В мире честности и лжи

      Немного успокоившись, я оглянулся по сторонам в надежде найти ответ на свой вопрос: по какой причине умерли грызуны? От старости? Или им помогли умереть? Первый вариант, конечно, имел место быть, но, чтобы жизнь покинула сразу двоих... Это не похоже на правду. А вот у второго варианта больше шансов на существование. Но кто это сделал и каким образом? Повнимательнее осмотрев крыс и клетку, я заметил на дне мисочки с водой какой-то белый осадок. Вроде бы ничего особенного, но только утром его не было. Его вообще не бывает, даже когда вода по несколько дней не меняется. Значит, крысы выпили несвежую воду, отравленную... Но кому понадобилось травить грызунов и когда подсыпали ядовитое вещество, если я все время был здесь, в доме, за исключением того периода, когда вчера вечером ушел на поиски Фриты?       Неужели вернулся Эгиль только для того, чтобы сделать это нехорошее дело? Но зачем ему? Он никак не отреагировал на моих пушистых созданий. Ему нужна была только жена. Крысы его не интересовали.       Тогда остается только Фрита. Но она находилась в лесу вместе со мной. А потом мы пришли домой, и она все время была у меня на виду. Нет, это глупость! Зачем Фрите травить животных? Только по причине, что она негативно к ним относится? Так они ей ничего плохого не сделали, чтобы поступать с ними подобным образом.       А потом я вспомнил про найденную в лесу фибулу жены. Еще та загадка, откуда вещь там взялась. Но Аслауг точно не знает про мое тайное убежище. Да и если бы знала, к чему ей травить зверьков?       А что если это не случайное отравление, а предупреждение? Предупреждение мне. И настоящей жертвой должен стать я...       Да, у меня достаточно недоброжелателей. Среди народа обязательно найдутся те, кто при случае не встанут на мою сторону. Но чтобы помышлять избавиться от конунга... Нет, это точно не в духе простого народа. Возможно, я мешаю кому-то выше по рангу. Но кому?       Вопросов было слишком много. И я не знал, думал ли в правильном направлении. Это были всего лишь мои догадки, предположения.       Тем не менее, я понял, что рядом со мной находится тот, кто довел свое черное дело до победного финала. Результат есть — крысы мертвы, а я должен быть вдвойне осторожным.       Похоронив трупики под старой елью, я подошел к Фрите, которая сидела напротив огня на мокрой земле, поджав ноги к груди. Неочищенная до конца рыба валялась неподалеку, но, кажется, женщине на пищу было все равно. Она выглядела очень уставшей и разбитой. По ее щеке скатилась слеза. Она тихонько всхлипнула и посмотрела на меня больным взглядом.       — Мне жаль... — только вымолвила она.       — Ты, кажется, замерзла, — тихо произнес я. Не хватало, чтобы моя гостья еще захворала. — Дальше я сам справлюсь.       Ничего не сказав, Фрита рванула к дому, забыв свою шаль на земле. Мне не показалось — она переживала. По поводу ли смерти грызунов, моего душевного состояния или своих отношений с мужем, но что-то с ней было не так. Лезть к ней в душу не хотелось, захочет — сама поделится. Но все-таки я думал, что Фрита мне доверяет. Выходит, зря делал вид, что она мне интересна как женщина.       Вскоре был готов рыбный суп. Я разлил его по плошкам и достал из тайника вторую ложку для Фриты, положил ее на столик рядом с ней, а сам разместился на шкуре по правую руку от женщины и внимательно посмотрел в ее бледное лицо. Она сидела с таким видом, будто винила себя в смерти всех своих близких и друзей: потухший взгляд, красноватые глаза. Неужели гибель грызунов так сильно сказалась на ее душевном состоянии?       — Рагнар, мне холодно, — вдруг вполголоса произнесла Фрита, обхватив себя руками. — Я оставила свою шаль у озера. Ты не мог бы принести ее?       Не раздумывая, я кивнул и вышел из дома. Конечно, в этом нет проблемы. Подняв вещь с грязной земли, я понял, что она вряд ли способна согреть Фриту, поэтому, вернувшись в убежище, повесил ее на балку. Пусть сохнет. Новый запах привлек только одну из моих чешуйчатых существ, но ей он не очень-то понравился, и змея поползла в обратную сторону. Затем я предложил Фрите надеть что-нибудь потеплее, но вдруг она гордо заявила, что лучше моих объятий ее никакие шкуры не согреют.       Я, конечно, понимал, что нравлюсь Фрите, но не стал развивать эту тему сейчас.       — Твой будущий сын должен родиться сильным и крепким воином, а для этого его мать обязана хорошо питаться, — я опустил взгляд на плошки с супом. — Давай поедим, а потом поговорим, если захочешь. Лично я не люблю есть холодным то, что должно употребляться в горячем виде.       Фрита как-то странно на меня посмотрела и слабо кивнула. Я только взял ложку всеми пятью пальцами и почерпнул ею содержимое плошки, стоящей на столике, как услышал пронзительный крик гостьи:       — Не-ет!! Не ешь!!       Она приподнялась с места и специально опрокинула мою плошку с супом на пол, а затем вызывающе посмотрела на меня. В ее голубых глазах блестели слезы, руки дрожали. Казалось, что сейчас она сделала совсем не то, что должна была изначально, но я этого не знал. Фрита шумно опустилась на пень и тут же расплакалась, спрятав лицо в ладони. Похоже, она только что лишила меня приготовленного завтрака по непонятной причине.       — Он отравлен... — вдруг едва слышно произнесла Фрита, убрав ладони от лица. Теперь в ее глазах отражался самый настоящий испуг. — Но я не могу... Не могу... Не могу... Рагнар!! — она расплакалась еще сильнее и, бросив на меня отрешенный взгляд, выбежала за дверь. Я знал, что женщина никуда не сбежит теперь, пока не объяснится передо мной, не прольет свет на все, что произошло с ее приходом в мою жизнь. Полагаю, она и сама желала аналогичного.       Сейчас я почувствовал небывалую оглушительную пустоту внутри себя, меня покинули последние силы, но почему-то родилось самое настоящее уважение к Фрите. Она добровольно призналась в том, что совершила. Не имелось никаких сомнений относительного того, что именно она подсыпала мне в суп что-то, от чего мое сердце должно было остановиться. Но по какой причине? В чем я провинился перед Фритой, ведь с самой первой минуты нашей встречи я желал ей только добра. Или же она передумала в последний момент, решив, что не имеет право распоряжаться жизнью конунга? Ее остановили боги? Или Фрита лишь пешка в чужой игре?       Как же я устал от этих бесконечных вопросов... Мой разум требовал как можно скорее получить на них ответы.       Взяв с собой плащ, я вышел из дома. Фрита сидела на крыльце, прислонившись спиной к деревянной стене, и смотрела в даль на чистое озеро и отражавшееся на голубой воде золотыми бликами солнце с яркими лучами, которые озаряли дикие скалы и высокие, развесистые хвойные деревья. Присев рядом с женщиной, я накинул ей на плечи теплую одежду и тоже посмотрел вперед на бескрайние лесные красоты. Я молчал. Фрита тоже. С моей стороны вряд ли найдутся подходящие слова, чтобы нарушить приятную тишину. Да и просто не хотелось начинать разговор первым. Раз у женщины хватило смелости встать на сторону честности, значит, найдутся силы и для того, чтобы объяснить, с чем мы оба имели дело.       — Я буду плохой матерью, — тихонько, но решительно начала Фрита, приложив ладонь к своему округлившемуся животу, не поворачивая головы в мою сторону. — Я знаю это.       — Ты не Провидец, чтобы видеть будущее, — медленно проговорил я, продолжая любоваться прекрасной природой Скандинавии. — И уж тем более не богиня.       — Эгиль во многом был прав. Я заслуживаю прилюдного позора... Я ведь неверна ему. Это правда, — она остановилась и медленно повернула голову в мою сторону, посмотрев печальными глазами. — Он охладел ко мне, потому что я сама этого захотела. Я слишком много времени провожу с другими мужчинами. Я... Просто не могу иначе. Мне необходимо мужское внимание, я не могу сидеть дома в четырех стенах и вести хозяйство... Это скучно, однообразно... А я женщина! — она особо выделила это слово. — Понимаешь? Жизнь дается один раз, и я хочу прожить ее с удовольствием, понимаешь?       — Я не осуждаю тебя. Это твоя жизнь и ты вольна поступать так, как желаешь.       — Я люблю Эгиля. Люблю, — продолжила Фрита свое откровение. — Он хороший, заботливый, добрый, просто очень вспыльчивый. Он всегда хочет, чтобы делали так, как он скажет, а я не такая. Я тоже хочу, чтобы считались с моим мнением. Понимаешь?       Я кивнул. Какой мужчина не хочет, чтобы к нему прислушивались?       — Но я люблю свободу, — внезапно прошептала Фрита. — Мне душно с одним Эгилем. Я еще молода, красива и не могу, да и не хочу отказывать другим мужчинам. Я такая, какая есть, и не хочу в себе что-то менять. Понимаешь?       Она прижала ладони к пылавшим щекам и сжалась. Теперь Фрита стала похожа на маленькую беззащитную птичку, напуганную когтистой лапой дикого зверя.       Мне казалось, что сейчас женщина открыла мне свою душу, поделилась самым сокровенным, будто знала, что это не выйдет за рамки этого места. Все сказанное навсегда останется только между нами. И это на самом деле было так. Кому мне рассказывать о Фрите? Уж точно не жене или другу Флоки. Я думал, что Фрите очень важно, чтобы я понял ее намерения, желания и не осуждал, потому что вряд ли окружение поддерживает ее.       — Я хочу этого ребенка, хочу родить частичку мужа на этот свет, но... — она остановилась, тяжело вздохнула и прикрыла глаза, чтобы, скорее всего, не расплакаться вновь. — С другой стороны, я понимаю, что должна буду постоянно находиться только с дитем, обязана буду уделять внимание лишь ему одному, появятся строгие границы, обязанности... А я привыкла к иной жизни и... — последнюю фразу Фрита сказала уже совсем тихо. — Но это не важно. Это только мои проблемы. И тебя не должны касаться.       Она права. Не должны. Но с некоторых пор я стал их частью и хочу знать правду, ибо так надоело вариться в этом бульоне лжи.       Фрита внимательно посмотрела на меня. И я тоже не смог оторвать взгляда от ее выразительных голубых глаз, полных тоски, но одновременно и нежности, обращенной только на меня. В них действительно было что-то особенное, притягивающее... Или, вернее сказать, губительное.       — Я солгала тебе. Конечно, я знала с самого начала, что ты — конунг Каттегата, известный во всем мире Рагнар Лодброк. Твоя слава уже давно опередила тебя, для многих ты стал легендой, так все говорят, а я слишком мелкий человек, чтобы решить твою судьбу таким способом, который мне предложили, — Фрита остановилась и осторожно положила свою ладонь мне на руку, которая покоилась на моем колене. Внутри, к моему удивлению, сразу родилась теплая волна наслаждения. Я склонил голову в бок и слегка нахмурился. — Я действительно ушла от мужа, но приплыла к твоему домику не случайно. Твоя жена поведала о тебе достаточно фактов, чтобы убедить меня в том, что при случае, ты не оставишь меня в беде, поможешь пережить трудный период, а я помогу Аслауг осуществить то, что она желала.       — Ты знакома с моей женой? — удивился я.       — Конечно, — она кивнула, но сразу же отвела глаза. — Незадолго до избиения, муж заявил мне, что мое дитя от Харбарда, что он ни за что не будет помогать мне с чужим ребенком, и тогда я вспомнила, что перед тем, как остаться на ночь в доме, Харбард упомянул имя твоей жены, мол, они очень близкие друзья, настолько близкие, что он знает расположение каждой родинки на ее теле. Ко мне сразу пришла мысль поехать к Аслауг и разузнать у нее, где может быть Харбард, чтобы он самолично сказал Эгилю, что между нами в ту ночь ничего не было. Я бы запомнила, если что-то было. Такие вещи невозможно упустить! Я бы точно знала! Муж бы послушал его. Я уверена!       В эти мгновения мне стало так паршиво, так мерзко на душе из-за того, что связь Аслауг с этим странником вновь всплыла на поверхность. Мне до сих пор больно, что жена предпочла другого в мое отсутствие. Как бы Харбард не был вежлив и обходителен с Аслауг, он увел ее от моих детей. Специально или нет, какая теперь разница? Малыши едва не погибли, когда остались без ее присмотра. Но если бы с ними что-то произошло, я бы никогда ей этого не простил!       — Я верю тебе, — ответил я сдержанным голосом.       — Мой малыш от Эгиля, это совершенно точно, — с грустью во взоре Фрита ласково погладила свой живот ладонью. — Я была беременна до встречи с Харбардом, просто не нашлось подходящего момента, чтобы сказать мужу эту весть, — с печалью проговорила женщина, слабо улыбнувшись. — И когда я встретилась с твоей женой, то она ничем не смогла мне помочь. Она не знала, где мог находиться Харбард. Оно и понятно. Он ведь странник. Я извинилась за то, что зря побеспокоила ее, принесла не очень приятную весть. Кажется, она была влюблена в него... — Фрита смущенно посмотрела на меня, но я и не думал сердиться на нее в данной ситуации. Она ведь хотела как лучше для себя же самой, для своей семьи. Разве ее можно за это осуждать? А моя боль от предательства жены слегка притупилась, и я сумел почти примириться с этим. — Прости.       — Продолжай, — мягко произнес я, с пониманием посмотрев в ее блестящие глаза.       — Я спросила, чем могу отблагодарить ее? Как мне загладить свою маленькую вину, что принесла ей такую печальную новость? И тогда, долго не раздумывая, она пожелала, чтобы я стала палачом для тебя. Я не знала ее истинных намерений, но Аслауг говорила о тебе с таким пренебрежением... С таким безразличием... Будто бы ей все равно на тебя, на твою жизнь, твой титул, семейный долг... Ей плевать! Она королева. Она имеет власть. Но этой власти ей стало недостаточно.       — Почему именно ты? — спросил я, ощутив легкое волнение внутри себя, которое отчаянно боролось с раздражением и гневом. Даже в самом страшном сне я не мог предположить, что помешал своей собственной жене. А все ради чего? Ради власти! Ради титула. Как же это подло с ее стороны! Видимо, я совсем не знаю, с кем сплю в одной кровати.       — Все просто: я слабая беременная женщина, нуждающаяся в защите от свирепых наказаний мужа, — объяснила Фрита. — Разве можно обо мне подумать что-то дурное и тем более считать исполнителем чужой воли? Большой опыт связи с мужчинами сыграл мне на руку. Мне не составило тяжелого труда втереться в доверие к тебе, прикинуться несчастной. И ты ведь поверил. Я лгала тебе, но не всегда. Иногда я была честна.       — Значит, ты понимаешь, что я тоже играл с тобой, пытаясь выяснить, что же ты из себя представляешь, — я тоже решил признаться Фрите в своих грехах, раз дело дошло до таких откровений. Но за свои поступки мне не было стыдно.       — Я знаю, — уверенно произнесла женщина без капли разочарования. — Ты смотрел на меня не так, как другие — с вожделением и страстью. Твои глаза говорили о банальной вежливости и доброте. Я поняла это, но не подала виду, ведь должна была исполнить волю Аслауг. А времени у меня не так много. Сам понимаешь.       Я подтвердил ее слова слабым кивком головы и скупой улыбкой.       — Ты на своих змей и крыс смотришь с большей любовью, чем на меня, — ее лицо тронула светлая улыбка. В этом она была права. Так сложилось, что с животными мне гораздо легче находить общий язык, чем с людьми. — Аслауг сказала мне, что ты находишься в этом домике в лесу. Она проследила за тобой, когда ты ушел из Каттегата.       «Видимо, тогда и потеряла в лесу свою фибулу», — сразу возникла мысль. Это хоть какое-то логическое объяснение нахождения украшения в кустах, как и то, что жена приняла решение править Каттегатом в одиночку далеко не вчера.       — Я не смогла отказать ей. Она же королева. Как ей скажешь «нет»? Тогда мне казалось, что убить тебя — это просто... Подсыпать яд... Это ведь быстрая и не такая мучительная смерть, как от раны в бою, например. Но... Время показало, что я не желаю, чтобы ты отправился в Вальхаллу раньше своего срока.       — Почему? — задал я вопрос чуть хриплым голосом, продолжая внимательно слушать рассказ Фриты. Оказывается, узнавать новые стороны Аслауг — увлекательное дело.       — Ты конунг. Ты не такой, как другие. Ты великий человек. Пускай я слишком мало тебя знаю, но, поверь, ты лучше моего мужа, большинства других мужчин, с которыми я тесно знакома. Я слышала почти все, что ты говорил Эгилю, и меня это очень тронуло. Вряд ли бы он когда-нибудь заступился за меня, если бы представился случай, несмотря на его любовь ко мне.       Я опустил глаза. Думаю, каждый любящий свою женщину мужчина поступил бы аналогично. Хотя не могу отвечать за всех.       — Как он нашел тебя здесь так скоро? — задал я очередной вопрос.       — Я сказала ему, что ухожу из дома, ухожу в лес и пусть боги решат мою судьбу. Не трудно было догадаться, куда отправиться на мои поиски, — объяснила Фрита. — Хотя после того, что он сделал со мной, я даже и мысль не допускала, что он вообще станет меня искать.       — Значит, ты не так уж и безразлична для него, как считаешь, — произнес я, вновь подарив женщине свой нежный взгляд. Я не держал зла на нее, не мог осуждать ее поступок. Все мы ошибаемся. На то мы и люди, чтобы учиться на своих ошибках. Не оступается только тот, кто вообще сидит без дела.       — Но ты же сам сказал, что с рассветом я ему уже не жена.       — Я лишь передал его слова. Но я не в ответе за его чувства, — тихим голосом пояснил я.       — Он отойдет. Возможно, нам действительно необходимо было пару дней пожить отдельно друг от друга, — с сожалением сказала Фрита, грустно улыбнувшись. — Прости за крыс, Рагнар. Я знаю, как они дороги тебе, но сразу отравить тебя я не могла. Поэтому попробовала на грызунах. Прости. Если когда-нибудь сможешь...       Она отвернулась и тихо всхлипнула. Я уверен, ей самой больно от лжи, несправедливости, проблем, которые она сама себе создала. Да и мне тоже было тяжело на душе. Но я ей верил. Теперь верил. Она сказала правду. Но я совсем не хотел, чтобы Фрита и дальше считала себя виновной в том, что сделала. По большому счету она ничего не сделала, она смогла вовремя остановиться, смогла признаться во всем. Вот, что важно.       — Боги простят, — мягко произнес я и пододвинулся к женщине еще ближе — так, что мое плечо коснулось ее. — Они понимают твою боль, твои желания, обиду и жажду мести... Они ведь тоже, как люди, и ссорятся, и мирятся. Они понимают, что любящие должны жить в мире и согласии, но не всегда выходит так, как мы хотим. Случаются разные обстоятельства.       — Это правда, — вполголоса произнесла она и повернулась ко мне.       Ее бледного лица коснулся луч солнца, а щеки залились румянцем. Она была слишком хороша, чтобы оттолкнуть ее. Я невольно залюбовался ею: голубые с блеском глаза, мягкие губы — все казалось таким родным. Боги, я ведь помнил, как она целовалась! Ее поцелуи такие чувственные, откровенные, глубокие. А ее прикосновения... Тонкие пальчики, нежная кожа, словно у маленького поросенка или теленка. Она не достойна того, чтобы ею пользовались другие мужчины ради удовлетворения своих потребностей. Фрита не должна так преподносить себя. Сейчас мне почему-то хотелось оградить ее от такого привычного для нее образа жизни.       Я повернулся к ней и осторожно прикоснулся ладонью к ее животу. Она не возражала, а только вежливо улыбнулась и накрыла своей рукой мою. Наши взгляды встретились вновь, и мне почему-то стало трудно дышать. Одно лишь невесомое прикосновение ее тонких пальчиков разожгло кровь, наполняя теплом все мое тело. В горле неожиданно пересохло, и мне пришлось слишком шумно сглотнуть. Я наклонился еще ближе к ее лицу и сделал глубокий вдох. Мой взгляд остановился на ее желанных губах, и почти все мысли о недоведенном до конца черном деле женщины испарились, превратились в пепел. Еще несколько секунд я пытался совладать со своим учащенным сердцебиением, сидя абсолютно неподвижно, а потом приблизился к приоткрытым губам Фриты с намерением оставить на них ничего не значащий поцелуй, но в последний момент изменил свой угол движения и поцеловал ее в лоб. Она лишь издала стон отчаяния, видимо, рассчитывая, что получит от меня то, что привыкла обычно брать от мужчин, но я ведь не такой, как остальные, по словам Фриты.       Я поднялся и тут же скрылся за дверью, показав видом, что все игры для меня закончились.       Фрита влетела в мой дом, как обезумевший ворон, и снова чуть не наступила на ползучее существо, которое видело очередной сон в двух шагах от порога. Интересно, а что снится змеям?       — За что ты так со мной?! — вдруг закричала она и, перешагнув через чешуйчатую красавицу, устремилась ко мне и со всей силы ударила кулаком в грудь. — Я ведь призналась тебе! Душу открыла! Так открой же свою, Рагнар Лодброк! Или ты струсил?       Проигнорировав ее вопрос, я продолжил свое занятие — сбор вещей Фриты. Все, достаточно. Пора и честь знать.       — Отвечай, когда тебя спрашивают! — потребовала женщина.       — Не вижу в этом смысла, — совершенно спокойно ответил я, даже не взглянув на рядом стоящую Фриту.       — Серьезно? — изумилась она. — Прекрати хоть самому себе-то врать! Я не безразлична тебе! Так чего же ты ждешь?       Похоже, ей сильно не понравилось, что я оттолкнул ее в тот момент, когда она желала получить награду в виде целого моря поцелуев.       — Ты носишь дитя по сердцем, — спокойно ответил я, складывая вещи Фриты в плетеную небольшую корзину, чтобы удобнее было донести до лодки. — Подумай, прежде всего, о нем, а не о своем «хочу», иначе ты и его можешь лишиться.       — Ты не Провидец, чтобы наперед знать, что уготовлено мне судьбой, — не притворно разозлилась Фрита. Я бросил последнюю вещь в корзину и с укором посмотрел в серьезное лицо женщины.       — Я не предам свою жену, если ты это хочешь услышать, — вполголоса произнес я, не отрывая взгляда от ее глаз. Пускай Аслауг и подло поступила со мной, это не значит, что я тоже опущусь так низко.       — Зато она тебя предала! Ты не нужен ей! Она убить тебя хотела. О какой любви может идти речь?       Я глубоко и шумно вздохнул, сжав кулаки, ощущая на себе пристальный взгляд Фриты. Он будто уколол мою грубую кожу лица, оставил неприятный след на моих щеках. Я вдруг почувствовал себя жертвой неудачной охоты на зверя или статуей, подобной той, что находится в покоях короля Уэссекса, застывшей в неудобной позе.       — А тебе, выходит, нужен?       Фрита не ответила. Она только с укором смотрела на меня, глубоко дыша. Видимо, посчитала, что и без слов все ясно.       — Выгоняешь меня? — она бросила взгляд на корзину с вещами.       — Нет. В Хедебю мы поедем вместе. Я прослежу, чтобы по дороге с тобой ничего не случилось, — спокойным тоном ответил я и принялся складывать другие вещи первой необходимости и кое-какие продукты.       — Без тебя справлюсь! Я не такая слабая, как ты считаешь! — сердито проговорила Фрита, подойдя к кровати, и крепко взяла всеми пятью пальцами ручку корзины, но я настойчиво ухватил ее за запястье, недовольно покачав головой. — Отпусти! — потребовала женщина, строго посмотрев на меня. На ее прекрасном лбу появились несколько морщинок.       Я ослабил хватку, но руку убрал не сразу. Не хотел я, чтобы мы расстались врагами. Мне необходимо было добиться понимания Фриты.       — Я действительно не желаю, чтобы ты пострадала. Путь долгий, — мягко произнес я, сделав шаг в сторону.       Фрита опустила глаза и медленно подошла к кровати, присела на ее краешек и посмотрела вперед на бревенчатую стену. Словно почувствовав тревожное состояние Фриты, возле ее ног вскоре оказалась одна из чешуйчатых существ. Она спокойно ползла по своим делам, и, заметив ее, женщина радостно улыбнулась, взяла ее двумя руками и положила рядом с собой на кровать.       — Иди сюда, мерзкая тварь! Не надоело еще щекотать мои нервы? — пошутила Фрита, небрежно проведя указательным пальцем по изогнутой спине змеи. Та лишь тихо зашипела, приподняв голову и высунув раздвоенный язык, но сразу же успокоилась, когда Фрита убрала от нее свою руку. — Не дуйся. Не отберу я у тебя твоего кормильца.       Изучив новые запахи, существо решило, куда ползти дальше, и спряталось за корзиной. Хотел я сказать своей гостье, что не стоит так небрежно обращаться со змеей, ибо она вовсе не так глупа, как может показаться, она гораздо умнее даже самых мудрых королей, но промолчал. Женщине все равно этого не понять.       — Ты ведь не любишь ее, — совсем тихо произнесла Фрита. Это был не вопрос, а четкое утверждение.       Удивительно, насколько быстро у нее поменялось настроение. Еще минуту назад она пыталась на повышенных тонах чего-то своего добиться, а теперь, кажется, уже успокоилась.       — Откуда тебе знать?       — А ты от счастливой жизни ушел сюда? — она развела руками и окинула взглядом мой дом. — Как бы ты не возносил своих гадюк, они никогда не заменят настоящей женской любви. Оглянись вокруг, Рагнар! Ты конунг! А дальше собственного носа ничего не видишь.       Я почти готов был принять сказанное Фритой. Не трудно догадаться, почему я решил провести какое-то время в одиночестве, вдали от родного дома. Возможно, Фрита хотела поговорить об этом, но ранее не решалась это сделать. У нее ведь была иная цель. А теперь она захотела узнать меня поближе, понять мои мотивы... Но, пожалуй, это совершенно ни к чему.       Да, ситуация с женой вышла очень неприятной. Но неужели она не предполагала такой вариант развития событий, что Фрита одумается и не захочет выполнить в итоге ее волю? Однако, теперь я не хочу задумываться над тем, что творится в сознании Аслауг. Лишь бы только не пострадали мои сыновья.       — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — устало спросил я.       — Свои намерения. После того, как поможешь мне вернуться в город.       — Меня ждет трудный разговор с Аслауг, — коротко ответил я, даже не собираясь посвящать мою старую гостью в подробности.       — И все? — изумилась Фрита, нахмурив брови. Я понял, что она, наверное, желала услышать, какое наказание я изберу для жены. Но это уже дела только моей семьи, и Фриты они не касаются.       Проигнорировав вопрос женщины, я попросил ее осмотреться и взять то, что может пригодиться в пути, то, что я мог пропустить, а сам пошел готовить лодку к отплытию. Думаю, что к завтрашнему утру, а то и раньше, мы будем находиться уже в Хедебю. Наконец-то Фрита вернется в свой дом, а я — в свой. И каждому из нас предстоит выдержать серьезные беседы с близкими.