Связь душ / A Pairing of Souls

Цветок росы луны и солнца был рискованной ставкой, даже если вначале они рассмотрели все доступные опции и в итоге пришли конкретно к этому варианту действий. Это в любом случае было азартной игрой, которая могла окупиться, а могла и нет, особенно когда некоторые глупые попаданцы налажали с удобрениями, запустив развитие бутона намного раньше, чем изначально планировалось. Честно говоря, Шэнь Цинцю вообще не был готов рисковать, когда прочел записку, из страха, что вмешательство братца Самолета могло повредить нежному цветку. Он хотел пойти и проверить сам, дабы убедиться в его готовности к переносу души. Но потом Ло Бинхэ застиг врасплох ответный удар по мозгам от Синьмо. И после этого все остальное перестало казаться чем-то важным. А потом он умер, не будучи уверен, что это не станет окончательным концом всему на этот раз. Правду сказать, Шэнь Юань уже довольно долгое время не боялся умереть. В какой-то момент не прийти к этому было бы практически невозможно для него. В своей первой жизни он постоянно жил с нависшей над его бедовой головой угрозой, готовой в любой момент тюкнуть по темечку, как какой-то персональный Дамоклов меч. Он полжизни прожил, то попадая в больницу, то выписываясь, постоянно наблюдая, как усталость разъедает улыбки на лицах членов его семьи каждый раз, когда они приходили его проведать. И когда они справлялись о состоянии его здоровья, за этим явно читалась мысль: «Не пора ли уже? Когда уже наконец это просто случится, чтобы мы все могли пережить это и двигаться дальше?» По этим причинам Шэнь Юань делал все возможное, чтобы скрыть нанесенные ему повреждения. По этим причинам ему прекрасно удавалось делать хорошую мину при плохой игре, скрывая обострения от Неисцелимого яда, какими бы дезориентирующими и болезненными они ни были. Он не мог вынести мысли, что эти напряженные взгляды могут вернуться из-за него и какой-то болезни, которую никто не способен вылечить. Казалось, Шэнь Юань просто родился под дурной звездой, предвещающей неизлечимые болезни, которые разбивают сердца окружающих его людей. Так что, честно говоря, умереть не было его главным страхом. Это не было мотивацией, управлявшей всеми его действиями до настоящего момента. Нет, он боялся жить. Он боялся снова оказаться заключенным, как в ловушке, в разбитом теле, в непрекращающейся агонии, когда тот, о ком он старался заботиться, будет десятилетиями мучить его в какой-то больной и извращенной игре, оставляя затем сходить с ума и гнить заживо, забытого в одиночестве и во мраке. На протяжении всех лет, когда он играл роль «Шэнь Цинцю», его наибольшей мотивацией было избежать подобной участи. Боль либо угроза боли были тем поводком, который намного лучше захлестывал его горло, и Системе не потребовалось много времени, чтобы это обнаружить, быстро сменив пластинку с угрозами смерти на расплывчатые обещания «протоколов наказания». Тем не менее, стоять на той крыше… видеть воочию то, к чему привели его собственные глупые действия и его собственные эгоистичные страхи… ответ на вопрос «что делать?» никогда еще не был так прост. Это было не так уж и больно или, по крайней мере, все закончилось так быстро, что стало только лишь воспоминанием секунду спустя. Подобно прорыву плотины, произошедшее освободило их обоих. Все, что он помнил, думая об этом, – свое небывалое облегчение от того, что ярость Бинхэ теперь усмирена и что Синьмо не овладел им. Этот Ло Бинхэ получил все, чего желал, и со смертью Шэнь Цинцю старые обиды, которые он держал на него, были компенсированы. Как бы забавно это ни звучало, но последним воспоминанием Шэнь Юаня из жизни Шэнь Цинцю было вовсе не падение, а момент перед ним. Это улыбка, которая, как он помнит, возникла на его лице так легко, словно и не было долгих лет сдержанности и избегания чего-то подобного. Это финал, и он попытался завершить его на хорошей ноте. Он пытался удостовериться, что Ло Бинхэ знал, что Шэнь Цинцю не питает к нему никаких обид. Что они оба могут отпустить друг друга. Ему хотелось, чтобы у него было больше времени, или чтобы он был смелее, возможно, это позволило бы им стать ближе, чтобы они могли поговорить друг с другом, как бывало раньше, до того, как их отношения стали такими запутанными. Он так и не ударился о землю, а если даже и ударился, то не осознал этого. В один момент он падает с края спиной вперед, а в следующий – он лежит на травке на пике Цинцзин, и бамбук легко колышется на ветру над ним. У него уходит меньше секунды, чтобы отметить смену декораций и тот факт, что кто-то сидит на траве рядом с ним. По ощущениям это очень похоже на сон, и он садится и смотрит на окружающий пейзаж, как человек сбоку от него. Он выглядит не таким, как его представлял Шэнь Юань. Он не похож на карикатурного ухмыляющегося злодея, каковой образ Шэнь Юань всегда приписывал ему. Вместо брюзгливости и жестокого взгляда на его лице – холодная бесстрастность, а его глаза… о, они сами по себе способны рассказать целую историю. Они печальны и полны тоскливого ожидания с щепоткой усталого принятия в уголках. Это взгляд, лично знакомый Шэнь Юаню, потому что он видел его не раз и, вне сомнения, глядел на мир так же, сидя в холодных больничных палатах среди людей, знавших, что у них никогда не будет нормальной жизни, как у всех. Шэнь Юань снова обращает внимание на пейзаж. Ему знакомо это место. Оно стало одним из его любимых уголков, куда он мог удалиться, когда просто хотел побыть минуту подальше от всего. Когда этого всего наваливалось на него слишком много, и ему нужно было уйти, чтобы подышать. С этой точки можно было обозреть весь Цинцзин без боязни быть замеченным кем-нибудь из учеников. Шэнь Юань думает о том, как пару раз, когда он приходил сюда, его находил Юэ Цинъюань. Он никогда по-настоящему не задумывался, откуда Главе школы было известно его личное укрытие, он просто воспринимал это как должное. Теперь он думает, что знает ответ. – Мы умерли? – наконец спрашивает Шэнь Юань, и его голос спокоен и не дрожит. Он полагает, что так и должно быть. Быть может, у него есть сожаления, но мучительный страх остался позади. – Если да, то это чересчур странное посмертие, чтобы быть полностью уверенным, – бормочет Шэнь Цзю, и его голос звучит намного мягче, чем то, что Шэнь Юань пытался сымитировать, когда от него требовалось «оставаться в характере» человека, о котором он прочел едва ли пару абзацев на странице. Теперь он понимает, почему люди могли подумать, что он одержим: ему вообще не удалось скопировать ни взгляда, ни звука голоса. – Ты давно здесь? – Я не знаю, – признается Шэнь Цзю. – Думаю, да. – Прости, – говорит Шэнь Юань, и Шэнь Цзю издает выражающий любопытство звук. – Я полагаю, что я убил тебя. – Я умер от искажения ци, которое заработал своими собственными глупостью и гордыней, – говорит на это Шэнь Цзю. – Я слишком сильно давил, игнорируя признаки того, что я прыгнул выше головы, – уголки его губ изгибаются вверх в почти сардонической усмешке. – Я всегда знал, что однажды сломаюсь. Я никогда не думал, что сделаю это своими собственными руками. Как символично. – Ты не должен был умереть таким образом, – говорит ему Шэнь Юань. – Ты должен был жить. – Чтобы умереть от рук этого звереныша? – Бинхэ, – незамедлительно поправляет Шэнь Юань. – Его зовут Ло Бинхэ. – Мне, в общем-то, на это было плевать, – говорит Шэнь Цзю. – Мне всегда было плевать на подобные вещи. – Но почему? – Забота о ком-то подобна надежде, – отвечает Шэнь Цзю. – Все, что она может сделать – это уничтожить тебя. Уж лучше никогда не давать ей шанса, – Шэнь Юань не уверен, что можно сказать на это или даже как это трактовать, поэтому он и не пытается. – Ты здорово проебался, – комментарий шокирует его, особенно своей непринужденной вульгарностью, и Шэнь Юань прыскает от смеха. – Ага… ага, думаю, что так. – Наверное, даже больше, чем я. – Возможно, – соглашается Шэнь Юань. – Я не хотел… ну, то есть я хотел как лучше, но… – Люди, которые хотят как лучше, как правило, оказываются самыми жестокими, – отвечает ему Шэнь Цзю. – От человека, который хочет как лучше, ты не ожидаешь, что он попытается тебя наебать, – этим взвешенным утверждением Шэнь Цзю как будто приоткрывает часть себя, которую Шэнь Юань не знает, как полностью расшифровать. – Ты отличаешься от того, каким я тебя воображал, – наконец признает Шэнь Юань, и Шэнь Цзю фыркает. – Видел я, каким ты меня «воображал». – Ты видел? – Иногда. Иногда я вижу какие-то вещи. Большую часть времени я просто был здесь, но иногда… – он вздыхает. – Думаю, я пробыл здесь достаточно долго. Нечем заняться, кроме как предаваться воспоминаниям. Больше нет смысла обижаться из-за чего-либо. В конце концов, пустота поглощает даже ярость и ненависть, – Шэнь Цзю пожимает плечами. – В чем смысл злиться теперь? Я не могу изменить судьбу. Я не могу вернуться. Я тут застрял. Так какое это все теперь для меня имеет значение? – Полагаю, я здесь тоже надолго, – говорит Шэнь Юань, оглядываясь на окружающий пейзаж. – Хотя, полагаю, компания не так уж плоха. Кто бы мог подумать? – он улыбается Шэнь Цзю, и Шэнь Цзю качает головой. – Ты не останешься. – Что? – он слегка хмурится из-за этого. – Разве ты не знаешь? Ты здесь проездом. Всего лишь небольшая остановка, – проходит пара секунд, прежде чем ответ, почему он в этом месте только временно, настигает его. – Цветок росы луны и солнца, – говорит он, и Шэнь Цзю пожимает плечами. – Ой… – еще с минуту он размышляет об этом. – Если я буду в теле, выросшем из цветка, тогда твое тело опять освободится, верно? – когда он произносит это вслух, Шэнь Цзю бросает на него странный взгляд. – Естественно. – Две души не могут жить в одном теле… но в нем больше нет души… и ты не отправился отсюда дальше. – Если ты предлагаешь мне попробовать воскреснуть, тогда не трать мое время зря. – Я не думаю, что время для нас здесь идет по-настоящему, так что я рискну, – говорит Шэнь Юань, и Шэнь Цзю только вздыхает. – Делай как знаешь, – говорит он. – Не то чтобы я был особо в восторге от перспективы пребывать здесь вечно, в бесконечном цикле, но я точно не буду надеяться на то, что ты вернешься за мной. Я уже прочно усвоил этот урок, – он делает паузу. – Кроме того, разве это не перечеркивает твои планы касательно звереныша? Если «Шэнь Цинцю» воскреснет еще раз, разве все не начнется заново? – Быть может, его получится убедить. Как бы там ни было, наверное, мы расстались с ним на хорошей ноте, – говорит Шэнь Юань. – Стоит рискнуть, не так ли? – А если ты потерпишь неудачу, кто из нас двоих понесет ответственность за последствия? – Я, – твердо говорит Шэнь Юань. – Коль он захочет отомстить, пускай мстит тому, кто сделал это с ним. Я заплачу сполна. Я, и никто другой, обязан заплатить за это. – Ну и дурак. Он сломает тебя за считанные секунды. – Угу, я знаю, – говорит Шэнь Юань. – Но мы будем разбираться с этой проблемой, когда до нее дойдет. Вместе ты, Шан Цинхуа да я сможем что-нибудь придумать. – Шан Цинхуа? Еще один такой, как ты? Чем этот дурак сможет нам помочь? – Не знаю, но у него как бы неплохо получается выбираться из передряг. И еще я уверен, что он тебя боится. – Шэнь Юань делает паузу. – Хотя… я чувствую, что должен извиниться заранее за эм… состояние тела. – В смысле? – Ты ведь в курсе, что оно типа… отравлено, верно? – Я знаю. – И ты типа как нуждаешься в Лю Цингэ, чтобы очищать меридианы, как минимум раз в месяц? – Я в курсе о твоем неудачном жизненном выборе. – …и что единственное лекарство – это секс с Ло Бинхэ? – это вызывает реакцию, нефритово-зеленые глаза мечут искры, глядя на него с выражением крайнего отвращения. – Ага, я так и подумал, что это станет камнем преткновения. – Никогда. – Я практически уверен, что он будет солидарен с тобой. Он хотел нас убить, помнишь? Не думаю, что это подходящий настрой для близости, – он чувствует странное ощущение в груди, которое начинает распространяться по его венам. Оно теплое и в то же время холодное, и он почти уверен, что ему это не нравится. – Я думаю… Я думаю, что пришло время. – Не утруждайся меня спасать, – Шэнь Цзю старается его переубедить. – Побереги свои усилия для тех, кто хочет спасения. Пусть мир забудет обо мне. Пусть Ци-гэ забудет обо мне. Так будет лучше для всех. Ощущение доходит до его пальцев и головы, и он начинает чувствовать головокружение. Что-то подсказывает ему, что через мгновение он уйдет, и он протягивает ладонь и хватает Шэнь Цзю за руку. – Я обязательно спасу тебя, – говорит он. – Я обещаю. Я не брошу тебя. – …тогда ты будешь первым, – это последнее, что он слышит перед тем, как все исчезает, и это похоже на падение с крыши: в один момент он здесь, а в следующий – там, и его окружает темнота, во рту вкус грязи, и ему приходится поднапрячься, чтобы выбраться из могилы.