь. Я вспоминаю, как слышала нечто подобное от Чейз бесконечность назад: она говорила так о Нейте. Стали бы чудовища защищать друг друга? — Я знаю, — отзываюсь я, — просто не могла смотреть, как она издевается над… — Типичная ты, Колфилд. Нет, думаю я, если бы. Пока он ищет в шкафу другую майку, я виновато опускаю глаза. Нет, защищать кого-то — вовсе не типично для меня. Столько раз я видела, как Кейт в лицо бросают записки или оскорбления, но все, на что меня хватало, это предложить ей выпить чай вместе. Спросить, что она читает. Отвести взгляд, когда я видела, что ей нужна помощь. В тот первый раз, когда я увидела, что ее допекает охранник, я не бросилась на помощь сразу — я провела столько драгоценных секунд, борясь с желанием остаться на месте, с желанием сделать фотографию… Джефферсон похвалил бы меня за оперативность. Суперсилы превратили меня в героиню — на целых несколько дней, чтобы я поняла, что они при этом вовсе не сделали меня лучшим человеком. Но с другой стороны… я изо всех сил старалась сделать так, чтобы люди не страдали, верно? Будь честна с собой, Макс, тебе нравилось, когда тебя благодарят, нравилось внимание. Тебе нравилось, когда тебя называли СуперМакс. Я бы не смогла выдержать то, с чем столкнулась Кейт. Или броситься с голыми руками на человека, который убил близкого мне человека. Я бы никогда не смогла встать на краю и предложить свою жизнь вместо чужой. — Чай или что покрепче? — хмыкнул Нейтан, и я вздрогнула от неожиданности. — Что у тебя есть? — Виски, пиво, чай, — он сделал ударение на последнем слове, и я нервно хихикнула. Какая-то часть меня, которая еще ни разу не ошиблась за последнее время, вопила, что я вот-вот подпишусь на очень плохую идею, которая не доведет до добра. — Давай виски, — выдохнула я, и парень пожал плечами. Всего лишь одной плохой идеей больше — разве может произойти что-то хуже, чем уже случалось? Чем происходящее сейчас хуже моих посиделок в комнате Хлои? Или опасной игры с пушкой на свалке? Разве что тем, что я так и не решилась поцеловать лучшую подругу — даже на спор. А вот предложи мне подобное Прескотт… блять, почему я начала сомневаться? Нейт присел на корточки возле шкафа, раздался звук выдвигаемого ящика, потом парень выпрямился, держа в руках початую бутылку. Там оставалось немногим больше половины. Прескотт быстро открутил крышку и, поймав мой взгляд, приложился к горлышку. Я нервно сглотнула, но протянула руку. — Уверена, что не пожалеешь, тихоня? — чуть улыбнулся Нейтан. Я не дала себе лишнего времени на раздумья и поднесла бутылку к губам. Первый глоток обжег горло: как вообще можно пить эту гадость? На вкус как горящие угли. Зато по телу разлилось успокаивающее тепло — я только теперь поняла, как была напряжена. Расслабление принесло облегчение, в голове до странности прояснилось, хотя я ожидала обратного. Нейтан сел рядом, сбросил обувь и с ногами залез на кровать. Протянул руку за бутылкой. Я придержала. — Мы собирались поговорить, — вспомнила я, хотя сейчас идея казалась мне даже глупой. Кажется, мы слишком многое успели друг другу сказать — что еще требуется? — Как скажешь, Колфилд, — как-то слишком легкомысленно отозвался парень и все-таки забрал бутылку. Сделал глоток — что-то не давало мне покоя. — Ты же принимаешь таблетки! Разве их можно мешать с… — Ты не поздновато спохватилась? — он вытер губы, поморщился, задев снова открывшуюся ранку, — да и плевать… Он передал мне бутылку и откинулся на кровать, вытянулся во весь рост и замер. Скажи я кому-то, что видела его таким — не поверят. Но рассказывать и не хочется, как будто этот секрет можно отнести к разряду тайных сокровищ. — Тебе идет спокойствие, — заметила я и не сдержала нервный смешок. Стекло в руках быстро согрелось под пальцами, делать второй глоток я пока не решалась. Прескотт повернул ко мне голову, потом шевельнулся, меняя позу и ложась набок. Так ему было удобнее смотреть на меня, поняла я, и от этой мысли по спине побежали мурашки. — Ты сказала, что видела, как я умираю, — вспомнил парень, и мурашки умерли. Я опустила глаза. — У тебя какое-то нездоровое любопытство. — Просто хочу убедиться, что мне не показалось, — он вздохнул. — Что тебя застрелили в живот? — резче, чем собиралась, осведомилась я, но после затянувшегося молчания продолжила. — Я ведь писала об этом в дневнике. Как решила предупредить тебя, как потом очнулась в блядском багажнике… лучше бы я там и осталась, наверное. Где угодно, только не в… ты знаешь. Зато когда я очнулась, Хлоя была жива. Ты был жив. Жаль, что Джефферсон тоже. Проломи ему кто-нибудь голову, всего этого бы не случилось… Во второй раз виски обожгло горло так же. У меня задрожали руки, и я поторопилась поставить бутылку на пол рядом с кроватью. Меня бросило в жар, перед глазами промелькнули неприятные воспоминания, среди которых почему-то нашлось то дурацкое видение с разбивающимися о стекло птицами. Какая-то мысль вертелась на краю сознания. Я попыталась ухватиться за нее, попутно сбросив кеды и откидываясь на кровать. Плохая идея, Макс, — шепнули остатки моего рассудка перед тем, как насовсем раствориться. Прескотт оказался ближе, чем я рассчитывала. Зато я поймала мысль. — Ты действительно смог бы прыгнуть? — спросила я, и парень отвел взгляд в сторону. — Не знаю. Стоял там и… думал, нет, надеялся, что могу, — он рвано вздохнул и тут же поморщился — видимо, его ребрам досталось сильнее, чем он хотел показать. — Я всех подвел, Макс. Похерил все, что мог. Сначала с отцом: ему нужен был достойный наследник, а достался я со съехавшей к херам крышей. А потом была Сэм… мы немного общались, когда я только поступил в академию. Она была милая, пыталась помочь мне, когда… в общем, пыталась. Но в конце концов мы поссорились, когда я снова вел себя как мудак. Я сорвался на нее, напугал… и не пытался ничего исправить, когда она переехала. Сейчас я думаю, хорошо, что она успела не вляпаться во все это дерьмо… А в этом году появился Джефферсон, и мне совсем сорвало резьбу. И Рэйчел… Его голос сорвался, парень нервно усмехнулся. Потом протянул руку и прикоснулся к моему плечу — касание ощущалось даже сквозь толстовку, — начал выводить круги кончиком пальца. — Она была не из Циклона, но мы часто зависали вместе. Она всем нравилась… я догадывался, что она спит с Джефферсоном, где-нибудь в перерывах между фотосессиями. Он снимал ее летом — чаще всего, в проявочной. А я завидовал, как последний… не тому, что они спали, конечно. И однажды на вечеринке она подошла ко мне, предложила выпить и попросила отвезти ее в проявочную, хотела позировать мне. Я сразу согласился, и мы уехали. Все так обкурились, что даже не заметили, когда мы ушли. Я перепсиховал, так что превысил свою обычную дозу… а Рэйчел достала откуда-то шприц, говорила, что всегда снимается под кайфом, что снимки получаются просто шикарные. Я помню, как сделал ей укол, потом фотографировал… на следующее утро я едва помнил, чем все закончилось, хотя снимки вышли и вправду… А потом оказалось, что Рэйчел пропала. Первой, кто спохватился, была твоя синеволосая подружка. Рэйчел искали, ее родители развернули бурную деятельность, потом так же быстро все свернули и решили, что Рэйчел просто укатила из города, это было в ее стиле. Я никому не говорил про ту ночь, а потом Джефферсон прижал меня к стенке. Он нашел снимки с Рэйчел, которые я сделал, и я рассказал ему все… я боялся, что… Я вдруг поняла, что Прескотт сдерживает слезы. Это неожиданное открытие заставило меня приподняться и потянуться к нему. Парень покачал головой и лег на спину, зажмурился и потер было переносицу пальцами, но ему помешал гипс, и парень просто прикрыл глаза рукой. — Я боялся, что Рэйчел никуда не уехала. Я, блять, боялся, что она мертва, что… Блять. — Мне жаль. — Я боялся, что сам убил ее. Кажется, все наконец-то встало на свои места. То, почему Нейтан был на взводе все последнее время. Почему он прикрывал Джефферсона и доставал тому наркотики. Почему все мы оказались в дерьме. Нетрудно догадаться, что Джефферсон использовал пропажу Рэйчел, чтобы надавить на богатенького мальчика. А Рэйчел… кто может знать, что случилось с ней на самом деле? Может, Джефферсон убил ее и спрятал тело туда, где никто не найдет. Может, она действительно сбежала, когда поняла, что из себя представляет ее любимый фотограф? Но почему тогда она не предупредила Хлою? Или Фрэнка? Может, потому что она спала с каждым из них? — шепнул голос в моей голове, неожиданно похожий на голос Марка Джефферсона. Жаль, что никто не сделал снимка. Я покачала головой и придвинулась поближе к юноше. Я не могу судить о том, чего не знаю. Я понятия не имею, что там происходило. Но сейчас… — Мне очень жаль, Нейт, — шепнула я. Он так и не убрал руку от лица, и я погладила его по запястью. Потом, осмелев, обняла. Может, стоило сказать еще что-то, но я ничего не могла придумать. Он ничего не ответил, но через какое-то время шевельнулся, повернулся ко мне и обнял в ответ. Во мне не осталось ничего, что могло бы вопить о том, какая это плохая идея, поэтому я закрыла глаза и позволила себе провалиться в сон. Мне снилось, что я бегу через лес за призрачной ланью. Она то и дело останавливалась, давая мне подобраться ближе, а потом снова устремлялась вперед — так, что только ее силуэт мелькал среди густой зелени. Я бежала, пока не выбилась из сил, а земля под моими ногами размылась акварелью. Меня начала затягивать как в трясину, а лань смотрела, как я утопаю. Проснулась, хватая воздух ртом. От духоты волосы липли ко лбу, и я не сразу поняла, в чем дело и почему мне так жарко: Нейт все еще спал, и оказалось непросто выбраться из его рук. Меня немного мутило, но это было вполне терпимо. Я не без труда поднялась на ноги, кое-как поправила одежду и сделала несколько вздохов, чтобы успокоиться. Очень не хватало привычной мелодии моего будильника — в тишине собственные мысли казались чересчур громкими. Мне не хотелось уходить. А еще мне не хотелось оставаться здесь и ждать, когда проснется Прескотт и нас прибьет осознанием всего, что было вчера. Мой неудавшийся разговор с Хлоей, драка Нейтана с Фрэнком Бауэрсом — хотя определение не очень верное. Потом Кейт Марш и крыша… и наконец наш разговор, после которого мы не просто заснули рядом, но заснули в обнимку. Как будто недостаточно было всех появившихся проблем… недостаточно того, что ты, Макс, и так влипла по самое не хочу. Но что он подумает, если я так уйду? Вот же черт… Я вздохнула и потянулась за сумкой, вытащила дневник и, раскрыв на чистой странице, аккуратно выдрала лист. Быстро написала: «Слишком неловкое утро, ушла навестить Хлою. Все еще никому не расскажу.» Будем считать, что получилось… хотя бы нормально. Я оставила записку на кровати, выключила свет и выскользнула за дверь. Пока я кралась по коридору, а затем по лестнице, меня прошибло осознанием: как только в кампусе установят камеры, ночевки вне собственных комнат будут исключены… Блять, Макс, с каких пор тебя это так беспокоит?! Во дворе я все-таки попадаюсь на глаза нескольким сокурсникам. Самое странное в том, что меня это практически не трогает — я не чувствую ни стыда, ни желания идти быстрее. Только взгляд Уоррена будто проникает под самую кожу, в нем читается печаль, похожая на боль от предательства. Я заставляю себя отвернуться и продолжить идти. Прекрати, Макс, ты ничего ему не обещала. И ты не обязана ни перед кем оправдываться. Вернувшись к себе в комнату, я лихорадочно собираю вещи и иду в душ. Меня все еще немного мутит, но теплая вода прогоняет остатки плохого самочувствия. Я привожу себя в порядок, лихорадочно перебирая планы на день. Во-первых, сделаю так, как и написала в записке: отправлюсь повидать Прайс. Нужно убедиться, что она в порядке, даже если наша дружба окончательно разрушена. По пути можно заглянуть в комнату к Кейт… Впрочем, заглядывать к Кейт оказывается лишним — мы сталкиваемся в коридоре. Вчерашняя истерика дает о себе знать, глаза у Марш все еще воспаленные и красные, но что-то изменилось — это что-то я не столько вижу, сколько чувствую. Что-то иное в движениях, как будто затравленность наконец-то исчезла. Увидев меня, девушка неловко улыбнулась, и я заметила, что она тащит чемоданы. — Решила пока взять перерыв, — пояснила Кейт, на мгновение отведя взгляд. Должно быть, для нее отпуск в учебе раньше был сродни провалу, но я улыбаюсь и тянусь обнять девушку. Та благодарно отвечает на объятие. — Ты такая молодец, Кейт, — шепнула я, — уверена, у тебя все будет хорошо. — Да, пожалуй… Папа позвонил, он уже въехал в Аркадию. Мы все обсудим с ректором, думаю, вернусь к учебе через пару месяцев или… — Ничего. Возвращайся, когда будешь готова, — поддержала я и заодно помогла вынести вещи. Мы еще несколько минут постояли вместе на крыльце, когда мимо вдруг промчалась Виктория со своей свитой, не удостоив нас и взглядом. Я вздохнула и закатила глаза. Кто-то никогда не меняется. — Тебя проводить до стоянки? — предложила я, но Кейт покачала головой. — Нет, я сама. Все в порядке. Ты куда-то собиралась? — Да, но… — Ты достаточно мне помогла, Макс, — мягко улыбнулась Кейт, — правда. Я в порядке. А как… хотя нет. Не буду спрашивать. — Он будет в порядке, — вздохнула я и отвернулась. Было неловко, но сказать это, наверное, было нужно, — прости, что так получилось. Я… я думаю, он хотел бы извиниться, но… — Я понимаю, — девушка кивнула. Потом вдруг встрепенулась, словно набираясь смелости, и взглянула прямо мне в глаза. — Я не виню его, но и простить не могу… не сейчас. А ты передо мной ни в чем не виновата, Макс. Я рада, что ты вчера осталась, чтобы ему помочь. Я долго думала… возможно, мы продолжим этот разговор, когда я вернусь. Я кивнула и еще раз обняла подругу. Мы пообещали друг другу держать связь и переписываться, и я поспешила в сторону автобусной остановки. По крайней мере, в этот раз я знала, что обязательно напишу подруге: это будут смс-ки, электронные письма, даже комментарии под постами на Фейсбуке. Я не позволю себе исчезнуть из ее жизни так, как когда-то поступила с Хлоей. Уже в автобусе я поняла, что забыла наушники. Это внезапное открытие почему-то меня развеселило — уже очень много времени прошло с тех пор, как я в последний раз выходила куда-то без них. Не прятаться за музыкой всегда казалось чем-то страшным, но сейчас я позволила мыслям течь спокойно. Нахлынувшая веселость меня даже напугала — казалось, в ней есть что-то странное, разве можно веселиться после всего, что происходило? Однако, я почему-то чувствовала себя… хорошо? Блять, Макс, неужели ты ноешь, даже когда все в порядке? Я нервно усмехнулась и тут же воровато огляделась, испугавшись, что потревожила кого-то из других пассажиров, но оказалась не права: меня никто не заметил. Пара незнакомцев из академии сидели, уткнувшись в гаджеты. Пожилая женщина читала газету. Выудив из сумки дневник, я раскрыла его на месте вырванной страницы. Провела пальцем по неровной линии обрыва — раньше подобное показалось бы мне кощунством. Потом перелистнула туда, где хранила подклеенные снимки. Конечно, половины тех, что я помнила, сейчас не было. Может, стоит их переснять? Нет. Лучше сделать новые. Потом долистала до импровизированного досье. Боже, неужели все это писала я? Я пробежалась взглядом по своей восторженной характеристике на Джефферсона и поморщилась. Мда уж, вот вам и обманчивое первое впечатление. Но у меня есть оправдание: на знаменитых талантливых ублюдков редко подумаешь, что они ублюдки. А он, будем честны, очень талантлив… может, даже умудрится провести выставку в тюрьме. Если как следует все обдумать… кажется, я все-таки не так уж и сильно проебалась, верно? Все, кто мне дорог, остались в живых, Джефферсона ищут. Правда, Рэйчел мы так и не нашли, но это не высокая цена за столько спасенных жизней. Я как раз сошла на остановке, когда пришло оповещение на телефон. Я просмотрела сообщения: одно новое… от Нейтана.

«Сбежать утром полагалось мне, позерша.»

«Ауч!», — быстро набрала я и, подумав, добавила: «Тебе не повредит немного разнообразия.»

«О разнообразии: сегодня вечеринка Циклона.»

Я чуть не поперхнулась воздухом и усмехнулась, набирая ответ: «Это приглашение?» Ответ не заставил себя долго ждать.

«Отказ не принимается, Колфилд.»

Я покачала головой и вдруг поняла, что улыбаюсь, как идиотка. Блять, Макс, серьезно?! О чем ты вообще думаешь… вспомни о сбежавшем маньяке, вспомни о сбежавшем маньяке, вспомни… Это что, еще одно сообщение?!

«Если что, ты ВИП, поэтому поищи что-нибудь получше своих задротских шмоток.»

«Пфф. Сноб», — быстро напечатала я и убрала телефон. Дом бывшей-а-может-еще-не-все-потеряно-в-настоящем лучшей подруги встретил меня подозрительной тишиной. Я поднялась на крыльцо и постучала. Довольно быстро послышались шаги, и дверь приоткрылась. — Доброе утро, Дэвид, — кивнула я, пока охранник разбирался с цепочкой. Потом он открыл шире, позволяя мне пройти. — Хорошо, что ты зашла. Хлоя у себя, — мужчина выглядел уставшим, под глазами залегли тени бессонной ночи. Наверняка Джойс выглядел хуже. Меня кольнуло чувством вины: я-то хотя бы выспалась. А Дэвид, похоже, даже рубашку не успел сменить. — Как вы, держитесь? — спросила я. — Просто рад, что та бедняжка на свалке оказалась не Рэйчел… Черт, ужасно прозвучало, — начальник охраны вздохнул и отвернулся, — а ты почему не на уроках? — Решила, что проведать Хлою важнее, — призналась я, — в последнее время многое происходит… — Да уж. Ладно. Проходи. Джойс наверху, присматривает за Хлоей. Я приготовил завтрак… — последняя фраза прозвучала так, словно он готовил под пытками, и я хмыкнула. Хорошо, что Дэвид не заметил. Я решила воспользоваться приглашением и подняться наверх. В любом случае, если Джойс с дочкой, кто-то же должен ее сменить. Зная Хлою, она никому не позволяет оставить ее надолго — впрочем, ее можно понять после всего, что происходило. Сложно представить, что будет теперь, как Прайс собирается себя вести. Возможно, захочет возобновить поиски пропавшей подруги с новыми силами? Стоит ли рассказывать ей то, что я узнала от Нейта? Нет. Во всяком случае, не сейчас. И сомневаюсь, что Нейтан обрадуется, если я расскажу. И Хлое это сейчас может только навредить… Дверь в спальню Прайс сейчас была открыта, оттуда доносились голоса — я с удивлением поняла, что в разговоре не слышно приближения спора или чего-то подобного. Я медленно приблизилась и сперва просто заглянула в комнату. Хлоя сидела на кровати, закутавшись в плед, Джойс сидела напротив нее. Мать и дочь копались в каких-то коробках и тихо разговаривали — я уловила обрывки фраз и поняла, кого они вспоминают. Уильям… я бы многое отдала, чтобы вернуть подруге отца — жаль, что цена оказалась слишком высокой. Но, кажется, теперь, впервые за очень долгое время Хлоя вспоминала отца без злости и боли предательства. Я постучала о дверной косяк и дождалась, пока меня заметят. — О, Макс, как хорошо, что ты заглянула! — тут же улыбнулась Джойс, поднимаясь на ноги и подходя, чтобы меня обнять. — Доброе утро, — улыбнулась я в ответ и помахала Хлое. Пока не было понятно, рада ли подруга меня видеть, меня беспокоило смутное предчувствие. — Надеюсь, я не помешала? — осведомилась я, нерешительно проходя в комнату. — Нет, что ты. Мы просто беседовали, вспоминали старые добрые времена, — Джойс потянулась. Судя по всему, она тоже не спала ночью, слишком обеспокоенная за дочь. — Уверена, тебе тоже будет что вспомнить. — О Уильяме? — я присела на край кровати и потянулась к коробке. Так я и думала: старые открытки, семейные фотографии… и та самая камера, которая принадлежала Уильяму давным давно — моя камера в той, прошлой жизни. Я мимоходом пробежалась пальцами по ее корпусу, мысленно прощаясь, а потом выудила одну из фотографий. — Я ее помню, — улыбнулась Хлоя, — ты тогда часто у нас оставалась… — Я вас оставлю, девочки, — быстро заметила Джойс, тактически отступая к двери. — Конечно, кажется, Дэвид приготовил вам завтрак, — кивнула я, тут же заметив, как в глазах женщины мелькнуло нечто, похожее на испуг. Хлоя проворчала что-то вроде «оно еще и готовит», а потом продолжила копошиться в коробке. Я немного повертела в руках фотографию. Эта была сделана в день смерти Уильяма… и я бы многое могла рассказать о том дне и о том, как много значила эта фотография. Но сейчас это уже не имело никакого смысла. — Как ты? — вместо этого спросила я, и подруга пожала плечами. — Не знаю, что мне дали, но чувствую себя как под кайфом. Хочется злиться, но сил нет вообще. — Мне очень жаль. — Да. Всем жаль, — Хлоя усмехнулась, на миг прикрыла глаза и пробежалась рукой по волосам — у самых корней пробивался натуральный цвет, который теперь казался более непривычным, чем синева. Мы помолчали. Я оглядывалась, размышляя о том, как быстро все менялось: еще вчера в комнате Хлои царил привычный полумрак, пахло сигаретами и царил беспорядок, далеко вышедший за определение творческого. Сегодня же, несмотря на все тот же беспорядок, комната была светлой, в распахнутое окно дышало раннее утро, на козырьке крыши сидела птица — одна из тех, что раньше часто бились в окна. — Что у тебя с Прескоттом? — вдруг спросила Хлоя, и я обернулась к ней. — Что у меня с Прескоттом? — невинно поинтересовалась я, мысленно перебирая возможные ответы. Ничего. Да если бы я знала. Кажется, у нас свидание, но все наверняка закончится разбитым сердцем или разбитым носом. — Я видела, как ты бросилась оттаскивать Фрэнка. Слышала, как мудот… как Дэвид сказал, что ты осталась с ним в больнице. Пожалуйста, скажи, что ты хотела убедиться, что ублюдок сдох. — Не могу так сказать, — призналась я, гадая, насколько виноватой сейчас выгляжу. — Вот же блять, — выдохнула Хлоя, прикрыв глаза. Я непроизвольно сжалась в ожидании продолжения, которое последовало почти сразу. — Он же уебок! Да блять… он наверняка виноват в том, что случилось с Рэйчел. Или что не случилось, или… в общем, что бы ни было, он по-любому в этом замешан, потому что он гребаный Прескотт! Блять. Блять! Не могу поверить, что… Не могу поверить, что Хлоя внезапно заметила что-то, что не касается ее лично. Ауч… прекрати, Макс, так нельзя. Ты прекрасно знаешь, что она переживает… но с другой стороны, ты имеешь право делать то, что сама считаешь нужным и не обязана оправдываться… — Не могу поверить, что ты так со мной поступила, — выдохнула Прайс, — ты спала с ним?! — Прекрати, — нахмурилась я. — Ответь на вопрос, — прошипела девушка. Ага, узнаю прежнюю Хлою Прайс — ту самую, которой нет лучшей игрушки, чем подружка с суперсилами. — Это не твое дело, — выдохнула я и вдруг поняла, что права, — прости, Хлоя, я пришла, чтобы проверить, как ты. Я не хочу ссориться. Хлоя молчала — дольше, чем я ожидала. Зато прожигала меня взглядом. Вздохнув, я отложила фотографии в коробку и поднялась. Прошлась по комнате, собираясь с мыслями и успешно игнорируя уколы совести. Не знаю, получится ли у меня все исправить в нашей дружбе с Прайс… но я не хочу быть единственной, кто пытается что-то сделать. Не хочу биться об стену и постоянно извиняться за прошлые ошибки. Даже если она не знает, на что я шла ради нашей дружбы… я не уверена, что смогу пройти нечто подобное снова. Я обернулась к подруге. — Мне жаль, что все так вышло. Прости, Хлоя, я не могу передать, как сожалею, что я тогда уехала и не звонила тебе. Я не должна была исчезать так… и я сожалею, что причинила тебе боль. Но я здесь не для того, чтобы просить за это прощения снова и снова. Или чтобы пытаться заслужить его. Я просто… ты моя лучшая подруга и всегда ей будешь, я люблю тебя и, наверное, это никогда не изменится. Я понимаю, через что ты прошла и через что проходишь сейчас… и я хочу быть рядом, чтобы помочь тебе. Но только если ты тоже этого хочешь, если тебе это нужно. Если нет, я готова просто уйти. Ух ты, сама не ожидала, что выдам такую речь… получилось не идеально, но это лучшая импровизация, на которую я способна. Теперь осталось только дождаться реакции… Которой так и не оказалось. Хлоя отвернулась, вернулась к своей коробке с воспоминаниями… Я бесшумно вздохнула. Ничего, Макс. Ничего. Теперь ее очередь принимать решения, не все же тебе развлекаться с выбором. Теперь я позволю ей выбрать — а сама подожду. Я вышла из спальни и быстро скатилась по лестнице. Быстро заглянула на кухню — и тут же отпрянула, смутившись. Джойс и Дэвид целовались, стоя у плиты. Женщина еще удерживала сковороду за ручку, поджаренным беконом пахло даже в коридоре. — Я уже ухожу, — бодро крикнула я, — до свидания, Джойс, до свидания, Дэвид. Не дождавшись ответов, я выскочила на крыльцо.

***

Доносившаяся из здания бассейна музыка вызывала у меня вьетнамские флэшбеки. В первый раз я была здесь, когда мы с Хлоей искали Нейтана Прескотта, думая, что он закопал тело Рэйчел на свалке. Кто же знал, что наше уравнение изначально было неверным. Во второй раз я вернулась сюда, чтобы предупредить подругу насчет Джефферсона и ее смерти. А потом еще были те несколько минут, когда я слышала музыку, отдыхая в багажнике машины фотографа-маньяка… Сейчас же я подтянула сумку на плечо и вошла в здание — просто как гость, а не агент на задании. Из-за красноватого света и громыхающей музыки казалось, будто я пришла на экскурсию в чистилище, что, впрочем, актуально в преддверии Хэллоуина. Возле входа, как и в прошлой жизни, я встретила Стеллу. Помахав ей рукой, я нырнула под полог… да, я уже и забыла, что все это выглядит очень круто. Если тебе не нужно в панике искать сбежавшую подругу и ее возможного убийцу, конечно. Кстати, о последнем… Я огляделась в поисках знакомых лиц, но в неоновом полумраке оказалось трудно ориентироваться. То и дело доносились вскрики и плеск воды — когда какой-нибудь незадачливый гость позволял столкнуть себя в бассейн, — и это тоже здорово отвлекало. — Вау, Макс, ты шикарно выглядишь, — услышала я и обернулась. Едва ли смена имиджа вышла радикальной: я всего лишь откопала черные джинсы и футболку с логотипом «Звездных войн». — Привет, Дэниел, — увидеть его было приятно. Жаль, что в этой жизни он так и не нарисовал мой портрет, тот скетч был просто отличным. И здорово, что ему не понадобился мой совет, чтобы решить прийти на вечеринку — вот тебе урок, Макс, не всегда твое вмешательство необходимо. — Ты, наверное, ищешь Уоррена? — улыбнулся художник. — Эммм… нет, вовсе нет. — Хорошо, а то ведь он пришел с Брук. Могло выйти неловко, — в голосе парня послышалось облегчение, и я усмехнулась. Мы недолго поговорили о вечеринке и о том, как дела у знакомых. Забавно, думала я, как все вполне устроилось и без моих вмешательств. Даже Алисса успевала смотреть по сторонам, привыкнув к тому, что ее не спасет ничто, кроме собственной внимательности. Так-то, Максин, на тебе свет клином не сошелся. На прощанье художник спросил, не хочу ли я как-нибудь позировать ему для скетча… и что-то во мне оттаяло. Свет пульсировал в такт музыке, пока я пробиралась к огороженной зоне для ВИП. Для Циклона. Ох уж эти флэшбеки. Сидевшая возле тяжелой шторки девица мельком взглянула на меня и приветственно кивнула. Я переборола последние сомнения — и вошла в святая святых. Конечно, есть вещи, которые остаются неизменными: вроде укуренного Хейдена, всегда готового поболтать по душам. Или Даны с Джульетт, неизменно присматривающих друг за дружкой. Но кое-что было мне в новинку. Например, доносившиеся обрывки чужих бесед. Похоже, у кого-то ушло немало сил, чтобы убедить ректора позволить провести вечеринку — после скандала с Джефферсоном. Тем более ребята отрывались как в последний раз, ведь еще неделя-две, по всему кампусу понаставят камер… Я вздохнула и огляделась: несмотря на царящую вакханалию, это место навевало спокойствие. Я в кои-то веки почувствовала себя нормальной девушкой, которая совершенно нормально пришла на вечеринку. В некоторой мере я, конечно, скучала по своим сверхъестественным силам… но это было сродни тоске по минувшему детству — хороших воспоминаний было достаточно, чтобы ее унять. — Ты все равно оделась как задротка, — вдруг раздается над ухом, и я оборачиваюсь. — И ты все тот же сноб, — парирую я, оценив темные джинсы и рубашку, — и, между прочим, всем нравятся «Звездные войны». — Всем нравится принцесса Лейя в купальнике… — фыркает Нейтан и, встретившись с моим удивленным взглядом, морщится, — блять, я только что спалился, да? — Выходит, даже ребятам вроде тебя ничто человеческое не чуждо, — глубокомысленно протягиваю я, пока успешно игнорируя легкую нервозность. Оказывается странно вот так в открытую разговаривать — мне начинает казаться, что на нас все оглядываются. Возможно, что так и есть, но проверять не хочется. Мне невольно вспоминается, как смотрела на меня Прайс — так словно я предала ее. Какого ответа на свой проклятый вопрос она ждала, если сама уже все решила? — Можем посидеть где-нибудь, — замечает Нейтан, когда пауза затягивается. Я неуверенно пожимаю плечами, и спустя мгновение парень ловит меня за запястье и тянет в сторону отдельно стоящих диванчиков. По крайней мере, так нас сложнее разглядывать — и подслушать тоже, — думаю я. — Как ты? — решаюсь спросить, когда Нейт садится рядом. Что-то в его движении сейчас кажется необычным, я я не сразу понимаю, в чем дело. — Дерьмово, — быстро отзывается парень, но тут же усмехается и добавляет, — но бывало и хуже. А ты? — Наверное почти так же, — подумав, признаюсь я. Под определение «дерьмового» явно подходит моя рассыпающаяся дружба с Прайс. — Но кое-что мне нравится. Ты выглядишь более… спокойным. — Наверное, потому что я действительно спокоен, — вдруг улыбается парень. — То есть… во мне хуева туча таблеток, я зол как черт, но что-то… — Изменилось? — Типа того. — Я сегодня весь день об этом думала. Ты знаешь, что Кейт уехала домой? Мы немного поговорили утром… думаю, она будет в порядке. Парень кивает, и я почему-то чувствую что-то сродни раздражению. Молчание кажется неестественным — мне хочется что-то сказать, только любые слова представляются недостаточно… подходящими. Недостаточно правильными. Всего вдруг оказывается недостаточно. И в чем-то очень глупо. Из всего происходящего правильным становится только держать его за руку — невесомо, не сжимая пальцев, но чувствуя, как неизбежно под кожей бьется пульс. — Оно того стоило? — вдруг спрашивает Нейтан, повернув ко мне голову. — Что именно? — Я думал о том, что бы сделал, будь у меня какая-нибудь суперсила. Телекинез там или чтение мыслей… что угодно. Наверное, я бы не смог от этого отказаться… даже будь я самым хуевым супергероем в истории. А как тебе без твоих сил? — Мне страшно, — после недолгой паузы признаюсь я, непроизвольно придвигаясь ближе и понижая голос. — С одной стороны… я больше не нарушаю никаких законов природы, чреватых катаклизмами, да и все обернулось достаточно неплохо. Но оказывается, быстро привыкаешь к тому, что все можно вернуть назад. Вроде неосторожного слова или необдуманного поступка. А сейчас — у меня снова всего одна попытка, а последствия не всегда можно предвидеть. Или чужую реакцию. И при этом, понимаешь, так ведь и должно быть, и так было раньше. Просто я будто только сейчас это почувствовала: что у меня всего одна жизнь. Всего одно сейчас… Кажется, я понимаю заранее, что сейчас произойдет, но поцелуй все равно оказывается неожиданным: из меня будто вышибает весь воздух, сердце пропускает удар. Его губы обезоруживающе мягкие, а что-то в моей голове вопит о том, какая все это ужасная идея, почти что сродни цунами. Как будто с каждым общим вдохом я проваливаюсь в проявочную, каждое касание сродни порции наркотика внутривенно — и я задыхаюсь, тону, умираю. Но не могу заставить себя отстраниться — в том, что я чувствую, есть что-то необратимое, и я подаюсь ближе, закрываю глаза и цепляюсь пальцами за его плечи. Чертов Прескотт, почему это вообще происходит? Когда я отстраняюсь, у меня кружится голова и едва заметно дрожат руки. Но хуже всего то, что мне не хочется отодвигаться, не хочется отталкивать Нейтана или убеждать его в том, что подобное не должно повториться. Мне хочется, чтобы оно повторилось. Я ловлю его взгляд — такой же одуряюще пьяный, в расширенных зрачках плещется безумие и обещание разбитого сердца. — Вот же черт, — поэтому выдыхаю я и обреченно закрываю глаза. — Блять, — соглашается Прескотт. Я думаю обо всех вещах, которые делают мое «сейчас» непоправимой ошибкой. Он сумасшедший, Макс, — напоминаю я себе, каким бы нормальным и спокойным он не казался сейчас, это не перечеркивает другие моменты: Нейтан Прескотт опасен, самоконтроль может подвести его в любой момент, ты ведь помнишь холод прижатого к тебе пистолета, Макс? Ты ведь помнишь его пальцы на своем горле? В любой момент все может полететь к херам, ты уже пила в его комнате, а что будет в следующий раз? Ты сможешь отказаться от косяка? Ты действительно хочешь в это ввязаться? Я смаргиваю непрошенную слезу и подаюсь к нему — мы снова целуемся, как парочка висельников, у которых нет ни малейшего шанса, и я не знаю как быть с этой смесью удовольствия и почти физической боли от каждого прикосновения. И это долбаное клише: хорошая девочка и плохой мальчик, так что мой синдром героя едва ли не пританцовывает от сорванного джек-пота. Ты его не спасешь, Макс, все это закончится плохо — через два часа, через два дня или два года, но когда все закончится, тебе будет очень больно… — Твою мать! — вдруг восклицает знакомый голос, и я рефлекторно отодвигаюсь. Чейз так и замирает, глядя во все глаза, и этот шок на ее лице кажется мне странно приятным. Переборов неловкость, я выдавливаю улыбку. — Привет, Виктория. — Какого… как… Нейт, можно… — она так и не договаривает, но Прескотт поднимается. — Подожди меня, ладно? — напоследок он улыбается — так, словно никогда не было ни пистолета, ни его рук на моей шее. Виктория ловит его за рукав и тянет в сторону — подальше от меня, так что подслушать их разговор становится невозможным. Поэтому я качаю головой и улыбаюсь сама себе. Ты влипла, Макс, — радостно констатирует мой здравый смысл, так что я начинаю сомневаться, что это он. Я думаю о том, каким был бы мой первый поцелуй с кем-то другим — кем-то менее ядовитым. Кем-то, кто не заперт в проявочной, как я сама. Вспоминаю смеющуюся Хлою, предлагающую поцеловать ее на спор, берущую на слабо — как бы это было, решись я? Шагни к ней и прижмись губами… все равно что целовать сестру или осколок зеркала — для меня это было бы странно, а для нее? Для нее это могло значить гораздо больше… Уоррен… Наше смазанное прощание в закусочной посреди локального апокалипсиса — поцелуй так и напрашивался. Как в кино, словно я отчаянный герой, направляющийся на финальную битву. Шагнуть к Уоррену, поцеловать… он бы не отстранился. И сам не решился бы поцеловать меня первым — хотя, может, он бы спросил разрешения. В какой-нибудь непрожитой жизни мы сидели бы перед ноутбуком, смотря «Назад в будущее» и улыбаясь над романтической линией Дока. И где-нибудь там, когда Док спасал бы свою Клару с летящего к черту поезда, Уоррен бы повернулся ко мне и спросил: «Эй, СуперМакс, можно тебя поцеловать?» И эта Макс бы неловко отвела взгляд и пожала плечами. Может, подалась бы к нему и чмокнула в щечку. Только я даже не могу пожалеть об этих непрожитых невозможных вариантах. Я вспоминаю тепло чужого тела так близко от моего, вспоминаю, как шарахало чужое сердце, как боль перетекала в меня с каждым его ударом, связывая нас воедино… В этом все дело? Мы сшиты этой болью, как чей-то уродливый эксперимент? Связаны чудовищной цепью дежавю? Прекрати, Макс, это какое-то безумие. Не все ли равно, ты ведь сама понимаешь, что влипла — влетела в эту связь как в самый эпицентр торнадо. И будешь крутиться и мучить себя, пока тебя не выбросит куда-нибудь прочь изломанной куклой. Не ты ли говорила про «всего одно сейчас»? Так, может, хватит бояться того, что еще даже не наступило? Тем временем музыка затихает, к установленному на этой стороне бассейна пульту диджея поднимается ректор. Его лысина блестит от пота, мужчина явно прилагает нечеловеческие усилия, стараясь не замечать, насколько пьяны некоторые из находящихся здесь подростков. Или что в стаканчиках с соком отнюдь не сок. — Ладно, ладно, — бормочет он в микрофон и давит улыбку в ответ на вялые аплодисменты, — не буду портить вам вечеринку, я здесь чтобы объявить победителя в конкурсе «Герой дня». Конечно, за эту неделю произошло столько всего, изначально задумывалось, что делать выбор придется не мне… У меня вырывается нервный смешок, я снова ловлю флэшбеки. Ректор кажется взволнованным, тогда как среди слушающих наконец наступает та самая почтительная тишина. — В первую очередь, спасибо всем за поданные фотографии, они все были очень хороши. Но вы знаете, что дает победа в конкурсе — возможность поделиться своей работой с миром, участие в крупной выставке в Сан-Франциско. Так вот, — он достал белый конверт, принимая такой вид, будто сам не знает, кто стал победителем, — представляю вам победителя… Виктория Чейз! На миг мне делается обидно — как будто некий укол детской ревности, но он быстро проходит. Вот Виктория пробирается через толпу, поднимается на импровизированный пьедестал… Она не так плоха, вспоминаю я — да я и так это знаю. Просто у всех свои проблемы. Хотя то, как она вела себя с Кейт… Жаль, Виктория, но похоже в этой жизни нам так и не удастся стать друзьями. Я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь. Какое-то смутное чувство тревоги снова накатывает — должно быть, нервы. Однако, я начинаю отходить к выходу, поняв, что не вижу Прескотта в толпе. Уже почти у самых дверей я сталкиваюсь с ректором — и тут же понимаю причину его волнения, уж больно тоскливые взгляды он бросает в сторону здешних стаканов с соком. — О, мисс Колфилд, — улыбается он, заметив меня. Я выдавливаю ответную улыбку, вспоминаю все наши встречи из той, прошлой жизни. Не уверена, что успела составить мнение о ректоре Уэллсе… — Здравствуйте. Отличная речь. — Да, я… это было непростое решение, — кивает мужчина. — Вы не ошиблись, Виктория достойна победы, — несмотря ни на что, я всегда знала, что ее работы очень хороши. — Конечно, но я столько слышал о твоей фотографии от… не важно. В общем, жаль, что ты решила ее забрать. Я ничего не могу поделать с тем, что тревога становится гораздо сильнее — у меня почти темнеет в глазах, приходится приложить определенные усилия, чтобы удержаться на подгибающихся ногах. — Я забрала? — В любом случае, это твой выбор. Если ты пока не готова… э-э-э… явить свою работу миру, так сказать… — он покровительственно улыбается и вдруг смотрит поверх моего плеча, улыбается и поднимает руку, — хорошо тебе провести время. Блять, Макс, что происходит?! Я не понимаю, что происходит. Но я не забирала фотографию… да и черт бы с ней — может, Виктория вытащила ее из альбома с конкурсными работами или… нет, Чейз бы так не поступила. Тогда что? Она потерялась. Да, скорее всего. Или Джефферсон забыл добавить ее в альбом. Или… «Я выбрал твою фотографию, Макс. Я выбрал тебя.» Меня начинает трясти, музыка становится слишком громкой, от пульсации света у меня кружится голова. Я вдруг начинаю задыхаться, паника с готовностью стискивает грудь… Мне нужно уйти отсюда! Немедленно. Срочно. Подальше от чертовой вечеринки, от всего этого… Голову разрывает боль — подобием предупреждения, вдруг понимаю я. Реальность словно специально сбоит, когда я замираю в дюймах от прежнего курса. Поскальзываясь в несуществующих лужах крови, я выбираюсь из здания — кто-то посмеивается вслед, видимо, решив, что очередная девочка перебрала с алкоголем. Мне мерещится хруст птичьих костей под подошвами, на дороге я вижу иллюзорную лань со сломанной шеей. К горлу подкатывает тошнота. Он забрал мою фотографию. Джефферсон. Какая же я дура! Он захотел увидеть меня в проявочной именно из-за фото — увидел в нем что-то такое, больной ублюдок. И я понятия не имею, где он сейчас. Он может быть где угодно: за углом, возле закусочной, в ближайшем парке… Я делаю несколько шагов практически вслепую, опираюсь рукой о дерево и пытаюсь успокоиться. В ушах стоит шум, сердце колотится как безумное. Страх разрастается под кожей, царапает изнутри колючей проволокой. Пожалуйста, нет, я не хочу, я не могу снова это пережить! Он может быть прямо здесь. Блять. Хватит, Макс, прекрати, прекрати немедленно! Ты успеешь пореветь или проблеваться, когда этот ублюдок будет за решеткой. А сейчас ты обязана взять себя в руки! Черт, где же Нейтан? Я лихорадочно выуживаю из сумки телефон, щелкаю по экрану, не сразу попадая по нужным значкам и бестолку царапая экран ногтями… а что, если Нейтан все еще ему помогает? Нет, Макс, нет, прекрати, может, раньше Прескотт и был в этом замешан, но не теперь, когда он точно понимает, что речь идет об убийстве. Сомневаюсь, что теперь Джефферсон захочет оставлять жертву в живых. Нейтан должен знать, что этот ублюдок где-то здесь. Нейтан должен был вернуться к тебе. Я набираю вызов, прислушиваюсь, когда раздадутся гудки, с такой силой сжимая телефон, что пальцы начинают неметь. Звонок принимается почти сразу. — Нейт? — зову я, но раздающийся из динамика голос заставляет похолодеть. — Приятно вновь тебя слышать, Макс, — приветливо замечает Джефферсон.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.