до завтра

      С каждым словом лектора-психолога, который говорил о каком-то фильме и цитировал его как тему, глаза становились тяжелее. Монотонный голос преподавателя, душная аудитория и, что удивительно, тёплые лучи февральского солнца заставляли Олежу, главного задрота университета, чувствовать себя вяло. Но вот его совсем не пугал окрик Ильи Геннадьевича, который, скорее всего, разозлится на спящего студента, а скорее рядом сидящий Антон Звёздочкин — только из-за него Олежа заставил себя не подчиняться убаюкивающей атмосфере.       В первые несколько минут от пары они о чём-то разговаривали, тихо смеясь; лицо Антона все время было опасно близко к лицу Олега, что если бы он пошевелился ещё немного, и Звёздочкин бы случайно соприкоснулся бы с ним губами. Такие мысли, возникающие как во время, так и после разговора, смущали Душнова, на какое-то время он терял смысл слов преподавателя.       Сейчас же Антон сидел не менее сонный, держа рукой голову так, чтобы случайно не упасть лицом об парту, если бы он, например, заснул. Его лицо было расслаблено, какая-то нелепая (и милая!) улыбка и глаза — такие невозможно янтарные, отражающие солнечный свет — обрамлённые пушистыми ресницами, были опущены, и в них было что-то бесконечно усталое и грустное. Олежа печально вздохнул. Не раз в его голове появлялись такие мерзкие мысли о том, чтобы иметь с Антоном чуть больше, чем дружеские отношения. Смотря же на магистра, хотелось расцеловать его, чтобы согнать его печаль, а потом просто провести с ним как можно дольше времени, желательно при этом держась за руки и заглядывая в глаза.       Видимо, Олежа настолько ушёл в себя, или же всё же просто задремал, что он очнулся из-за того, что что-то тяжёлое и тёплое легло на его плечо. По телу, подобно разливающемуся парному молоку, по артериям, прямиком куда-то в сердце потекло что-то тёплое, заставляя бедного парня выпрямиться настолько сильно, что, казалось, он стал прямее доски. Олежа почувствовал, как быстро ему становится жарко, попытался даже посчитать, чтобы успокоиться, но сбился не начав, потому что Антон (кто бы мог подумать?), лежавший головой на его плече, двинулся. То ли позу удобнее искал, всё же Душнов был меньше ростом, да и плечо, наверное, ещё было неудобное из-за худощавости, то ли специально — думать об этом, конечно, хотелось, только вот мысли были утекающими куда-то. Голоса стали тише, дыхание участилось, а сердце, до того совсем не ощущаемое, решило окончательно пробить грудную клетку.       Боже, насколько же это было всё волнительно!       Так этот нахал ещё смеет будто бы специально менять позу и… Кажется, Олеже стоило задумываться о месте на кладбище, потому что Звёздочкин обхватил его руку, прижимая того к себе. Теперь стало понятно, он не делал это случайно, — посмотреть на него было выше Олежиных сил, но он бы уверен, что Антон сейчас ухмыляется уголком рта. Получилось так, что теперь голова Антона находилась ровно под головой Душнова, поэтому студенту пришлось положить её на уложенные, (на удивление, очень мягкие и приятно пахнущие!), волосы; казалось, Олежа дышал через раз.       Олежа чувствовал, что не хватает воздуха. Всё вокруг исчезло. Он полностью расслабился, закрыл глаза и позволил себе то, на что вряд ли бы решился, будь в его жизни что-то другое. Но сейчас это была даже не близость — это была близость в вакууме. Он словно плыл в невесомости, и никакие люди вокруг не существовали. Он даже не слышал дыхания Звёздочкина за своими плечами. Единственное, что он чувствовал, — это чуть заметное колебание воздуха, вызванное постоянно напрягающейся рукой Антона. Казалось, стоит ему резко разлепить веки, и их со Звёздочкиным окутает тьма. Олежа коснулся его головы губами — одновременно волнующее и опасное действие. Но Антон ничего не сказал, не отодвинулся, наоборот, будто бы стал ближе и, если это всё не галлюцинации, удовлетворительно хмыкнул.       Они сидели так всю оставшуюся часть пары, и Олежа не знал, осталось это между ними только на ней или в их взаимоотношениях что-то поменялось. Впрочем, он не особо спешил задать вопрос — ему было достаточно того, что это произошло.       Сыграл звонок, и Олежа открыл глаза. Звёздочкин тоже уже вставал с места. — До завтра, — услышал он тихий голос Антона.       Говорил он с улыбкой.       И отчего-то на душе сразу стало хорошо. — До завтра, — ответил Олежа, не вполне понимая, что значит это «до завтра».       Магистр повернулся и пошёл к выходу. У самой двери он обернулся и посмотрел на Олежу, склонив голову набок. Олежа, повинуясь какому-то странному порыву, сделал то же самое, и они оба кивнули друг другу.       Олежа был уверен, что завтра увидит в глазах Антона что-то новое — это будет совершенно новый взгляд.