***
Встречали Гая и его армию в городе словно дорогих гостей. Изнуренные, измученные осадой простые жители города, собрав оставшиеся силы, высыпали на улицы, обрядившись в самые лучшие из своих одежд. Распевали они гимны в честь новых правителей, засыпали не пойми откуда взятыми цветами. Бросались под копыта коней Гая и его людей, чтобы коснуться хотя бы кончика плаща всадника или даже попоны животного. Армия Гая была не просто армией победителя. Ей поклонялись не раболепно, дабы получить какие-то блага или просто не вызвать гнева нового наместника — ее действительно были рады видеть. Гай не был захватчиком, он был освободителем для города, города, что изнывал до того под гнетом местных богачей, что лишь вытягивали все соки из жителей, не заботясь о них. О Гае же знали, что он позаботится о них, — он всегда заботился о том, что делал своим, — и потому уже любили его. — Далеко еще? — Гай обернулся к Маркусу, младшему командиру армии, что вел своего вороного бок о бок с белоснежной кобылицей Гая. Людское море не давало двигаться быстро, и путь до дворца наместника, где и ждали Гая и его людей и их решения побежденные враги, казался просто бесконечным. — Несколько улиц, потом перейти через площадь — и будет дворец, — ответил Маркус, улыбаясь толпе и прикладывая руку к сердцу. Гай поморщился. Нет, он был рад, что все так вышло: что он опять победил и победил в бескровной борьбе. Приятны были ему и эти люди, искренне радовавшиеся ему. Но он не спал все эти несколько дней осады, почти ничего не ел и ужасно устал и физически, и еще больше — духовно. А ему предстояли еще долгие часы разговоров и судов над бывшими правителями города. И неизвестно, когда он сможет отдохнуть. Но что роптать на судьбу? На то он и главнокомандующий, на то он и правитель, чтобы делать свою работу так, как установлено законом, который он сам и издал. Гай через силу улыбнулся толпе и пришпорил лошадь.***
Стоя на балконе своего нового дома — теперь дворец наместника принадлежал ему, — Гай, весь вечер и ночь проведший в духоте и шуме, разбираясь с бывшими правителями города, назначая новых помощников и издавая первые указы, встретил восход солнца. Свежий утренний воздух потихоньку успокоил гудящую как колокол голову, вернул ясность зрению и легкость — телу. Спать уже не хотелось. Конечно, ему следовало бы доверить себя богу сна и провести в его объятиях несколько часов на мягкой свежей постели, но… Гай смотрел на розовые в рассветных лучах солнца домики города и думал, что хочет спуститься туда сейчас. Выйти из дворца, прогуляться узкими улочками. Возможно, повстречать кого-то из таких же ранних, как и он, побеседовать о чем-нибудь. Он не был особо близок к народу, но сейчас что-то влекло его туда, к ним. Что — он не знал и сам, но он всегда доверял своей интуиции и сейчас не собирался отказываться от нее. Торопливо переодевшись из богатых одежд наместника в простые шаровары, рубаху, плащ и сандалии навроде тех, что носили местные, только из чуть более дорогой ткани, прихватив с собой несколько монет в кошеле и не сказав никому ни слова, Гай покинул дворец. В городе было тихо, похоже, люди напраздновались за вечер и теперь спали спокойным сном. Гай шел пустыми улицами, сам не зная, куда хочет прийти, и просто вдыхал местный запах. Мыслей не было, лишь какие-то обрывки. И он не сразу понял, что именно кольнуло его, когда он прошел мимо небольшого проулка. Сильной у него была не только интуиция, но и инстинкт самосохранения, не раз спасавший его в бою. Гай замер, сделал шаг к стене, чтобы прикрыть спину, потянулся к боку. Выругался беззвучно: он взял деньги, а вот про оружие забыл, непростительная небрежность! Ну ничего, он, сильный, ловкий и умелый, мог справиться и так с нападавшим. Только вот, похоже, никто не собирался на него нападать, из проулка не слышалось ни звука ни шагов, ни дыхания. Что же тогда заставило его напрячься? Гай, стараясь ступать беззвучно, вернулся к перекрестку, заглянул в проулок: не человек, не тень привлекли его внимание — свет. В одном из домов, в конце улицы, похожем на небольшой дворец, утопающий в зелени каких-то густых кустов, горел свет. Красный из-за добавляемого в масло лампады эфира одного местного цветка. «Дом удовольствий» — догадался Гай, слышавший о таких заведениях, но никогда ранее не бывавший в них, и решительно свернул в проулок. Дома удовольствий славились не только теми удовольствиями, что первыми приходили на ум при их упоминании, но там были и ванны, и музыка, и приятное вино. А главное, там можно было просто отрешиться от мира и проблем, а именно этого сейчас жаждал Гай — забыть обо всем хотя бы на час. Конечно, он мог все это получить и во дворце, но... Дверь была закрыта, но не заперта, Гай толкнул ее — она распахнулась беззвучно. У порога на полу спал человек, свернувшись клубком и хрипло похрапывая. Он перегораживал проход, и Гай осторожно ткнул его под ребра носком сандалии: — Эй! Человек вздрогнул, дернулся, вскочил, пошатнувшись, — Гай сделал шаг назад, чтобы его не сбили с ног, — и тут же поклонился в пол: — Господин! Благословение богам, что привели вас сюда, в дом Аврелия. Прошу вас пойти за мной… Гай улыбнулся и последовал за семенившим торопливо слугой. В низу живота что-то сладко тянуло от предвкушения удовольствия. Странно, ведь Гай не думал о близости с кем-либо... Аврелий оказался огромным, толстым, шумно дышащим, но еще молодым господином с сальными глазками. Он поглаживал бороду, щедро умасленную и заплетенную в косу, пока из комнат, двери которых выходили в пустой зал, куда и привел слуга Гая, выпархивали разодетые в яркие одежды дарительницы удовольствий, а потом, когда они выстроились перед ним в линию, спросил неожиданно тонким голосом: — Кого ты хочешь, господин? Гай осмотрел стоящих перед ним. Размалеванные, встрепанные ото сна, они все сально улыбались и старались показать себя в самом выгодном свете, выпячивая груди, бедра, едва прикрытые тканью. Кто-то, правда, пытался показать себя скромно и невинно, но даже и они, прячущие от него взгляд, были порочны до самого нутра. Даже если они и не знали, кто он таков на самом деле, они явно понимали, что перед ними не простой человек, а значит, они могли многое от него получить. И лишь одна из них, закутанная в облако белой ткани, свободно спадавшей до самого пола, смотрела на него открыто и ясно из-под накинутого на волосы капюшона. — Она, — Гай ткнул пальцем в ее сторону. Яркие «бабочки» тут же отправились обратно в свои каморки, шелестя тканями и ропща на судьбу, а Аврелий подтолкнул белую стройную фигурку к Гаю: — Адрис… — назвал он ее, Гай положил на потную ладонь хозяина несколько монет и кивнул своему выбору. Она молча распахнула дверь, из-за которой недавно появилась, и поманила Гая за собой. Он, не мешкая, отправился за нею. Она привела его в небольшую отделанную светлым мрамором комнату. В углублении в полу, достаточном, впрочем, чтобы там расположилась пара человек, мерцала вода. В стороне за светлым легким пологом явно скрывалась постель. На столике у входа стоял поднос с угощением. Пахло розами и вином. Гай почувствовал, как все тело его тут же расслабилось в предвкушении удовольствия и отдыха. — Позвольте, я раздену вас, мой господин, — Адрис потянула руки к его плащу. Гай позволил ей расстегнуть мудреные пряжки, потом сам подался к ее рукам, чтобы она развязала веревки на вороте рубахи. Когда она стянула с него все одежды и сняла сандалии, Гай понял, что едва держится на ногах. — Хочу, чтобы ты умыла меня сначала, — сказал он, кивая на бассейн. Она кивнула, подвела его к воде, поддерживая под локоть, помогла преодолеть три ступени вниз, подложила подушку ему под голову, когда он лег в воду. Он благодарно кивнул ей, она улыбнулась. Не порочно, а ласково, и у Гая залило теплом сердце от этой улыбки. Как давно он не видел такой искренности и тепла! Пожалуй, что вообще никогда. Удивительно. — Я добавлю масел в воду, мой господин, — прожурчала она немного грубым для девушки голосом, загремела скляночками, расставленными на парапете бассейна, вырывая Гая из его мыслей. Он кивнул, продолжая наблюдать за ней. Стройной, даже прямой какой-то в отличие от остальных питомиц Аврелия, отличавшихся плавными линиями тел. Плоскогрудой и прямобедрой, как юноша. Светловолосой и светлоглазой, насколько Гай мог видеть в неярком свете лампад, освещавших комнаты. Совсем непохожей на остальных и на местных ярких, темных и кожей, и волосами женщин. «Рабыня?..» — предположил Гай и обратился к девушке, что добавляла уже розовые лепестки в воду: — Откуда ты? У тебя необычное имя. Никогда не слышал такого у женщины… Ты издалека? Она замерла, держа в руках пузырек с маслом, потом все же уронила в воду несколько капель, повела плечом и тихо ответила улыбаясь: — Не слышали вы его у женщины, мой господин, потому что это мужское имя. А не слышали вы его у мужчины, потому что вы правы — я раб. Был им, меня пригнали сюда из далекой страны на севере, а потом я купил себе свободу и пришел к Аврелию. Гай замер. Юноша? Это юноша?! Это было удивительно! Конечно, Гай знал, что порой и мужчины служат в домах удовольствий, но это было так редко. А Гай первый раз пришел в такое место — и сразу же повстречал юношу. Как с ним поиграла судьба! — Вы злитесь, мой господин? — Адрис присел у бассейна рядом с Гаем, заглянул ему в лицо. Открыто, совсем не боясь, что его накажут за такое неуважение — прямой взгляд. Гай повел плечом. С чего бы ему злиться? Его никто не обманул, выбор сделал он сам. И никакой разницы в том, юноша это или девушка, для Гая не было, лишь бы подарил ему минутку заботы и отдыха, в которых он так нуждался сейчас. Он просто удивился такому. Гай мотнул головой: — Нет, не злюсь. Совсем нет. И не буду, если ты умоешь меня, как я и просил… Адрис торопливо отскочил, вернулся через секунду с огромным куском тонкого полотна, смочил его в воде, а потом, опустившись на колени рядом с бассейном, принялся омывать плечи Гая. Гай закрыл глаза… Он уснул, потому и не остановил юношу, Адрис успел расплести косы Гая, сложенные в мудреную прическу, что должна была показать военные успехи владельца, и уже расчесывал спускавшиеся до лопаток темные шелковистые волосы, когда Гай очнулся ото сна и понял, что происходит. Дернулся, зашипел от боли. И от унижения… «Первую косу после первого боя заплетет тебе отец. Вторую — твой командир. И больше никто из мужчин не должен касаться твоих волос, чтобы не отобрали твою силу!» — вспомнил Гай слова матери. И хоть и не верил он в магическую составляющую этого наказа, а силу свою развивал и приумножал лишь постоянными тренировками, а не прической, придерживался он всегда этого закона. И вот теперь… — Как ты посмел?! — зарычал он на Адриса, что замер рядом. До того спокойный и смелый юноша затрясся как осиновый лист, держа в руке гребень из кости: — Господин?.. — он нервно облизал губы, а потом, когда Гай поднял руку, жалея ударить его, нервно вскрикнул что-то на незнакомом языке и торопливо закрылся локтем. Наверное, попросил, чтобы господин не уродовал лицо. Хотя кого это остановило бы? Ведь это всего лишь бывший раб. Но Гая этот крик отрезвил моментально. Он покосился на замершего словно зверек юношу, опустил руку. Конечно, тот не знал. Он таких как Гай, пришедших далеко с юга, этот мальчик с севера, знавший, наверное, лишь рабский караван да местных любителей удовольствий, вряд ли видывал. Откуда ему знать их традиции? И наказывать его за это незнание… Гай не был настолько жестоким. Он лишь рыкнул, сгребая длинные свои темные волосы в горсть и пытаясь их прибрать в один пучок, цокнул языком: — Никогда не трогай моих волос. — Почему? — теперь в голосе Адриса звучало любопытство. Гай посмотрел на него — все же до чего смелый малый! или безрассудный все же? — повел плечом. Уже открыл рот, чтобы рассказать ему про закон и… Это внезапно показалось таким нелепым. Гай фыркнул смешком, потом устыдился своих мыслей, коими он предавал отчий дом, а потом подумал о том же, о чем думал вчера: он правитель. Он не принадлежит кому-либо, даже матери и ее законам. Лишь себе. Так почему он продолжает соблюдать те традиции, что считает глупыми и ничего не стоящими для него? Ради чего? Если он не будет соблюдать законов, в которые сам не верит, станет ли он слабее? Нет. Ведь дух его не зависит от них. И тело — тоже. Станет ли он плохим сыном? Нет. Ведь матери есть чем гордиться в нем. Предаст ли он свой род? А разве не верить и делать — это не предательство?.. Гай убрал руку — волосы шелковой волной рассыпались по плечам и спине, — повернулся к Адрису и мотнул головой: — Я отменяю это правило. Ты можешь продолжить… Адрис робко приблизился, Гай закрыл глаза, вновь расслабленно откинувшись на бортик бассейна, замер в предвкушении. До этого ему не удалось как следует прочувствовать все, что было в ласках Адриса. — Как скажете, мой господин, — услышал он тихий шепот, потом почувствовал легкое натяжение в одной из прядей у виска. Похоже, что Адрис взял ее в руку, чтобы начать расчесывать. Движение отдалось легкой болью: вечно туго заплетенные в косы волосы привыкали к одному положению, а теперь с ними творили что-то совсем иное, Гай застонал непроизвольно. — Мой господин? — Адрис замер опять. Гай открыл глаза, посмотрел на него, сидящего рядом. Опять дрожит. А ведь был таким смелым… Гай осторожно мотнул головой, чтобы не причинить себе очередной боли: — Ничего. Продолжай… Адрис продолжил. Гай обычно не терял счет времени, но сейчас он точно потерялся в нем, спроси его: сколько он пробыл в доме Аврелия, час или век — он бы не ответил. Потому что то, что делал с ним Адрис... Он расчесывал медленно прядь за прядью тонким гребнем, пока волосы Гая, мелко вьющиеся из-за вечных кос, не превратились в зеркальное полотно, какими и были в своем настоящем облике. Потом он намочил их и нанес на них пену мыльного корня и принялся вновь прочесывать прядь за прядью. А после, положив пальцы на голову Гая, начал массировать ее. Осторожно, нежно. Поглаживал полной ладонью макушку, затылок. За ушами, у висков. Надо лбом. Постукивал кончиками пальцев по коже, не упуская ни малейшего участка. Потом осторожно растирал пену от затылка ко лбу и от центра в стороны... Гаю казалось, что он улетает куда-то далеко. Он вновь ощутил себя словно в беззаботном детстве, когда ему было так нежно и спокойно, когда не существовало никаких забот и дел, а он был счастлив и весел. Перед глазами мелькали какие-то цветные яркие картины, картины, что несли упокоение и гармонию. Это было похоже на транс, как он слышал о нем от других и не чаял ощутить сам. Но вот руки Адриса пропали, и Гай очнулся. Словно его вырвали из материнской утробы, он ощутил себя потерянным и лишенным чего-то важного. Взметнулся, распахнув глаза: — Адрис! Слуга нашелся неподалеку, он перебирал что-то мелодично звякающее на столике. Вздрогнул, когда Гай позвал его, подошел торопливо: — Масло, мой господин. Я ходил за маслом. Сейчас я смою пену и… — он взял ковш и принялся промывать волосы, пуская воду тоненькой струйкой и пропуская пряди сквозь пальцы. Гай застонал. Это было просто нереальное ощущение. Удовольствие. Сродни тому, что он испытывал, когда… Он и не думал, что может быть еще слаще, еще лучше, но Адрис коснулся его головы вновь, но уже пальцами, смазанными маслом, и Гай понял, что все, что было до, было лишь началом. От запаха роз и персика затрепетали ноздри, плавное движение пальцев уже не расслабляло и убаюкивало как поначалу, а почему-то возбуждало. Гай закусил губу: тяжесть, что была раньше в плечах, переместилась в низ живота, только теперь она дарила наслаждение. Мурашки от макушки побежали по всему телу, холодок прошел от затылка по шее, спустился в лопатки, прошагав ниже по позвоночнику, добрался до копчика. — Мой господин… — Адрис ожег дыханием щеку, Гай дернулся в его сторону, прижался случайно к его губам, опалило жаром. В голове завертелись сотни мыслей, но их никак было не сложить во что-то ясное. Гай желая упорядочить, построить их, как войско перед боем, дернулся, пальцы Адриса соскользнули к вискам, замерли. Гай почувствовал, как там и одновременно в паху загрохотал с силой пульс. Желание выворачивало наизнанку, пожалуй, еще ни разу Гай не чувствовал такого. Конечно, он был не слишком сведущ в любви, больше занимался войной, но все же бывали у него женщины. И свободные, и рабыни. И бывали и мужчины, в военных лагерях это обычное дело — иметь при себе мужчину, как женщину. И если сравнить с этим... Гай нервно облизал губы, посмотрел на Адриса. Тот сидел рядом с ним, опустив попу на пятки, и даже его свободная подобная тунике одежда не скрывала того, что юноша возбужден. Но одно дело возбуждение физическое, а другое... Почему-то именно с ним Гаю не хотелось так, как раньше — просто взять того, кого он мог взять. Ведь он доверился Адрису, доверил ему себя. Ведь ради него он нарушил закон… Хотелось обоюдного: чтобы ему доверились в ответ. Пусть это даже всего лишь бывший раб. — Адрис, — Гай положил руку на щеку юноши, погладил кончиками пальцев под глазом. — Скажи, ты бы хотел?.. Адрис доверчиво прижался к руке, медленно кивнул, закрывая глаза. Гай обвел пальцем вокруг его губ, нажал на центр, и Адрис с тихим стоном разомкнул их. Гай, не мешкая, притянул юношу к себе и поцеловал его. Жарко и не скрывая своих чувств… Прервал поцелуй Гай, когда понял, что Адрис уже начал задыхаться под его напором. Посмотрел в затуманенные желанием глаза юноши, вновь погладил его по щеке, потом поднялся… После воды тело было тяжелым, размякшим, каким-то чужим. Но вся тяжесть и тягучесть тут же ушли, едва к Гаю, устроившемуся на мягкой с десятком разноцветных подушек пахнущей свежестью и вездесущими розами постели присоединился Адрис. Адрис, скинувший влажные и испачканные маслом одежды и распустивший до того прикрытые одеянием светлые, похожие на лунный свет волосы, что покрывали его теперь словно плащом почти до самой талии. Адрис, склонившийся к Гаю и нежно поцеловавший его. Поцеловавший без робости, без угодливости, а на равных. Гай стиснул плечи юноши, потянул его на себя: — Ты очень красивый, Адрис… — прижался губами к его виску. Запах роз стал острее и вновь поднял волну возбуждения откуда-то из глубины. Добавил жара и стон, сорвавшийся с губ юноши, когда Гай стиснул сильнее его плечи и прижался к нему пахом, выгнувшись на постели. — Мой господин… — Зови меня Гай. Я хочу послушать, как ты будешь стонать мое имя, — прошептал Гай ему на ухо и исполнил давно изученный прием: рывок, переворот и вот Адрис уже — поверженный соперник, прижат сильным телом к постели. Гай посмотрел опять в его глаза: в них плескалось что-то, чего он никогда и ни у кого не видел — смесь желания и нежности, и принялся ласкать юношу. Обычно Гай жаждал получать, а не дарить. Он был господином, и все прочие должны были удовлетворять его желания. Но сегодня нет, сегодня он хотел быть тем, кто подарит наслаждение другому. Он изучал тело Адриса губами и руками, выискивая те местечки, в которых прятался огонь, и поднимал его на поверхность, целуя, покусывая, зализывая укусы, пощипывая, поглаживая, стискивая и сжимая. И с каждой минутой Адрис горел все больше и больше. И вот он уже ерзал нетерпеливо на постели, сгибая и разгибая ноги. Его член упирался в живот Гая, рисуя полоски проступившей на головке влагой. Гай прекратил пытки, устроился на бедрах юноши, огладил его живот: — Ты был когда-то с мужчинами? — нехитрое дело, к тому же от Адриса ничего не требовалось кроме как раздвинуть ноги и отдать свой зад, но почему-то Гай должен был спросить. Адрис кивнул, заливаясь краской, что удивительно — первый раз за все время. Гай улыбнулся, погладил его по бедру. — Не бойся, я не причиню тебе боли. Только нам нужно будет одно из твоих масел… — подниматься с постели совершенно не хотелось, но и посылать за требуемым растекшегося по постели Адриса тоже был не резон. Гай встал, подошел к столику. Разноцветные скляночки хранили самое разное содержимое, Гай наугад открыл одну: персик и олива, вернулся к постели. Когда он, заставив Адриса перевернуться и встать на колени, смазав щедро пальцы маслом, провел ими между половинок зада юноши и ткнулся в самое сокровенное, они почти не встретили сопротивления. Это и обрадовало, и опечалило: похоже, что юноша куда как более опытен в любви с мужчинами, чем хотел показать. Но останавливаться Гай все равно уже не собирался. Он смазал маслом и свой член, прижался им к входу. Сжав одной рукой бедро Адриса, а другой — плечо, он толкнулся с силой вперед. Адрис застонал, дернулся, видимо, чтобы избавиться от хватки, но Гай не дал ему этого сделать, вошел до упора, замер. Адрис тихо скулил что-то, прогнувшись в пояснице, почти уткнувшись лицом в щедро набросанные на постели подушки. — Хороший мальчик, мой хороший, — Гай, словно успокаивая норовистое животное, погладил его по загривку, поцеловал в выступающие робко острые лопатки, не двигаясь, давая привыкнуть к себе, приласкал по бокам, по бедрам. Лишь заметив, что Адрис уже не скулит, а хрипло дышит и даже пытается податься навстречу, Гай возобновил движения. Он обещал не причинять боли. И держался изо всех сил, медленно выходя, а потом плавно возвращаясь. И эта мука поднимала еще больше волн возбуждения. Сознание опять затуманилось. Гай вновь забыл, какой сейчас день, век, где он и с кем. Лишь одно сейчас было важно: его наслаждение и стоны того, кто был под ним. Он бы хотел, чтобы это длилось бесконечно, но увы, ничего на свете не длится вечно, кроме смерти. Впрочем, то, что свершилось с ними, тоже было похоже на нее. Гай почувствовал, как нарастает напряжение, несколькими сильными толчками он довел себя до финала и… Словно звезда в ночном небе, что порой исчезает с яркой вспышкой, он взорвался, как она, и пропал. Когда он вновь вернулся на этот свет, он обнаружил, что лежит, вжимая в постель тихого, недвижимого, словно мертвого, Адриса. Испугавшись, что он задавил своим телом юношу, Гай скатился с него, рывком перевернул на спину: Адрис смотрел на него живыми и счастливыми глазами, а на его животе мерцали словно жемчуг белые капли его спермы. Он тоже получил удовольствие. Гай стиснул любовника в объятиях, перевалился на спину и, устроив голову Адриса у себя на плече, почти мгновенно уснул.