Немецкий дом

      Комната англичанок действительно выглядела по-королевски. Даже о ее размерах японки могли только мечтать. Здесь пахло чем-то цитрусовым, на полу был расстелен большой красный ковер. Сразу же у входа находилась подставка для зонтов, в которой также что-то делал меч. Рядом стояла вешалка, пустая, за исключением черного цилиндра и потертой остроконечной шляпы, подозрительно напоминающей распределительную шляпу из Хогвартса. Далее находился комод, а за ним — кровать. Судя по Суордфишу, который лежал на ней, кровать принадлежала Арк Роял. Напротив ее кровати находились белый платяной шкаф и некая зеленая дверь в другое помещение, над которой было написано «THE ARK ROYAL». У Шпее возник вопрос, зачем Арк нужна отдельная комната, если ее кровать здесь, но она решила отложить его на потом.       Прямо напротив входной двери стояла роскошная кровать с балдахином. Не трудно было догадаться, что она принадлежит главной «королеве» комнаты. За ней виднелась чья-то двухъярусная кровать. Слева от двери находилась еще одна двухъярусная кровать. Посреди комнаты стоял журнальный столик и два белых дивана.       У стены расположились книжный шкаф, камин, над которым висел портрет Её Величества Елизаветы II, настоящие рыцарские доспехи и туалетный столик с огромным зеркалом.       Шпее и Уорспайт с ящиками прошли через всю комнату и вышли на балкон. Оказавшись там, Шпее буквально замерла на месте.       — Это еще что?..       На балконе стоял настоящий английский красный двухэтажный автобус! Слева еще была красная телефонная будка, но Шпее практически не обратила на нее внимания. Шпее стояла на месте и, словно завороженная, глядела на автобус. Ее одолевали два вопроса: как, а главное, зачем?       — О, это моя комната для отдыха, — ответила Уорспайт, направляясь к входу внутрь.       — Это автобус! — не согласилась Шпее.       — Да. Я превратила его в комнату отдыха. Кстати, он еще на ходу. — Уорпайт обернулась: — Ты идешь? Ящики надо отнести на первый этаж.       Шпее попыталась прийти в себя. Она уже видела много странного и до этого момента. Стоит удивляться какому-то автобусу на балконе? Определенно, нет.              — Это твоя комната отдыха? — Шпее растерянно оглядывала внутреннюю обстановку.       Здесь были столик, рядом — несколько кресел и еще один небольшой диванчик у соседнего окна. Но на этом удобства заканчивались. Вторую же половину автобуса занял огромный шкаф, полный каких-то книг. На полу лежали различные стройматериалы (интересно, зачем они тут?) и многочисленные ящики и коробки. Некоторые были открыты, в них Шпее обнаружила еду быстрого приготовления и лаймы.       Это место, выглядевшее совсем не по-королевски, больше походило на склад, чем на комнату отдыха.       — Она на втором этаже, — объяснила Уорспайт, указав пальцем наверх. — А здесь мы храним некоторые запасы и другие вещи.       — То есть, это склад, — подытожила Шпее.       — Предпочитаю «кладовая».       Шпее поставила свой ящик рядом с ящиком Уорспайт. Тут краем глаза она заметила некий предмет, стоявший за шкафом. Кажется, это был стул, но Шпее он показался чем-то необычным. Вот только из-за ужасного зрения и полусумрака внутри она не могла разглядеть, чем же именно.       — Что это? — Шпее сделала шаг вперед.       — Ты о чем? — переспросила Уорспайт и тут заметила, как Шпее пробирается вглубь автобуса. — Ты куда?       Шпее прошла мимо сложенных досок, нескольких закрытых ящиков и заглянула за шкаф. Наконец Шпее увидела, что она заметила мельком в тот момент, когда нагнулась, чтобы поставить на пол ящик с чаем. У стула были колеса.       — Это инвалидная коляска? Зачем? — удивилась Шпее.       — Здесь кладовая, — ответила Уорспайт, уже направляясь к выходу.       Шпее же продолжала стоять на месте.       — Но зачем вам коляска? У вас разве нет доков или зеленых ведер, которые лечат все? Или это для Адмирала?       Последнее Шпее казалось теоретически возможным, хотя и его вероятность она считала низкой. Цеппелин ей рассказывала, что Адмирал практически не заглядывает в иностранное общежитие. (Получается, и к своей жене тоже?) Так что в случае непредвиденного несчастного случая идти за коляской придется далеко. Хотя возможно, что несчастный случай когда-то уже произошел, а после того, как Адмирал выздоровел, англичанки просто забрали коляску к себе на хранение.       У выхода Уорспайт обернулась. Шпее заметила на ее лице недобрую улыбку.       — Любопытной Варваре… — Уорспайт, намекая, приподняла бровь.       — Ладно, поняла!       Без лишних слов и споров Шпее заспешила за ней. От англичанок никогда хорошего ждать не приходится. Здесь сходились во мнении обе ее сущности: человеческая (она, в особенности) и туманная.       Однако, к чему такая секретность, Шпее не совсем понимала. Адмирал — обычный человек, что тут может быть постыдного?              Когда Шпее уже была у выхода из британской комнаты, она все-таки решила спросить про неизвестную дверь. Шпее надеялась, что в этот раз выйдет удачней, чем с инвалидной коляской.       — А там что? — Шпее кивнула в сторону зеленой двери.       Уорспайт остановилась и проследила за ее взглядом.       — Там паб, — ответила она.       — У вас есть паб?       — Тебе не говорили? — переспросила Уорспайт.       — Не припоминаю, — покачала головой та.       Уорспайт сначала посмотрела на дверь паба, а после перевела взгляд на Шпее.       — Хочешь зайти? — предложила она. — У Арк отличная рыба с чипсами. Сегодня можешь посидеть за мой счет.       Шпее ненадолго задумалась, но все же решила отказаться.       — Нет, но спасибо за предложение.       — Я бы хотела отблагодарить тебя за помощь, — сказала Уорспайт.       Шпее в ответ хмыкнула.       — Разве у вас нет понятия о взаимовыручке? — справедливо заметила она. — Но даже если так, давай потом.       И, пока Уорспайт не придумала других уговорить ее остаться, Шпее открыла дверь и вышла в коридор.       — Как скажешь, — сказала Уорспайт. — Так на вечеринку придешь?       — Я подумаю, но ничего не обещаю.       — Хорошо, тогда до встречи!       — До встречи.       Уорспайт закрыла за ней дверь, и Шпее направилась в сторону лестницы. В ее планах было наконец-то отдохнуть после этого эмоционально напряженного дня и, может быть, почитать тот сборник правил, о котором говорила Бисмарк.       Но куда там! Шпее оставалось буквально пара шагов до первой ступеньки, как вдруг, откуда ни возьмись, возникли две женщины и уволокли ее в ближайшую комнату.       Судя по обстановке, здесь была какая-то мастерская. У окна были сложены крупные картины, вокруг стояли скульптуры, бюсты и другие гипсовые или мраморные изваяния. На столе рядом были разложены рулоны тканей.       Женщина, которая давала Шпее на дегустацию суп, принялась возиться вокруг нее с измерительной лентой. Вторая, с цветными прядями, стояла рядом с блокнотом.       — Что происходит? — запаниковала Шпее, рефлекторно сжавшись.       — Распрямись, — потребовала первая, легонько хлопнув Шпее по спине и расправив ее плечи. — Sa taille est de cent soixante-deux.       Вторая что-то записала в блокнот.       — Что вы делаете? — ради своего же блага Шпее старалась лишний раз не дергаться.       — Нас попросили сшить для тебя форму, ma chéri.       — Ф-форму?       Возможно, тем самым француженка рассчитывала успокоить Шпее, но вышло так, что та разволновалась еще больше. Шпее знала, что этот момент должен был наступить, но все равно оказалась не готова к нему.       — А нельзя эту одежду оставить? — осторожно поинтересовалась она.       Шпее, конечно, не была в восторге от данного набора. Джинсы были слегка туговаты в талии, да и цвет футболки ей не очень нравился. Но в любом случае она считала, что это многим лучше декоративной юбки или отсутствия юбки вообще.       Француженка неохотно потрогала ткань футболки.       — Эта дешевка из секонд-хенда? — Она брезгливо фыркнула.       — Это новая одежда! — обиженно воскликнула Шпее. И, уже неуверенно, добавила: — Мне так сказали…       Француженка уперла руки в бока.       — Ну, носить такое — себя не уважать.       — Не вижу никаких проблем, — спокойно ответила Шпее.       — Не позорь хотя бы иностранное общежитие и весь наш флот! — аргументировала вторая.       — Ладно, — сдалась Шпее.       В конце концов, форму же вроде не обязывают носить. Тем более, раз это мир видеоигры, то в ней должно существовать такое понятие как скин — альтернативная одежда у какого-либо персонажа. Если что, Шпее может сделать свою нынешнюю одежду своим скином. По крайней мере, она на это надеется.       — Хорошо, — кивнула первая француженка. — Тогда раздевайся.       — Что?!       Это уже было чересчур. От неожиданности Шпее даже забыла, как дышать. Очнулась она лишь через некоторое время, напомнив самой себе, что человеческое тело без кислорода долго не протянет и загнется.       — Тебе никогда не делали одежду на заказ? — удивилась первая.       — Нет! — ответила Шпее.       У этих француженок очень странное мышление. Во-первых, она — корабль! Во-вторых, когда Шпее была туманницей, ей не требовались никакие мерки. Она идеально знала пропорции своей ментальной модели, да и зачастую сама же делала для себя одежду из подконтрольного наноматериала. Ну и в-третьих, насколько Шпее известно, большинство людей не покупают одежду на заказ по меркам, а определяют размер на глаз, сразу же в магазине. Или пользуются примерочными.       — Тогда вот для тебя новость: мерки не снимают в верхней одежде, — с укором сказала француженка.       Несмотря на то, что Шпее является кораблем, у нее были и черты, свойственные человеческому характеру. И, как у любого нормального человека, у нее должна быть личная неприкосновенность! Конечно, Шпее понимала, что людям порой ее приходится нарушать: в больнице, каком-нибудь спа-салоне и, значит, у портного тоже. Значит, придется раздеваться.       — Ты ведь Ришелье? — Шпее вспомнила, кое-что из того, что Цеппелин рассказывала ей о базе.       Та кивнула.       — А меня зовут Коммандант Тест, — сказала вторая. — Я — гидроавианосец.       Медленно, неохотно и с чувством, что она еще пожалеет, но Шпее пришлось снять одежду, оставшись в одном белье. Она чувствовала себя странно. Ей было холодно, но в то же время и жарко. Шпее пыталась всячески убедить себя, что это не та ситуация, когда следовало бы о чем-то беспокоиться — это ведь не какие-то левые люди лезут покопаться в ее двигателе.       Но самовнушение не работало. Все, что Шпее могла поделать, это стоять и ждать, пока это закончится.       Ришелье замеряла чуть ли не каждый участок ее тела, во всех проекциях, и называла цифры Тест, которая записывала их в блокнот.       Однако в вопросе формы Шпее не хотела доверять во всем судьбе, а решила попробовать испытать удачу. Она набралась смелости, вдохнула побольше воздуха…       — А можно штаны? Или хотя бы юбку подлиннее? — попросила Шпее.       — Тс-с, — ласково прошептала Ришелье. — Мастер сам знает, что лучше.       — И что же лучше? — с недоверием спросила Шпее.       — Мастер не выдает своих секретов, — ответила Ришелье.       Понимая, что дальнейшие расспросы не сильно помогут, Шпее решила сменить тактику. Например, попробовать использовать лесть:       — Мне нравится твое платье, Ришелье. Я бы хотела что-нибудь подобное.       Сейчас Ришелье была без того фартука, который был на ней утром. Ее бело-черное платье имело весьма широкий подол, что придавало платью дополнительный объем. И хоть оно полностью открывало ключицу и плечи, Шпее находила его длину как раз приемлемой, даже идеальной.       — Спасибо за комплимент, но это французский вариант, — ответила Ришелье, тем самым разрушив все надежды Шпее. — Тебе же нужно что-нибудь немецкое. И у меня уже есть несколько вариантов.       Что-что, а вот «немецкого» Шпее бы не хотела. Она видела хорошо одетых японок, британок, американок, француженки — живой пример стоит прямо перед ней. Но у немок, у всех них, в плане одежды все было не просто плохо, а даже страшно. Может, те к такому и привыкли, но Шпее — нет.       Тест записала очередной параметр — на этот раз обхват запястья Шпее.       — Кстати, — вдруг заговорила она, хотя до этого только слушала, что ей диктует Ришелье. — Вы же знали, что люди часто проводят аналогию между главным калибром и размером груди флотской девы? У Шпее все отлично с обоими параметрами, так почему бы не акцентировать на этом внимание?       — НЕТ! — запаниковала Шпее. — Никакого «акцента»!       Это могло быть хуже декоративной юбки, Шпее не могла предугадать ее мысли, но в них явно не было ничего хорошего. А тут еще и Ришелье, словно назло Шпее, призадумалась.       — Как думаешь, Тест, — она взялась за подбородок и внимательно посмотрела на Шпее. — На сколько лет она выглядит?        Тест нахмурила брови.       — Двадцать? — предположила она.       — Шестнадцать… — произнесла Ришелье.       — Восемнадцать! — вставила свое слово Шпее.       — Значит, семнадцать, — подытожила Ришелье.       Шпее уже собиралась было поинтересоваться, а какое вообще это имеет значение, но тут Ришелье, слегка выгнув бровь, пристально поглядела на Тест.       — И значит… — плавно проговорила она.       — Ничего эротического, — поняла ее Тест.       Кажется, она расстроилась. Ну, а Шпее от того даже легче.       — И даже думать не смей, — сказала она на всякий случай. — Чего же ты тогда сама такое не носишь?       — Что подходит одному, не подходит другому, — подмигнула ей Тест. — И если все будут ходить в одном, то полная безвкусица получится.       Очевидно, что Ришелье, несмотря на вредность, была самой адекватной из француженок. Шпее решила, что если уж общаться, то лучше с ней.       — Однако… небольшой акцент сделать можно, — задумчиво произнесла вдруг Ришелье. — Чтобы не так сильно скрывало, как у Уорспайт или Ташкент.       Сложившийся у Шпее положительный образ Ришелье оказался мгновенно разрушен.       — Не надо! — в который раз жалобно повторила Шпее.       Ришелье не ответила. Она закончила с мерками и, велев Шпее все также не двигаться, отошла назад. Слегка склонив голову, она долго и задумчиво разглядывала ее, то и дело хмурясь, словно перебирала различные варианты и представляла, как они будут сидеть на ней.       — Bleu ou noir? — спросила Ришелье, повернувшись к Тест.       — Чего? Я зеленый люблю, — на всякий случай сказала Шпее.       — Noir, — ответила Тест.       Ришелье кивнула.       — Tu as raison.       Они перекинулись еще парой непереводимых фраз.       — А можно хотя бы на английском? — Шпее уже хныкала от бессилия.       Из всего, что француженки говорят, Шпее понимала от силы пару слов. Когда она была туманницей, в ее памяти изначально были прописаны большинство из существующих на планете языков. Но теперь почти все они, конечно же, оказались стерты. Разумеется, как немецкий корабль, Шпее знала немецкий язык. Она могла говорить на английском, все-таки — это язык мирового общения, его учат все. Знания японского языка были прописаны условностями игры. Но вот французский язык Шпее не понимала совсем!       И то, как француженки в открытую разговаривали на языке, который Шпее не понимала, заставляло ее думать, что они только обсуждают то, как испортить ей жизнь. Воображение Шпее рисовало страшные картины. Например, француженки могли хотеть дать ей юбку как у Принц Ойген. Или сделать в платье разрез аж до пупка и ниже. Могли вообще не заморачиваться, выдать одну лишь простую рубашку и в ней отправить в бой. Или даже прямо в нижнем белье (или в чем-то подобном, но ничем не отличающемся). Шпее немного успокаивали лишь слова Ришелье о том, что ничего «эротического» не будет. Если только она ее правильно поняла.       Ришелье свернула измерительную ленту и убрала ее в одну из коробочек на стеллаже.       — Можешь одеваться, — сказала она. — Форму сошьем в ближайшие дни.       Разговорчивей француженки так и не стали, Шпее так и не удалось выяснить подробности касательно новой формы. Как только Шпее оделась, ее тут же выпроводили, аргументируя тем, что «мастерам нужно работать».