Сопряжение: подчинённый

Их запасы еды в этом доме закончились, даже учитывая пайки из рюкзаков групп. Но есть ещё одно оборудованное Ильёй заранее местечко, там тоже имеются продукты и всё необходимое, чтобы продержаться до судьбоносной встречи. Илья ворчит, не останавливаясь, не решив ещё, проще уйти или перетащить продовольствие оттуда сюда. В итоге, решают пробно заночевать там. Идти далеко, придётся снова путешествовать в коконе Минотавра. Три базы Ильи находятся примерно на равном расстоянии от Новомирска и друг от друга, словно вершины равностороннего треугольника, в середине которого находится этот проклятый городок. – И не дай бог, чтобы там была не настолько удобная постель, как здесь. Ян с сомнением осматривает гнездо из спальных мешков, во много слоёв покрывающих – что это вообще, он даже забыл: диван, кровать? В любом случае, ему кажется, что при таком количестве разнообразных спальников, можно спокойно спать и на полу. Видимо, Илья думает так же, поэтому они снимаются с места, взяв только самое необходимое, и прибывают в другой дом. Там немного пахнет сыростью, и всё кажется таким необжитым. Они оставляют дверь открытой на весь день, снимают завесы с окон, чтобы вновь плотно закрыть их с наступлением вечера. Илья тревожен, постоянно к чему-то принюхивается и прислушивается. – Я не чувствую людей, – поясняет он в ответ на встревоженный взгляд Яна. – Но всё время думаю о том, а вдруг Радослав послал во все концы разведчиков? Я не учую. Но никаких разведчиков нет. Видимо, люди в Новомирске так привыкли, что им приносят всё готовое, что, даже если бы ведун сильно захотел, выгнать кого-то за территорию без подчинённой твари уже не получится. Они не строят планов и не пытаются предположить стратегию ведуна при бое. Ян опасается, что у старикашки припасены какие-никакие фокусы. Всё же именно он владеет всеми этими ведунскими примочками для того, чтобы остановить тварей, кто знает, что ещё у него в загашнике? Страха уже нет, его выжгло. Когда Ян каждый раз видел, как Илья уверен в себе и своих действиях, страх уходил. Осталось любопытство. И вопрос: чем же всё закончится? Илья много спит и мало двигается, медлителен, молчалив. У Яна такое ощущение, что он копит силы. Они изредка перекидываются в карты. Илья выходит только за тем, чтобы сполоснуться в вечернее время, да наблюдает с крылечка за Яном, который неустанно шарится по окрестным заросшим огородам, выискивая что-нибудь съестное. И ведь находит. То ягоды, то укропчик, то ещё чего. – Пора, – среди этих невыносимо одинаковых дней объявляет Илья. – Чувствую тварь. – А ведуна? – Нет. Или просто не способен. Они собираются, кажется, быстрее, чем когда-либо. Но перед тем, как перекинуться в быка, Илья мимолётно целует Яна. Значит, всё-таки сомневается. А Яну не хочется сомневаться. Пусть Илья победит. Пусть зловещий дед отбросит копыта. Догнав группу, они недолго наблюдают за ней, не находят взглядом ведуна, и Минотавр идёт наперерез. Командующий реагирует, посылая тварь в атаку и пытаясь заступорить Илью, но Ян не просто так стоит тенью у деревьев. Вскоре на дороге лежит шесть мертвецов. Шесть – потому что тварь застрелена своей же группой. Интересно. Ян ходит туда-сюда, пытаясь осознать: зачем на пороге смерти убивать подчинённую тварь? Чтобы ей тоже свобода не досталась? Он бродит и бродит нахохлившимся вороном, а Минотавр стоит на месте, шевеля в воздухе своими иглами. Что-то тут не так. – Ян, ну кого-кого, а тебя ожидал в последнюю очередь! Они резко оборачиваются. Ведун поднимается из высокой травы, держа в руке пистолет. И на мушке – Ян. Минотавр делает шаг вперёд, и Радослав говорит: – Стой на месте, а то прошью его насквозь. Это – особенные пули, их твоя тьма не задержит. Они и сквозь твоё тело пройдут, как сквозь масло. И что же тебе на воле не гулялось, Илья? – Всё кончено, – говорит Ян. – Все группы сопряжённых уничтожены. Новомирску грозит крах. – Всегда можно набрать новых тварей. – Некому будет. Ты мёртв. – Ты как был наивным дураком, так и остался. Шёл бы я сюда, если бы не знал, что имею преимущество? Признаться, я удивлён, как вы спелись. Думал, что Илья тебя сразу на полоски распустил, а оно вот как оказывается. А я голову ломал, как он обходит ступор. Теперь увидел. Он был всё тем же: высокий, сухой. С противной старческой рожей и горящими злыми глазами. – Думаю, мне достаточно возвратиться в поселение с одним только Ильёй, чтобы все убедились в моей мощи. Эк разросся, стервец тёмный. Давно клетки не видел. Да и толку? Сквозь мои защитные заклинания даже не смог меня увидеть. Слепой котёнок. А теперь, Ян, самое интересное для тебя. Знаешь, почему вы проиграли? Ян так не думает. – И почему же? – Потому что, дурачьё вы такое, на моём теле есть татуировка, которая сопрягает меня со всеми тварями. У вас набиты лишь её составные части, у каждых, а у меня полный набор. Так что, я сейчас всего лишь отдам приказ Илье. И твои приказы, Ян, уж извини, не перебьют приказы настоящего сопряжённого ведуна. Илья, – скучающим тоном произносит он, – давай ты убьёшь Яна. Сегодня. Время не обозначу, пусть будет интрига. Голова Минотавра поворачивается к Яну. Ян кожей чувствует напряжённую борьбу, которая разрастается внутри Ильи. Он ощущает её так, будто она происходит в нём самом. – Вот так просто – очень просто – я избавлюсь от тебя, Ян. Даже руки марать не придётся. А потом поведу нашего покорного бычка в Новомирск на верёвочке. Обратно в клетку. С его помощью изловлю новых тварей. И сказка продолжится. – Как бы не так, говнюк! – слышат они все, Радослав палит в Яна, Ян бросается в сторону, чудом спасаясь. Выстрелы смолкают, и он видит, что дед оседает, пронзённый длинным острым прутом, как копьём. А за ним стоит Дарина. Секундой позже она отпинывает выпавший из рук ведуна пистолет. Ян бросается вперёд, видя, что Радослав ещё что-то шепчет. Дарина с дикими глазами вгоняет в него палку поменьше, словно осиновый кол в вампира. А тот хрипит что-то и смеётся. Ян видит, что у него какая-то странная кровь, странная и её удивительно мало для таких ранений. Дарина, видимо, тоже замечает это и долбит его своим колом всё сильнее, разворачивая грудную клетку в мясо. А ведун проигрывает, но умудряется хихикать, Ян слышит эти сипяще-хрипящие смешки, и у него мороз по коже: над чем он там ржёт, умирая? Он склоняется над головой Радослава и с ненавистью спрашивает: – Что смешного, ты, урод? Ты умираешь! Он еле разбирает ответ: – Мои приказы не имеют обратной силы. – Хватит! – кричит Дарина и со всей дури вбивает деревянный кол ему в рот. Раздаётся хруст костей. Ян даже жмурится, так неприятно это всё звучит. Но потом оказывается, что крови немного. У нормального человека должно быть гораздо, гораздо больше. Дарина молотит по лежащему телу дальше, перемалывая, кажется, все рёбра в крошку. – Дарина, он мёртв, перестань! Всё кончено. Ты спасла нас. Только теперь Ян заметил, что вокруг неё лежит ворох листьев, а от края дороги к ней доросли огромные корни, побеги которых она и использовала, как оружие. Она останавливается, но потом встаёт и смачно пинает труп. Почему не подходит Илья? Ян оборачивается и видит, что Минотавр стоит на том же месте. И, если прислушаться, внутри него та же борьба. – Илья? – вопрошает Ян. Тот медленно принимает получеловеческую форму, и Ян видит его покрасневшие глаза. – Что… В чём дело? – Приказ ведуна, – тихо говорит Илья. – Но… – «он мёртв!» хочет сказать Ян и осекается. Так вот о чём он ржал. Приказ Радослава не имеет обратной силы. Даже с его смертью он не меняется. Выполни или умри. Ян берёт себя в руки. – Ты можешь сопротивляться? Он приказывал убить сегодня, не сейчас. Сегодня закончится только ночью. – Я постараюсь. Но мне бьёт в голову. Колоколом. – Прекрасно, но давай отложим это до наступления ночи. А пока… На дороге появляется ещё одна тварь. – Не успела внести свою лепту, – выдыхает она. – Козёл! И сплёвывает на труп. Та, первая спасённая. – Так, так, так, – у Яна голова кругом. – Сейчас мы с Ильёй отправимся домой, а вы, если захотите, навестите его завтра, отпразднуете победу. Когда я уже буду в загробном мире. «А пока что, дайте мне возможность побыть с ним наедине и дома, дома!» – лихорадочно думает Ян. Твари переглядываются и ничего не отвечают. – Илья? – Хороший план, – говорит он. – Жду всех на чай завтра. Дарина, возьмёшь с собой Таню. Вот Ян напоследок и узнал хотя бы ненастоящее имя. Всё лучше, чем ничего. – И ещё момент. Илья снова становится Минотавром, подходит к телу ведуна и, вытянув свои пальцы в длиннющие чёрные лезвия, рубит его на куски. Голова теперь отделена от тела. Руки, ноги по суставам. – Довольно, мы уходим, – тянет Минотавра Ян. Не хватало ещё тратить свои оставшиеся драгоценные часы на созерцание трупа ведуна. – Унеси меня домой. Всем счастливо! Минотавр берёт его за руку и пространство со временем смазываются. Ян не понимает, что видит вокруг, знает только то, что его руку цепко держит Илья. Это должно быть долгое путешествие, но Илья силён, сильнее, чем был тогда, когда они направлялись сюда. У Яна в голове туман, вокруг всё так быстро меняется, как будто кто-то безумный бесконечно переключает телевизионные каналы, и всё чёрное и красное. Он прикрывает глаза, чтобы подумать. Времени у него не так-то много. Он готов умереть, да, он был готов, когда согласился на эту авантюру. И его радует, что Илья будет жить, жить спокойно, без оглядки на то, что где-то ещё творит чудовищные вещи сумасшедший ведун. Только требовалось согласовать с Ильёй вид своей смерти. Пуля в лоб? Быстро, но Яну не хотелось бы остаться в памяти Ильи осевшим на землю без куска черепа. Чтобы он утопил его? В бане, лицом в бочку, да и всё. Чёрт знает, это, наверное, достаточно долго, он будет брыкаться и вообще вести себя не так, как тот, кто смирился со своей участью. Но ведь, как и всякая любая тварь, Илья должен быть способен просто поглотить его без остатка? Если мелкие твари могут, то и он, конечно, тоже. Ну, и стать частицей существа Ильи после смерти – наверное, это то, что на самом деле вызывает светлые чувства. Да. Так тому и быть. А напоследок… Ян шепчет: – Я снимаю с тебя все свои приказы. Ты волен жить так, как хочешь. И пусть от его командования не останется никаких следов. Ян умудряется прийти в себя как раз тогда, когда Илья за руку вводит его в дом. В их дом, родненький! Ян так рад, что отпускает руку Ильи и влетает в двери первым. Открывает окна, впуская свежий воздух. Сколько же сейчас времени? Часы на батарейках ещё идут и показывают семь вечера. Ну, ничего. Памятуя о том, что они в последний раз нормально ели только вчера, Ян начинает переворачивать кухонные шкафчики вверх дном, чтобы найти, чем покормить Илью. – Что ты делаешь? – спрашивает тот, наблюдая за этой активностью. – Нужно приготовить поесть, – Ян оборачивается и видит, что Илья выглядит, как смертельно больной. – Всё нормально? Может, поспишь? – Ты шутишь? – морщится тот, словно от боли. – Да всё хорошо, я уже всё придумал, вот поедим, хлопнем игристым напоследок, выпьем за знакомство, так сказать, а где-нибудь в половину двенадцатого ты меня хоп и поглотишь целиком с косточками. – Ты в своём уме? – А что не так? – Ян быстро прокрутил всё в голове по порядку, ощущая, что да, наверное, он уже слегка не в себе. – Этот старый урод приказал тебе убить меня, потому что на самом деле он был – как это сказать? – первостепенным командующим. Приказы ведуна не имеют обратной силы после его смерти – и тут он не соврал, ты чувствуешь. Не выполнить приказ ты не можешь, потому что это как не сдержать слово, а кто слово не держит, тот обращается прахом, насколько я помню. Значит, вывод такой: ты выполняешь приказ, прямо вот в последний час этих суток, и всё! Ты жив-здоров, никому ничего не должен. – Ян, алло! Земля вызывает Яна. Он смотрит на Илью недоуменно: – Что? – Я не собираюсь тебя убивать. Ян несколько секунд вникает в эту фразу. – Но ты умрёшь. – Да. А ты будешь жить. – Ты идиот? – взрывается Ян. – И сколько я буду жить? Пока меня первая проходящая тварь не сцапает? На кой хрен мне такая жизнь? Мне она без тебя и даром не нужна. – Я отведу тебя к людям, сегодня, в поселение. – Ты меня слышишь? Либо с тобой, либо никак. И давай ты отнесёшься к моим предсмертным желаниям с уважением? Я хочу уйти так, заодно точно отдам долги… – Ян. Он видит твёрдость во взгляде Ильи, и ему становится страшно. – Ты ведь не можешь не выполнить приказ, у тебя инстинкт самосохранения. – А ещё я набрался сил. Я смогу. – Это глупо! Я – всего лишь человек, людей сама природа постаралась истребить, а ты – это что-то новое, что-то сильное, этот мир теперь принадлежит таким, как ты. Что мне здесь делать? Пустить себе пулю в висок, когда ты станешь прахом? Илья садится за стол, кажется, потому что уже еле стоит на ногах. Это был большой переход. – Мой верный пёс. – Да, и поэтому я готовлю тебе поесть, а ты сидишь и наслаждаешься. Готовка сродни медитации и, если отстраниться от всего, они оба дома, а это – такой привычный вечер в ожидании ужина. Он варит самую обыкновенную гречку – какой последний ужин без гречки? Достаёт банку консервированной индейки. Лезет в подпол, оттуда берёт две баночки закатанных салатов, ещё остались с осени. И банку варенья, будет морс. Гулять так гулять! Он выходит в огород и чуть ли не плачет, видя, что не всё погибло и задушено сорняками: что-то осталось. Растёт. Как попало, но всё же. Ян находит укроп и захиревший кустик петрушки. Вырывает чеснок – он, конечно, ещё совсем молодой, но когда он ещё поест свежий чеснок? С этим всем добром возвращается в дом, мелко рубит, заправляет пахучим маслом. Выставляет всё это добро перед Ильёй, взгляд которого слегка оживляется, а крылья носа трепещут, разнюхивая ароматы. Чем-чем, а уж едой сбить его с толку ничего не стоит. Когда трапеза подходит к концу, Ян открывает бутылку игристого и наполняет два бокала. – За знакомство, каким бы оно ни было! – говорит он и чокается с опешившим Ильёй. Вообще, время неумолимо близится к часу икс, и Яну становится всё обиднее. Нет, умереть где-то там, у Новомирска, было бы не так уж и страшно. Чем сейчас, когда только-только он обрёл своё родное место, вернулся сюда. Ему так хотелось провести здесь ещё сотни и сотни дней, но нет, Радослав подговнил напоследок. Илью придётся уговаривать поглотить себя, и у Яна есть на это ещё час или около того. Разразилась нешуточная перепалка, где Илья грозился приложить его об стену, чтобы сознание потерял до завтра, а там всё, что нужно, уже свершится. Ян парировал тем, что самоубьётся при таком раскладе на следующий день, и всё тут, и почему бы тогда им не сделать это вдвоём одновременно, что тянуть-то? – Да и вообще, с какой стати? – С какой стати что? – Тебе печься за то, чтобы я остался в живых? Помнится, кто-то говорил, что если кто-то меня убьёт, так это ты. Ну это ты и будешь. Какие проблемы? Илья смотрит на него твёрдо, но в глазах страх. – Ты – идиот, или прикидываешься? Встав из-за стола, Илья тянет за руку Яна. Тот встаёт и идёт за ним. Илья садится на диван (эх, сколько повидал этот диван) и говорит: – Садись. Мне на колени. С Яна как-то разом слетает весь пыл. Но он делает над собой усилие и взбирается на колени Ильи, пытаясь сохранить невозмутимость. Илья поспешно прижимает его к себе, без обычной степенности, и Ян чувствует, что он не только обнимает его руками, но и оплетает паутиной тьмы, обжигая кожу. – Если я говорю, что ты мой, то это в том числе означает, что это я решаю, когда тебе умереть. Не сегодня. – Завтра? – спрашивает Ян и понимает, что его голос дрожит. – Пусть и завтра. Но не сегодня и не от моей руки. – А мне сидеть и смотреть на то, как ты развеешься по ветру? – Есть варианты? Вариантов не было. Яна пробрало от усталого голоса Ильи. Он наклонился ниже, поцеловал его в щёку, уткнулся лбом ему в плечо. Чувствовал, как темные лианы на его спине не жалят кожу до боли, как обычно, а прижимаются теснее и теснее, словно желая соприкоснуться всей своей поверхностью. Они довольно долго проводят в этой позе, а время идёт. – Нужно посмотреть на часы, – говорит Ян. – Я и так знаю, сколько осталось времени, из-за приказа. Сорок минут с небольшим. Илья целует его с такой щемящей нежностью, что внутри Яна всё протестует: так не должно быть! Не должно быть! Он прерывает поцелуй и сталкивается с тем, что Илья, рыча, притягивает его обратно: – Не порть мне последние светлые моменты! – Да стой ты! Слушай… Ян даже чувствует, как у него пульс начинает зашкаливать. – Ты говорил, что можешь проникнуть тьмой внутрь моего тела. Илья смотрит на него и кивает. – Ты сможешь остановить мне сердце? А потом запустить его? Кажется, Илья вцепляется в него так сильно всеми своими конечностями, что оставляет синяки. Ян продолжает: – За пару минут до двенадцати ты остановишь мне сердце. И, как только почувствуешь переход суток, запустишь его. Технически, сегодня я буду мёртв. И это ты убьёшь меня. Приказ выполнен. А в следующий момент могу ожить, но это будет уже другой день. – А если у меня не получится, и ты останешься мёртвым? – Я всё равно умру без тебя. А так, это будет хотя бы в какой-то мере ожидаемо. Кто я без тебя? Я даже в Новомирске катился в пропасть, когда отпустил тебя. Каков смысл моего существования? – Ты представляешь, что я могу натворить в ярости, человек? – Илья вздыхает. – А я буду в ярости. – Так спаси меня. Или хотя бы попытайся. Илья молчит так долго, что Ян начинает паниковать, время истекает. – Тебе это просто так с рук не сойдёт. Я до конца твоей никчёмной жизни буду помыкать тобой. Ян смеётся с облегчением. Да, он уговорил его. Илья будет жить. – Я понял, с завтрашнего дня все смертные грехи на мне. – Более того, с тебя всё, чего бы я ни хотел, чего бы ни просил. – Да согласен я, согласен. Его снова целуют, требовательно, как и прежде. Время на исходе, Ян и сам это знает, но старается не показывать свою панику, от которой он в шаге. Илья отрывается от его губ, смотрит так пронзительно, что хочется орать во всю мощь лёгких. – Ты останешься со мной навсегда. – Останусь, да, конечно, – хоть это и не было вопросом. Паутина тьмы оплетает ещё крепче. – Тогда до завтра, Ян. – До завтра, Илья. Ян закрывает глаза и прижимается к его щеке. Чувствует какой-то дискомфорт в груди. Ему хочется избавиться от этого неприятного чувства, сильнее вдохнуть. Потом ощутимо учащается сердцебиение. Слабость во всех частях тела. А затем всё уходит во тьму. Время пришло. Где-то далеко, будто за стеной, какие-то невнятные перешёптывания. Звуки словно из-под ста слоёв ваты: неразборчивые, приглушённые. Голоса неузнаваемые, что-то там лопочут, переругиваются. Особо недовольный голос периодически рявкает, на что после непродолжительного молчания получает шквал возмущённого щебета. Сознание бултыхается в серо-чёрной мешанине, но постепенно в ней появляются красные кляксы, которые становятся ярче и ярче. Бубнение на фоне от этого не прекращается и даже мешает процессу окрашивания серости в красный. Потом приходит понимание: бухтит Илья, причём не останавливаясь. И в ответ ему прилетают сочные высокие ответы в два голоса. – Вы такие громкие, – хрипит Ян, и, кажется, его услышали и заткнулись. Но это лишь на секунду. Щебетание усиливается, мощный рык в ответ. – Дайте поспать, – бормочет Ян и отключается. Он просыпается вроде бы от того, что уже не может спать. В голове гудение, а открыть глаза представляется невыполнимой задачей. Но Ян справляется. Это странно, но он лежит на постели Ильи. Сам Илья сидит за столом и таращится в чашку перед собой. – Мне бы попить. Илья поднимает голову и всматривается в него: – Ян? – А кто ещё? Воды, – вырывается нотка раздражения у него. Илья наливает воду в стакан и подносит его аж к самым губам Яна. Он смотрит на Илью укоризненно и поднимает руки, но нет, ему только кажется, что он их поднимает. Такая слабость, ладони едва оторвались от одеяла, и уже захотелось опустить их обратно. Собственно, так он и поступает и пьёт из подставленного стакана так. – У нас где-то были трубочки? – спрашивает Илья. – Второй ящик, под этими… Пакетами в рулонах. Голос от двери: – На первый взгляд, мозги в порядке. – Тихо! – шипит Илья. Ян приглядывается. Это же Таня. А за её спиной стоит Дарина. Илья говорит: – Таня – врач в прошлом. Представляешь? Сказала, что понаблюдает тебя. И проинспектирует нашу аптечку. – То есть, у нас всё получилось. – Не совсем, но об этом позже. – Но ведь я жив. И ты. – Да, всё так. Отдыхай. И он повинуется. Правда, через некоторое время просыпается и ужасно хочет есть. На столе в маленькой кастрюле горит свеча, и по темноте за окном и сапу с соседнего дивана Ян понимает, что сейчас ночь. – Илья, – зовёт он, потому что голод жуткий. – Илья, я есть хочу. Тот встаёт, как сомнамбула, долго трёт глаза. – Что сделать, говори. – Не знаю, хоть половину кубика куриного в стакане раствори. Найдёшь? – Угу. – А ещё я ссать хочу, лопну сейчас. Давай ты меня отведёшь сначала. – Никуда я тебя не поведу. – Я взорвусь и всё забрызгаю. Кипятком. Илья вздыхает: – Я тебе дам бутылку. Никаких хождений и прочего. Только покой и постельный режим. – Ты издеваешься? В бутылку? – С широким горлышком, – язвит он, язвит, над ним, еле живым! – Если удержишь. А то и помогу. Ян понимает, что сейчас огнём заполыхает. – Давай бутылку. И выйди отсюда нахрен. – Чего я там не видел, – закатывает глаза Илья. – Чайник поставлю греться и выйду. Так он и поступает, оставляя Яна делать свои нехитрые дела. Вернувшись, Илья первым делом уносит злосчастную бутылку. С одним делом справились, теперь остался жуткий сосущий голод. – Где девчонки? – спрашивает Ян. – Устроил им на пару дней спальные места в бане. – Так себе гостеприимность. – Я позволил им проедать твои соленья. – Ладно, беру свои слова назад. Он еле дожидается своего химозного бульона с заботливо поломанной туда половинкой лепёшки. Илья кормит его с ложки, Ян даже не стал сопротивляться. Чёрт с ним. Днём его осматривает Таня. Слушает стетоскопом (у них был стетоскоп?), измеряет температуру, давление. – Бледненький ты, конечно, – качает головой она. – Я тебе напишу, что можно пропить и как, но это для самоуспокоения, не более того. Конечно, ни о какой восстановительной терапии особо речи нет в сложившейся ситуации. Никаким физическим трудом не заниматься в ближайшее время. Лежи, отдыхай, набирайся сил. – Бледненький всё-таки лучше, чем мёртвенький, – говорит Ян. – Однозначно. Я надеюсь, что у тебя есть ещё малиновое варенье, потому что одну вашу банку я умяла подчистую. Ян открыл рот, чтобы сказать, что пофиг, сварит, да так и закрыл. В груди заныло. – Как я огородом-то буду заниматься нынче? – Делегируй Илье, – поднимает бровь Таня. – Он справится. – Огород – это моё, – гнёт Ян. – Не в этот сезон, – отвечает ему Таня. – Смирись. Но то, что ты такой бойкий – это хорошо. Она наблюдает за ним ещё неделю с лишним. Когда Ян приходит в себя настолько, чтобы есть за общим столом, они каждый вечер собираются за ужином. И всё так тихо, мирно. Однажды Дарина говорит: – Я всё понимаю, мы здесь с вами все такие милые люди и нелюди, но я кожей чувствую, как мы тут втроём на такой маленькой территории. Это заставляет нервничать. – Все это чувствуют так, – говорит Илья. – Значит, пора расходиться? – она смотрит на Таню. – Я сделала всё, что смогла, – пожимает плечами та. – Мне интересно слушать вас, – вставляет Ян. – Так что, если это вы из-за меня… – Нет, ты просто не понимаешь. Нужно быть тварью, чтобы ощутить этот дискомфорт. – Так что же, вы обречены на одиночество? Если не можете долго находиться рядом друг с другом. – Может, и так. Но после случившегося, я совершенно не прочь побыть в этом самом одиночестве, – отвечает Дарина. Илья соглашается: – Я тоже чувствую это именно так. Но вы всегда можете забрести в гости. Если, конечно, не заберётесь слишком далеко. Таня качает головой: – Я родилась в Новоярске. Здесь прах моих предков. Я далеко не уйду, несмотря ни на что. – А ты? – спрашивает Илья Дарину. – Кто знает, – туманно ответила она. – С одной стороны, не хочу иметь ничего общего с этим местом. С другой… Может, только здесь теперь по-настоящему безопасно. Ты сам-то как, Илья, после всего? – Сносно. Всё наладится. Прощание было полно тоскливых чувств, Ян даже не ожидал, что он так соскучился по общению с другими людьми. Или тварями. Серьёзно, его совсем не бесило, что они не одни, наоборот, было каждый день что-то новое, интересное, какие-то истории и мнения. В общем, было живо, а после их ухода будет всё по-другому. Ян думал о том, что эти девчонки подвергались насилию. И не единожды. Удивительно, как они могут быть так тверды и сильны после этого. Может, психика твари покрепче человеческой. Или же такой несгибаемый характер и у той, и у другой. В любом случае, это вызывало неподдельное уважение. А потом они ушли, вместе. Наверное, разойдутся где-то по пути. В силу своей немощности, Ян не сразу заметил, что Илья заторможен и вообще подвисает. Он не мог понять, кажется ему это или нет. Но как-то раз, сидя на лавочке у крыльца, он наблюдал за тем, как Илья занимается грядками. От него самого толка не было никакого, да и Илья запрещал даже ходить и смотреть чересчур долго. И вот Илья бродит с лейкой туда-сюда, поливает там и сям. Какой-то стук, журчание. Ян поднимает глаза от травинки, на которой почему-то был сосредоточен, и видит, как Илью, пронзённого несколькими тёмными копьями, приподнимают над землёй потоки тьмы, устремляющиеся вверх. Яну даже со своего места видно, как выступили неестественно чёрные вены на его руках и шее. Пока Ян вставал и ковылял к Илье, вокруг того сформировался призрачный, еле видный Минотавр, и мрак, дотянувшись до самой его головы, ломает ему рога. – Илья! – Ян не знает, чем помочь, руками, что ли, отгонять от него эту нефтяную жижу? Илья переводит на него тусклые глаза и говорит: – Не подходи. Верь мне. Иди, сядь. Ян не хочет следовать этим указаниями, но, раз так сказал Илья, то так тому и быть. Он возвращается на своё место и смотрит на то, как тьма держит Илью в плену. Проходит ещё какое-то время, и чернота сползает с него, выдирая копья и высасывая из него самого сгустки тёмной массы. Илья оказывается сидящим на земле, потом встаёт и, шатнувшись, подходит к Яну. Садится рядом. – Пожалуй, тоже отдохну, – говорит он. – Где-то тут вода была. Ян достаёт ему бутылку из-под лавки, где та лежала в тени. – Спасибо, – говорит Илья и гулко пьёт. – И что это было? – Я слегка наказан, – улыбается Илья. – Наказан? – Да. Нехрен жульничать с правилами. Технически, конечно, всё прошло как следует но, как видишь, это считается за обман. – Но мы оба живы, ты и я. – Да, и это – небольшая цена. Тьма отнимает мои силы. Сбивает спесь, так сказать. Чтобы не думал, что всё можно, и тем более не пытался надурить ещё раз. – Это вообще терпимо? Не жалеешь о содеянном? – Всё нормально. Лишь бы не припёрся никто сильный, а то неудобно получится. – Не верю, что это так просто переносится, как ты говоришь. – Не верь, – лаконично отвечает Илья. – Но другого я не скажу. Мимо пролетает бронзовка, но, словно учуяв, разворачивается и летит к Илье. Садится ему на плечо. – Что я тебе говорил? Милейшие создания. Знают, что я еле живой. – Получается, мы сейчас оба никакие, но ты батрачишь, а я лежу на печи? – Ну, физически я не так развален, как ты. А вот в тёмном смысле – это да. – Но ты восстановишься? – Наверное, когда-нибудь. Илья смотрит куда-то вдаль, поверх заборов и домов. Ян думает: каково же это? Терять свои силы, к которым настолько привык? Они сидели так до первых звёзд, пока Илья не сказал: – Не полил грядки в итоге. Надо хоть лейку на место убрать. И встал так тяжело, но пытаясь не подать вида. А ночью пошёл дождь. – Зря напрягался, – говорит Ян, слушая дробь капель об окно. – Ладно. Завтра не буду. Он подавлен, что бы он там ни говорил. – Слушай, это всё из-за меня, если бы не я… – начал Ян и осёкся. – Слишком много берёшь на себя, человек, – зато он вызвал его улыбку! – Я думал, когда всё закончится, я забудусь в куче дел, которую запланировал. А пока только вернулся к дневнику. Вот, нужно будет записать, что дождь пошёл. Они сидят на диване рядом, плечом к плечу. Илья прикрыл глаза и запрокинул голову на спинку. Отвечает медленно, без обычной энергии: – Я тоже думал, что загружу себя. Но пока не в состоянии. На самом деле, всё как в тумане. Я уходил побеждать, а вернулся будто побеждённым. – Это пройдёт. – Это болезненно. – Может ли что-то измениться между нами? Вследствие всего. Я тебе не мешаю? – Как хорошо, что твоя неуверенность с лихвой компенсируется моей чрезмерной уверенностью, – слабо улыбается он. – Нет, ничего не изменится. Но Яна терзает ещё один вопрос, ответ на который сейчас кажется ну просто необходимым: – Так что между нами? – Между нами «навсегда», Ян. Ян поворачивается к нему, чтобы увидеть выражение лица, пытается быть серьёзным, но… – Ты забыл отпустить жука. Илья косится на левое плечо. – Ты что, решила здесь жить? Бронзовка смирно сидела, шевеля усиками. – Иди, отпусти её, – смеётся Ян. – Под крыльцо куда-нибудь. – Да иду я. Ян смотрит в окно, и пусть за ним темно и дождливо, но на душе светло.