В мире честности и лжи

      Вернулся я в Каттегат с первым снегом. За несколько дней моего отсутствия ничего серьезного в городе не произошло. По крайней мере, я так считал до того момента, пока на главной площади не увидел Флоки, прикованного надежной цепью с ошейником и кандалами к высокому деревянному столбу позора, врытому в землю. Он сидел на коленях с опущенной головой на сырой и холодной земле в одной лишь темной потрепанной тунике и штанах и что-то бубнил себе под нос. Вокруг него бегали маленькие дети и кидали клочки земли, тухлые яйца и овощи, считая мужчину объектом для насмешек. Это было увлекательное зрелище, судя по тому, что многие, проходя мимо, останавливались, чтобы удовлетворить свое любопытство, а потом лукаво улыбались и, не торопясь, шли по своим делам. Однако, Флоки на все это никоим образом не реагировал, будто принял свою участь, смирился с ней. Но кто решил наказать моего старого друга без моего ведома?       Я медленно подошел к бедняге, шикнув при этом на детей. Те сразу же разбежались по домам, напугав небольшую стайку серых гусей, проходящую мимо. Те тревожно загоготали и, активно перебирая красными лапками, потопали к ближайшей узкой улочке — туда, где гораздо спокойнее.       — Флоки... Что-то мне подсказывает, что кто-то решил с тобой разобраться... — медленно проговорил я, пристально смотря в чумазое лицо узника. Он поднял голову и посмотрел на меня внимательным взглядом, в котором отражались и интерес к моей персоне, и презрение.       — По твоему приказу... — хмыкнул Флоки и дернул руками, которые тоже были прикованы кандалами к двум меньшим по размеру столбикам, врытым в землю напротив основного, но короткие цепи сильно ущемляли свободу действий мужчины. Руками он не мог даже до рта дотянуться.       «По моему?» — едва не слетело с моих уст. Я старался сохранить уверенное и холодное выражение лица, ведь иначе это выглядело бы глупо со стороны, что конунг не в курсе того, что происходит в родном городе.       — Отец! — вдруг я услышал, как меня окликнул старший сын. Подлетел ко мне на всех радостях, будто нашел сокровища в лесу или в одиночку убил взрослого медведя. — Ты вернулся!       — Бьерн! — я кивнул ему в знак уважения, а потом перевел взгляд на дрожащего от холода Флоки. Да, накинуть плащ на плечи ему не помешало бы.       — Я взял его под стражу, Рагнар! — гордо заявил сын, поправив выбившуюся прядь светлых коротких волос из туго затянутого хвоста.       Я даже не попытался скрыть свое удивление. Да, таких слов я точно не ожидал услышать из уст сына. Он, конечно, у меня ответственный и решительный мужчина, но чтобы самому судить Флоки... Не думал, что Бьерну вообще это нужно.       Я сделал несколько шагов в сторону, чтобы огородить Флоки от возможности услышать то, что ему знать не надо, и продолжил беседу с сыном.       — Зачем? — вполголоса спросил я, не прерывая с ним зрительного контакта.       — С Флоки надо было разобраться. Тебя не было. Я решил, что так будет правильно. Народ Каттегата меня поддержал, — уверенно выдал Бьерн, гордо вскинув голову.       Ах, вот как! Значит, мой сын самолично решил наказать Флоки, потому что тот убил Этельстана. И как же я сразу это не понял? Да еще прилюдно. Без моего ведома! Не сказать, что это глобальная катастрофа, но это очередная серьезная проблема на мою голову, которую расхлебывать придется только мне.       — Может быть, ты подумал также и о том, что если бы я захотел задержать его, то сделал это уже давно? — понизив тон, задал я вопрос. Бьерн лишь молча стоял, продолжая смотреть мне в глаза. — Но теперь ты совершил это при людях и не оставил мне выбора, — добавил я, взглянув в сторону Флоки. — Теперь я буду вынужден разобраться с моим заблудшим другом.       — Рагнар...       — Чьей дурацкой идеей было оставить Ролло в Париже?! — чуть ли не закричал я от возмущения. Сын уже тогда совершил, возможно, непоправимую ошибку. Но ладно, тогда я был вообще не в состоянии принимать какие-либо решения. Но он мог хотя бы посоветоваться со мной. Несмотря на то, что я его отец, я, прежде всего, конунг. И последнее слово всегда должно оставаться за мной. Но... Видимо, только в моих желаниях.       — Он мой дядя! — воскликнул Бьерн после небольшой паузы. Видимо, для него родственные узы — это причина для доверия. О, как же он ошибался.       — Он мой брат! — твердо проговорил я, чувствуя, как нестерпимый огонь начал медленно разгораться внутри. — И мне лучше знать!       Я тяжело вздохнул и направился в сторону своего дома. Меня ждал трудный разговор с Аслауг. Это не менее важное дело, чем разборки с Флоки, а, возможно, даже намного серьезнее.

* * *

      Только войдя в Большой зал*, я сразу же заметил девушку необычной внешности с длинными, чуть ниже лопаток, черными волосами, собранными в две толстые косы с вплетенными в них желтыми лентами, одетую в простые одежды. Она убирала остатки пищи и складывала в одну сторону грязные миски со стола. Эту рабыню я не видел ранее. Очевидно, жена решила сменить прежний состав служанок.       — Господин... — заметив меня, девушка оторвалась от своего дела и поклонилась.       — Привет! — вежливо улыбнулся я незнакомке, с интересом рассматривая ее. У нее была довольно привлекательная внешность: крупные карие глаза с приподнятыми внешними уголками, ровные плечи, узкая талия, тонкие пальчики, слегка измазанные в жире. — Извини. Я отвлек тебя.       — Все в порядке, — тихо произнесла рабыня, улыбнувшись краешком губ. — Вы конунг Рагнар?       — Он самый.       Она кивнула и продолжила свою работу.       В зале для пиршеств в следующее мгновение появилась моя жена с кубком в правой руке. С высоко поднятой головой она гордо прошла мимо остальных слуг, которые аккуратно раскладывали шкуры в тронной части Большого зала, и остановилась в нескольких шагах от новенькой служанки. Аслауг бросила на нее недовольный взгляд и вымученно улыбнулась.       За долгие годы совместной жизни я хорошо научился понимать эмоции жены: когда она лжет, когда на ее славном светлом лице можно увидеть искреннюю радость, а когда только на людях играет роль мудрой правительницы, но в кругу семьи выражает самое настоящее презрение к некоторым моим близким людям. К Этельстану, например. Кажется, что абсолютно все вокруг были счастливы, что его больше нет среди нас. Конечно, он ведь всегда был чужим со своим ложным богом, традициями, мышлением, действиями. А я, идиот, не сумел его уберечь. Пускай он и не нуждался в защите, но его смерть на моей совести!       Как же мне его не хватало. Не хватало его поддержки, дельных советов, простого душевного общения по вечерам, сидя у костра, его любви, настоящей и искренней любви к всей моей семье: к детям, друзьям, женам... Он уважал абсолютно всех, даже моих врагов — королей Англии. Он с пониманием относился даже к тем, кто плевал ему лицо. Он — тот человек, которого никто и никогда не сможет мне заменить.       Этельстан... Друг мой, может быть, ты подскажешь, как мне поступить с Аслауг?       — И́ду! — твердым голосом обратилась жена к рабыне. — Наведи порядок в загоне со свиньями и принеси воду курам и козам. Здесь уберешь позже.       — Хорошо, моя госпожа, — тихо ответила девушка и посеменила к выходу.       «Интересная такая, — отметил я про себя. — Послушная».       — Мы очень рады, что ты вернулся, — мягко проговорила Аслауг, широко улыбнувшись. Я сразу же перевел все свое внимание на нее: высокую и уверенную в себе женщину с длинными распущенными русыми волосами и идеальной осанкой. Несмотря на приветливость, в ее холодном взгляде голубых глаз читалось откровенное желание меня уничтожить. А при первой встрече она мне показалась такой милой, невероятно умной и просто потрясающей женщиной.       — Особенно, некоторые... — тихонько произнес я и обошел жену справа, направившись к своему законному месту — трону. Нет, я не боялся, что его займут другие. С радостью бы сейчас отдал его! Было бы только кому! Нет пока такого человека, кому бы я с уверенностью мог доверить правление Каттегатом. Даже сын не в счет. Пока он еще не созрел, чтобы стать вождем для своего народа.       Я подошел к двум «стареньким» служанкам и шепнул им, чтобы они оставили нас с женой наедине. Ни к чему им слышать нашу будущую беседу. Однако до трона я так и не дошел. Передумал. Развернулся обратно к столу, возле которого находилась жена, и начал издалека:       — Как жилось в мое отсутствие? Не скучала?       — Любая женщина всегда тоскует по мужу, если его нет рядом, — мягко ответила Аслауг, широко улыбнувшись.       — Особенно, если эта женщина — королева Каттегата. Должно быть, она ночами не спала, переживала... Думала... Все ли в порядке с ее любимым? Жив ли он... Еще! — особенно выделил я последнее слово и снисходительно улыбнулся. Она несколько странно посмотрела на меня, будто не понимая, что я имею в виду.       — О чем ты, Рагнар? — спросила она, нахмурившись.       Хотела узнать? Пожалуйста! Я все ей наглядно покажу. Из-за пояса я достал золотую фибулу и подал ее жене. Она сразу же засияла, как начищенная монета, только сейчас ее светлое лицо тронула искренняя улыбка — ни за что не спутать с фальшивой — и бережно прижала украшение к своей груди. Да, пожалуй, слишком ценная вещь для Аслауг.       — Откуда она у тебя?       Чего тянуть? Зачем ходить вокруг да около? Я решил сразу перейти к делу.       — Нашел в лесу недалеко от дома у озера. Должно быть, ты обронила ее там, но не заметила это.       — Ты знаешь, она очень дорога для меня, — сказала Аслауг, продолжая крепко сжимать украшение в руках. Похоже, лишь только вещи она была по-настоящему рада.       — Почему ты сделала это? Ты так меня ненавидишь? — тихо спросил я, подойдя на максимально близкое расстояние к жене, пристально смотря в ее глаза. Хотя чего я желал прочитать в них?       Раскаяние? Глупости! Это качество не относится к Аслауг.       Сожаление? Чушь! Жена никогда не станет даже мысль допускать о том, что сделала что-то не так. Быстрее, она жалела о том, что ее план моего убийства провалился. А был ли он изначально хорошо продуман? Ведь если бы Аслауг на самом деле хотела убить меня, то сама бы подсыпала яд, а не возлагала такую ответственную миссию на чужого человека, на слабую беременную женщину со своими проблемами. Значит, не так велико было желание отправить меня в Вальхаллу раньше времени.       Радость? Радость оттого, что я остался жив? Абсурд! Возможно, Аслауг уже давно похоронила меня. Наверное, она была бы счастлива, если бы я умер тогда... При штурме Парижа.       Она смотрела на меня совершенно пустым взглядом, безликим, равнодушным.       — Я знала, что Фрита не сможет... — тихо произнесла жена, потупив взгляд на деревянный пол. — Не поверишь, но я рада, что ты остался жив.       — Серьезно? — уголки моих тонких губ поползли вверх от удивления. — Что-то я не вижу, чтобы ты плясала от счастья при виде меня.       — Тогда, должно быть, Фрита все тебе поведала. Не вижу смысла повторяться, — Аслауг сделала шаг в сторону и направились к трону. Неспешно поднялась на ступеньку и села в удобное кресло, расправив плечи, положила руки на подлокотники.       Я медленно развернулся к ней и вызывающе посмотрел на нее.       — А я хочу услышать от тебя! — немного повысил я голос.       — Что услышать? Что ты не уделяешь мне никакого внимания? Что тебя месяцами не бывает дома? Что от тебя пахнет другими женщинами? Даже сейчас... Не удивлюсь, если ты занимался любовью с Фритой.       Да что же это такое за проклятье! Почему все считают меня каким-то греховодником? Я никогда, даже в мыслях не думал о том, чтобы предать Аслауг. Хотя и обстоятельства для этого удачно складывались, я совершенно чист перед ней.       — Наверное, все-таки стоило... — ответил я, подойдя к жене. — Чтобы ты не была голословна.       Она усмехнулась и впервые за время нашего разговора сделала глоток вина или чего-то покрепче из кубка. Не поверила. Да мне и не нужна была ее вера. Больно только за детей, что их воспитывает такая мать.       — А что? Я думаю, это правильно. Именно ты должна править Каттегатом. Все равно быть конунгом — скучное дело. Оно никогда меня не привлекало.       — Ты серьезно?        Сделав еще шаг ближе к жене, я наклонился к ней и обжег дыханием кожу ее лица, а потом осторожно обхватил всеми пятью пальцами ее тонкую шею, пристально смотря в ее бесстыжие глаза.       — Абсолютно, дорогая Аслауг, — протянул я, крепче сжимая пальцы. Но нет, у меня не имелось цели задушить ее или действительно причинить острую боль. В отличие от жены, у меня есть голова на плечах. — У тебя отлично получится. Все будут уважать тебя, любить, ценить как величайшего правителя.       Когда я понял, что жене уже не хватает воздуха, чтобы сделать вдох, то сразу же опустил руку.       — Накажешь меня? — поинтересовалась женщина с безразличием в голосе.       — Накажу? — наигранно удивился я. Как я могу наказать Аслауг? Если даже с Флоки за убийство Этельстана я не хотел расправляться жестоким образом, вообще не хотел — это все равно бы ничего не изменило, друга не вернуло бы, то и с женой не стану. Флоки и так наказан всеми богами, я это точно знаю, да и Аслауг просто так ее злой помысел с рук не сойдет. — В отличие от тебя, дорогая, я не выношу семейные проблемы за пределы дома. Я не могу лишить моих сыновей матери. Они не виноваты в том, что у нас с тобой не сложились отношения. Только из-за любви к ним я не предам огласке то, что ты хотела со мной сделать.       Жена фальшиво улыбнулась. Возможно, она не ожидала такой щедрости от меня и ждала, что я накажу Фриту. Но даже сейчас, спустя дни, я не сержусь на гостью, а, наоборот, понимаю ее. Мы все ошибаемся, а она раскаялась в содеянном. Для меня это ценно.       Я спокойно доставил ее в Хедебю, в родной дом. Правда, мужа там не оказалось. Надеюсь, у них все еще наладится, пускай со временем, но Фрита найдет подходящие слова, чтобы убедить Эгиля в том, что носит от него дитя под сердцем.       — Но впредь мы больше не будем ни есть, ни спать, ни вести хозяйство, в общем — жить вместе. Ты можешь пойти, куда пожелаешь. К Харбарду, например. Думаю, он с удовольствием тебя примет. Ах, да, с мальчиками я тебе видеться не запрещаю. Но с этого для только я буду держать за них полную ответственность! — твердым голосом добавил я, тем самым причинив ей моральную боль. Я знаю, насколько она привязана к детям. С рождением нашего первенца, она ни на шаг от него не отходила. Аслауг — хорошая мать, заботливая, но так было только раньше.       — И куда же я пойду? — возмутилась жена.       — А это меня уже не касается. Хоть в амбар с рыбой! Говорят, вы там неплохо с Харбардом время проводили.       Не хотел я ее подкалывать, но этот странник стоял поперек горла. Если уж на то пошло, это он принес беды в наши края.       — Ты не можешь так поступить со мной, Рагнар! — она встала и подошла почти вплотную ко мне, бросила цепкий взгляд голубых глаз. — Скоро весна! Ты вновь пойдешь на Париж! С кем останутся мои сыновья?       — Я возьму их с собой, — мягко ответил я. — Им полезно будет посмотреть.       — Но они еще слишком маленькие! — возразила женщина на повышенном тоне. И я ее понимаю. В пути, таком длинном и опасном, может всякое произойти: и бури, и ливни... Но мы — викинги. Мы привыкли к суровому миру с самого рождения.       — Пусть учатся и изучают то, с чем им предстоит столкнуться в будущем. Все, разговор окончен! Чтобы к вечеру тебя здесь не было.       Я развернулся к выходу, дав понять Аслауг, что больше не намерен продолжать эту тему. Ей все равно не понять некоторые вещи.       — А Ивар? Ты тоже возьмешь его с собой? — раздался позади меня ее громкий голос.       Ах, Ивар... Ивар Бескостный. Такое прозвище я дал своему самому младшему сыну. У него с рождения проблемы с ногами, слишком хрупкие кости. Он не может самостоятельно ходить. Калека — так зовут его в народе. Я знаю, он не такой как все и вряд ли станет великим воином, но я люблю его. Все равно люблю не меньше остальных сыновей, несмотря на то, что сразу после рождения хотел решить его судьбу, специально оставив в лесу на съедение волкам, желал избавить от мучений, которые ждут его во взрослой жизни. Пускай он еще ребенок, Ивар уже сейчас напрямую сталкивается с трудностями: он достаточно замкнут, хотя и тянется к другим ребятам, но из-за врожденной особенности его никто не воспринимает всерьез, с ним никто не хочет играть, его никто не хочет слышать, он вынужден каждый день терпеть боль и оскорбления. Какому малышу это понравится? Вот однажды он и убил топориком соседского сына, когда они вместе играли в мяч. Не специально, конечно, это был несчастный случай. Мой сын этот день уже вряд ли помнит, зато сейчас передо мной снова ожило лицо убитой горем матери, когда та склонилась над телом погибшего сына. Ему уже было не помочь, острое лезвие топора повредило мягкие ткани головки отпрыска, смерть мгновенно забрала его в чертог* к Одину.       Я ничего не ответил относительно младшего Рагнарссона. Время покажет. До весны еще многое может измениться не один раз.       — Я не оставлю своих детей и никуда не уйду! — твердо заявила жена, встав передо мной, преградив путь к деревянным воротам Большого зала.       В следующую секунду они распахнулись и в зал влетели, как юные воронята, мои славные сыновья, крича наперебой: «Отец! Отец! Отец вернулся!»       Уббе и Хвитсерк по обе стороны держали ручку деревянной тележки на маленьких колесиках, которую в свое время смастерили умелые руки Флоки. В ней на теплых овечьих шкурах расположился довольный Ивар. Через секунду к братьям присоединился и запыхавшийся Сигурд Змееглазый.       — А-а! Мои проказники! — радостно воскликнул я, прижимая старших детей к своему животу. — Я тоже по вам соскучился! А где наш Ивар?       — Ивар-р-р-р! — раздался звонкий голос младшего. Широко улыбаясь, что можно было разглядеть парочку выпавших молочных зубиков, сын скривил недовольную рожицу.       — Все в сборе! Иди ко мне! — я наклонился к тележке и взял Ивара на руки. Сначала он немного покапризничал, все-таки больше привык к родным и нежным рукам матери, но как только понял, что его понесли совсем не в покои, а вновь на улицу, то сразу засиял и засмеялся. Ивар очень любил долгие прогулки.       Остальные братья тоже поддержали идею отправиться на улицу всем вместе и пошагали за мной.       Мне хотелось весь этот день провести с сыновьями, забыть обо всех проблемах и просто посвятить всего себя своим мальчикам.       Я всегда даю людям шанс на исправление. Я дал его в свое время брату, чтобы он показал, чего на самом деле стоит, чтобы он доказал, что ему действительно можно доверять. Ролло в какой-то мере удалось оправдать мое доверие, но... Опасения остались. Я дал второй шанс и Флоки, чтобы тот осознал, что натворил, и смог исправиться. К сожалению, он так и не признал, что убил Этельстана из-за ревности, а не из-за, что ему боги дали знак. Я подарил его и Фрите. Пусть готовится стать матерью. У нее очень ответственный и нелегкий период наступил.       Никакое, даже самое суровое наказание, не сможет изменить человеческое мышление. Виновный должен сам понять, что поступил плохо, что оступился, а не под пытками. Возможно, у меня какое-то своеобразное представление о порицании, но оно меня вполне устраивало.       — Так, рассказывайте, что тут без меня произошло интересного? — спросил я детей по дороге куда-нибудь в свободное от бродячего скота и людей место, чтобы было где поиграть.       — Бьерн отпустил Флоки! — гордо заявил старший Уббе. — Ты разве не знаешь?       Я остановился и с изумлением посмотрел на сына.       — Отпустил? — переспросил я. Как такое возможно? Бьерн же самолично его задержал при всем честном народе. Вот так, значит, он держит свое слово?       — Да, отпустил. Я сам видел, — подтвердил Хвитсерк.       — Мы все это видели! — добавил Сигурд. — Правда, Ивар?       — Да! — и младший кивнул. — Он сказал, что не хотел расстраивать тебя.       — Так и сказал? — переспросил я Ивара. — Ты ничего не перепутал?       — Нет, отец! Мы все это слышали, — проговорил Уббе.       Просто потрясающе! И этот мужчина — будущий вождь, конунг, а возможно, и конунг всей Норвегии. Кто знает, как сложится судьба Бьерна? Но те поступки, которые он совершает уже сейчас, совсем не вяжутся с действиями настоящего и мудрого хевдинга*.       И как мне теперь поступить? Как смотреть в глаза народу? Флоки? Что я им всем скажу? Что мой сын сначала делает, а потом думает? Вернее, не думает вообще.       Что творится в родном городе... Пару дней отсутствовал, а уже столько проблем.       Иногда я думаю, что не стоило мне вообще жениться ни первый раз, ни второй, а надо было спокойно жить в доме у озера вместе со своими животными и вести хозяйство. Нерв бы больше сохранил. Но я женился. И именно вторая свадьба стала моей роковой ошибкой.       Я знаю, что мне придется рано или поздно простить жену, принять обратно в свой дом, потому что она нужна детям, прежде всего. Я не смогу подарить им то, что сможет дать только мать — настоящую любовь и заботу. В моей власти защитить их, оградить от несправедливых обвинений, нападок со стороны врагов.       — Отец, так мы идем играть? — задал вопрос Уббе.       — Конечно, сын! Идем! — я потрепал его темно-русые волосы и, обхватив поудобнее Ивара, направился вперед по улице, стараясь больше не думать о серьезных вопросах. Видимо, так решили боги, послав мне полную телегу неприятностей на лысую голову.       Одна радость — хоть мальчики помогут мне расслабиться. Мои сыновья — будущее, светлое будущее для всего нашего народа. Они откроют новые земли, завоюют новые королевства, проложат новые торговые пути и, возможно, так же искренне, как и я, примут христианского бога. Уверен, их имена будут греметь во всем мире, и хочется надеяться, что каждый из них найдет свою единственную, которая будет верна ему не только при жизни, но и в чертоге Одина.