Если не считать того, что мысли об отце непрерывно сменялись мыслями о Брагине и наоборот, а других тем для размышлений не было вовсе, дела шли нормально.
Нарочинская была адекватным пациентом: предписания выполняла, режим соблюдала, сбегать не собиралась, хотя из-за некоторых личностей очень хотелось. Даже ела по расписанию.
И не скучала. Потому что к ней то и дело заглядывали коллеги. Салам и Костя, Нина и Куликов, Хромов и даже Павлова. Последняя, впрочем, сугубо из корыстных побуждений — узнать, когда Марина Владимировна выйдет с больничного.
Такое внимание было приятным. Нарочинская даже не ожидала, что за недолгое время работы в Склифе успела заинтересовать стольких людей. Неплохих, важно заметить, людей.
Ну а главным завсегдатаем ее палаты, конечно же, стал Брагин. После удачного на его и неудачного на взгляд Марины разговора Олег слегка умерил пыл и лезть с поцелуями перестал. Не любил разборок в целом и не хотел волновать Нарочинскую в частности. Да и давить на нее не хотел.
Поэтому теперь их разговоры несли исключительно светский характер: как самочувствие у Марины, какая погода за окном, что отчебучили Куликов с Лазаревым на этот раз и какой случай попался Брагину.
Олег регулярно измерял женщине давление и проводил собственные осмотры, игнорируя увещевания о том, что ей и так все это делают. Нарочинской было проще смириться с его бурной деятельностью, чем спорить.
А еще Брагин, пытаясь поднять Марине настроение, много шутил. Но это, впервые в жизни, не действовало.
Нарочинской
было плохо. Олег, хотя и пытался ее расшевелить, злился от собственного бессилия. Все понимал.
Но легче от этого не было.
— О, вот еще вспомнил, — мужчина сделал вид, что задумался. — Боксер, страдающий бессонницей, пришел ко врачу. Доктор ему советует: «Ложась спать, считайте в уме: один, два, три — и пока не заснете». А боксер ему: «Это не для меня, при счете девять я вскакиваю на ноги».
Марина не отреагировала, и Брагин опять расстроился:
— Снова несмешно, да?
Нарочинская пожала плечами. Хотела тем и ограничиться, но поняла, что Олегу этого мало:
— Ты как мальчик, который кричал: «Волки, волки».
— В смысле? — озадачился Брагин.
— Он обманывал, ты шутил. Сначала и то, и другое работало. Потом нет, — спокойно пояснила она.
Олег протер лицо ладонью. Так явно на неуместность и глупость шуточек ему еще не указывали. И самым досадным было то, что Нарочинская не собиралась его обижать. Просто констатировала факт.
Мужчина совсем сник:
— Че, слишком много шучу, да? — увидел кивок в ответ. — Ладно, шуток ты не хочешь. А чего хочешь?
Марина перевела на него усталый взгляд:
— Кажется, что ничего не хочу.
Страшно было слышать от нее такие вещи.
Очень страшно.
***
Они столкнулись у палаты Нарочинской.
— Здрасьте, Олег Михалыч, — Лазарев выдал по-американски широкую улыбочку. — И вы сюда?
Брагин его веселья не разделял:
— Чет ты зачастил… Че ты лыбишься? — не понял он.
Костя развеселился еще больше:
— Да вы так Марину Владимировну опекаете, приятно смотреть, — заметил он и не удержался. — Вы ухлестываете за ней, что ли?
Брагин не успел ответить, потому что из палаты послышался женский голос:
— Лазарев, уйми свои фантазии.
Мужчины попробовали одновременно заглянуть в помещение, но застряли в дверном проеме.
Глядя на их возню и недовольные переглядки, Нарочинская фыркнула — ей впервые стало смешно:
— Брагин по-дружески беспокоится просто, — пояснила она предыдущую мысль.
— Ага, — с елейной интонацией подыграл Олег, хотя ее «по-дружески» царапнуло где-то в районе сердца. — Она просто чуть не померла у меня на руках. Боюсь теперь. А то будет еще мне в кошмарах сниться всю оставшуюся жизнь.
Ответ вырвался раньше, чем Марина успела обдумать, стоит ли его озвучивать:
— Не переживай, — она опасно улыбнулась. — Я тебя, если что, с собой заберу, будем Павлову пугать. Вместе с призраком Прасковьи, — добавила и, увидев какой огонек зажигается в глазах Брагина, поспешила сменить тему. — Вы что притащили опять? Я еще прошлые не доела.
Но ни Олега, отжавшего мандарины у пациента с аллергией на них же, ни Костю, цивилизованно купившего яблоки в магазине, это не волновало.
***
Брагин не был уверен до конца, но, кажется, за время больничного Нарочинской даже никто не звонил.
С одной стороны, это радовало, потому что означало, что букетчик, предположительно погрязший в кредитах, уже отвалился. А с другой… Значит, у нее действительно никого нет больше.
—… Больно! А пожаловаться некому — всех подруг своих разогнала. Была у меня одна, да и та, Брагин, твоя любовница.
Олег слишком хорошо знал, что такое быть совсем одному, и старался всячески избегать этого: окружал себя людьми, порой даже не самыми приятными. Но Марина явно действовала иначе и за окружающих не держалась.
За Брагина, кажется, тоже.
От этой мысли почему-то стало очень паршиво. Даже паршивее, чем когда Эмма сказала, что увозит от него дочь в далекую Америку.
