Сопряжение: подчинённый

С середины августа полили дожди. Ян, в основном, занимался заготовкой всего, чего только можно было. Они с Ильёй условились, что в конце сентября он останется здесь окончательно. Это успокаивало. Как-то Ян слышит позвякивание калитки: должно быть, Илья. Выходит и застывает на месте. Калитку раскачивает тварь. Не сильно, до той поры, пока цепь не натягивается в замке. Ян не знает, что это за вид. Фигура человеческая, но в глазницах дыры, а из них течёт чёрная жижа по лицу, скапывая по подбородку на землю. Из кармана ветровки у твари торчит верёвка или что-то вроде того. Молчит и дзынькает калиткой. Ян вдруг как очнулся. Он кривит лицо, залетает домой, взмывает на чердак, берёт автомат и обойму к нему, спускается. Уже на тропинке к калитке защёлкивает обойму, направляет дуло на тварь и говорит: – Убирайся к чертям собачьим, пока не пристрелил нахер. По твари не ясно, понимает ли она вообще слова. Ян переводит автомат в одиночный режим и выпускает пару пуль в землю рядом с ногами твари. Та шипит, отдёргивает руки и бросается наутёк. У Яна неудержимое желание выпустить ещё заряд ей в спину, но он сдерживается. Может не попасть, и какой смысл в такой трате патронов. Итак, его тихий уголок становится не таким уж тихим. Автомат переезжает на гвоздь на входной двери. Не слишком практичное оружие, но другого нет. Через пару дней калитка брякает снова, и Ян уже с затаённым удовольствием берёт автомат и выходит, думая, что на этот-то раз он точно снесёт этой херне ходячей башку. Но там Илья. – У нас нынче военное положение? – спрашивает он, кивая на оружие. – Был повод, – буркнул Ян. Илья с любопытством осматривает его с ног до головы. – Давненько не видел тебя таким боевым. Разве что шерсть на загривке дыбом не стоит. – Да уж взбодришься тут. – Ну, я рад видеть тебя в здравом уме в таком случае. Он тянется рукой к плечу Яна, а тот отстраняется. Илья хмурится: – Не порть наши исследования. – Давай сначала разгрузим тебя, а потом все эксперименты. – Ладно. В доме он снимает рюкзак со словами: – Тебе должно понравиться. И вынимает из него что-то завёрнутое в ткань. Разворачивает. Два пистолета в прекрасном состоянии. – Свои припасы перетаскиваешь? – Не могу оставить таких красавцев ржаветь. Да и для тебя это будет удобнее. Вот ещё, смотри. Достаёт пакет, полный лисичек. Следом пакет с картошкой. Значит, что-то там у него всё-таки выросло в его глуши. – Пожаришь? Ян кивает. – Если слюной не захлебнусь в процессе. Илья хекает и переодевается в домашнее. После помогает почистить картошку и вымыть грибы. Ян решает затопить печь в доме, на улице сегодня промозгло, а тут откроют окно, если будет жарко. – Так что это было? – спрашивает Илья, наблюдая за тем, как Ян режет всё на кусочки. – Тварь. Тормошила калитку туда-сюда. Пришлось пару патронов в землю у ног пустить. – И даже не в сами ноги? Я удивлён, – тянет Илья. – Что за тварь? – Не видел таких. Глаз нет, чёрные глазницы и из них течёт эта дрянь. – Верёвка? – спрашивает Илья. – Откуда ты знаешь? Из кармана торчала. – Висельник это. Найдут дерево с веткой покрепче и давай вздёргиваться на нём с завидной частотой. В день может раза по три красиво так извиваться на верёвке, а потом висеть типа трупачком. Но только подойди ближе, он лихо со своей верёвки напрыгнет. И как у них башка не отрывается это проделывать. Интересно другое, какого хрена он тут делал? Я, конечно, давненько не бродил здесь в тёмной личине, может, понаползло кого. Но эти обычно далеко от насиженного места не уходят. – Осенняя миграция, – бубнит Ян, дорезая грибы. – Все на юг. Нарви зелени, а? И чеснок вырви какой-нибудь хиленький, чтоб не жалко было. – Я шёл хер знает сколько. Пожалел бы. – Мог бы своим тёмным путём, быстрее и легче. – Хотел застать тебя в своём уме. Ян жмёт плечами: – Может, и застал бы. Теория не подтверждена. Покряхтев и обозвав Яна бессердечной биомашиной, Илья вышел из дома. Вернулся злобнющий, как чёрт. – Нет, вообще не дело. У меня в человеческом обличье, конечно, нюх конкретно сбит, но ты рассказал, раззадорил. Выхожу, слышу, кашляет кто-то. Далеко, но мне слышно. Я прищурился, а этот гондон вот прямо на вершине пригорка на берёзке болтается. Которая кривая вся, ну ты понял. – Ну и что? Пойдём вместе, да выпустим по нему очередь, сам сбежит. – Ты точно никуда не пойдёшь. – Это ещё почему? – А зачем рисковать? Сколько их тут ещё, которых я не чувствую? Ян помешивает содержимое сковородки. От запаха умереть можно. – И как ты, тупо поглотишь его, или как там это у вас происходит? – Делать нечего, – морщится Илья. – Это как тухлую воду пить. Или жратву прокисшую есть. Мало удовольствия. Просто прогоню, куда подальше. – Чтобы они кому-то ещё досаждали? – Да срал я, кому эта тварь ещё помешает. Не моё дело. – Как эгоистично. – Даже отрицать не буду. Илья лезет пальцами в сковородку, подцепить зажарку. Ян грозит ему лопаткой: – Брысь. Не порть продукт. Тот корчит недовольную мину, но руку убирает. Наблюдает за тем, как Ян режет зелень и чеснок, отправляет их на сковородку, как финальный аккорд блюда. Илья чуть ли не круги наворачивает по комнате и успокаивается только тогда, когда Ян ставит тарелку с едой на стол. Набрасывается так молниеносно, что Ян невольно думает о том, как же хреново ему было в Новомирске. И, слава богу, что Ян всегда добивался для него нормальной порции. Без еды Илья – не Илья. Конечно же, он наваливает себе добавки столько же, сколько было в первоначальной тарелке. Ян выглядывает в окно. Как же быстро нынче темнеет. Хоть глаз выколи. – Затопишь баню? На ногах не стою. – Ясен хрен. Немного опасаясь того, что на выходе он снова увидит тварь у калитки, Ян всё же идёт. На улице светит яркая луна, что радует. За калиткой никаких несанкционированных лиц не наблюдается, и он выдыхает. Возится с печкой неторопливо. В промежутках закрывает теплицу и бросает на огород озабоченный взгляд, думая о том, сём. Когда он возвращается в дом, то видит, что Илья уснул. Он решает не будить его пока, моет потихоньку посуду. Первым идёт мыться, после подтапливает, чтобы в бане стало жарче. Илья всё ещё спит. Ян садится на кровать и трогает его за плечо: – Илья, иди, мойся. Тот мычит и приоткрывает глаза. Устремляет взгляд на оголённый торс Яна, зацепляясь взглядом за татуировку на рёбрах. – Как думаешь, заработает, если соединить линии, не знаю, ручкой? – Хочешь проверить, возможно ли сопряжение без помощи ведуна? – Ян не понимает, с чего такой интерес. – Устроим игры в доверие? – усмешка трогает губы Ильи. Он встаёт, берёт полотенце и уходит. Пока он будет мыться, как раз закипит чайник. Ян решительно не знает, что ещё можно поставить на стол. Чего он там хотел, фруктов? Ян находит консервированные персики, выуживает их из банки, режет на куски, складывает в миску. Отмечает, что помешан на желании чем-то удивить, это стало прямо-таки в порядке вещей. Илья приходит и прицельно запускает руку в миску с персиками. – Ты принципиально игнорируешь столовые приборы? – иронизирует Ян. – Что ты вообще понимаешь? Но вилку он всё же берёт. Ян уходит на диван, прихватив с собой ручку и дневник. Кратко описывает события текущего дня. Илья вскоре приходит и плюхается рядом, закидывая руку на спинку дивана, отчего она оказывается за Яном. От этого становится неуютно. Ян искоса смотрит на Илью. – Чего ты от меня шарахаешься весь вечер? – с интересом спрашивает Илья. – Я не шарахаюсь. Илья резко кладёт ладонь ему на спину, Ян дёргается вперёд. – Ну-у да-а-а, – тянет Илья. – Ты пугаешь. – Я проверяю. – Проверяешь что? – Твою лояльность? Желание помочь? Заинтересованность? Тому тебе требуется наш контакт. – Он думает, что контактирует с Минотавром. Ян чувствует, как горячая рука Ильи уверенно проводит вдоль позвоночника вверх-вниз, это бесит, но он держится. – Это и нужно исправить. Смотрю, ты давненько не бывал в забытьи, забыл, что это такое? В его глазах вызов, Ян отвечает тем же, но вслух говорит: – Я не хочу конфликтовать. Настроение какое-то такое, знаешь. – Как у засранца? – Наверное. Илья убирает руку и лучезарно улыбается. Встаёт с дивана и уходит к себе на кровать. – Ты не думай, я вижу тебя насквозь, – говорит он уже оттуда. – Просто мне любопытно, что ты скажешь. Перед сном Ян отчётливо понимает, что Илья теперь в любой ситуации будет хозяином положения. Всегда, везде. Прошли времена, когда он мог ему указывать. Ещё и эта встряска с тварью. Ян знает, что выпускает иглы зазря, он сам ждал Илью, и ему сейчас спокойнее, но отчего-то лишнее так и просится быть высказанным. Утром он смирно сидит на постели Ильи, ждёт, пока он проснётся. Илья прав, однозначно прав. А после сна из головы выветрилась вся ерунда о выяснении главенства. – Что с тобой вчера было, что ты так взбеленился? – сонный голос. – Не знаю. Ян смотрит на то, как Илья убирает взлохмаченные волосы со лба, и думает о том, что ему совсем не хочется как-то противостоять ему, задумываться о чьём-то превосходстве в этом доме. Он спас его и помог выжить. Пусть делает всё, что хочет. За Яном должок. – Так, сегодня у нас в планах висельник, а затем остатки картошки с грибами. Ты греешь еду, а я иду избавлять нас от нашего берёзового друга. – Пойдём вместе? Илья смотрит с сомнением. – Давай умоемся, выйдем, подышим воздухом, а там видно будет. Ян соглашается. Он уходит в теплицу и долго рассматривает плоды своей деятельности. Когда он выходит оттуда, Илья отчего-то стоит на дорожке, задрав руку вверх. Чего он, направление ветра выясняет? Илья слышит его шаги и говорит: – Раньше я и так не мог. Он опускает руку, протягивает её Яну, и тот видит, что по ладони деловито ползёт жук-бронзовка. – Как ты их зовёшь? С помощью этих своих тёмных сил? – Вроде того. Но не принуждаю, откликаются не все. Принуждать – это только если грозит реальная опасность. С куста сирени прожужжала ещё одна бронзовка и села на кожу Ильи возле локтя. Потом откуда-то взялись ещё и ещё. Вскоре вся его рука была покрыта живым зелёным ковром. Жуки медленно топали от пальцев к плечу туда-сюда. Сталкивались, перелазили неуклюже друг через друга. – Выглядит жутковато. Отпусти их. Мгновение, и один из жуков выпустил крылья и улетел. За ним второй, третий. – Маленькие природные батарейки. Носители силы и хаоса, – говорит им вслед Илья с глубоким уважением в голосе. – Как ты понял, что можно их так использовать? Илья отвечает усмешкой: – Я понял? Нихрена бы я не понял. Нет, они сами стеклись. В минуту отчаяния. Он замолкает ненадолго и отрешённо смотрит в никуда. Затем продолжает: – Хорошо, что ты не реагируешь на всё это. Возможно, обойдёмся без траты пуль. Снаряжайся, мы идём. При условии, что ты идёшь за мной шаг в шаг. Чтобы я рукой мог дотянуться. Яна не нужно просить два раза. Он берёт автомат, ключи от дома и от пары калиток на пути, просто на всякий случай. Илья заправляет за пояс пистолет, а второй протягивает Яну. Идут молча. У Ильи действительно очень чуткие слух и зрение, если он смог с такого расстояния услышать и увидеть висельника. Ян может разглядеть его только тогда, когда они выходят на соседнюю улицу. И вправду, висит как настоящий всамделишный труп. Издалека так вообще. – Подойдём близко, но ты не бойся. Это, казалось бы, не так сложно, но Ян почему-то вспоминает, как они ходили группой. Как равнодушно Илья указывал на тварей, а ребята расстреливали их. Вот где была бесполезная трата патронов, учитывая такое живое оружие в подчинении. Но были запреты Радослава. Ян аж лицо скривил, вспомнив его. Как сейчас, перед глазами его обтянутый пергаментной кожей череп и яркие злые глаза. Страшно было представить, что где-то ещё есть носители этих ведунских знаний, использующие их подобным извращённым способом. Сколько ещё есть городков навроде Новомирска? Которому нынче, кстати, уже четыре года. И, как минимум, три из них там пытали таких, как Илья. Ян помнит, как праздновали трёхлетие. Илья пожелал всем им сдохнуть. И, собственно, это пожелание сделал реальным собственными руками. Интересно, как там сейчас? Пришло ли всё к старому порядку? Как рвал и метал Радослав? Яну прежде было некогда как следует задуматься на эту тему. Но стоило освежить в памяти произошедшее, и вопросы расплодились сами собой. – А теперь очень медленно, будь прямо за мной. Ян следовал указаниям. С этого расстояния уже было видно, что это не обычный труп, а тварь. На месте глаз – влажная чернота. Интересно, как ещё под ним не накапала целая лужа этой дряни? Он даже не успел понять, как они прошли критическое расстояние. Висельник бесшумно соскользнул вместе со своей верёвкой на землю и, странно изогнувшись и запрокинув голову назад, единым плавным движением вдруг оказался слишком близко. А потом его дёрнуло. – Не спеши, – говорит Илья. – Подумай мозгами, которых у тебя, наверное, и нет. Нужно ли тебе связываться со мной или уберёшься подобру-поздорову? Ян осторожно выглядывает из-за его спины, держа руку на пистолете. Из земли вытянулось жирное подвижное щупальце, острое на конце, оно-то и держало тварь за ногу. Та сделала ещё пару попыток кинуться, а потом словно бы поняла, что её что-то неволит. И начала выть и беситься. Ян считал это одним из самых отвратительных зрелищ: ему уже доводилось видеть метания тварей, а уж от их воя уши в трубочку заворачивались. И коленки подкашивались, но о таком обычно молчат. Из щупальца выросли щупальца потоньше и прокололи ногу твари, обернувшись острыми чёрными иглами. Вой перешёл в невыносимый диапазон. Ян украдкой смотрит на лицо Ильи. У него холодный прямой взгляд. Даже остекленевший. Лицо сосредоточенное. Губы едва заметно шевелятся. Может, он так общается с тварью уже на другом, на их уровне? Скорее всего. Вздох Ильи перебивает его мысли. Ян видит, как Илья прикрывает глаза, и из земли вокруг твари выползает ещё десяток лиан, и те с явной враждебностью оплетают тело твари, растут, удлиняются. Одно из щупалец обвивает голову и, изменившись, протыкает глазницу. Кажется, Ян оглох. Иначе, как объяснить то, что тварь мечется в путах невероятно мощными рывками и разинутым до ненормальной ширины ртом, а он ничего не слышит? Илья шевелит губами. Что-то неуловимо меняется в воздухе. Тварь замирает. Щупальца вытаскивают свои иглы и освобождают её тело, но утекать обратно в землю не спешат. Висельник медленно разворачивается и неестественной ломаной походкой идёт в противоположную от них сторону. – Хороший мальчик, – шепчет Илья. Они смотрят на тварь до тех пор, пока она не скрывается за деревьями. – Идём. – Вот так просто? – Ну, скажем, не совсем просто, – усталая усмешка. – А вдруг он вернётся? – Не вернётся, он дал слово. Хотя пришлось до него достучаться, разума с ноготок, проще поглотить, но не хочется дела иметь с этой гнильцой. – А что слово? – Ян идёт с Ильёй нога в ногу, но тот постоянно оборачивается. – Кто слово нарушает – тот обращается в прах. – Серьёзно? – О, да. – И откуда взялся весь этот фольклор? Ну, предположим, в Новомирске мы от ведуна знания получали. А он, может, из книг каких или от отца к сыну. А у вас это откуда? У тебя? Ты же был обычным человеком. Илья кривится: – Был – это ключевое слово. Кое-что я знал сразу после катастрофы, такое смутное, но выживать помогало, избегать тварей. Потом, когда всё зашло уже далеко, то всплывало то одно, то другое. Оно просто приходит. К нам всем. Напряжение спало только тогда, когда они зашли за свой забор и защёлкнули замок. В доме Илья убрал оружие, сел за стол и откинулся на спинку. – А теперь, пожалуй, было бы неплохо подкрепиться. Ян приоткрыл окно и разжёг печь. Всё это было как-то неправильно: отпускать тварь, которая ещё наделает много дел. Но и иметь труп у своего дома тоже не хотелось. Должны ли они думать за других в таких ситуациях или правила этики здесь уже не действуют? Вообще, Ян был не из тех, кто заботился бы о чужой шкуре. Не в этой жизни. Он старался не вспоминать, как было раньше. И, как показывала практика, о своей прежней жизни до катастрофы все предпочитали забыть. Слишком много потеряно. Утраты, о которых следовало скорбеть молча. Ян не верил в какую-либо безвозмездную помощь после случившегося, чего ни коснись – каждый сам за себя. Каждый был одинок. Если останется последняя ложка каши в этом мире – станешь ли ты делиться ей со своим ближним? Илья нашёл засохшую лепёшку и грызёт её. Глядя на него, Ян думает, что делиться пришлось бы. Пока картошка греется, Ян соображает им салат из огурцов, зелени и чеснока. В итоге, ему нисколько не стыдно за накрытый стол, тем более, что в стаканы он налил клубничный морс. У Яна возникает странное чувство удовлетворения, будто он справляется с вверенной ему задачей. В реальности же никаких задач ему никто не ставил. – Ты не скучаешь по людям, обществу? – спрашивает он Илью, потому что сам ощущает что-то такое. Хотя, конечно, это больше тоска по прошлому, где дружба могла быть настоящей, отношения лёгкими и так далее. – По тому обществу, что есть сейчас? – уточняет Илья. – Как думаешь, если я построил дом в глуши? Видеть, как люди тянут каждый на себя ресурсы, не для меня. Я всё понимаю. По-другому никак. Но у меня нет необходимости жить среди этого, и я не живу. Посмотрел я на ваш Новомирск, знаешь. – За пределами системы подчинённых тварей и командующих, там всё относительно нормально. Работа, еда. От каждого по способностям, каждому по потребностям. Коммунизм, в общем. – На этом далеко не ускачешь. Такие инциденты, как наш с тобой случай, будут происходить. Схема не идеальна. – Но позволяет кормить целый городок. Люди могут создавать семьи. Илья хмыкает: – Я рад за них. И ведь не смущает же, что всё это строится на крови бывших сородичей. На их месте вполне мог бы оказаться каждый. Какая прекрасная сомнительная мораль. – Могу сказать, что об этом просто никто не задумывается. – Конечно. Ведь появился хрен знает откуда лидер в виде древнего протухшего деда и обязал всех выполнять какие-то правила за кусок хлеба. Великолепно. Зачем думать, говорят – выполняй. У всех есть выбор, но все выбирают любую аморальщину, лишь бы жопа была в тепле. – Выбор? Сдохнуть от голода, холода и тварей? Враждебный взгляд: – Что, тебе уже хочется обратно? – Нет, но объективно: если бы ты меня не привёл к себе, а оставил в первом попавшемся населённом пункте, вероятность того, что я остался бы жив, резко упала бы. – О, надеюсь, ты благодарен, – ядовито отвечает Илья. – Благодарен, что я не в Новомирске, и мне не пришлось выполнять очередные дикие указания. – У нас с тобой другой дикости вагон. Илья встаёт из-за стола и садится на диван. – Иди сюда, – говорит он, и это нельзя воспринять иначе, чем приказ. Это всё неизбежно, поэтому Ян смиряется. Садится рядом с Ильёй, вплотную, зная, что тот не оценит, если он окажется на противоположной стороне с затравленным видом. Ян понимает, что уже давно не равнодушен к нему в том широком смысле, когда не представляешь дальнейшей жизни без этого человека рядом в любом статусе. До Новомирска Ян был одинок, а потом ему дали ощутить близость, хоть и таким извращённым способом. Наверное, если бы Илья не вернулся, Ян бы сейчас по-тихому спивался. Однако, всё это не даёт ему ощущения нормальности происходящего. Всё равно бросает из крайности в крайность. – Тебя и раньше влекло к своему полу? – пытается Ян отвлечь Илью, который повернулся к нему и изучает с нездоровым интересом. – Что? – усмехается он. – Может, лучше спросить тебя? Это ты начал эту историю. Но слабо верится в вероятность подобного. Помню твоё разочарование, когда меня определили под твоё начало. Скажем, у меня практически не было выбора. Меня должны были использовать до конечного безумия, после которого – на свалку, как отход. Я хотел пожить подольше, знаешь. А тут – ты. В большинстве случаев ты держал лицо. Ты не морил меня голодом. Ты давал мне книги. Мне даже доставался самогон, если у тебя было отвратительное настроение, а пить в одиночку для тебя становилось невыносимо. Волей-неволей мне пришлось быть благодарным. Тебе не понять, как долго я пытался вытравить это из себя и не смог. – Ты не думаешь, что всё это могло быть вызвано сопряжением? Оно глубоко связывает. Возможно, это всё специально. – Только вот девчонки своих мучителей разодрали по кишочкам, не усомнившись ни на минуту. А тебя я и не собирался трогать. Правда, и забирать тоже не планировал. Как-то само вышло. – Ну, как с ними обращались, это неудивительно. Я даже рад, что произошло подобное возмездие. Это было справедливо. Губы Ильи недовольно изгибаются. – Тебя я считал недалёким слабовольным дурачком, который влез, куда не следовало. Силы тебе не хватало запугать меня. Рано или поздно дед бы тебя отстранил. Я видел, что ты в дерьме ненамного меньшем, чем я. И когда ты сотворил всю ту глупую историю, я был в ярости. Ян улыбается этим словам. Значит, смог удивить. Илья наклоняется и целует его. Требовательно, нескромно, рукой заставляя его опустить нижнюю челюсть, открыть рот. Ян чувствует только одно: он привычен к этому. Это не вызывает отторжения. Его вообще не волнует, что Илья – мужчина. Наверное, он сам гораздо больше мучился по этому поводу, когда произошла вся эта история. Ян же понимал, возникшая ещё в Новомирске связь, родство, вполне могла выклинить в эту сторону. У него не было никого ближе Ильи. И он не собирался считать это чем-то противоестественным. – Я хочу, чтобы ты ответил за всё, что случилось со мной в Новомирске. За то, что было после. Ты, – почти рычит ему в губы Илья, – нарушил все мои планы. – Всё будет так, как ты скажешь, – успокаивает его Ян. Он гладит Илью по бокам, притягивает к себе. Запрокидывает голову, словно знает (а, может, тело в самом деле помнит), что Илья будет бесконечно касаться губами его шеи. – Ты обещаешь? – спрашивает он прямо возле уха. – Обещаю, – отвечает Ян. Если он может добровольно отдать себя в обмен на то, что когда-то просто так получил в свои руки Илью со всеми сопутствующими унижениями, то он сделает это. И пусть Илье будет хоть чуточку легче. После он начинает каждодневно проверять его на прочность, то загружая мелкими просьбами, то отвлекая от дел приставаниями не к месту. В них не было пошлости, скорее, животный страх и желание тотчас подчинить себе, и Ян изо всех сил старался не дёргаться и не противиться, хотя иногда настроение могло сыграть злую шутку. До конца сентября Илья ещё ходит пару раз к себе на таёжную заимку, а потом оседает рядом с Яном окончательно. У того много забот: он делал заготовки по всем рецептам, которые только находил. Варил лечо. Делал острые баклажаны. Солил огурцы. Квасил капусту. Илья приносил из леса грибы и плоды шиповника, и они попытались засушить их на зиму. Будь что будет. Одним вечером перед баней Илья особо дёрганый. – Пойдём на улицу, – говорит он Яну. – Пора проверять теории. Я так давно не был на тёмной стороне, что мне это нужно, жизненно необходимо. Ян только кивнул и накинул куртку. На самом деле, ему было страшно. Хотелось, чтобы провалов больше не случалось. Хотелось увидеть Илью Минотавром и не отключиться при этом. Хотелось, чтобы Илье не нужно было задумываться о том, можно ли перекинуться в своё тёмное обличье или нельзя. Видно было, что Илья волнуется. Сначала они дошли до бани, Ян положил в предбаннике свежие полотенца, а Илья вдруг начал раздеваться. – Не напасёшься вещей, – объяснил он в ответ на удивлённый взгляд Яна. – Пойдём. И не пялься так. Они вышли. Ян – в куртке, Илья – голышом. Он сделал несколько шагов и остановился. – Будь рядом, – глухо сказал он. Он поднимает руку на уровень плеча, и из земли к ней, нарушая все законы гравитации, начинают тянуться капли черноты. Тьмы всё больше, она начинает обволакивать его ноги. Затем процесс ускоряется, куски вязкой тьмы полностью облепляют тело, делая его всё менее похожим на человеческое. А потом фигура внутри тьмы начинает разрастаться, размер её меняется. Вытягиваются рога. Ян смотрит на всё это с возрастающим внутренним восхищением, но старается приструнить себя, не позволить лишнего. Когда Минотавр сформировывается, он оборачивается и смотрит на Яна сверху вниз. Он более привычен со своими жуками, которые делают его наполовину зелёно-бронзовым. Сейчас же это огромная чёрная фигура со страшной широкой пастью, полной острых зубов. Они разглядывают друг друга некоторое время, а потом Ян произносит: – Илья… И Минотавр припадает на колено и опускает голову. Ян кладёт одну руку ему на плечо, а второй касается рога, проводит ей по всей его длине, ощупывает острый кончик. Нагибается над его головой ниже. Всё, как в тех снах, от которых ещё остались воспоминания. Он чувствует тепло, направленное на себя. Гладит жидкую тьму у себя под руками, бычьи уши, чувствует, как в шею ему тычется огромный мокрый нос. Вскоре Ян замечает, что чернота остаётся у него промеж пальцев, затем скапывает с них. Минотавр сел, и тьма стала слезать с него кусками потихоньку, понемногу, ускоряясь, пока наконец не схлынула мощным потоком и не впиталась в землю. Ян помогает Илье подняться, а тот бурчит: – Нельзя делать такие перерывы. Трудно даётся это перекидывание туда-сюда, да ещё и за короткое время. – Идём быстрее, простынешь. – Нет, если ты нормально затопил баню. Он садится в предбаннике на диванчик и накидывает на себя полотенце. Спрашивает у Яна: – Ты идёшь со мной? – Да, – отвечает Ян, потому что чувствует, что Илья требует этого. Вообще, они не мылись вместе с Новомирска, когда это было обязательным и означало контроль. Ян даже не хотел напоминать об этом, но если он хочет, то Ян не откажет. – У нас получилось, – говорит Ян, раздеваясь спиной к Илье. – Как думаешь, почему? Он ощущает, как руки Ильи помогают ему избавиться от одежды. – Потому что ты перестал делить меня надвое. Возможно, потому что и я смирился. Не знаю. Илья подталкивает Яна в баню, зажигает свечу. – Меня беспокоит другое, – говорит он, набирая в таз воду. – В посёлке четыре мотылька. Четыре! – Мотыльки? Здесь? – Да, и ты можешь представить, зачем им было сюда переться? Ночами, ведь днём они не активны. – Тоже мигрируют куда-то? – Да что за бред, они годами на насиженных местах сидят. – Так может что-то не так с насиженными местами? Илья задумывается. – Может. Он плеснул в Яна из ковшика с водой. – Нормальная? – Да. Илья тянется к нему и целует быстро, как будто между делом. В его притязаниях поразительно мало именно сексуального, скорее, он выражает ими сиюминутные сомнения, подтверждает свои права и значимость. Ян не ощущает себя объектом страсти, и это позволяет ему легче относиться к происходящему. – Завтра разберусь с мотыльками, – говорит Илья, намыливаясь. – Прямо завтра? – Мне не по себе от того, что я не знаю, сколько они тут находятся. Может, они пришли раньше, чем висельник. Мне это не нравится. – Почему? Они всё равно только ночью шарятся, а ночью мы дома сидим. Илья смотрит слегка непонимающе, но потом взгляд его теплеет: – В нас сильны собственничество и территориальная привязка. Если я считаю, что это поселение моё – то не буду терпеть посторонних, если не хочу этого. Яна озаряет. Он размышляет о том, что Илья в Новомирске наверняка ощущал себя собственностью, что было для него непривычно, противоестественно и оттого невыносимо. А теперь такой собственностью ощущал себя Ян, но у него не было никаких метаний по этому поводу. Он моет голову, думая о том, что надо бы подровнять волосы. Они уже отросли до подбородка, и Ян собирался оставить их примерно такой длины, привык. Илья на его памяти два раза брился налысо, а потом долго позволял волосам расти, как им вздумается. Больше всего Яну нравились они в таком состоянии, как сейчас: спадали до глаз светлой копной, поэтому Илья то убирал их рукой назад, то они сами делились надвое, открывая лоб. То вообще он зачёсывал их на одну сторону. И всё это было несравненно лучше, чем короткий ёжик. Илья перебивает его мысли: – Сегодня я хочу спать с тобой в одной постели. – Хорошо, – соглашается Ян. – Я пойду, разложу нам диван. С чего бы ни взялось его внезапное желание, оно не пугало. Ян раскладывает диван. Помня о том, что Илья считает его неудобным, кладёт на него два толстых одеяла, чтобы сгладить неровности, и только потом расстилает бельё. Ставит на журнальный столик бутылку с водой – Илья хоть как будет пить. Потом делает пару заметок в дневнике. Илья приходит, меняет полотенце, обёрнутое вокруг бёдер, на трусы и говорит: – К стенке. Я обычно просыпаюсь первым. Отложив дневник, Ян послушно ложится к стене. Слышит, как Илья откручивает пробку бутылки и пьёт. Да уж, тут много ума не нужно было, чтобы это предсказать. Илья задувает свечу и ложится. А через пару минут извещает своим сапом, что уснул. Ян размышляет о природе этого желания – поспать рядом. Зачем? Неужели это тоже связано с обозначением своего права? Не ясно, потому что в следующие сутки Илья решил мотыльков всё же не истреблять, а пойти к ним после темноты и выпроводить, как и висельника. Вернулся он довольно уставший, поел, лёг на свою постель и уснул. Ещё через день он точно так же спал у себя. Ян понял, что он ничего не понял, и сложил диван обратно. Как бы ни было, если Илье потребуется снова спать рядом, то он не постесняется сказать об этом прямым текстом. Вновь обретя способность без опасений принимать своё тёмное обличье, Илья стал частенько ускользать из дома. Яна это не слишком напрягало, он был в состоянии понять, что это такое, когда тебе развязывают руки. Смешило то, что Илья совершенно автоматически выдавал приказы в стиле «Сделай это», «Приготовь то», несмотря на то, что Ян прекрасно занимался всем требуемым самостоятельно. Но, если это тешит его функцию контроля, Ян ничего не имел против. Однажды Яну снится сон, где он сидит на постели, кажется, в домике Ильи в лесу. Илья лежит головой у него на коленках, а Ян перебирает его отросшие волосы. Илья при этом выглядит болезненно и бледно. Ян знает, что он не спит, но и не сопротивляется происходящему. Утром Ян пересказывает сон Илье, сам не зная, какой реакции ожидает. Но Илья только кивает: – Воспоминание. Такое было. Хорошо, что память не полностью испарилась, может, вот так понемногу и вернётся. Ян не представляет, как он мог склонить его к таким телячьим нежностям в том состоянии. Он едва начал понимать, что гнев Ильи тогда был продиктован вынужденным подчинением Яну, его чувствам. Должно быть, Ян был довольно настойчив, раз Илья прогнулся, а потом ненавидел всё и вся за это. Он не контролировал происходящее, не контролировал выпады Яна. Ох, как ему было не по себе, должно быть. Тем более, что у него уже были зачатки противоречивых чувств к своему мучителю. Порой Ян задавался вопросом, что же чувствует он сам? Учитывая эту историю с той его стороной, которая без ума от Минотавра. Видимо, это означает, что на самом деле Ян давно хотел стать ближе? Хотел, чтобы всё было не так, как в Новомирске? Ответов не было. Ян знал только одно: он будет пытаться искупить свою вину. – Интересно, я когда-нибудь расплачусь по своим долгам перед тобой? – как-то спросил он больше в воздух, чем с прицелом на реальную беседу. – К чему это ты? – Ну, чтобы между нами не стояло всё это. А то мы будто сидим с тобой в комнате и оба игнорируем слона, занимающего практически всю её площадь. Илья чересчур серьёзен, в его голосе появляются ноты недоверия: – Ты хочешь, чтобы все обязательства исчезли? – Те, что родом из Новомирска. – Зачем? Хочешь начать всё с начала? Уйти? Уйти к людям? Илья хмурится, а Ян чуть ли не впервые слышит от него такой поток вопросов. – Нет, всё хорошо. Но это те детали, которые всегда будут стеной между нами. – Возможно, только для тебя? – удивляется Илья. – Это просто начало нашей истории, не более того. Окончательно запутавшись, Ян замолчал. Трудно было понять, чего вообще Илья от него хочет, если даже произошедшее в Новомирске его уже не задевало. Или задевало, но не тем, о чём думал Ян. – А если бы я захотел уйти к людям, то что? – То я бы тебе сказал: «Если хочешь – дойди сам». – О-о, – только и выдал Ян. Илья неприятно улыбается. – Ты бы и в самом деле мне не помог? – прощупывает почву Ян. – Мне бы не понравилось, что ты вздумал играться. То просишь жить здесь, то собираешься упорхнуть. Это очень разочаровывающе. – Тогда хорошо, что я никуда не собираюсь. Ян решил успокоить его и, встав с дивана, пересел на постель. Приблизился как можно ближе к Илье, его лицо было буквально в нескольких сантиметрах. Он провоцирует его на поцелуй, но не лезет сам, пусть над всем этим держит верх Илья. Тот поглядывает из-под прикрытых глаз, словно изобличая все его хитрости. – Хорошо, – согласно бормочет он и коротко, но значимо касается губ Яна. – И давай без сюрпризов? Уже был один, и мне не понравилось. Он явно намекает на аферу с побегом. – У меня не было иного выбора. – Ты мог бы поговорить со мной. Я бы понял. Ян открывает рот, чтобы сказать, что не понял бы, но до него доходит, что Илья мог бы понять. И всё бы обернулось по-другому. – Мы бы подыграли друг другу, а так я был очень, очень зол к тому моменту. Просто в ярости был. Илья хмурится, но склоняется и несколько раз целует Яна в шею. У Яна проскакивают мысли, что несмотря на то, о чём они толковали, если кто-то Яна и прибьёт, то это будет сам Илья. Когда пошёл первый снег, а за ним припёрлась кликуша, стало совсем не до смеха. Ян уже в сотый раз слушал её жалобный вопрос: – Вы не видели моего ребёнка? Она стояла за забором и смотрела на них стеклянными глазами. Её коляска была уже такой замызганной грязью и убитой временем, что от её вида делалось жутко не по себе. Ян видел, как это бывает, кликуша очень быстра: подлетает, башка разрастается и будто искривляет пространство, схлопывая широчайшими челюстями разом целого человека. Илья задумчиво смотрит куда-то сквозь неё. Ян сойдёт с ума, если кликуша не заткнётся, и мечтает о том, чтобы уйти в дом, но бросать Илью одного здесь не хочется. – Я бы мог сходить, проверить. Туда, – Илья указывает рукой направление, – откуда идут твари. Возможно, что-то выяснилось бы. – Это необходимо? – Ты же видишь, что всё странно. Обычно простые твари не мигрируют. Их что-то заставляет. – Может, ваши правила вновь меняются? – Я бы знал. От голоса кликуши голова разрывается на части. Илья словно чувствует: – Иди в дом. Сам он возвращается примерно через час, недовольный. – Ты прогнал её? – спрашивает Ян. Илья дёргает губой: – Нет, не достучался. Пришлось использовать другой способ. Даже до мотыльков достучался, а до этой нет. Сейчас бы носиться по лесу, да усмирять, тратить то гнилое, что приютил внутри, что пришлось вобрать. – Может, лучше поешь? – Может. Но не удивляйся, если услышишь ночью, что я ухожу. Так надо. Ян кивнул. Он понимал, что такое «надо». Он накрывает на стол, хотя не слишком-то хочет есть сам. Но наблюдать за здоровым аппетитом Ильи ему нравится. Если он ест – значит, с ним всё нормально. Да и вряд ли после Новомирска его можно сломить такой мелочью. В любом случае, после кликуши больше никто не появлялся. Илья, бывало, задерживался взглядом на тропе, ведущей в сторону леса, но ничего не говорил. Ян чувствовал его озадаченность и не лез ни с картами, ни с другими играми, ни с разговорами. Сам же он думал о том, что же последует дальше. У Яна пропал вкус к жизни, если каждый день раньше был вопросом выживания, каждый день в Новомирске – вопросом подчинения Радославу, то сейчас, в сытости и достатке он растерялся. Конечно, он ощутил некоторую нужность для Ильи, но пока до конца не разобрался в её природе. Ян мог бы сколько угодно рассчитывать на лояльность Ильи, но лучше ему было бы знать точно, к чему всё ведёт. Это был самый обычный вечер, Илья жевал лепёшку с мёдом, Ян нашёл рецепт конфет из сухого молока и раздумывал над его воплощением. Вдруг Илья рывком встал и бросился к двери. Ян только и успевает, что встать. – Не ходи, – слышит он. Ха, Илья всерьёз думает, что это его остановит? По пути Ян видит наспех снятую одежду, а потом – Минотавра во дворе. А по дороге идёт нечто, мотаясь из стороны в сторону. Высокая чёрная фигура, тьма которой словно кипит, пузырится. Она касается деревянных заборов на своём пути, и из них стремительно вырастают тёмные ветви с серыми листьями, которые покачиваются на ветру. Увидев Илью, тварь начала так заунывно выть, хоть вешайся. Она навалилась на их заборчик и прорастила почти весь. Между пузырями тьмы Ян разглядел, что всё тело твари покрыто чёрными листьями, как чешуёй. На секунду Яну кажется, что тварь каким-то образом обрушит их забор, который вдруг стал живой изгородью. Но нет, Минотавр выскакивает за калитку, оставляя её открытой, Ян инстинктивно бросается вперёд закрыть её. И видит, как тварь резко метнулась от забора к Минотавру, развалившись при этом из более-менее понятной фигуры в один большой сгусток тьмы. Он облепил быка практически полностью, и завязалась борьба с летящими во все стороны ошмётками черноты. Ян смотрел на это несколько мгновений, а затем метнулся по-быстрому за автоматом. Даже если всё это без толку, других вариантов у него не было. Клубок тьмы то становился понятным, то не очень, в какой-то момент стало видно, что Минотавр сидит над поверженным врагом и будто душит, затем взметнувшаяся рука в листьях вырывает из плеча быка шмат черноты. Ян хмурится и различает очень низкое, на грани слышимости, рычание. Наверное, хватка Минотавра стала ещё сильнее, потому что раздаётся возмущённый сип и шипение. Рывки твари угасают, её стоны звучат уже умоляюще. Тьма разжижается и уходит в землю, медленно обнажая Илью, который крепко прижимает к покрытой чернотой земле девичий силуэт. И смотрит очень неприязненно, кривит лицо. Потом он, будто очнувшись, поднимает взгляд на Яна: – Ключ от соседнего дома. Плед какой-нибудь или покрывало. И мою одежду. Ян выполняет сказанное бегом. Отдаёт плед, в который Илья сразу заворачивает девушку, Ян даже разглядеть её не успел. – Открывай дом, бросай внутрь мою одежду. Илья поднимается свою ношу и несёт её на руках. Из-под пледа висят худющие ноги. Ян старается быстрее справиться с замками. – Принеси дров, бумаги, спички. В дом не входи, на крыльце положи, сам выйду, заберу. Жди меня, желательно, с ужином. – Давай я помогу, растоплю печь… – Она опасна, – перебивает его Илья, и глаза его холодны. – Понимаешь? Опасна! Сейчас бессильна, но позже… Позже ты придёшь сюда со мной, и мы закроем замки твоими руками. Иди. Ян пошёл, хоть ему и очень не хотелось. Дома он поспешил заняться едой, но в голову лезли какие-то странные мысли: Илья не убил эту девушку, почему? Потому, что она – как Илья? Настолько же сильная? Не смог, не захотел? Или что? Время растягивается, и Яну кажется, что прошёл уже час или два, хотя на самом деле, не больше двадцати минут. Внутри у Яна разрастается что-то глухое, тёмное, густое и отвратительное. Он выходит во двор, видит, что в соседнем домике еле брезжит свет от одной свечи в окошке, да поднимается дымок из трубы. Навернув несколько кругов перед калиткой туда-сюда, Ян возвращается в дом. Илья неожиданно объявляется, смотрит на стол, говорит: – Нужна еда. Положи, я унесу. И воды бутылку. – Я готовил на двоих. – Не умрём от голода, а она может. – Ладно, но учти, что это была твоя добавка. Илья снова уходит, а Ян чувствует неуёмную злость на эту девушку. Зачем она появилась? Что она здесь вообще делает? Почему именно к их дому? Невыносимым было то, что Илья сейчас там, с ней, а Ян здесь один. Он понимал абсурдность этой обиды, но ничего с собой поделать не мог. Позже Илья приходит, чтобы позвать его закрыть замки. – Представь, что ты очень не хочешь, чтобы она отсюда вышла. О, это Ян мог. Пока Илья ел, Ян сидел и смотрел на него невидящим взглядом. Интересно, поела ли там эта тварь? Спит? Говорили ли они? Он не хотел об этом спрашивать и слышать, но мысли продолжали отравлять. – Ты так дырку во мне прожжёшь, – произносит Илья. Как он в подобной ситуации может делать такое нелепое замечание? – Кто она? Почему ты её здесь оставил? – Ян пытался не устраивать допрос, но не получалось. – Причина наших гостей, – Илья жуёт, но отвечает в перерывах. – Она безумствует. И, соответственно, бесчинствует. Видимо, задержалась в каком-то месте, аж малые тварюшки стали от неё расползаться. Её нужно утихомирить. – А раз и навсегда можно? – рассержено спрашивает Ян. – Или теперь будем за ней ухаживать и подкармливать? Она тварь, ты сам сказал, что она опасна! – Пока опасна. Она отойдёт, должна, – Илья хмурится. – И я прощаю тебя, глупый человечишка, только потому, что в тебе говорит какая-то ненормальная ревность. – Я не понимаю, что ты задумал, – отрывисто говорит Ян. – Она твоего племени. Может, ты решил устроить здесь поселение себе подобных. – Мне не нужны конкуренты. – Тогда почему? – Ян сам не знает, почему его накрывает такая бессильная ярость. Илья смотрит на него, как на полоумного. Но потом он спокойно говорит: – Ты хотел узнать, как оно там, в Новомирске? У неё на спине татуировки подчинённой твари. Её то ли запытали до ужаса, то ли она вырвалась и не может прийти в себя. Мне нужно знать. Безумной твари нечего шататься по земле. Доволен? Ян несколько раз открывает и закрывает рот. И всё же молчит. – Не усложняй мне задачу, понял? Он понял. Но совладать с собой пока не в силах.