Еще минуту

— Чего приперся? — Лорд смотрит на него и кривит свой красивый рот в весьма некрасивой гримасе. Стервятник готов поклясться: он вцепился бы ему в глотку, если бы мог дотянуться. Он до дрожи презирает Стервятника и всю его стаю, ему мерзко дышать с подобными извращенцами одним воздухом — это написано на его аристократическом лице, и будь Стервятник колясником или хотя бы пониже ростом, Лорд не преминул бы расписать ему лицо. Но несмотря на всю приобретенную силу в руках, он, увы, Стервятнику не соперник, а потому постоянно краснеет при виде его и морщится от омерзения. Лорд нервный, словно сидит на оголенных проводах круглыми сутками, несдержанный, неуправляемый, как лесной пожар, Стервятник даже не знает, что взрывоопасней — отвечать ему или проигнорировать. Он выбирает второе. Сфинкс осел на полу у общей кровати и не смотрит в сторону Птицы. Глаза его красные и опухшие, пораженные болезнью, о которой Стервятник знает не понаслышке. Болезнью утраты. Вчера крик его разрывал стены Дома не хуже воплей Стервятника два года назад, врывался в сердца даже самых безразличных к его потере и ломал их. Напоминал, как легко можно лишиться куска собственной души и как много этот кусок значит, когда ты даже этого не осознаешь. — Я хотел сказать, что мне очень жаль, — скорбно произносит Стервятник. Он завис у входа и не решается пройти внутрь, в четвертой ему никогда особо не рады и на чай не зовут. Его слова свинцовым смогом виснут в и без того больном воздухе прокуренной комнаты. Почти все здесь, кроме Македонского с Толстым и Лэри. Слепого тоже не видно, но Стервятник чувствует, что он где-то рядом, дышит почти незаметно, словно пытается не давить на Сфинкса еще и своим дыханием. — Действительно? — охрипший, будто порванный на куски голос Сфинкса падает тяжелым камнем. — Действительно жаль? Да неужели! Яд с его губ сочится так, что морщится даже Шакал, занятый молчаливой инвентаризацией своих склянок. — Конечно! — Стервятник даже удивлен. — Мы не были друзьями с Волком, но я никогда!.. Никогда бы не пожелал такого ему. Тебе. Никому. Все знают, что это правда, даже Сфинкс, и он никогда бы не обвинил Птицу в таком, будь он в здравом уме. Но сейчас горе обволакивает его. Горе, неверие, собственное бессилие. Это они заползают к нему в грудь, едят нутро, травят так, что хочется вытолкнуть из себя эту горечь и пролить ее на весь мир. — Тебе же все равно! — настаивает Сфинкс. Теперь он смотрит прямо на Стервятника и режет его своими слишком проницательными глазами, вскрывает слой за слоем, чтобы обнажить то, что ему кажется неправдой. — Волк ненавидел вас, а ты ненавидел его. Так какого черта, Стервятник?! Кому нужны твои фальшивые соболезнования! Волк ненавидел их, их с Тенью, это правда. Стервятник на секунду прикрывает глаза. Ему было четырнадцать или около того, его светлой половине, его мечтательной, смелой и доброй половине. Его уже успели окрестить Тенью, но ничего от тени в нем не было, разве что навязчивая привязанность к брату, а чего-то темного, пугающего — ни на грамм. Стервятник часто злился на него за простодушие, за открытость и уступчивость, но он любил его. Не любить Тень было невозможно. Его любили все, кроме, пожалуй, воспитателей, и то это была скорее заслуга их Сиамского тандема, нежели лично Тени. Его любил Слон, и Красавица, и даже Лэри с Конем, хоть они и были поначалу из Хламовных. И Волк его любил. И Тень любил Волка. И признался ему в этом. Стервятнику до сих пор больно вспоминать те слова, что сказал в ответ Волк, те унизительные оскорбления, которыми он поливал их в спину. И ту боль, что Стервятник увидел в глазах брата, ту боль ему не забыть теперь никогда. Она поселилась в золотых глазах с тех пор и до самого последнего вздоха Тени, она съела его душу и душу Стервятника заодно. Стервятник сцепился тогда с Волком не на шутку, даже шерсть летела, и хоть Тень умолял его остановиться, остановиться он никак не мог. Он знал все слабые места Волка и бил туда своим облезлым костылем, и Волк в ответ бил с диким остервенением, словно Стервятник и его мерзкий братец были самым отвратительным злом во вселенной. Стервятник был уверен: в минуту, когда Тень открыл свои чувства, мир Волка на самом деле треснул, его сердце треснуло, потому что он потерял друга, а взамен ему подсунули отвратительное, ненормальное существо, которое пачкало Волка одними своими мыслями. Тогда их драку разогнал Валет, тихий, в общем-то, но, как оказалось, смелый малый. И преданный. Он единственный вступился за братьев, вступился за Тень, никто больше не лез, даже мудрый Сфинкс. И хоть смотрел Сфинкс с осуждением, осуждал он, пожалуй, лишь драку, не отношение Волка. И разрешить ситуацию, как он обычно бы сделал, не торопился. Все решил Слепой. Они ушли, отделившись своей маленькой стаей. Слона забрали с собой, он ведь был как бесплатное приложение к Сиамцам с самого детства, Красавица тоже ушел с ними, хотя от него никто не ожидал, ведь он был «нормальный», как говорил Волк. Стоит ли говорить, какую славу об их постыдном бегстве разнес по Дому Волк. Совсем неудивительно, что никто не отнесся к ним с пониманием. Почти никто. Только Валет, который так разругался с Волком, что свалил жить в другую комнату с концами. И еще Дракон. Он геем не был, но пришел в третью вслед за своими чудными дружками: Ангелом, Дорогушей и Бабочкой. Постепенно в третьей появлялись все новые и новые Пташки, а общественная неприязнь строила вокруг них все более толстые стены. Иногда Стервятнику казалось, что они рассадили все эти джунгли, чтобы скрыться в них, чтобы спрятать за листьями и стеблями те толстые стены, на которых маркерами и краской были написаны нелестные отзывы об их моральных качествах, об их неправильной, извращенной сути. Среди воспитателей к ним приятного отношения тоже не было, и Стервятник даже немного испугался, когда Черный Ральф взял шефство над их группой. Лишь потом он наконец понял, что Ральф единственный, кто не брезговал смотреть на их накрашенные глаза и ранимые души. Он даже их защищал: разнимал драки, пресекал травлю, однажды даже лекцию прочел на тему терпимости. Правда, это тогда не помогло, сделало только хуже, но за его молчаливым мрачным лицом Стервятник всегда чувствовал если не одобрение, то поддержку. В его глазах он искал понимание: и тогда, когда они только учились говорить о себе и отстаивать свои жизни, и тогда, когда Тень… — Вали отсюда, — злобный голос Лорда выдергивает его из тяжелых воспоминаний. Стервятник вздрагивает и обводит взглядом комнату. Никто не смотрит ему в глаза, даже Черный, который обычно не солидарен с четвертой, даже Горбач, который ни разу не оскорбил Стервятника словом или делом, только Лорд, и то потому, что надеется этим взглядом убить. — Прости, — тихо говорит Стервятник, обращаясь к Сфинксу. — Наверное, мне и правда не стоило… — Больше сюда, — хрипит Сфинкс, словно задыхается или будто сейчас начнет орать, — никогда не приходи.