Несчастье

Когда Сюэ Ян оказался внутри дома, он почувствовал, насколько сильно болело у него в груди. По сравнению с этим ощущением кровоточащая рука казалась чем-то совершенно незначительным. Он осторожно зажал рану и заметил, как мокрое пятно постепенно перестаёт растекаться по одежде. Пространство встретило его пустотой и звенящей тишиной. Лишь где-то снаружи был слышен шорох одежды Сяо Синчэня, несколько задержавшегося на улице. Дом будто давил на Сюэ Яна со всех сторон: стены сжимали его крепкими тисками, не давая возможности вырваться на свободу. В помещении было душно, на душе — слякотно. Возвращаться сюда после с треском провалившейся попытки реализовать свой план было неприятно. Будто каждая частичка здесь насмехалась над ним, над его очередной неудачей. Сюэ Ян зло выдохнул. Мысль о том, что даочжану давно обо всём известно, вызывала внутри него досадную усмешку и чувство полнейшей нелепости. Он так долго скрывал правду, мучил себя сомнениями, чтобы теперь, спустя многие месяцы, вот так вот неловко и глупо узнать, что все усилия были пусты? Ни одно его действие не имело под собой разумного основания, и этот факт заставлял что-то внутри Сюэ Яна неприятно вздрагивать. Когда Сяо Синчэнь, наконец, вернулся, Сюэ Ян заметил, что в руках его был Цзян Цзай. Почему-то смотреть на покоящееся в бледной руке оружие было неприятно. На секунду ему показалось, что где-то в душе крылась обида на несчастный клинок, так и не справившийся с задуманным. Признать в себе трусость и слабость Сюэ Ян не мог. Точнее, просто не мог выстроить это в единую смысловую цепочку, чтобы не прерываться на жалкие «ну» и «как». Сейчас он смотрел на сжимаемую в чужой ладони рукоятку меча и не понимал, что испытывал, глядя на это. Боль? Обиду? Желание повторить начатое? Ничего, стоящего внимания. — Сильно пахнет кровью, — отметил Синчэнь, прерывая его мысли, — ты поранил себя, А-Ян? — Нет, я хотел поиграть в охотника и заколол заблудшую в ночи птицу, — съязвил он, отвернувшись. Смотреть на снова беспокоящегося за него даочжана было стыдно. Что за человек-проблема, за которым постоянно приходилось следить? — Нужно перевязать рану, — Синчэнь бережно положил Цзян Цзай на стоящий неподалёку от Чэнмэя столик, — я могу помочь, если хочешь. — Не нужно ничего, святоша, — усмехнулся Сюэ Ян и позволил себе бесстыдно разлечься на кровати, пачкая её всё ещё выступающей на поверхность пореза кровью, — не бойся, не помру. — Пообещай мне, что больше не натворишь глупостей, — Синчэнь опустился подле него и тяжело вздохнул, — я не хочу потерять тебя. Почему проклятый даочжан говорил всё это сейчас, когда уже даже не скрывал тот факт, что ему «от» и «до» известна вся правда? Почему он продолжал шептать что-то отвратительно нежное о совместном будущем, когда сам Сюэ Ян чуть было не угробил его, себя и их несовместного ребёнка? Разве возможно было испытывать хоть сколько-нибудь светлые чувства к такому человеку, каким был Сюэ Ян? Верилось с трудом. Любить его… Даже врагу не пожелаешь. Однако искренность, с которой Синчэнь всегда говорил эту слащавую ерунду, постепенно убеждала Сюэ Яна в обратном. В самом деле, даочжан испытывал неземную привязанность и глубочайшую любовь к каждой травинке, к каждому мелкому насекомому, встречавшемуся ему на пути. Себя Сюэ Ян считал всё же более значимым и полезным. Муравей, например, не мог натаскать дров, разжечь костёр и приготовить полусъедобное нечто, больше напоминающее пережёванные внутренности. Он не мог сказать какую-нибудь глупость, из-за которой на душе было и тепло, и плохо одновременно. Ни травинка, ни какая-нибудь букашка не могли защитить незрячего от опасностей мира. Однако ни травинка, ни та же несчастная букашка не могли стать той самой опасностью. — Сяо Синчэнь, — обратился к нему Сюэ Ян. — А что ты будешь делать, если это несчастье всё же родится? По отношению к предполагаемому ребёнку всё ещё использовались «если» и «вдруг», потому что поверить в провалившийся план было слишком тяжело. Однако, когда жизнь поставила его перед фактом, шанса не смириться с обстоятельствами не оставалось. — Я постараюсь воспитать его или её хорошим человеком, — ответил Синчэнь. Выражение его лица показалось Сюэ Яну глупым. Будто бы в их ситуации был повод для радости. — Ну, ну, в облака улетел, — отметил он, — не заплачь от счастья, безумный даос, — Сюэ Ян сделал паузу и, чуть погодя, продолжил, — и это мальчик, кстати. — Ты..? — Я, по-твоему, совсем тугой и ничего не чувствую? Мальчик, я уверен, — с едва скрываемым отвращением произнёс Сюэ Ян. — С мальчиком даже проще, — тепло улыбнулся Синчэнь и попытался дотронуться до живота Чэнмэя, но остановился, по-видимому, не желая обострять ситуацию. — По тебе и не скажешь, — поджав губы, Сюэ Ян потянул даочжана за запястье и положил его руку себе на живот. — Доволен? — Спасибо, а-Ян, — сказал Синчэнь, бережно проводя пальцами по ткани одежд.

***

Когда утром Сюэ Ян открыл глаза, первым делом он испуганно посмотрел на свой живот: всё, что произошло ночью, показалось ему ужасным сном. Сяо Синчэня поблизости не было: Сюэ Ян был уверен, что тот ушёл, как только убедился, что он спит и не собирается сотворить что-то, о чём впоследствии пожалеет. Однако всё ещё смятая постель, хранящая тепло, говорила о том, что ещё несколько минут назад даочжан был рядом. Стоило Сюэ Яну подумать об этом, как Синчэнь вошёл в дом, держа в руках кувшин с водой. — Какая забота, даочжан, — произнёс Сюэ Ян, когда Синчэнь подошёл ближе. — Я разбудил тебя, когда встал? — Да не трясись ты надо мной так, — Сюэ Ян тяжело вздохнул и, потянувшись, поднялся с кровати. — Я не стеклянный, а это, — он указал на свой живот, будто верил, что даочжан сможет увидеть его жест, — само рассосется. — Это, скорее, можно будет назвать рождением, — уточнил Синчэнь. — Это уже можно назвать занудством и дотошностью, даочжан. — Просто… Мне не хочется, чтобы ты говорил о нём так. Он же всё слышит. — Очень на это надеюсь, — усмехнулся Сюэ Ян, — даочжан, а сегодня мы снова жуем траву? — Я сейчас приготовлю завтрак, — ответил Синчэнь, — тебе нужно есть больше овощей. — Ага, — кивнул Сюэ Ян, — и тебе. Морковка для глаз полезна. Вопреки ожиданиям, Сяо Синчэнь искренне посмеялся и, кажется, ничуть не обиделся. Странный такой, — подумал Сюэ Ян. Шутки про это несчастье не выносит, а про себя — пожалуйста, дайте две. Однако позже, когда к лицу даочжана удалось приглядеться получше, стало заметно, что сказанное всё же его задело. — Эй, даочжан, — обратился к нему Сюэ Ян, — ты чего это удумал? Обижаться на меня будешь? — М? Я в порядке, тебе, наверное, показалось, — успокоил его Синчэнь. — Вот только не надо врать, — ответил Сюэ Ян, подойдя к нему ближе. — Я же не сле… — он осекся, понимая, что снова говорит какую-то обидную чушь, — я же не дурак. — Не переживай, всё действительно хорошо. Сюэ Ян нарочито громко цокнул языком и прижал растерянного даочжана к себе. Почему-то сейчас совсем не хотелось делать Синчэню больно, язвить или провоцировать, пользуясь его наивностью. Сюэ Ян положил голову ему на плечо, оглаживая рукой выступающие лопатки. Прерывать такое уединение ради горсти «таких полезных и нужных» пресных овощей совсем не хотелось. И в этот раз Сюэ Ян мог позволить себе поддаться желаниям.