Спутники

Нет, ну она знала, конечно, что в теле человека 640 скелетных мышц, у каждой из которых своя функция. Но даже не подозревала, что все они могут участвовать еще и в сексе. Брагин, дорвавшись до Марины, свихнулся и, кажется, запланировал продолжать до победного. То есть до утра. Не успокоился бы и сейчас, если бы Нарочинская не напомнила, что только закрыла больничный, поэтому с физнагрузками надо поаккуратнее. Олег тут же испугался и подорвался снова измерить женщине давление — чудом остановила, честное слово. М-да. Таких марафонов у нее не было со студенческих времен. А те, что были, явно уступали в качестве. Так хорошо, как с Брагиным, ей не было ни с кем. И не только в постели. Впрочем, так плохо, как от него, ей тоже ни от кого не было. При мысли о том, было ли Олегу так хорошо с кем-то, кроме нее, и без того сумбурное настроение Марины стремительно скатилось вниз. Расставить точки над «ё» было необходимо, но Нарочинская не собиралась начинать разговор первой. Потому что предыдущие попытки провалились с треском. Потому что Олег неоднократно делал ей больно. Потому что просто было страшно. Но она отчетливо понимала, что если не разберутся сейчас, то дальше ничего быть не может. Совсем. Понимал это и Брагин. Чувствовал, что Марина ждет шага от него. Боялся. Они лежали на диване, обнимались и молчали. Олег постоянно скользил руками по ее спине и не мог остановиться. Не мог не прикасаться. Не мог не вдыхать запах ее кожи. Когда пальцы снова наткнулись на шероховатость, которой еще три месяца назад точно не было, Брагин напрягся: — Что это? — резко спросил он и, не получив внятной реакции, перевернул женщину на бок — спиной к себе. — Марина, откуда?! — Ты о чем? — не поняла она, больше переживая о том, что настрой мужчины поменялся в один момент. — Шрам. Нарочинская выдохнула. Ну шрам, да. Свежий, Брагин его не видел до сегодняшнего вечера. А она уже успела испугаться. — Упала неудачно, — Марина повернулась к нему лицом и вздрогнула — Олег злился. — Я ему хребет сломаю. — Кому? Брагин, успокойся, это не Хаев, — он дернулся от одного упоминания фамилии, и она поспешно добавила. — И вообще все случайно вышло. — Да кому угодно сломаю, — у Брагина были такие дикие глаза сейчас, что Нарочинской опять стало не по себе. Марина вывернулась из его рук и села, накинув на себя одеяло: — Не получится. — Чегоо?! — кажется, удалось сбить его с толку. Олег тоже сел и попытался поймать ее взгляд. Не вышло — Марина смотрела куда угодно, только не на него. От ответа у Брагина оборвалось сердце. — Точнее это бессмысленно. Мертвым уже все равно, что у них сломано. Он втянул воздух через нос и протер лицо рукой: — Господи… Марина. Нарочинская не смогла не отреагировать на его сломленный голос и подняла на мужчину глаза. От него сквозило болью: ссутуленная напряженная поза, безвольно ослабшие руки, отчаяние во взгляде. Она не знала Брагина таким. И не хотела знать. — У папы приступ был, скрутить его пыталась… Ну и приложилась поясницей о тумбочку, — быстро объяснила и не выдержала — потянулась к Олегу в попытке успокоить. Он отреагировал мгновенно: нежно сгреб в охапку, начал бережно ощупывать, будто бы пытался найти еще повреждения, беспорядочно целовал лицо и шею. И ненавидел себя. Сколько же боли он причинил, что она потом не просила помочь… Такое не забыть. Ни ему, ни ей. — Прости меня, — Олег извинялся за все и сразу. Понимал, что просьбы о прощении тут не помогут, а что еще сделать — не знал. Хотя был готов вообще на все. Марина молчала, воспаленными глазами изучая его лицо. Не верила, но хотела поверить. Не знала, что сказать или сделать. Вообще уже ничего не знала. Он отбросил одеяло, снова повернул женщину спиной к себе и стал покрывать ее поясницу суматошными поцелуями: признавая вину, умоляя простить, обещая, что сделает что угодно, лишь бы ей стало лучше. И Нарочинская посыпалась как карточный домик: — Что ты, — она развернулась и потерялась в его слезящемся взгляде. — Ну что ты так переживаешь, все же хорошо. Я даже проверилась потом, — к горлу подкатил ком. — Меня зашили, других повреждений нет, все нормально, — сдержаться не получилось, и женщина заплакала. Поцелуи сквозь слезы были такими сладкими, что, будь у Марины и Олега диабет, дело могло закончиться гипергликемической комой.