Несчастье

«Какая в твоём положении ночная охота?» — или как день Сюэ Яна не заладился с самого начала. Нет, даочжан действительно думал, что может распоряжаться чужими силами и жизнью? Кто позволил ему решать, когда и где Чэнмэю проводить время? Выдержать ещё один запрет было выше сил нетерпеливого Сюэ Яна; его возмущению не было предела с момента, как Сяо Синчэнь чётко обозначил: на охоту он отправляется один. Да-да, совершенно один. Вот так просто перечеркнув все их совместные планы. Вернее, планы на ночь были лишь у Сюэ Яна, но не мог же Синчэнь так бессовестно с ними не считаться? С каких это пор чёртов даос стал таким решительным? От его тона стало даже несколько неловко. — А я отдельно от тебя, — произнёс Сюэ Ян, — просто буду случайно ходить где-то рядом и украду всю твою добычу. — А-Ян, — отозвался Синчэнь, — останься, пожалуйста, дома. Если хочешь помочь, можешь заняться уборкой. — Я не помочь хочу, а сдвинуться с одной точки, — обиженно сказал Чэнмэй, — зад болит сидеть тут с тобой. — Это небезопасно, — повторил Синчэнь и вызвал у Сюэ Яна нервный смешок. Как же ему хотелось, чтобы это было действительно небезопасно и вопрос с ампутацией лишних частей себя естественным образом отпал. Однако Чэнмэй слишком хорошо знал своё тело: покорчится в болевом приступе пару минут и забудет о всяком дискомфорте. Попытаться всё-таки стоит, — подумал он, но был сильно разочарован, когда святоша-даочжан, робкий и ласковый, пообещал в прямом смысле привязать его к какому-нибудь столбу. И ведь сможет же, гад. Ночную охоту вынужденно пришлось пропустить. В следующий раз, — решил Чэнмэй. — Или просто окунаться в горячую воду. Поднимать тяжести. Заниматься жёстким сексом? От последней мысли Сюэ Ян усмехнулся: жёсткий секс с даочжаном мог быть только ментальным: он насилует мозг нравоучениями, а ты смиренно слушаешь и ждёшь окончания. Да и что после изнасилования может быть жёстким? Даже касаться Сяо Синчэня казалось чем-то порочным: кто захочет спать с испорченным и брюхатым омегой? Чэнмэю казалось, что даже говорить с ним теперь было противно. А ведь даочжан ничего не знал. Однако, подлец, наверняка что-то чувствовал. Не мог же он так легко упустить то, как Сюэ Ян испуганно увернулся от руки, ласково поглаживающей его по бедру? Или как перестал подпускать к телу? Неужели верил, что бережёт сидящего внутри паразита? Верил ведь. И радовался, наверное, мол, воспитал в маньяке человека и будущую заботливую мамочку. Не мог же Синчэнь и вправду мысли читать, в которых творилось страшное: куда худшее, чем манипуляции с кипятком и тяжестями.

***

Однако изобретать велосипед Сюэ Яну не пришлось. Всё произошло намного проще, чем он мог предположить. Судьба часто подкидывала ему весьма интересные возможности. Вырезать несколько кланов, уйти от погони и справиться с изнасилованием? — легко. Кого вообще может затруднить такая мелочь? Пустяковое дело. Споткнуться о давно торчащий из земли камень, о который не спотыкался даже слепой даочжан, и плашмя свалиться в грязь, хорошо приложившись о землю животом? — ещё легче. Сюэ Ян хотел в голос смеяться от того, насколько нелепой была ситуация, но боль, стянувшая всё внизу, не давала даже спокойно вдохнуть. Чувствовал ли сидящий внутри то же, что и он? Ощущал ли льющуюся по телу волну, сковывающую движения тугими тисками? Сюэ Ян безмерно того желал и всеми силами давал понять: тебе, несчастье, не место здесь, видишь? Оно, — подумал Чэнмэй, улыбаясь счастливой случайности, — наконец-то. Это может сейчас закончиться? От такого неловкого удара? Самая волшебная неловкость в его жизни. Однако ни сейчас, ни через несколько минут и часов ничего не произошло. Вот так просто судьба снова дала ему хорошего пинка и невзначай подсказала: тварь засела внутри надолго. Кажется, не твоему несчастью не стоит быть здесь. Поменяйтесь местами. Ещё несколько месяцев тебе, дружок, придётся терпеть все прелести жизни едва дееспособного человека и врать тому, кому врать не хочется. Этот день обещал быть таким хорошим, — расстроено отметил Сюэ Ян, готовясь к вечернему омовению и отмечая, что от былой боли не осталось и следа. — Вымыть бы тебя, несчастье. Пошёл бы на удобрение. Уже не надеясь ни на что, Чэнмэй смывал с себя тяжесть прошедших суток. Ну нет и нет, что поделать. Сам тогда. Переживать не о чем: всё спланировано до мелочей. Где, как, когда — вопрос решён задолго до его постановки. Может быть, оно и к лучшему, что паразит ещё живой. После долгих ограничений, выставленных даочжаном, намечалось хорошее развлечение. Тёплая вода приятно касалась оголенной кожи, забирая утомительное напряжение, скопившееся в мышцах. Сюэ Ян готов был стоять так ещё несколько часов, но понимал, что, если даочжан внезапно пожалует домой и застанет его здесь, будет очень неловко. Не то чтобы он мог увидеть что-то срамное, нет. Однако встречать в таком виде только вернувшегося и, наверное, уставшего человека, казалось чем-то неправильным. Собираясь вытирать холодящие кожу капли воды, Чэнмэй резко почувствовал: что-то не так. Либо мысли о даочжане сотворили с ним такое, либо нужда расставаться с единственным приятным за последнее время делом, но что-то точно его смутило. Что именно, сказать не получалось. До определённого момента. Когда Сюэ Ян посмотрел вниз и увидел стекающие по бедру розоватые струйки, на секунду в его голове раздалась оглушающая тишина. Оставшиеся после изнасилования трещины давно перестали кровоточить. Проблема крылась намного глубже. Проблема крылась внутри. Это оно, да? Перед глазами, кажется, поплыло. Вымыл, называется. Жизнь решила прислушаться к нему именно сейчас? — Эй, — сказал Сюэ Ян, будто инстинктивно положив руку на низ живота, — ты куда собрался? Он обращался к ненавистному комку клеток, поселившемуся внутри, со всей искренностью, на которую был способен. — Если ты сейчас решишь сбежать, то ты настоящий трус, несчастье, — руки дрожали. Голос дрожал. Дрожал весь мир. Дрожал и никак не хотел принимать привычный облик. — Я сам тебя вырежу. Своими руками разорву на кусочки, понял? Сюэ Ян стал истерично смывать с ног кровавые следы, но те появлялись вновь, задевая что-то внутри своим ужасающим видом. Так не должно быть. Не с ним. Не в этот раз. Он же сам… Сам решил, что должен своей рукой… Не так… — Ты меня слышишь? Сейчас же останови это, понял? Не смей… Не смей, несчастье, — Чэнмэй судорожно глотал воздух, борясь с подступившей паникой. — Почему ты снова портишь мне жизнь? — на последней фразе голос Сюэ Яна предательски дрогнул, и он осознал, что всё это время почти кричал. Рядом не было никого, кто мог бы помочь. Да и что можно было сделать? Сшить что-нибудь внутри, чтобы ничего не вывалилось? А зачем, если оно, наверное, уже вывалилось, куда не надо? Проклятье. Всё из-за этого недоделанного даоса. Где он со своей заботой сейчас? Почему помогает бороться с нечистью там, когда тут он, Сюэ Ян, действительно страдает? Почему его снова оставили? Что на этот раз было не так? Зачем теперь эти лежи-отдыхай, если это несчастье решило уйти из-за легкого ушиба, выдержав и дрова, и ведра с водой, и горячую воду? Сюэ Ян не мог вспомнить, как дошёл до постели. Он лёг на твёрдую поверхность, но будто вовсе её не ощущал. Всё онемело. Всё стало пустым. Крепко зажмурившись, Чэнмэй стал ждать, и это ожидание казалось ему вечностью. Боль стягивала живот и поясницу всё с новой силой. Он пытался не обращать внимания на происходящее, как делал это всегда. Он пытался радоваться происходящему. Он ждал этого так долго! Ему же плевать хотелось на гадкого паразита, которого в него подселили. Он всей душой желал его скорой гибели, — так вот же оно, получай! Но сейчас, твёрдо понимая, что это конец, Сюэ Ян не мог даже нормально дышать. Впервые за долгое время его душу терзал настоящий, животный страх. Не за себя. Неужели это существо действительно настолько хрупкое, что готово погибнуть от любого неловкого движения? Он обещал жестоко разрубить его ЦзянЦзаем, а оно умирает, лишь ударившись о землю? Это несчастье ведь наверняка рассчитывало на него. Могло ли оно любить? Даже он сам не был на такое способен, а этот бесполезный сгусток и вовсе… Пусть уж умрёт спокойно, хватит его порочить. Именно сейчас в голове Сюэ Яна стали всплывать воспоминания о народных пугалках, в которых нерожденные дети приходили мучить своих родителей. Мысли скакали одна за другой: кружили голову адским хороводом, менялись, искажались и зацикливались, создавая в голове хаос. Чэнмэй судорожно вдыхал воздух, мысленно умоляя, чтобы всё побыстрее закончилось. Он крепкий, но не железный. Хватит с него, пожалуйста.