Несчастье

Подавлять злость становилось труднее. Сюэ Ян каждый день боролся с тем, что вновь появилось внутри него, — с небывалой силой, способной разрушить даже самую крепкую основу. Ярость горела в груди, отзываясь на любые внешние изменения: что-то упало на кухне — рука рефлекторно схватилась за Цзянцзай, слишком громко засмеялась а-Цин — Сюэ Ян уже представлял её, корчащуюся в предсмертных мучениях. Ни разу он не имел намерения всерьёз причинить кому-нибудь вред; чтобы избежать провоцирующих ситуаций, не убивал даже особо назойливых насекомых, предпочитая либо избавляться от них гуманными способами, либо и вовсе терпеть неудобства и закалять характер. Перед глазами то и дело появлялось лицо юнца, погибшего на ночной охоте. Сюэ Ян помнил, с каким удовольствием осматривал его внутренности и размазывал кровь по телу. Металлический запах был до того манящим, что становилось не по себе: сердце ускоряло темп всякий раз, как он вспоминал злополучный вечер, почти лишивший его с трудом нажитого света и добра. — А-Ян, ты сам не свой, — вдруг сказал Синчэнь. — Что случилось? — Ты чего это, даочжан? — переспросил Сюэ Ян. Сяо Юнь спал, поэтому приходилось говорить шёпотом, но окружающая тишина располагала к тихому разговору. — Ты даже сейчас не спишь, — ответил Синчэнь, — почему? Тебя что-то беспокоит? Или ты не хочешь говорить? Я был бы рад помочь. — Просто думаю, — сказал Сюэ Ян, выставив незаинтересованность напоказ, — иногда и мне полезно. Даочжан, — вдруг вспомнил он, — как думаешь, тот мальчишка, которого убили на ночной охоте, уже переродился? — А-Ян, — удивился Синчэнь, — почему ты спрашиваешь. — Спрашиваю и всё, — фыркнул Сюэ Ян. Начинать этот разговор было по-настоящему глупой идеей, — мне неспокойно. Сколько бы ни мылся, всё никак отмоюсь от его крови. Никогда такой навязчивости не встречал. — Прости, — прошептал Синчэнь, оставляя на виске Сюэ Яна смазанный поцелуй, — я просто не думал, что это может тебя так впечатлить. — А, — спохватился Сюэ Ян, — ты же до сих пор считаешь, что я помешанный на крови и убийствах маньяк, который только и ждёт момента, чтобы вырезать чей-нибудь клан. И закусить сочными жирненькими младенцами? — съязвил он. Слышать подобное от любимого человека, даже осознавая его правоту, было неприятно. Сюэ Яну хотелось считать себя исправившимся и ступившим на праведный путь заклинателем, но правда была не на его стороне. Он по-прежнему жаждал крови и имел тягу к жестокости, что не могло не укрыться от чуткого Синчэня. — Нет, а-Ян, — возмутился даочжан, — я лишь хотел сказать, что ты редко показываешь мне эту часть себя. — Это какую такую часть? — заинтересовался Сюэ Ян. — Такую… — неуверенно начал Синчэнь, будто всерьёз боялся сказать что-то лишнее и обидеть. — нежную и хрупкую. Уязвимую. Нуждающуюся в безопасности. Заботливую. Прости, прости, прости, — зашептал он, отстраняясь. Неужели в самом деле ожидал неадекватной и резкой реакции? — Я могу позволить тебе, — сказал Сюэ Ян, — видеть меня таким. Нежным и уязвимым. Разве я не могу? И, хотя слова Синчэня насчёт его души показались Сюэ Яну отталкивающими и чуждыми, он, любящий удивлять, охотно подыграл даочжану. — Можешь, — улыбнулся Синчэнь; из его интонации вновь пропала тревога и беспокойство, — мне нравится. Мне ты весь нравишься, но в таком тебе есть что-то удивительное и особенно притягательное. Будто я знакомлюсь с тобой заново, и это знакомство для меня по-прежнему ценно. Ты невероятный, а-Ян, я никогда не устану познавать твой внутренний мир. Мне кажется, что, если мы проведём свою бессмертную вечность друг с другом, я всё равно не смогу сказать, кто ты на самом деле. Я знаю о тебе так мало, но при этом так много, что самому не верится. — Вот это тебя понесло, — усмехнулся Сюэ Ян, — не хочешь заняться поэзией? Из тебя вышел бы славный творец слова. — А-Ян, я говорю серьёзно, — смутился Синчэнь, — я пробовал слагать стихи, но мне кажется, они недостаточно талантливы. — А мне даже не показал, да? — напоказ обиделся Сюэ Ян. — Вот так проживёшь с человеком, а он тебе даже стихов не покажет. И не посвятит. Там хоть строка обо мне была? — Там даже про а-Юня было, — признался Синчэнь. Сюэ Ян замер в изумлении. В самом деле? Стихи про их сына? — Ну-ка, — Сюэ Ян приподнялся на локтях и уставился на Синчэня, — покажи сейчас же. — А-Ян, сейчас ночь, — напомнил Синчэнь, — ребёнок спит. — Ребёнок спит, а я теперь точно не смогу, — возразил Сюэ Ян. С каждым мгновением его нетерпение росло, не давая сосредоточиться ни на чём другом. — В самом деле, даочжан, мы же тихо. — А-Ян, ты его разбудишь, — настоял Синчэнь, — завтра утром я тебе всё покажу. — А я не хочу утром, — сказал Сюэ Ян, — хочу сейчас. Не упрямься, даочжан, я не отстану. Ты же сам признался, что пишешь стихи, я не настаивал. — Я просто сказал это, потому что пришлось к слову, — объяснил Синчэнь, — пожалуйста, а-Ян. — Даочжан, не будь бессовестным, — сказал Сюэ Ян, — покажи, и я оставлю тебя в покое. Сюэ Яну показалось, что он услышал, как Синчэнь выругался. Он сразу отсёк эту мысль, так как она не могла быть правдивой, однако в этом было что-то притягательное. Запретное. Прекрасное. Синчэнь зажёг свечу и принёс небольшую стопку листов. Бумага была не самого высокого качества, однако каллиграфия вызывала восторг. Линии были точёными и ровными — не приходилось даже думать о том, что текст писал слепец. Сюэ Яну было неловко читать написанное: он никогда не считал себя человеком, разбирающимся в поэтический искусстве, поэтому боялся понять что-то не так, как задумывались автором, или не понять вовсе и окончательно разочаровать Синчэня. Наверняка он приложил много усилий, чтобы написать стихи, и сейчас хотел услышать о них взвешенное мнение, но сможет ли Сюэ Ян оценить работу по достоинству? Он начал вчитываться в стройные строки и пытаться открыть их истинное значение. Стоявший рядом Синчэнь молчал, было слышно лишь его напряжённое дыхание. «Волнуется, — подумал Сюэ Ян, — ему и вправду важно, что я подумаю. Но что я должен сказать?» — Это красиво, даочжан, — неуверенно прошептал Сюэ Ян, — у тебя красивый почерк и…чувство слова? Ты буквально сравниваешь а-Юня с плодом локвы, и это…ну…здорово. Мне нравится. — Ты правда так думаешь? — переспросил Синчэнь. — Я не вру, — оправдался Сюэ Ян, — ты действительно хорош в стихосложении. Я никогда не уделял время поэзии и мало что смыслю в искусстве, поэтому, должно быть, говорю что-то не то. Но я не специально. Я не знаю, как выразить восторг, но будь уверен, что мне понравилось. — А-Ян, — Синчэнь обнял его со спины и оставил на шее мягкий поцелуй, — знаешь, — он прижался грудью к Сюэ Яну и крепче сомкнул объятия. По телу разлилось приятное тепло, и это чувство было тем самым, что ощутил Сюэ Ян при прочтении строк. Поэтому люди верны искусству? Через стопку бумаг он смог ощутить то, что долгое время прятала от него жизнь. Стихи позволяли одиноким людям почувствовать себя защищёнными и укрытыми нежностью, тогда как люди, познавшие любовь, предпочитали писать и делиться теплом. Энергообмен вносил в творчество гармонию, и сейчас Сюэ Ян чувствовал её как никогда раньше. Неужели даочжан сможет открыть и эту сторону его личности? — Похвала человека, далёкого от искусства, ценнее, чем слово мастера. Сказанное Синчэнем заставило Сюэ Яна замереть. В случайно брошенной фразе он увидел больше истины, чем в долгое время терзавших его мучительных размышлениях.