Связь душ / A Pairing of Souls

По правде говоря, было все еще и впрямь… жутковато видеть сразу и братца Огурца, и Шэнь Цинцю, сидящих вместе в одной комнате и запросто ведущих светские беседы, как будто в этой картинке не было ничего из ряда вон выходящего. В действительности это зрелище стало довольно-таки привычным за последний месяц, с тех пор как Шэнь Цзю стал гостить во Дворце Хуаньхуа по нескольку дней в неделю, «восстанавливаясь после неожиданной одержимости духом и последующего воскрешения», чтобы проведать своего «брата». Что, по справедливости говоря, было… по-настоящему хорошей работой? Можно сказать, блестящей? Серьезно, Шан Цинхуа даже хотелось поаплодировать тому, как ловко Шэнь Цзю сориентировался в ситуации и как он, казалось, просто отплясывал чечетку, перепрыгивая все потенциальные ямы с кольями, в которые мог бы свалиться буквально любой другой на его месте? Братец Огурец говорил, что план полностью принадлежал Шэнь Цзю, а весь вклад с его стороны ограничивался периодическими внутренними воплями, и Шан Цинхуа ему вполне верил. Потому что, давайте начистоту, ни один из его или братца Огурца планов не был даже вполовину так хорош и не сработал так удачно. Ни один. Даже с телом, выращенным из цветка росы луны и солнца, они накосячили. Предполагалось, что это должно быть полностью новой личностью, а не просто воссозданием внешности Шэнь Цинцю с добавлением парочки художественных штрихов. Шан Цинхуа всего один-единственный раз использовал слова «почти как Шэнь Цинцю, но чуть более гейский» для описания того, что он видел, в присутствии братца Огурца, но, бог мой, оно того стоило. Несмотря на все это, в конце концов у этих двоих все получилось, и теперь весь заклинательский мир считает, что они оба оказались жертвами вполне правдоподобных обстоятельств, которые невозможно было предвидеть. Большинство людей просто восхищались тем, что давно разлученные братья сумели пройти через нечто настолько экстремальное и преодолеть испытание вместе, несмотря на все перипетии. И это правда. Любой может своими глазами в этом убедиться. Что бы ни произошло между Шэнь Цзю и Шэнь Юанем, пока они были «связаны душами» и осуществляли план «похищения тела», между двумя экс-злодеями возникли странного рода узы. Казалось, будто они знали друг друга уже много лет. Шэнь Цзю относился к Шэнь Юаню с явным обожанием и был ворчливо-снисходительным, а Шэнь Юань был готов укоротить язык любому, кто осмелится поливать грязью его «брата». Шан Цинхуа прямо удивляется, до чего органично у братца Огурца это выходит. Как ему удается заставить персонажей, которые либо всех ненавидят, либо просто откровенно пугают, сделать разворот на 180 градусов и идти за него хоть в огонь, хоть в воду. Сначала был Лю Цингэ — невероятное спасение Бога Войны, которое вылилось в дружбу с тогдашним Лордом Пика Цинцзин, заставило подняться не одну бровь, — а теперь это был сам Шэнь Цзю. Шан Цинхуа был уверен, что его злодей заносил в секретный список намеченных жертв каждого, кто неправильно посмотрел на его драгоценного «А-Юаня» или доставил ему хоть малейшие неприятности в период смены власти. По правде говоря, никто не стал всерьез досадовать на нового Хозяина Дворца, который занял трон в условиях вакуума власти, образовавшегося после ухода Ло Бинхэ из дворца Хуаньхуа. В действительности, по мнению большинства, он пользовался большей поддержкой при вступлении в должность, чем полудемон в прошлом или даже чем бы могла похвастаться Молодая Хозяйка Дворца. Его полностью поддерживали двенадцать Пиков школы Хребта Цанцюн, он был братом Меча Сюя, каковой титул он и сам носил во время злополучной одержимости духом, долгое время он управлял пиком Цинцзин без каких-либо нареканий, и практически всем в тот или иной момент случалось общаться с ним в качестве «Шэнь Цинцю», так что большинство смогло убедиться в его спокойном безмятежном нраве и рассудительности. Все признали, что это было огромным достижением по сравнению с прошлыми Хозяевами Дворца, поэтому и не жаловались. Не то чтобы кто-нибудь мог быть настолько тупым, по мнению Шан Цинхуа. Учитывая то, что Юэ Цинъюань, Меч Сюаньсу, стоял рядом во время так называемой церемонии коронации Мастера Дворца. И даже если бы кто-то проигнорировал столь могущественного союзника и покровителя, было общеизвестно, что любой шаг против нового лорда Дворца Хуаньхуа немедленно сделает вас личным врагом Бога Войны Байчжань и Меча Сюя Цинцзин, а также добавит вас в черный список недавно возвысившегося Цзюньшана мира демонов. Не стоит и упоминать о существовании полного пика учеников, которые всей ватагой прибегут и отпинают любого, дерзнувшего ляпнуть гадость о «временном Шицзуне» Пика Цинцзин. Таким образом, Братец Огурец ощущал себя в должности Хозяина Дворца, как рыба в воде. Неудивительно, учитывая весь его прошлый опыт управления Пиком Цинцзин, потому как каждый из пиков по сути своей был самостоятельной школой совершенствования, объединившейся с остальными под огромным зонтиком Цанцюн. Так что у него было достаточно практики по выполнению ежедневных обязанностей Главы школы, чтобы смириться с этим необходимым злом. И все равно было странно видеть Братца Огурца восседающим на переделанном троне, даже если Шан Цинхуа давным-давно понял, что в Шэнь Юане была злодейская жилка, чтобы занимать это место по праву. — Бро… пожалуйста, бро… не делай этого со мной… нет… — умоляет Шан Цинхуа, не стыдясь даже упасть на колени и вцепиться в мантию Братца Огурца, чтобы казаться убедительнее. Шэнь Юань просто кивает, небрежно обмахиваясь веером, с безмятежным выражением лица. — Ты обещал, — говорит он спокойно. — Ты сказал, что будешь мне по гроб должен, если я вытащу тебя из этого дерьма, и ты знаешь, что я имею в виду. Так что с тебя услуга. Долг платежом красен. Он произносит это без малейшей жалости или даже проблеска человечности. Шан Цинхуа оглядывает помещение архива Дворца Хуаньхуа, и у него рождается ощущение, словно его только что низвергли в ад, а Братец Огурец — здешний привратник. — Ты само зло. — Я знаю, — говорит Братец Огурец, небрежно похлопывая Шан Цинхуа по плечу. — Лучше приступай к делу. Это место само не создаст системы организации документов. — Я так тебя ненавижу.                             — Нет, не ненавидишь. — Фух, нет, не ненавижу.   Ассистенты Дворца Хуаньхуа, отвечавшие за организацию записей, одновременно любили и ненавидели его за «систему», которую он изложил им всем и помог с необходимыми приготовлениями для ее внедрения. Единственное, что, по мнению Шан Цинхуа, могло быть хуже этого, так это абсолютный кошмар, названный бюджетом дворца Хуаньхуа, с которым пришлось иметь дело Шэнь Юаню. Хотя, справедливости ради, Лю Цингэ больше не приходил каждый день, чтобы все разгромить, и это, вероятно, существенно помогло. --- — Идем, — бросает Шэнь Цзю, проходя мимо, когда он пытается собрать вещи после встречи Горных Лордов, и Шан Цинхуа чувствует, как мороз пробегает по его позвоночнику. «Божечки, божечки, божечки, сейчас он будет меня убивать», — думает он снова и снова, следуя за Горным Лордом Цинцзин. Шэнь Цзю приводит его в бамбуковую хижину и накладывает несколько заклинаний против подслушивания — это вселяет ужас, потому что если его будут убивать, то никто не услышит крика, — прежде чем повернуться к нему. — Есть ли какой-то способ исправить это? — спрашивает он, и чуть сбитый с толку Шан Цинхуа моргает. — …может быть? — медленно произносит он. — Если бы я знал, что значит «это». — Сюаньсу, — уточняет Шэнь Цзю, и Шан Цинхуа чувствует холодное дыхание смерти у своей шеи. Точно. Он убьет его. Прощай, жестокий мир. — Есть ли способ исправить это? Разделить их без ущерба для души Юэ Цинъюаня? — Я… не знаю? — признается Шан Цинхуа. — Я так не думаю? Я не слишком вникал во все это, — он видит, как Шэнь Цзю вздыхает. — Прости. — За что? — За все? — неуверенно предлагает он, и Шэнь Цзю на мгновение бросает на него загадочный взгляд, прежде чем фыркнуть и слегка покачать головой. — Не беспокойся. Этот мастер не считает тебя ответственным за все, что ты понаписал об этом мире. — Серьезно? Отличная новость! — Я очень сомневаюсь, что ты действительно бог, — говорит Шэнь Цзю, еще раз бросая на него взгляд. — Я бы скорее поверил, что у тебя есть какая-то скрытая сверхчувственная способность, которая позволила тебе стать очевидцем истории нашего мира и просто записать ее. Ты скорее похож на провидца, гадающего и перебирающего варианты будущего, чем на бога, который его создал, — Шан Цинхуа внутренне пожимает плечами. Лишь бы его не убили, остальное он переживет! — Я надеялся, что, возможно, ты знаешь какой-то способ, неизвестный остальным. — Тебе стоит спросить об этом Братца Огурца, — признается Шан Цинхуа. — Он имел доступ к роману не так давно, как я. Его память явно лучше моей. — Я спрашивал, он сказал, что не знает ничего, что могло бы помочь, и что твои «планы» могли содержать больше информации, — говорит Шэнь Цзю, и Шан Цинхуа трясет головой. — Я над этим подумаю, но вряд ли найдется что-то… — Не страшно. Это был выстрел наудачу, я пытался найти простое решение сложной проблемы. Этот мастер во всем разберется, — говорит Шэнь Цзю и обмахивается веером, явно ожидая, что Шан Цинхуа уйдет, но Шан Цинхуа нерешительно мнется. — Что? — Он тебе рассказал? — странно упоминать сюжетные моменты в разговоре с другими персонажами помимо Братца Огурца… но в то же время приятно? Когда есть кто-то еще, кто знает. — Он рассказал мне о своей нетерпеливости, которая привела ко всему этому, — кивает Шэнь Цзю. — …он никогда не бросал тебя. — Этот мастер теперь знает об этом, — говорит Шэнь Цзю. Он выглядит слегка раздраженным. Разве он не должен испытывать облегчение? Счастье? Все, чего он когда-либо желал, оказалось правдой. — …ты не кажешься счастливым, узнав об этом? — Этот дурак погубил себя и даже не получил того, к чему стремился. Почему я должен этому радоваться? — огрызается Шэнь Цзю. — …потому что он никогда не забывал тебя? Он вернулся? Он просто… опоздал? — Я прекрасно знаю, насколько он опоздал, — следует холодный ответ. — И я прекрасно знаю, что он благоволит ко мне из-за этого. Подожди, что? Что, черт возьми, он такое несет? — А? — говорит Шан Цинхуа с очень умным видом, а Шэнь Цзю просто обмахивается веером, разглядывая произведение искусства на стене. В движениях его руки ощущается разочарование и что-то еще. Должно быть, это действительно его мучает, если он так тонко, но выразительно сообщает об этом. — …Юэ Цинъюань никого не ценит больше, чем тебя, — говорит он осторожно, и Шэнь Цзю презрительно фыркает. — И поэтому он поверил, что этот мастер убил Лю Цингэ? Поэтому он так легко поверил, что я не более чем презренный убийца? Воу, притормози! Что? — Юэ Цинъюань никогда не верил, что ты убил Лю Цингэ, — выдыхает Шан Цинхуа, и Шэнь Цзю смотрит на него. — Никогда. — Я знаю эту историю. — Нет, ты не знаешь, — Шан Цинхуа неожиданно для себя начинает спорить. Причем всерьез! Спорить с Шэнь Цзю! Он что, хочет умереть?!! — Ты знаешь историю только в версии Ло Бинхэ. Братец Огурец тоже знает эту версию, но она неверна. Это лишь трактовка Бин-гэ всего, что происходило, окрашенная его эмоциями. Он ненавидел тебя и предполагал, что остальные тоже тебя ненавидели, он просто хотел думать, что ты виновен в любом плохом поступке, в котором тебя обвиняли, — быстро говорит он. — Юэ Цинъюань никогда не верил, что ты убил Лю Цингэ. Он был расстроен тем, как на тебя повлияли последствия смерти Лю Цингэ. Что ты не хотел говорить об этом. Что ты не хотел ни перед кем отчитываться, и из-за этого выглядел виновным, и из-за этого еще больше злился, что люди поверили в это, и выходил из себя, и это только усугубляло подозрения людей в твоей виновности. Муки нечистой совести и все такое. Шэнь Цзю какое-то время молча созерцает его. Затем издает гудящий звук и снова принимается обмахиваться веером. — Эта твоя «Система» все еще активна? — спрашивает он, и Шан Цинхуа после секундной заминки кивает. — Знаешь, почему у Шэнь Юаня ее больше нет? — Нет, — признается Шан Цинхуа. Признаться, ему тоже было любопытно, в чем дело. — Я знаю, что к этому имеет какое-то отношение его связь с тобой. Думаю, возможно, она перебила связь с Системой? Или кто знает. — Значит, она вряд ли вернется? — Наверно? — Хорошо, — он смотрит на Шан Цинхуа. — Пожалуй, мы могли бы воскресить другого тебя. Повторить результат. — …Я выберу Систему, — говорит он, думая об оригинальном Шан Цинхуа, и поеживается. Шэнь Цзю пожимает плечами. — Будь по-твоему. --- Интересно стать очевидцем того, что было, пусть и небесспорно, одной из лучших частей, что он написал в романе. Следить за тем, как Ло Бинхэ составляет планы и демонстрирует свой глубокий аналитический ум, чтобы заставить демонические кланы один за другим падать под натиском его меча и переходить под его руку, — это пиршество для глаз. И каждый раз, когда Ло Бинхэ возвращается с победой, Шан Цинхуа мечтает об одном — сесть и настрочить новую историю в порыве неизменно получаемого им вдохновения. Теперь он понимает, почему Братец Огурец всегда любил наблюдать за тем, как протагонист работает. Это сродни искусству. Все же странно… как поздно все это происходит в истории. Как будто эпизод вырезали и перенесли в другое место. В романе Ло Бинхэ первым делом всецело обратил свое внимание на царство демонов. Он подчинил его полностью как Святой Правитель, прежде чем отправиться в царство людей, чтобы отомстить Шэнь Цинцю. Так что весьма любопытно, что изменилось, или что произошло между Братцем Огурцом и его сыном, чтобы Ло Бинхэ поступил практически… наоборот. В данном случае все выглядит примерно так: он обрел достаточно силы, чтобы свергнуть отца Ша Хуалин, после чего поспешил обратно в человеческое царство, чтобы перейти дорогу своему Учителю, а затем вернулся оттуда с поджатым хвостом и решил направить все свои неудовлетворенные амбиции на непокорное царство демонов. Большей частью, по мнению Шан Цинхуа, это напоминает защитный механизм. Если Ло Бинхэ будет занят созданием своего царства, то у него не останется времени на раздумья о том, как бездарно он потратил время в царстве людей. С другой стороны, предполагает он, дело может быть не только в этом или Шан Цинхуа просто проецирует эти мысли на своего сына. Теоретически все это может быть связано с Синьмо и его неутолимой жаждой крови и насилия. В настоящее время Ло Бинхэ щедро его кормит, а также работает совместно с Мэнмо, учась сдерживать и контролировать меч, вместо того чтобы подпасть под его контроль. Он делает значительные успехи, но Шан Цинхуа не хватает духа сказать ему, что они только временные. Стоит только дать крови на лезвии засохнуть, и весь его тяжкий труд насмарку. Насыщая меч, он получает временный контроль над ним, но в тот момент, когда он остановится, меч обратится против хозяина. Синьмо полностью нацелен на то, чтобы разрушить его внутренний баланс, и Ло Бинхэ потребуется максимальное количество па-па-па со всеми доступными обладателями сильного золотого ядра, чтобы удовлетворить его, после того как не останется ни одного достойного противника, которого можно порубить на кусочки. Однако вот еще что странно… состояние гарема. Или, как бы сказать, отсутствие гарема вопреки всякой логике сюжета. К настоящему моменту Ло Бинхэ должен быть женат на Ша Хуалин и иметь в своем распоряжении несколько демонических наложниц. Некоторые из них успели появиться в свите Ло Бинхэ, и, насколько может видеть Шан Цинхуа, Ло Бинхэ не предпринимал попыток ухаживания ни за одной из них, несмотря на их совершенно прозрачные намерения принять любой знак внимания со стороны Святого Правителя. Может быть, он слишком занят, пытаясь уложиться в сжатые сроки? Он целиком сосредоточен на создании своего царства, возможно, ему просто некогда отвлекаться на фривольные развлечения? Шан Цинхуа не уверен, но что-то здесь не сходится. По его мнению, у Ло Бинхэ хватает возможностей «сделать паузу», и все же он от этого отказывается. — Как дела у Учителя? — спрашивает Ло Бинхэ однажды после встречи с Мобэй-цзюнем, склонясь над картой и даже не глядя на Шан Цинхуа в тот момент. До Шан Цинхуа даже не сразу доходит, что вопрос адресован ему. Он тихо взвизгивает и крепче стискивает свои свитки. Это опасная тема!!! Всем известно, что нельзя упоминать Хозяина Дворца Шэня при Ло Бинхэ! — Очень хорошо! Очень! Э… очень хорошо, ваше величество? — о нет, может, Ло Бинхэ хотел услышать, что дела идут не очень? — Серьезных проблем нет, по крайней мере таких, о которых знает этот смиренный слуга. А я бы знал! Я имею в виду, что мы общаемся! — боже, пожалуйста, пусть кто-нибудь его выручит. Мобэй-цзюнь стоит истуканом в стороне, явно привыкнув к неспособности Шан Цинхуа не впадать в панику, оказываясь в поле зрения. Ло Бинхэ что-то мычит, продолжая разглядывать карту. — Он спрашивал обо мне? — Ло Бинхэ знает, что Шэнь Юань знает о статусе двойного агента Шан Цинхуа, так что вопрос не то чтобы неожиданный. — …он очень занят, ваше величество, — осторожно говорит Шан Цинхуа. — Направляя все усилия на восстановление и заключение союзов. Даже если он и думает о вашем величестве, он не делится своими мыслями ни с кем. Ло Бинхэ просто машет рукой, и Шан Цинхуа разворачивает и сбегает. Если Ло Бинхэ снова спросит о Братце Огурце, то Шан Цинхуа меньше всего хотел бы оказаться в пределах досягаемости. Особенно после того, как его с пристрастием допрашивали о подробностях «одержимости духом». Очевидно, разговор с Нин Инъин оставил у Ло Бинхэ больше вопросов, чем ответов. Шан Цинхуа ни за что не желает пережить подобный ужас еще раз. --- В первый раз, когда Братцу Огурцу бросают вызов, это оказывается демонесса из благородного рода. Естественно, она пытается снискать благосклонность его экс-ученика, нового Цзюньшана демонического царства. Естественно, она не производит впечатление ни на кого. Меньше всего — на Шэнь Юаня. Честно говоря, стоя перед Шэнь Цзю, легко позабыть о том, что Братец Огурец ничуть не менее пугающий, чем был прежде. Он, может, стал реже прятать свои эмоции за нейтральным выражением лица, стал мягче разговаривать, но внутри него — стальной стержень, который не согнуть и не сломать, несмотря на то, что его поместили в новую форму. Если уж на то пошло, он стал еще ужаснее, чем был. Когда видишь, что Шэнь Цзю намеревается надрать тебе задницу, думаешь что-то вроде «о, кажется, этот парень собирается меня убить. По нему сложно сказать, в какой момент произошел срыв, потому что все его выражения лица выглядят одинаково». У Шэнь Юаня теперь бывают своего рода перепады настроения. Он само спокойствие и нежность, что может заставить ошибочно посчитать его мягким, пока ты не натворишь дел. Тогда он превращается в кровавого ангела смерти, и Шэнь Цзю одобрительно кивает у него за спиной. В начале ничто не предвещало беды, учитывая, что упомянутая благородная демонесса просто вызвала его на дуэль, и Шэнь Юань отчасти наслаждался происходящим, пока она не заявила: — Я принесу твою голову Цзюньшану и предложу в качестве дара, чтобы скрепить наши брачные обеты. Она будет украшать стол на нашем свадебном пиршестве. При этих словах солнце будто спряталось за тучей, и окружающая температура резко понизилась, потому что взгляд Братца Огурца стал ледяным. Пока она смеялась, радуясь собственной находчивости, как предположил Шан Цинхуа, или по какой-то другой причине, Братец Огурец поднял руку, останавливая своих новых учеников, и спустился на арену битвы медленной, размеренной походкой. Это было первым признаком того, что женщина сама не заметила, как облажалась. С первым ударом Жойи к демонессе пришло понимание, что она серьезно недооценила Хозяина Дворца с милой мордашкой, когда демонов по левую руку от нее отбросило силой, высвободившейся из духовного оружия. Легкий поворот запястья, снова громкий треск — и демоны, что справа от нее, упали перед ним. Кнут опустился, и Шэнь Юань одарил ее самой насмешливой и вызывающей улыбкой, которая когда-либо украшала его лицо. — Ну, начнем? Не заставляй этого мастера ждать. То, что произошло после, было просто… расправой. Эмоциональной, интеллектуальной и физической расправой. Братец Огурец сделал из этой демонессы пример того, что будет с теми, кто посмеет приблизиться к его дверям и запугивать его учеников, и в конце изгнал дрожащих и напуганных демонов обратно в демоническое царство. На этом их страдания не закончились, естественно, потому новости о провалившемся нападении на Дворец Хуаньхуа во имя Цзюньшана достигли его ушей, и, ну… это было грязно. Разумеется, это не предотвратит возможность того, что подобный инцидент повторится, но определенно удержит всякую мелкую сошку от мысли о том, чтобы попытать удачи, что уже можно считать небольшой победой. --- — Как дела у Ло Бинхэ? — спокойно спрашивает Шэнь Юань, просматривая свежую главу рукописи, которую ему принес Шан Цинхуа. Он спрашивает об этом как будто между делом, затем берет чашку чая и делает глоток, не дожидаясь ответа. Это живо напоминает Шан Цинхуа о том, как Ло Бинхэ, склонившись над картой, задавал такой же вопрос в такой же манере. — Надирает всем задницы, даже не спрашивая имен противников, — говорит ему Шан Цинхуа. — Недавно он покорил королеву Цзянши и ее двор, — Шэнь Юань едва заметно вздрагивает, и Шан Цинхуа хмурится. — В чем дело? Я смутно припоминаю, что тебе нравились эти главы. — Вампиры. Кому не нравятся вампиры? — говорит Братец Огурец, звуча в лучшем случае полусерьезно. — Итак… он женился на королеве Цзянши? — Ну, вообще-то… нет, — говорит Шан Цинхуа, все так же сбитый с толку, как и в тот момент, когда Ло Бинхэ отверг предложение руки и сердца королевы. Братец Огурец смотрит на него с изумлением. — Я знаю! Я тоже об этом думал! Может, она нанесла ему какое-то оскорбление? — он пожимает плечами. — Однако он вынудил ее принести клятву верности, подкрепленную кровью, а затем отослал. — …ой, — мягко говорит Шэнь Юань. — Не ожидал такого. — Как и я, братец! Клянусь, мой сын сломался! — горестно стонет Шан Цинхуа, затем вздыхает. — Он спрашивает о тебе. — Правда? — Хмм, иногда. Хочет знать, как ты со всем тут справляешься. Хочет убедиться, что ты знаешь о том, что он не посылал демонессу, бросившую тебе вызов. — Я никогда не думал, что это был он, — отвечает Шэнь Юань, глядя на новую главу так, будто она вдруг очень его заинтересовала. — Но у него все хорошо? — Он же протагонист, он в своей стихии, — Шан Цинхуа делает паузу. — Или, по крайней мере, наполовину в ней. Полагаю, он довольно скоро наверстает упущенное. Слишком уж много красивых женщин готово наброситься на него, а голод Синьмо все растет, так что ему придется решать проблему. Шэнь Юань сжимает челюсть на секунду и, овладев своими эмоциями, переворачивает страницу. — Да? — спокойно спрашивает он. — Какие-нибудь еще интересные члены гарема появлялись? — Хмм, несколько, — признается Шан Цинхуа, и Братец Огурец перелистывает страницу чуточку быстрее, чем если бы он действительно ее прочитал. — Он все еще ни на ком не женат, но это лишь вопрос времени. Ты знаешь, как это бывает, — еще одна страница шелестит. — Ага… ага, я знаю, как это бывает, — тихо говорит Шэнь Юань, после чего вздыхает и откладывает книгу. Он достает украшенную белую с золотом шкатулку и ставит на столик между ними, подталкивая к нему. — Что это? — Это для Бинхэ. Можешь передать ему в следующий раз, как его увидишь? — Что?! Братец Огурец, нет! — он поспешно пихает ее обратно в сторону Шэнь Юаня, прежде чем его проснувшийся мозг соображает, что если Ло Бинхэ когда-нибудь узнает, что Шан Цинхуа отказался передать ему подарок от Учителя… он оторвет все конечности Шан Цинхуа! — Хорошо! — кричит он и хватает ее, игнорируя недоумение на лице Шэнь Юаня по поводу резкой и неожиданной смены его настроения. — Что там? — Ничего особенного, — говорит он, затем вздыхает. — Всего лишь некоторые антидоты к растениям и животным ядам, которые встречались в арке про царство демонов и которые способны воздействовать даже на организм небесного демона. — Вау… ты запомнил их? — спрашивает Шан Цинхуа, глядя на шкатулку. — Все до одного? — Шэнь Юань поднимает веер — привычка, сохранившаяся даже после разделения — и прячется за ним. — Боже, ты был таким фанатом. — Заткнись! — обрывает он его, слегка смутившись. — Это другое! Я просто… я ненавидел то, что у него отняли право выбора из-за тупого сценария па-па-па. Хотя бы в этот раз у него всегда будет возможность оставаться в трезвом уме. У него всегда будет выбор. Никто не воспользуется им таким способом. — Ого, — бормочет Шан Цинхуа, разглядывая шкатулку. Должно быть, для того, чтобы собрать все это, потребовалось немало усилий. — Здорово. --- В следующий раз после встречи Шан Цинхуа намеренно остается и преподносит шкатулку Ло Бинхэ. — …что это? — спрашивает его оторопевший сын, не желая касаться предмета. — Хозяин Дворца Шэнь поручил этому смиренному слуге доставить это вашему величеству, — говорит Шан Цинхуа, и происходит магический поворот на 180 градусов: полудемон немедленно хватает шкатулку и тянет к себе. Печать на шкатулке открывается только в ответ на какое-то сложное воздействие, совершенное Ло Бинхэ, и это, кажется, окончательно убеждает его в том, что вещь от Шэнь Юаня. Он открывает шкатулку и смотрит на скопление маленьких флаконов. — Хозяин Дворца Шэнь выразил обеспокоенность тем, что некоторые вещества все еще могут оказывать негативные эффекты даже на организм небесного демона, — объясняет Шан Цинхуа, когда Ло Бинхэ поднимает на него вопросительный взгляд. — Он собрал все эти антидоты как раз на такой случай. — Учитель сделал все это… для этого господина? — мягко спрашивает он, и Шан Цинхуа кивает, про себя думая «Я знаю, я тоже в недоумении, но вот, я сделал свою работу!» Улыбка, с которой его сын разглядывает флаконы в шкатулке, настолько же прекрасна, насколько душераздирающа. — …Учитель не отвернулся от этого господина, — шепчет он, глядя на шкатулку, словно это самое драгоценное из сокровищ в его хранилищах. — Учитель все еще заботится об этом глупом ученике… все еще волнуется о нем. Еще несколько секунд он зачарованно любуется шкатулкой, прежде чем осознает, что Шан Цинхуа еще здесь, и захлопывает крышку, свирепо глянув в его сторону. Шан Цинхуа издает писк, быстро кланяется и заикается, извиняясь за то, что задержался. Он покидает комнату так быстро, как только может. Он возвращается на Пик Аньдин и падает в кресло. Они все пытаются его убить! Теперь он это знает! Гонцов всегда убивают! После всех его стараний избежать судьбы, вот что его ждет в итоге! Как жестоко!