Несчастье

— Сун Лань, — Сюэ Ян подошёл ближе, стараясь не привлекать внимание занятого ребёнком даочжана. Разговор не должен был выйти за пределы напряжённой атмосферы, повисшей между двумя омегами. — что ты хотел сказать мне тогда? — Я дам знать, когда придёт время, — ответил Сун Лань. Кажется, он не был настроен на разговор по душам, но остановить упрямство Сюэ Яна это не могло. Ему было слишком важно узнать правду. — Это касается вашего с Синчэнем прошлого? — спросил Сюэ Ян, потупив взгляд. Смотреть на Цзычэня в этот момент было невыносимо: его лицо казалось сошедшим с Небес совершенством, не оставляющим даже шанса на то, чтобы стоять рядом и не обжигаться о его свет. Сюэ Яну хотелось спрятаться и забыть о том, что когда-то в их с Синчэнем жизни был такой человек, как Сун Лань, но это не предсталялось возможным, когда он постоянно находился рядом и, кажется, даже не собирался это менять. Сун Лань неопределённо кивнул, и в этот же момент сердце Сюэ Яна сжалось непозволительно сильно. Прошлое было. У них точно было прошлое, и Сюэ Ян знал об этом всё проведённое с Синчэнем время. Однако он до сих пор не мог разобраться в том, какие именно отношения связывали этих двоих, поэтому слышать от, предположительно, бывшего возлюбленного своего партнёра что-то, касающееся их связи, было тяжело. Сюэ Ян мог сколько угодно обманывать себя и притворяться безразличным, но сейчас он чувствовал себя униженным. Расспрашивать Сун Ланя о таких личных вещах, было странно и глупо, но любопытство перевешивало здравый смысл, желание спокойствия и честь, спрятавшиеся далеко от происходящего. — Вы были любовниками, да? — уточнил Сюэ Ян. Он не знал, зачем интересовался подробностями чужой жизни и чужого, давно оставленного, прошлого? Руководило ли им желание причинить самому себе боль? Или он лишь хотел убедиться в своих догадках? Сохранял ли внутри себя надежду на то, что всё надуманное ранее окажется лишь плодом больного воображения? Сюэ Ян не знал, что ему делать в сложившейся ситуации, не представлял, как следует поступить, чтобы не разрушить своё хрупкое счастье. Он уже не был уверен в своём упрямстве узнать правду. И именно сейчас, назло судьбе, Сун Лань начал говорить. Сюэ Ян с трудом поборол желание закрыть уши руками или вырезать Сун Ланю язык — сделать всё, только бы не слышать слов, способных разрушить идеальный мир, над которым он трясся, словно овдовевшая сирота. — Не называй это так, — поправил его Сун Лань, — скорее, партнёрами по совершенствованию. Мы и предположить не могли, что жизнь разлучит нас и наши пути разойдутся под этим солнцем. Была ли у меня возможность предположить, что такой, как ты, сможет разрушить совместные планы, выстроенные на столетия вперёд? У нас с Синчэнем была благая цель, мы следовали избранному пути без сожалений и сомнений, и мне по-настоящему тяжело наблюдать за тем, как его личность стирается и становится твоей тенью. Он теряет благородство рядом с тобой, он теряет самого себя, но я бессилен в том, чтобы ему помочь. Знал ли ты раньше, что любящее сердце глухо? — Ты начал всё это, чтобы в очередной раз обозначить мою бесчестность? Я не подарок судьбы для такого праведника, как Синчэнь, но его сердце действительно глухо к стенаниям прошлого. Лучше скажи, с чего вдруг мне помогать решился, если по-прежнему не считаешь меня человеком? — спросил Сюэ Ян. Слова Сун Ланя неожиданно не причинили ему боли, но и не принесли радости. Им овладевал лишь неудержимый интерес, жаждущий знать больше и больше. — Я и сам не знаю, просто… — Сун лань ненадолго замолчал, замялся, глядя в пол, затем отвёл взгляд и нахмурился, будто вспомнив что-то болезненное и горькое, — я не хочу отпустить ещё одну душу, способную принести в мир свет, скитаться по пути тьмы с тобой. У нас с Синчэнем за эти годы ведь тоже могли быть дети, — Сун Лань вздохнул как-то подозрительно тяжело, заставив Сюэ Яна напрячься. — Дети? Зачем праведникам дети? Вы знаете, что такое секс? Я думал, что это я научил Синчэня пользоваться детородным органом по назначению, — съязвил Сюэ Ян. На самом деле, ему совсем не было весело. Любопытство постепенно оседало в конечностях дрожью и холодом. Он не знал, как обозначить для самого себя это чувство, но точно знал, что оно несёт разрушение. — Увы, Чэнмэй, — сказал Сун Лань. Кулаки Сюэ Яна сжались, но в этом жесте не было ни тени злости. Его переполняло бессилие. Бессилие перед тем, что он больше всего боялся услышать, и перед тем, что Сун Лань мог сказать в любой момент. Именно в его власти сейчас находился разум Сюэ Яна, и от этого становилось тошно. — И вы с ним спали, читая сутры о благонравии и чести заклинателя? — спрашивал Сюэ Ян, понимая, что оказался совсем не готов к столь неожиданной и болезненной правде. — Мы спали, как сейчас спите вы, — спокойно, будто вовсе ничего не чувствуя, ответил Сун Лань. Его слова острием иглы пронзали кожу и оставляли на ней безобразные следы. — Мы живые люди и можем испытывать влечение, тем более, когда нас связывает столько совместных лет. Каждое слово Сун Ланя резало кровоточащую плоть раскалённым клинком. Сюэ Ян не чувствовал боли, смотрел на себя будто со стороны и продолжал слушать, лишь изредка задавая вопросы. Он не знал, на каком из них потерял ощущение жизни: интерес угас, оставляя после себя лишь выжженное поле. Он продолжал спрашивать, будучи не в силах справиться с объявшим его молчанием. Тень тишины оседала на плечах, и выносить её было страшнее, чем болезненную правду. — И вы хотели детей? — Хотели, — сказал Сун Лань, — хотели и долго планировали, но не могли предположить, что мой организм, закалённый тренировками, огнём и ветром, не справится с такой ношей, — на секунду Сюэ Яну показалось, что Сун Лань потерял маску безразличия: его холодное спокойствие треснуло, обнажая застывшие в глазах слёзы. Сюэ Ян вдруг подумал, что они могли быть похожи в терзаниях своей души. — Хочешь сказать, что даочжан сделал тебе ребёнка, который потом умер? — спросил Сюэ Ян, но в ту же секунду едва не хлопнул себя по лбу, — я не это сказать хотел. Ты понял же, да? Мне жаль, наверное…нет, вернее, мне точно жаль, но я не знаю, что сказать. — Тогда не говори ничего, — ответил Сун Лань. — Мне, пожалуй, тоже больше нечего говорить. Теперь ты знаешь, почему я беспокоюсь о твоём, возможно, зародившемся ребёнке. Он для меня почти как мой покойный сын. К тебе я по-прежнему не испытываю никаких тёплых чувств и всё ещё считаю тебя тем, кто сбил Синчэня с истинного пути. — Я тебя понял. Взаимно, — кивнул Сюэ Ян, — спасибо, наверное. Что доверился спасибо и за правду тоже. Он спешно вышел на улицу, оставляя Сун Ланя наедине с его мыслями. Сюэ Ян чувствовал себя потерянным и обманутым: почему Синчэнь знал всё о его прошлом, но никогда не говорил о своём? Почему посчитал нужным скрыть такой значимый факт? Неужели та ласка, которую Синчэнь дарил а-Юню, была связана с тяжелым прошлым, в котором он потерял родного ребёнка? В а-Юне он тоже видел их с Сун Ланем нерождённого сына? Поэтому он отреагировал достаточно неоднозначно на новость о возможной беременности Сюэ Яна? Как следовало реагировать на то, что рассказал Сун Лань? Как нужно было вести себя с Синчэнем? Как не обозначить то, что правда стала известна? Как не ранить его случайно брошенными словами? А главное… Сюэ Ян не представлял, как теперь относиться к возможно зародившейся внутри него жизни. Нужен ли этот ребёнок Синчэню? Нужен ли ему самому? Сможет ли даочжан видеть в нём родного сына, а не умершего ребёнка, зачатого с Сун Ланем в одну из страстных ночей? Сердце Сюэ Яна было неспокойно. — Я надеюсь, что тебя нет, — обратился он к своему животу. В его голосе слышалась искренняя мольба, — пожалуйста, окажись моим воображением. Пусть ты просто растворишься, если ты всё-таки есть, потому что я не хочу больше убивать. Сюэ Ян тяжело выдохнул и сглотнул стянувший горло ком. В носу защипало, мир перед глазами стал влажным и мутным: краски пейзажа поплыли, обнажая серую твердь. — Я не хочу убивать тебя. Только не тебя. Серое небо на минуту сморщилось и выплюнуло на землю тяжёлые капли. Дождь не омывал душу и не приносил избавления. Сюэ Ян чувствовал, как попавшая на кожу вода обжигает потерявшее надежду сердце.