***
Полупрозрачные облака постепенно уносились ветром, оставляя после себя чистое голубое небо. Солнце медленно согревало город, даже сейчас в воздухе угадывалась назревающая духота жаркого дня. Саске вынул из пачки последнюю сигарету и прошмыгнул к торцу пятиэтажного дома. Там, стоя в тени здания, он неторопливо покурил, выбросив окурок прямо на землю и втоптав его в ещё сырую после двухдневных дождей землю. Он залез в карман штанов, куда торопливо сунул сложенные купюры и телефон. Денег было достаточно. Итачи не пожадничал. Саске открыл крышку телефона-раскладушки. На дисплее сразу же в маленьком окошке вспыхнуло предупреждение о низком заряде устройства. Из трёх доступных палочек, горела только одна. Ее хватит ещё на целый день. Саске разобрался в телефоне и уже понял, что аккумулятор у него будь здоров. Учиха закрыл предупреждающее окошко и открыл панель набора номера. По памяти он ввёл одиннадцать цифр номера телефона Итачи, но так и не решился нажать на кнопку вызова. В конце концов, он захлопнул крышку телефона и сунул его обратно в карман. Саске вышел из проулка между домами, вернулся на освещённый солнцем тротуар и зашагал в сторону магазина. В районе Наруто несколько маленьких продуктовых магазинчиков, но Учиха прошёл мимо каждого, оправдывая себя тем, что в супермаркете в получасе ходьбы выбор больше и цены ниже. Но на самом деле, ему хотелось просто идти. Долго и одному. Дойдя до супермаркета, он ещё двадцать минут стоял на парковке в тени ветвистого дерева и снова смотрел на набранные одиннадцать цифр брата. Когда Саске уже почти нажал на кнопку вызова, его отвлёк шум — из супермаркета с ревом вылетели двое детей примерно пяти или шести лет, что-то крича и смеясь. Следом за ними, толкая груженую товарами тележку, шёл мужчина с круглым животом и лысиной на голове. Он раздраженно кричал детям, чтобы те не баловались, и повторил это ещё несколько раз, пока загружал покупки в багажник автомобиля. Дети, смеясь, носились рядом, обстреливая друг друга из игрушечных пистолетов. Смех затих, когда мужчина схватил их за шкирки и грозно велел успокоиться и сесть в чертову машину. Саске почему-то стало противно от этой грубости. Детский смех затих, синхронно хлопнули задние двери серого седана. Мужчина со злостью оттолкнул несчастную тележку и сел в машину. Серый седан уехал с парковки. Снова стало тихо. Но ненадолго. Почти сразу после седана из здания супермаркета вывалила толпа разновозрастных людей и все они громко о чём-то спорили, не слушая друг друга. Их крики раздражали. Саске захлопнул крышку телефона и направился ко входу в супермаркет, прошагав мимо шумной компании. В магазине Саске быстро скидал в корзину пару баночек рамена, пачку риса, несколько онигири, взял бутылку молока, десяток яиц и досадливо посмотрел на продукты. Наруто говорил, что придётся много нести, и вызывался на помощь. Но Саске на данном этапе не видел ничего, с чем бы он не справился. Возможно, он ещё не все взял. Учиха ещё раз обошёл прилавки, добавил к продуктам яблоки, помидоры с огурцами и двинулся в сторону касс. Из восьми существующих работали только две. Саске встал в очередь и докинул в корзину orbit с мятным вкусом — Наруто не нравится, что от него пахнет сигаретами. — И сигареты, пожалуйста, — попросил Учиха, приготовив наличку. — Паспорт, — строго потребовала кассирша, и Саске поджал губы. Документы забрала Микото. Дерьмо. — Я совершеннолетний, — пытается убедить женщину Учиха, но та смотрит на него с каменным лицом. — Без документов не продам. — Нет, я, правда, — пускается уговаривать ее Саске, но она отмахивается. — Сказала, не продам, значит не продам. Не задерживайте очередь. Оплата наличными или по карте? — Наличными, — скрипнул зубами Учиха, сделав пометку завернуть к киоску и попытать удачу там. Небо стало совсем ясным, а солнце — ярким и жарким. Ещё неделя, и Токио будет изнывать от жары и молиться на дождь. Саске побрел обратно, шурша пакетом в руке и другой рукой сжимая корпус телефона в кармане. Мысли об Итачи не отпускали. В киоске сидел молодой парень-неформал с крашеными волосами, выбритыми висками, пирсингом, увешенный цепями. Он без проблем продал Саске сигареты. Учиха снова завернул в проулок между домами. Оглянулся, на всякий случай, но улица оказалась пуста. Саске чиркнул зажигалкой и выпустил струю дыма, прижавшись спиной и затылком к кирпичной стене жилого дома. Между крышами лоскутами проглядывало голубое небо. Такое чистое и ясное оно напомнило о глазах Наруто. Саске одернул себя от этого сравнения, но потом все же согласился с ним, потому что глаза Наруто действительно похожи на спокойное ясное небо. Саске снова затянулся. В кармане завибрировал телефон. Учиха сжал сигарету губами и достал свободной рукой телефон. Тот в очередной раз напоминал о заряде батареи. Саске закрыл окно уведомления, и на экране высветился набранный ранее номер Итачи. Саске моргнул пару раз и наконец нажал на клавишу звонка. Итачи ответил после второго гудка. — Я же просил сразу позвонить, — голос у него был усталый. Саске не отвечает. Он не знает, что сказать. — Где ты? Все в порядке? — Как будто ты не знаешь, где я, — язвит Саске, и только произнеся слова, думает, что следовало попридержать язык за зубами, но его привычка нападать стала защитным механизмом и своего рода рефлексом. Скверно. Учиха снова сделал затяжку и потянулся другой рукой к сигарете, отчего пакет, висящий на предплечье, зашуршал. — Я не слежу за тобой, — произносит Итачи, оставляя не озвученным «и поэтому волнуюсь за тебя», но Саске будто улавливает это между строк и тут же успокаивается. — Я в порядке, — отвечает он. — Стараюсь быть, — поправляет себя же и морщится, вспомнив ранние предъявы Наруто по поводу его стараний. — Спасибо, что помог тогда, — хрипит Саске и с непривычки хмурится. Давно он так не говорил с братом. — Что дальше будешь делать? Есть какой-то план? — сыпет вопросами Итачи, оставляя без ответа «Спасибо» Саске, но не потому что не считает нужным отвечать на него, а потому, что не считает нужным, чтобы брат вообще благодарил его за что-то. Они семья, в конце концов. — Мне нужны документы, — вспоминает Саске. Итачи молчит, ждёт пояснений. — Они у неё, она забрала их у меня. Итачи на том конце молчит. Его тяготят опять эти обезличенные местоимения в отношении матери. — В каком смысле забрала? — всё-таки уточняет он. — В смысле, вытащила из сумки и забрала, — вяло огрызается Саске и снова слышит вздох, затем скрип кожаного кресла — наверное, Итачи откинулся на спинку. — Я разберусь. Когда и как потом заберёшь? — спрашивает Итачи, и Саске в очередной раз благодарен за то, что старший брат без лишних слов все понимает и своим «разберусь» даёт обещание, а уточнение «как потом заберёшь?» — это уже гарантия, что он слово своё сдержит. — В офис к тебе не заеду, извини, — произносит Саске и выдыхает дым. Сигарета почти дотлела до фильтра, и брюнет тушит окурок о кирпичную стену. Пакет сползает на запястье, шуршит и неприятно впивается тонкими ручками в кожу. — Поэтому и спрашиваю: когда и как? — Напишешь, как заберёшь их у неё, я что-нибудь придумаю, — Учиха бросает окурок под ноги, и, судя по валяющимся и догнивающим другим окуркам, не он один заворачивает в переулок на перекур. — Напишу. — Только номер не сохраняй, — предупредил Саске. — И не звони часто. — Думаешь, меня прослушивают? — со скепсисом усмехнулся Итачи. — Кто её знает, — пренебрежительно отозвался младший, втоптав свой окурок поглубже в землю. — Саске, не стоит так о ней, всё-таки она — наша мать. Саске поморщился, как от удара в лицо, на языке проступил неприятный привкус, и это не из-за сигарет. — Да, и мне жаль, что это так, — говорит он и завершает вызов, бросив короткое «Пока». Тем не менее разговор с братом принёс Саске какое-то странное ощущение. Будто он снова обрёл что-то. Словно осколок прошлого — очень ценная его часть — нашёлся после долгой потери и занял своё прежнее место, заполнив неприглядную пустоту. Действительно, странное чувство, однако Саске не успел как следует его осознать — в поле зрения появилась вывеска кофейни, с которой все началось в один рождественский вечер. Учиха перешёл дорогу с твёрдым намерением купить те самые миндальные круассаны. Они, правда, оказались вкусными. Но дёрнув дверь, Саске обнаружил, что кафе закрыто, о чем дополнительно извещала картонная табличка по ту сторону стеклянной двери с сухой надписью «Closed». Что ж, вероятно, не судьба. Учиха с разочарованной досадой сошёл со ступеньки и развернулся в сторону дома Узумаки.***
Когда за Саске закрылась дверь, Наруто вернулся на кухню и сел за стол. Он долго смотрел на пустой стул, на котором сидел Учиха, и думал. Прокручивал в голове их последний разговор и не мог выбросить из головы мысль, что Саске до сих пор ощущает фантомные касания того человека. Он до сих пор там, в своей комнате, беспомощно прижат к постели, пока его… Наруто закрыл глаза и крепко зажмурился, чтобы картинка, подброшенная воображением, разбилась на цветные круги и исчезла. Саске чувствует его касания на себе. Все это время он их чувствует. Поэтому на его теле так много шрамов. Он вырезал их каждый раз, когда не мог больше терпеть. Но скоро, кроме рубцов, на боках и предплечьях Саске не останется ничего. И как тогда он будет справляться с проблемой? Наруто вздохнул и закрыл ладонями лицо, упёрся локтями в столешницу и с горечью думал о том, что работать нужно не с кожей и лезвиями, а с сознанием. Именно там плотно засела причина всего — ненависти к самому себе, склонности к самоповреждению, депрессии и суицидальному поведению. Наруто поднимается из-за стола, идёт в комнату и снимает с зарядки телефон. Открывает браузер и вбивает в поисковике простой и короткий запрос «арт-терапия», клацает по ссылкам и читает статьи. Он уже слышал раньше об арт-терапии. Они с одногруппниками сидели в столовой университета и «чисто гипотетически» рассуждали об арт-терапии, как об одной из функций искусства. Наруто тогда думал, что одной такой терапии будет недостаточно, был уверен, что в первую очередь нужна работа с профессионалом (психолог, психотерапевт), а терапия красками и кистями была бы лишь вспомогательным инструментом. — Но что, если человек отказывается идти к профессионалу или по каким-то причинам не имеет возможности? — парировала одногруппница. — А так ему преодолеть проблему может помочь искусство, — выделила она. Наруто все равно был не согласен, но спорить не стал, молча оставшись при своём мнении. Но сегодня Наруто сказал бы «Возможно, это стоит попробовать». Главная идея заключалась в том, чтобы человек нарисовал проблему (травмирующее событие) так, как он ее видит и воспринимает. Обезличенный ли монстр это или, наоборот, конкретное человек (группа людей) с определёнными чертами лица, а может быть, просто что-то абстрактное: пятно, фигуры, линии или узоры. Неважно. Главное нарисовать, вытащить образ из головы, оставить его на бумаге или холсте, а потом делать с ним всё, что хочется. Разорвать на куски? Пожалуйста. Изрезать на полоски? Легко. Сжечь? Да ради бога. Что угодно. Главное, чтобы человек выпустил подавляемые эмоции и отпустил себя. Чтобы покричал, если нужно. Поплакал, если захочется. Но лишь бы не держал все в себе те эмоции, что разрушают его день за днём. Вот в чем была идея. Наруто поднялся с дивана и открыл шкаф. Там на верхней полке он хранил купленные на рынке холсты на подрамнике. Узумаки купил их для своего курсового проекта и ждал, пока его куратор утвердит окончательный вариант, чтобы начать работать на холстах. Но пока этого не произошло, и холсты ждали своего часа в темном шкафу. И если Саске понравится идея, то их час наступит сегодня. Наруто ставит табурет перед шкафом и лезет за холстами.***
Когда Саске отпер дверь запасным ключом и вошёл в квартиру, его встретила тишина. Учиха даже на мгновение замер и прислушался, насторожившись. И только услышав, лёгкий шорох из комнаты, принялся разуваться. Пакет в этой грузной тишине, казалось, шуршал до оглушительного громко, за его шумом не было слышно шагов Саске. Он прошёл к комнате и остановился в дверях, не переступая порога. Наруто сидел на диване, сложив ноги по-турецки и упершись локтями в колени, подбородок лежал на сомкнутых в замок пальцах. На полу перед ним простирались полотна ватмана, уголки которых были приклеены к полу бумажным скотчем. В центре белых полотен стояли две банки — одна с кистями, другая с водой — и краски. У Саске было много вопросов, но он не задал ни один из них вслух, а только лишь молча поднял на блондина вопросительный взгляд. — У меня есть идея, — отозвался Узумаки, глядя на Саске в ответ. Выглядел и звучал он решительно и серьезно. — Но если она тебе не понравится, мы не будем ничего делать. Здесь в представлении Наруто Саске должен был задать вопрос «Что за идея?» и проявить немного заинтересованности, но Учиха продолжал молча смотреть на него, но тем не менее внимательно слушая. Наруто продолжил: — В психологии есть понятие «арт-терапия». Саске нахмурился так, будто прокусил горошинку чёрного перца. Он резко переменился в лице, сжал челюсти и напрягся, излучая враждебность. — Просто выслушай, — попросил Наруто, заметив слишком очевидные изменения в настроении брюнета. — Я же сказал, если не понравится, делать ничего не будем. Но выслушай сначала. Саске ещё раз прошёлся взглядом по ватману на полу и краскам, что-то решил для себя за три секунды молчания, после чего снова поднял глаза на Узумаки и кивнул, мол, продолжай. Враждебность и категоричность слегка поблекли на его лице, и он, правда, готов был выслушать. И Наруто начал рассказывать о том, что такое арт-терапия, какой эффект она может оказать, если поверить в неё. Он рассказал, что есть несколько способов. Первый — это выплеснуть красками свои мысли на холсты или бумагу, а затем избавиться от них, разорвав в клочья или придав огню. Второй — вместо холстов использовать собственное тело, густо отметить красками любых цветов те места, которые больше всего болят или зудят, проявить все касания, дать краске впитаться в них, сплестись с ними, а затем смыть с себя. Буквально. В душе, например. Он замолчал и смотрел на Учиху в ожидании его реакции. Брюнет тоже молчал, ещё раз прошёлся по инвентарю на полу и снова поднял глаза на Наруто. Последний заметил напряженное лицо Учихи и стиснутые челюсти. Узумаки понял, идея не понравилась. — По-моему, это какой-то бред, — бесцветно бросил Саске и развернулся, чтобы уйти. Он прошёл на кухню. Якобы разобрать пакет. Но на самом деле он ушёл, потому что почувствовал внезапную дрожь во всем теле и дичающую слабость, смешанную с необъяснимым страхом. Саске поставил пакет на стол и сел на стул, уперевшись локтями в столешницу и спрятав лицо в ладонях. Когда Наруто сказал «проявить все касания», Учиха почувствовал, как вспыхнула кожа в тех местах, где она была усеяна рубцами от лезвий, в тех местах, где он ее касался. Кожа пылала под одеждой, натягивалась от жара и сухости и зудела. Саске не заметил, как начал нервно трясти ногой под столом. Не заметил, что дыхание участилось и стало поверхностным. Не заметил, что в ушах и голове стоит звон. Но ясно ощущал давление над собой и вновь чувствовал себя слабым под этим давлением, жалким и никчёмным, не способным защитить себя. Он резко дернулся и даже почти закричал, когда тёплая ладонь Наруто легла на его напряженное плечо. Саске подскочил со стула и впечатался спиной в стену, а блондин от неожиданности отдернул руку как от горячей конфорки и замер с испуганным выражением лица, в глазах огромными волнами плескалось беспокойство вместе с растерянностью. — П-прости, — произнёс Наруто, виновато замерев на расстоянии и глядя во все глаза на Учиху. — Если хочешь, я там всё уберу, заткнусь и больше никогда не предложу ничего такого и… — Наруто сглотнул и медленно моргнул, а когда открыл глаза, его взгляд снова стал спокойным, как морская гладь, хотя внутри него все клокотало от тех слов, которые он собирался сказать: — и сделаю вид, будто ничего не произошло. Хочешь? — закончил он с тяжелым сердцем. Саске смотрел прямо в глаза Наруто и видел, что тот говорит серьезно. Он на самом деле уберёт всё, забудет и даже пойдет против себя, притворившись, что ничего не было, если так действительно нужно. Для этого Саске должен сказать лишь одно слово. Всего одно. И это слово… — Хочу. Короткое и до смешного простое слово, но произносить его почему-то оказалось сложно. На втором слоге Саске едва не запнулся и, испугавшись, что такой вялый ответ не возымеет должного эффекта, вперился угрюмым взглядом в Узумаки. Голубые глаза метались по напряженному лицу Саске, но в конце концов, блондин кивнул. — Хорошо, — произнёс он, признав поражение. — Я сейчас же всё уберу. — Наруто направился к выходу из кухни, в последний момент зацепив взглядом пакет с покупками. — Пакет можешь оставить тоже, я попозже разберу, — закончил он на ходу и ушёл в комнату. Саске наконец отлип о стены и обессиленно скатился на стул, уронив голову на сложенные по-школьному руки на столе. Он просидел так пару минут, пока не услышал, как Наруто прошёл в ванную, чтобы слить воду из банки в раковину. Саске успел подняться со стула, собрать свои распавшиеся части во что-то более-менее целое и занять себя делом. На первый взгляд он разбирал покупки, но на самом деле он делал то же самое, что и Узумаки: усиленно притворялся, что ничего не произошло. И до самой ночи, до тех пор, пока они не легли спать, погасив свет, каждый продолжал делать вид, будто ничего не было. Они оба старались***
А ночью Учиха снова завозился на своём футоне. Ему снова снилось, что он там, в своей комнате, что за окном та самая ночь. И вот матрац прогибается под чужим весом. Саске во сне дрожит и мечется. Раньше, видя этот сон, он пытался прогнать Мадару, но у него никогда не получалось. Теперь он пытается разбудить того себя, что безмятежно спит, разморенный усталостью и алкоголем, который влил в него дядя. И у Саске снова ничего не получается. Его нынешнее сознание, уже пережившее эту ночь и знающее, что его ожидает, замуровано в том теле, слабом и никчемном, неспособном защитить себя. Его сознание с воспоминаниями о травмирующем опыте бьется о стенки безвольного тела, кричит внутри черепной коробки, где глухо дремлет мозг, пытается достучаться, докричаться, но все его попытки безрезультатны. А потом он слышит запах спиртного и почти одновременно чувствует большие ладони на своём теле, как они медленно переворачивают его на живот, задирают рубашку и стягивают брюки. Его прошлое — юное — сознание ещё крепко спит и ничего не понимает, пока взрослый Саске беспомощно мечется во сне и начинает задыхаться от мерзких прикосновений горячих ладоней к своей коже. Учиха распахивает глаза в тёмной комнате и тяжело дышит. Он лежит на спине, не на животе, а значит, он больше не там, и эта темнота принадлежит не той ночи. Саске садится и трёт глаза, стирая картинки из сна. Затем он оглядывается. Уже привыкшие к темноте глаза легко различают силуэт дивана и спящего на нем Узумаки. От одного присутствия Наруто Саске чувствует облегчение. Он проводит ладонью по лицу и выныривает из под одеяла, захватив сигареты из-под подушки, и, стараясь не шуметь, выходит на балкон. Ночная прохлада покрывает мелкими мурашками кожу. Слабый ветерок, словно проснувшись из-за чужого вторжения, лениво лизнул босые щиколотки, не спрятанные под тканью спортивных штанов, а затем, скользнув под широкую футболку, коснулся холодными лапами кожи на спине, мягким дуновением поднялся по шее и запутался в волосах, раскачивая чёрные пряди. Саске щёлкнул зажигалкой, и через мгновение с ночным ветром смешался табачный дым. Учиха медленно раскуривал сигарету. Внизу горели ночные фонари, разбавляя темноту ночи своим медовым светом, под которым юлили насекомые. На секунду брюнету пришла в голову мысль, что на самом деле все эти жучки и бабочки боятся сгинуть во тьме, и поэтому так отчаянно тянутся к свету, но затем, вспомнив, что истинная причина намного тривиальнее, он поднял глаза к темному небу. Из-за света огней города звёзд совсем не было видно, и темный купол неба казался бездонным и бесконечным. Могущественным в своей необъятности. Но при этом совершенно не пугающим, а наоборот успокаивающим, гипнотизирующим и убаюкивающим. Саске выдыхал дым, глядя в небо, слабый ветерок подхватывал струйки дыма и уносил прочь, развеивая его над спящим городом. Учиха кинул окурок в банку и задержался на балконе ещё на несколько минут, окутанный ветром под бездонным ночным небом. Вот бы этот момент спокойствия поставить на паузу и остаться жить в нем навсегда. Но к сожалению, это невозможно, и почерпнутого спокойствия хватило Саске всего на полтора часа до очередных кадров прошлого во сне. Он снова проснулся от неприятных ощущений, а кожа на теле горела так, словно ее разрывали. Учиха с нажимом провёл ногтями по зудящим участкам, царапая кожу, но легче не стало. Он знал, что в такие моменты наибольшим эффектом обладают острые лезвия, но едва ли Узумаки одобрит подобные манипуляции в своём доме. Саске повернул голову в сторону дивана. Наруто спал на боку, спиной к стене, скомкав одеяло и обнимая его руками и ногами, и из-за этого казался маленьким ребёнком, а не взрослым парнем, который учится в университете и отрабатывает вечерние смены в кафе. И глядя на такого Наруто, Учиха снова успокаивается и чувствует вновь подступающую дремоту. Он закрывает глаза и надеется, что до утра получится поспать без ярких картинок той самой ночи, когда вся его жизнь пошла крахом. Но его сознание слишком жестоко. Демоны, господствующие в нем, отравляют своим ядом сны Саске и раз за разом показывают ему ту ночь, напоминают, каким беспомощным и наивным он был, и что всё, что он мог делать тогда — давиться слезами и мычать в сжимающую его рот ладонь Мадары. Саске просыпается со слезами на глазах и не может перестать плакать. Он закрывает рот ладонью и старается не шуметь, чтобы не разбудить Наруто, потому что тот не должен снова становиться свидетелем очередной тяжелой ночи. — Саске? — раздаётся в тишине хриплый голос Наруто, и Учиха замирает, даже перестаёт дышать, надеясь, что ему показалось, и Узумаки на самом деле продолжает крепко спать, обнимая одеяло всеми конечностями. Но вот Наруто возится на диване и приподнимается на локтях. — Саске, ты спишь? — шепотом спрашивает он, видимо, тоже сомневаясь, не послышалось ли ему. Учиха, пытаясь сделать вдох, неосознанно издаёт всхлип, который буквально гремит в замершей тишине комнаты. Наруто подрывается с дивана и через какую-то секунду оказывается сидящим на корточках рядом с футоном. Учиха замирает под одеялом, игнорируя мелкую дрожь в теле, и крепко жмурится, зачем-то притворяясь спящим. Тёплая ладонь Наруто мягко ложится на его плечо. — Саске, проснись, — зовёт хриплый голос, и Учиха медленно с опаской открывает глаза. — Всё хорошо, это был просто сон, — успокаивает Наруто, поглаживая ладонью плечо Саске. — Всего лишь сон. Хочешь, выйдем на балкон, покуришь? — предлагает Узумаки, а Учиха понимает, что ему все ещё нужны лезвия, чтобы справиться с противным зудом на коже, но вряд ли Узумаки одобрит и позволит. Поэтому Саске откидывает тонкое одеяло и садится, утирает ладонями слёзы с лица, делает глубокий вдох и выдох, прежде чем посмотреть на Наруто. — Я хочу попробовать, — приглушенно произноси он и видит, как Узумаки хмурит брови, не понимая, о чем идёт речь. — Арт-терапия, — уточняет Саске. — Хочу попробовать.***
В комнате горит свет. К полу снова за уголки приклеены полотна ватмана, банки с водой и кистями стоят в центре вместе с набором красок. Холсты доставать не стали, потому что Саске сказал, что хочет попробовать второй вариант, и поэтому он сидит на ватмане в одном нижнем белье. Хотя ему было трудно снять футболку и предстать перед Узумаки с неприкрытыми рубцами. Наруто даже предложил выключить свет или свернуть всё, если Саске передумал, но Учиха мотнул головой и, собрав всю решимость, стянул футболку через голову и отбросили на футон вместе со спортивными штанами. И свет Учиха попросил оставить, потому что он должен видеть. Наруто подготавливает краски, выдавливает каждый цвет на планшет, чтобы Учиха мог выбрать любой оттенок из палитры или смешать их между собой, если ему захочется. Саске внимательно следит за Наруто и нервно кусает губы в ожидании. Почему-то страшно и одновременно волнительно пробовать новый способ. Страшно, потому что придётся сконцентрироваться на тех касаниях, которые были оставлены на его коже довольно давно, но горят и болят так, словно обжегся Саске от них только что. А волнительно, потому что Наруто объяснил, что после этапа с красками, они пойдут в душ, где вода смоет и унесёт прочь следы прикосновений. Саске кусает губы и слегка дрожит. Он очень надеется, что всё это сработает. Учиха элементарно устал «носить» на себе его следы и чувствовать эти мерзкие прикосновения. — Готово, — произнёс Наруто, пододвинув палитру с красками к Саске. — Не торопись, посмотри на краски, изучи каждый цвет, прислушиваясь к себе. Реши, каким цветом ты хочешь воспользоваться. Если нужно можешь смешать определённые оттенки между собой или же смешать сразу все цвета. Саске берет планшет и внимательно вглядывается в цвета. Наруто выдавил краску из всех имеющихся у него тюбиков. Есть белый цвет и чёрный, несколько оттенков синего, два зелёного, желтый и оранжевый, три оттенка красного, коричневый и среди всех цветов Саске отдельно выделяет небесно-голубой оттенок, перекликающийся с цветом глаз Узумаки. Эту краску Учиха использовать не будет, чтобы не замарать и не опорочить этот оттенок чистого неба. — Если будет легче, то можешь проговаривать всё вслух, — произносит Наруто, и Саске почти сразу поднимает на него нечитаемый взгляд и выглядит при этом уязвимым, более беззащитным, чем есть на самом деле. У Наруто сердце щемит от такого вида Саске. — Если хочешь, конечно, — спешно добавляет Узумаки, чтобы Учиха вдруг не почувствовал хоть какое-либо давление. Саске продолжает смотреть на Наруто, и последнему начинает казаться, будто брюнет ждёт от него каких-то слов, но Узумаки не представляет, что ещё он может сказать, что ему следует сказать. Дать добро начинать? Сказать, что он может использовать столько красок, сколько ему нужно? Подать кисти? Или… о, ну конечно. Кажется, Наруто понял. Возможно ли, что Учиха не начинает потому, что хочет остаться наедине и сделать всё без свидетелей? — Если хочешь, я оставлю тебя наедине с собой, посижу на кухне, — говорит Наруто и уже собирается встать с пола, на котором они сидят, но Саске резким движением ловит его, останавливая. — Нет, — он как-то испуганно мотает головой и смотрит большими глазами. — Останься, пожалуйста, — просит он, потому что знает, один не справится. А рядом с Наруто всё в этом мире становится чуточку светлее, добрее и лучше. Блондин как будто внутренним светом разгоняет тьму вокруг себя, гарантируя безопасность и покой. И кажется, что всё преодолимо. Поэтому Саске не хочет оставаться без его света сейчас, когда собирается спустить с цепей своих демонов и встретиться с ними лицом к лицу, потому что боится, что не справится один. Наруто накрывает руку Саске своей, и Учиха сразу же ощущает то приятное тепло, что исходит от ладони Узумаки. И оно тоже успокаивает. Саске закрывает глаза и медленно делает глубокий вдох. А когда он выдыхает и открывает глаза, то в них уже помимо волнения угадывается решимость и осознанность, и сомнению среди них нет места. В конце концов, Саске решает, что слишком долго прятался. Он игнорирует кисти, выдавливает из тюбиков побольше красок и смешивает их на планшете прямо пальцами. Учиха делает короткие мазки, пробуя разные цвета друг с другом. Мешает красный с синим, получая на выходе фиолетовый цвет. Пробует смешать синий с желтым, но в таких пропорциях, что в итоге у него получается получается грязно-зелёный цвет, затем Саске берет чёрный и вплетает его в получившийся оттенок. Цвет становится темнее, но Учиха именно этого и добивался. Никаких ярких ассоциаций с тем, что произошло тогда, у него нет и не будет. Все оттенки его с грязноватым отливом, потому что он чувствует себя испачканным, осквернённым и испорченным. Мадара в ту ночь облапал его грязными ладонями, оставил свои мерзкие следы, которые въелись в кожу невидимыми чернилами для всех, кроме самого Саске. Для него все эти прикосновения словно мазок из дёгтя — настолько же отвратительны и зловонны. Поэтому Учиха мешает краски и добивается дегтярного цвета. Вот он, цвет отпечатков Мадары на его коже. Саске долго смотрит на получившийся оттенок, выжигает его взглядом и ненавидит всей душой, до отвращения и тошноты. Наруто молча следит за Учихой и понимает, что даже получение нужного оттенка высвобождает те заблокированные эмоции, которые Саске носил в себе годами. Терапия начинается уже с того момента, когда брюнет мешает краски между собой, выжигая тёмной палитрой светлые оттенки. Он миксует и миксует до тех пор, пока не получает отвратительный чёрный оттенок, на который смотрит так, словно ненавидит и презирает всем сердцем, всем своим существом. Наруто даже не по себе становится от подобного предположения, но он понимает, что не ошибается, когда Учиха поднимает на него взгляд, в котором подобно краскам смешались в равных пропорциях ненависть, боль и решимость. Наруто тихо сглатывает, игнорируя пробежавший по спине холодок из-за тяжелого взгляда темных глаз. — Хочу этот цвет, — произносит Саске, и голос его звучит непреклонно. Наруто кивает. — Хорошо, — тихо отвечает он, не разрывая зрительный контакт, как будто это очень важно. Возможно, так и есть, потому что Учиха ещё несколько долгих секунд смотрит в глаза Наруто, прежде чем кивнуть и щедро черпнуть пальцами краску с планшета. Первым делом он мажет бока, сплошь покрытые рубцами от порезов. Саске густо наносит на них краску, он одновременно сосредоточен и зол. Его челюсти плотно сжаты, так, что желваки играют на лице от злости. Он мажет с одной стороны, затем с другой, заходит мазками на кожу поясницы, оставляет и там грязные разводы. Снова мешает краски до получения того же оттенка и чёрными мазками окольцовывает кожу на запястьях и предплечьях с обеих сторон, в результате чего начинает казаться, будто Саске закован в кандалы. Наруто больно думать о том, что на всех этих местах Учиха постоянно ощущает хватку Мадары, и что она причиняет ему такую боль, что ему приходится прибегать к помощи острых лезвий, чтобы унять эту фантомную боль физической. Рука Саске поднимается выше, и по комнате разносится судорожных вздох. Наруто перестаёт следить за его руками и поднимает взгляд к лицу. Пропорции чувств в глазах Саске изменились. Боли стало больше, к ней ещё добавился страх, и теперь его глаза горят не решимостью, в них блестит отчаянная уязвимость, превращаясь в слёзы. И на бледном лице сияющие чёрные глаза от переполняющих их чувств кажутся просто огромными, а губы слабо дрожат. Саске выглядит так, будто его лицо сейчас покроется трещинами и рассыпется, а вслед за ним и сам Учиха разлетится на острые осколки. Наруто кусает щеку изнутри, потому что сам крошится, смаргивает слёзы и возвращает взгляду решимость, делится ею с Саске и мягко касается ладонью его острого из-за худобы плеча, Учиха дергается от неожиданного прикосновения, но не отстраняется, наоборот облегченно выдыхает, ощутив тепло ладони Наруто на своей коже. Узумаки слегка сжимает плечо Саске пальцами, как бы говоря «Ты не один, я все ещё здесь, не сдавайся», и Учиха чувствует его поддержку, чувствует его свет и силу, которой Наруто делится с ним. Саске снова делает голубой вдох и медленно выдыхает, ни на секунду не отрывая глаз от взгляда Узумаки, такого спокойного, как морская гладь, и коротко кивает в знак благодарности — Спасибо, что ты здесь. Наруто едва заметно улыбается, больше глазами, чем губами, и в его небесных глазах заиграли солнечные блики, способные рассеять любую темноту. И Саске находит в себе силы продолжать. Он отворачивается к планшету и снова цепляет пальцами акриловый «деготь», поднимает руку и, зажмурив глаза, медленными мазками оставляет чёрные разводы на коже в области шеи. Берет ещё одну порцию краски и повторяет. А потом ещё раз и ещё, пока его шея не становится густо окрашенной в цвет дёгтя. Сам Саске уже весь дрожит, его веки трепещут, и ресницы постепенно становятся влажными от слез, сдерживать которые он больше не может. Осталось ещё одно место, на котором нужно проявить следы с помощью акрила. Там, где ладонь Мадары была дольше всего и сжимала крепче всего, чтобы заглушить крики, чтобы не дать Саске позвать кого-то на помощь. Он все время сжимал его рот ладонью, в которую Саске мог лишь мычать от боли, давясь собственным слюнями, соплями и рыданиями, захлебываясь в боли, в которую Мадара безжалостно окунул его в ту ночь, втрахивая в его же матрас его же кровати в его же комнате. Саске берет краску, сразу много, и не открывая глаз, проводит сомкнутыми пальцами по губам, щекам и подбородку. И замирает. Рука безвольно падает вдоль туловища, будто в один миг Саске лишился всех своих сил. Он сидит, сгорбившись, плечи опущены, руки повисли вдоль тела, глаза закрыты. Наруто едва сдерживается, чтобы не разрыдаться из-за того, что видит. Из-за Саске, перемазанного в чёрной краске, из-за его позы, такой сломанной и уничтоженной, из-за его слёз, что стекают по щекам в беззвучном плаче. Возможно, Саске хотел их сдержать, спрятать, не показывать Наруто, но не смог ввиду банальной переполненности той болью, которую познал в шестнадцать и с тех пор всегда носит с собой. Наруто не знает, как быть. Стоит ли ему позвать Саске? Или он должен дать ему немного времени побыть в этом состоянии, когда всё подавляемое выходит наружу? Да, они обсуждали с группой арт-терапию, но они ничего не говорили о том, как помогать человеку в процессе этой самой терапии. Когда нужно подождать? Когда нужно взять управление в свои руки и направить человека в нужное русло? Когда нужно с ним говорить, а когда лучше молчать? И эти бесконечные «Когда?» кирпичиками складываются в голове Наруто во внушительное «Что делать?», ответа на который нет. Саске сидит неподвижно уже две минуты, если не больше. Стоит ли с ним заговорить или ещё слишком рано? Или уже поздно? Черт возьми, Наруто готов уже кричать от безысходности, как вдруг Учиха открывает глаза и смотрит прямо на него. И его взгляд… он снова изменился. Теперь Саске смотрит на него с явной надеждой и скрытой мольбой. Наруто, честно, не знает, что означает этот взгляд. Он такого у Саске ещё никогда не видел. — Теперь я могу их смыть? — спрашивает Саске. Правда спрашивает. Искренне и с надеждой «Пожалуйста, скажи, что да». Наруто кивает, сначала слабо и неумело, как будто разучился, а потом начинает кивать активнее, что да, да, черт возьми, да! — Да, теперь ты можешь их смыть, — произносит он, глядя в темные глаза, и протягивает раскрытую ладонь. Учиха смотрит на неё сначала недоверчиво, снова поднимает взгляд к голубым глазам и, не найдя в них ничего, кроме безграничного тепла, расслабляется и хватается дрожащими пальцами за ладонь Наруто. Они вместе поднимаются с пола и идут в ванную. Молча, без ненужных сейчас слов. Узумаки включает свет, открывает дверь, пропускает Саске вперёд и, не выпуская его руки из своей, открывает кран и настраивает температуру воды. Затем помогает Саске перешагнуть через бортик ванной, аккуратно переключает рычаги, и вода начинает мягкими струями литься на Саске сверху. — Закрыть? — единственное, что спрашивает Наруто, имея в виду шторку для ванной. Учиха коротко, даже скорее на автомате, кивает, и Узумаки задергивает шторку, оставшись молча стоять за ней. Тёплая вода льётся на Саске сверху вниз. Стекает по волосам и лицу, струится по телу, захватывая с собой оттенки чёрного, смешивается с ним и мутными потоками стекает вниз, закручивается у воронки и исчезает. Саске даже не трёт своё тело, просто стоит неподвижно и наблюдает, как краска смывается с его тела вместе с прикосновениями, которые впитала в себя, грязной лужей стекает по ногам и уходит в канализацию. Навсегда. Грязь исчезает, остаётся только чистое тело. Саске плачет, но и его слёзы тоже смываются тёплой водой и уносятся в никуда. Туда, откуда не смогут причинить больше боль. Туда, где сгниют. Туда, где им самое место. Наруто, стоящий за шторкой, отчетливо слышит отражающиеся от стен всхлипы Саске и сам дрожит от напряжения, потому что ему приходится изо всех сил сдерживать себя, чтобы не зарыдать в голос вместе с Саске. Но он верит, что после этих слез наступят лучшие дни, и тогда они с Саске будут вместе улыбаться.