* * *
В конце недели Билл торчал у Зефа в вагоне ― ожидал его приговора. Наверное, точно так же чувствовали себя заключённые в зале суда. Наверное, так чувствовал себя отец, когда садился в поезд и даже не глядел в окно. Зак Денбро был суровым мужиком ― и ни разу в жизни не проронил слезы. А чтоб не было искушения ― ты мужик или кто? ― не искал даже повода. На развёрнутом номере «Человеческих событий» Зеф изучал какие-то бумаги и не обращал внимание на Билла. Может, и ждать-то нечего ― авось велит собирать шмотьё. От Зефа не знаешь, чего ожидать, ― человек, который на поминках бахнет фейерверк и не застыдится. На пепельнице тлела сигара ― опять показушная. Билл не удивился бы, узнав, что дымил он обыкновенными горькими папиросами. ― Как тебе здесь? ― вдруг по-отечески спросил Зеф. Билл моргнул и пожал плечами. Ныли спина и живот ― то ли спать ложиться, то ли жраньё насилу запихивать. ― Хорошо, с-сэр. ― И жалоб никаких нет, да? ― Н-никаких, сэр. ― Прям-таки со всем справляешься, да? ― Со всем, с-сэр. смари в глаза када пиздишь Непреложная истина ― даже училки и папаши велись. Зеф повздыхал и посмотрел на Билла пристальнее ― будто надеялся разглядеть на его лице хоть намёк на морщинку ― симптом назревающего нытья больше не могууу. Билл даже не нахмурился. ― Ладно уж, ты в штате, парень, ясно? Зарплату получишь в конце следующей недели. Узнаю, что ноешь… ― В-вышвырнете, ― устало закончил за него Билл и поднялся после твёрдого кивка Зефа. Наверное, надо было кричать-скакать-радоваться ― а Билл так обессилел за день, что дверь его вагона отпихнул со второй попытки. Ужин, правда, Билла немного взбодрил ― Ричи так обрадовался новости о принятии в штат, что достал откуда-то заныканную бутылку «Баллантайн». О том, что пиво дешманское, Билл узнал от Ричи ― вообще не разбирался в алкоголе и никогда не хотел попробовать. Мать с отцом на Рождество выпивали по бокалу дорогого шампанского ― Зак Денбро считал, что напиваются по праздникам только конченые алкоголики. Интересно, с кем он пил на Рождество на фронте ― и пил ли вообще. Зак Денбро был суровым мужиком и не проронил ни слезы ― даже, наверное, над благословениями Кросби на мечты о белом Рождестве из старого хрипящего радио. ― Это нужно отметить, Большой Билл, видишь ли, не каждый день у нас в цирке прибавление! ― Ричи открыл бутылку пива со звучным пшшш запахло хмелем-спиртом-хлебом Билл поворотил носом. ― Давай, ну, чё ты как девчонка-то. ― Я у-ухайдо-окался, Рич. Нарезывайся. Он поспешил запихать в рот побольше варёной перловки ― так себе, конечно, но вечером еда всегда казалась вкуснее. Ричи скорчил недовольную рожу, пробурчал что-то типа хрен блин с тобой мне больше достанется ― и с причмокиванием отпил из бутылки. ― Как тебе удалось уломать Зефа? Билл пожал плечами, проглотив кашу, и поводил за щеками языком, собирая не проваренные зёрна. ― Просто с-сказал, что здесь хо-хорошо. И что в-всё буду де-елать. Ричи протянул неопределённое ммм, уткнувшись взглядом в тарелку Билла, ― к своей порции он почему-то не притрагивался. Билл не возражал ― мне бо-ольше доста-анется. Тозиер только к бутылке присасывался ― лицо в свете керосинки рыжеватое, как мальчишеским-лесным костром озарено, да игриво бликовали очки, скрывая опущенные большие глаза. Тозиер из пацанов, которым сложно довериться, ― балаболил балаболил балаболил без остановки. Таких трепачей Билл обычно остерегался ― о себе они не рассказывали, от вопросов умело отбивались и задавали свои ― с подковырками. По двум параметрам Ричи подходил идеально ― как новобранец Армии США в сорок первом, который жалуется лишь на то, что трахаться не с кем. Билл всё ждал, когда он начнёт задавать дурацкие вопросы, ― а Ричи молчал. Сегодня и вовсе был непривычно тихим ― может, конечно, просто охмелел. Иногда пойло давало обратный эффект ― из молчунов делало бахарей, из балагуров ― затворников. Доев, Билл осторожно спросил: ― Ты з-знал, что Зеф сбредил про с-сына? Замануха. ― Ага, жалкое зрелище. Не глядя ему в глаза, Ричи взял с блюдца пухлый помидор ― и целиком запихал в рот. ― А чё не с-сказал? С ним небось работала та же схема, что и с заёбанными на работе папашами, ― канючить до тех пор, пока они не сдадутся, бродящие по границе сна и яви. Зак Денбро был суровым мужиком ― и впахивал на заводе с понедельника по пятницу. В четверг был наиболее удачный день ― чтобы выпросить, например, новую слинки ― ну пааап. Иногда прокатывало и в выходные ― когда он выходил из родительской спальни сытый и натраханный, а Билл наконец разжимал уши сопляку ― ты выиграл лю-убопытный дж-джордж так и б-быть. Ричи с аппетитом прожевал помидор и шумно сглотнул, собрав из-под нижней губы шкурку и зёрна. ― Том сказал, ты бойкий, пересказал твой взбрык у Зефа в первый же день, ну и я как-то побоялся. ― Встретившись с взглядом Билла ― наверное слишком недоверчивым, ― он хохотнул: ― Подловил, чтоб тебя, а, Билл. Он взял кусок белого хлеба, принявшись отламывать от него и заедать пиво и помидор. Пахло едой-хмелем-прохладой ― и сыростью от стираной одежды Билла на бельевой верёвке, располосовавшей вагон. Запах соломы и навоза, казалось, въелся в кожу и волосы ― слишком острый, чтобы запросто смыть, сколько бы Билл ни скрёб тело. ― Ты т-торгуешься? ― спросил он немного погодя. Ричи хлопнул глазами ― маслеными-охмелевшими-видать-даже-за-очками. ― Чем? ― Тайнами ― они до-ороже всего. Ричи из тех, кто покупает чужие секреты ― как старый арабский торговец в поисках волшебной лампы. Он поправил сползшие с переносицы очки ― но в итоге снял их, взявшись тереть подолом рубашки стёкла глаза тёмные тёмные тёмные стали нормального размера словно иллюзия. Биллу нравились зелёные ― болотно-ведьмовского цвета чтоб, как у отца. ― Ладно, Большой Билл, считай, возвращаю тебе долг за враньё о Зефе, но только одну, идёт? Хрясь ― и в крови азарт азарт азарт как в те времена когда старика Сильвера до школы вперёд пацанов гнал ох когда ж это было будто в прошлой жизни. Малолетки быстро подстраивались под обстоятельства. Пора бы забыть о Сильвере ― от него уж ничё не осталось, кроме ржавого звонка ― дзынь-дзззыннь! ― да колеса восьмёркой. ― К-клоун, ― выдал Билл чуть ли не единственное, что в голову стукнуло. ― Кто этот ч-человек? Ричи судорожно выдохнул ― будто в помидоре, предназначенном Биллу, увидал червяка и теперь зассал, что не глядя сожрал такого же. ― Ты чё? ― Не переношу клоунов с детства, терпеть не могу эти размалёванные рожи. Отвращение на его лице вроде выглядело искренним ― но Билл продолжал ― в конце концов, и детей приучают не бояться грозы примерно так же: ― Так ты с-скажешь? Тозиер вздохнул ― устало-с-упрёком-не-мог-чего-другое-блин-выбрать? Не мог ― это чуть ли не единственное ты кого-то видел? что взволновало Билла за последнюю неделю. ― Ты мне должен, Ба-алабол, ― напирал он. Вот, вот за это Билла уважали пацаны ― ловко ты бля ща мы его отмудохаем раз сознался, ― этим гордился отец ― настоящим мужиком растёшь а мать говорит чувствительный. Ричи хватило ненадолго: ― Его зовут Грей, и в цирке он куда дольше меня, вот и всё, что я знаю, Большой Билл, если хочешь ещё, иди мучить Тома. Ой, блин, да ладно ― не мог ведь один человек хранить такую большую тайну ― такую, что Балабол про него не знал. Ричи не испугался ― но вроде как струсил. Билл знал это выражение ― после сорок третьего оно часто портило лицо матери ― отстань уильям я не хочу разговаривать. Эй, а с каких пор к желаниям прислушивались? Тозиер встал, грохнула бутылка и тарелки-блюдца-кружки ― звонко, с предупреждением, суетливо, разбились не сами, хоть Билл и зажмурился с опаской, ― разбили тишину вагона. Билл вдруг особенно её ощутил ― почти дотронулся, ― и как Ричи не сдох здесь со скуки без радио. Или не сошёл с ума. Билл хотел было его остановить ― да Ричи отрезал: ― Я не знаю ничего, поверь, спроси у Тома. ― Том с-сваливает на неде… ― Не моя проблема, Билл, а тебе пора спать, уже двенадцатый пошёл. Билл глянул на будильник на своей полке ― Ричи не врал. Он суетился у мойки и с грохотом ополаскивал тарелки ― впервые за целую неделю их соседства.* * *
В понедельник Билл даже не успел попрощаться с Томом ― тот, как оказалось, уехал в четыре утра, когда Билл досматривал сон. Снилась какая-то хрень, от которой наутро разболелась башка, ― толком он и не запомнил что, а затылок ломило, как простреленный. Билл не любил разлук ― хватило одной-второй-третьей, если б знал, чем закончится каждая, вцепился бы намертво и в отца, и в мать, и в он часто вспоминал Джорджи ― и как тот раздражал приставучестью. Да ладно те маленькие все такие ― цокали на него языком пацаны. Билл был уверен, что именно у него такой прилипчивый младший брат ― как мошка, которую обязательно принесёт на поверхность горячего яблока в карамели. Билл всё бы отдал ― лишь бы пиздюк опять к нему прицепился с пищащим ну биллиии пайдём на мууутики! Сигареты Тома он старался беречь ― будто Хилл вверил ему пиратское сокровище ― и за неделю выкурил три. Работал споро ― к боли, как оказалось, можно привыкнуть, научиться с ней соседствовать ― лишь бы она Билла не выселила. Особенно ему нравилось у Бланки ― она не жалела сладостей и фруктов, если он убирался вовремя. А ещё от неё приятно пахло ― как, наверное, от любой девчонки, которая к четырнадцати годам привыкает тырить у матери помаду. Бланка дымила «Лаки Страйк» ― мужскими, иногда прикусывала зубами фильтр ― как гангстер тридцатых, а не его femme fatale. Билл всё старался поглазеть на её запястья ― да браслеты она сменила на цветастые платки. Точно чавелла ― то-то цирковые мужики её остерегались. Том вот не таил никаких секретов ― и общаться с ним было проще я не знаю ничего поверь спроси у тома к тому же Билл ждал его возвращения теперь более рьяно. его зовут грей Удивительно, насколько незвучной-тусклой-серой была фамилия человека, о котором никто не хотел говорить. Но Хилл не вернулся и к концу недели ― Билл сомневался, что поездка в Портленд могла занять столько времени, и начинал беспокоиться. Ждать ему не привыкать ― уж сколько этих бесконечных скоро всё закончится перечитано в родительских письмах. Убравшись у слонов, Билл решил передохнуть, шлёпнувшись в распахнутых дверях вагона, ― раздумывал, не выкурить ли ещё сигаретку. Оставалась последняя ― а поводы заебаться ещё найдутся. Опускался вечер укрывал пасмурностью густую траву успокаивал флажок на вершине купола ― и низкий полёт ласточек с тревожным ррь-рррь обещал дождь. В городе они не гнездились ― и года два назад Билл с пиздюком умудрился попасть под проливной дождь. После него Сильвер холодный-мокрый-скользкий ― биллиии тут мокро я испачкаю попу пришлось скидывать школьный пиджак стелить на багажник сажать этого нытика слушать от матери уильям у меня порошка твоё шмотьё стирать не хва ― Билл, ― зычно позвали его, и он дёрнул головой ― униформист, вроде бы Джек, ― уснул? Зеф тя ищет, просил кликнуть. Билл закивал и впихнул пачку сигарет в карман, поднявшись. Джек за ним не пошёл ― кинул только напоследок какой-то негромкий вопрос типа сам-то доковыляешь? Может быть, он сгорбился ― чувствовал себя так, словно пёр школьный рюкзак с кучей тетрадок-учебников-барахла. Ныли коленки ― вместо старых ссадин появились новые, не заживали от пота и влаги и зудели, суки, до красноты ― будто пиздился с пацанами и грохнулся на асфальт эй денбро поднимай жопу ну что за позор. Он вошёл в вагон Зефа после стука и разрешения зайти. Зеф не любил невежливых свиней ― и всё приговаривал я вам как отец родной ясно? Методы у него тоже были по-отечески суровые ― Билл знал, что кого-то он стеганул шамбарьером. Зеф стоял возле карты штата и что-то размечал на ней цветным карандашом, при Билле дважды его послюнив. Он постоял какое-то время у двери ― долбаная привычка не обращать внимание на пришедших, это он-то вежливости учил? ― и наконец спросил: ― Когда п-приедет мистер Хилл? ― Что, привязаться успел, да? ― Зеф глянул на него через плечо ― Биллу показалось в полумраке ― керосинка у него была хреновая, ― что скалился. ― Сплавил я Хилла, ясно? Мне порасторопнее берейторы нужны. Интересно, где ж мог проебаться Том, мать его, Хилл ― самый старательный человек в балагане. Ну может, за исключением Билла ― не зря же Ричи талдычил да сколько можно блин вкалывать. Зеф вдруг расхохотался. ― Шучу. Поверил, да? Хилл вернётся через пару дней ― накладка с бумагами на лошадей в этом сраном Портленде. При Билле Зеф никогда не выражался, будто прилежный христианин, который по воскресеньям ходит в местную церковь на проповедь и выписывает «Католическое обозрение». А потом Билл заметил початую бутылку виски на столе и перевёл взгляд на Зефа. ― З-звали? ― Точно. ― Он повернулся и указал жестом на стул с потёртой сидушкой: ― Садись ― в ногах правды нет. Пришлось сесть, расставив ноги, ― внутренние стороны бёдер липли друг к другу. Говорил ему Ричи обзавестись штанами подлиннее ― да разве ж пацанов вроде Билла ― да в жару ― уговоришь. Из ящика стола Зеф достал жирную пачку банкнот ― и отсчитал две, демонстративно царапнув ногтем по кромке остальных. Деньги он убрал ― и, порывшись в кармане брюк, с грохотом кинул на стол два четвертака. ― Твоя зарплата за эту неделю, ясно? Вот те и корячился, блин. Билл брезгливо осмотрел смятые бумажонки ― назвать их купюрами язык бы не повернулся ― и два четвертака, поблёскивающих профилями Вашингтона в свете керосинки. Что, мудак, доволен своей демократией? Он себя аж пожалел ― представил со стороны тощего потного пацана, у которого ломило поясницу, будто семеро ебли от рассвета до заката. ― Ка-акого чёрта? ― выпалил Билл. ― Эт всё? ― То, что заработал. А теперь иди ― иначе лишишься надбавки, ясно? Зеф выразительно указал толстым пальцем на четвертаки, ахнувшему Биллу подмигнул литой перстень ― ох и скотина, чтоб у него этот палец почернел и нахер отвалился. ― На-надбавки? ― Я накинул из жалости, сынок, лично от себя, не благо… Зеф не договорил ― Билл отшвырнул мелочь к краю стола. Последний раз его так унижали пацаны в синематографе, когда не хватило на сеанс короткометражки с Тремя балбесами, ― чё денбро бушь в фойе торчать? да лан не ной заплачу за тебя бушь как моя подружка-тёлка-тёлочка. ― Мне ну-ужны д-деньги. Билл старался говорить ровно и вкрадчиво ― ты мужик или кто? ― но ощутил ― губы дрогнули ну нет нет нет только не реветь только не да Зефу насрать ― у него лицо выбритое-выхоленное-довольное. ― Мелочёвка, считаешь, да? ― с ухмылкой спросил он. Билл сцепил зубы и кивнул ― дрожь опять опять опять шла откуда-то изнутри он пытался сдержать папа не бей. ― Ещё хочешь? ты мужик или кто? ― Хочу. И з-заработаю. ― Хорошо. Ты получишь больше. В голосе Зефа мелькнула мстительность с такой отец хлестал ремнём по заду ремень звенел звенел звенел колокольчиком со станции шуршал в шлёвках хочешь ещё щенок ты долба ― Идём. Пошли-пошли. Ну! ― прикрикнул Зеф. Он встал ― и пихнул четвертаки от своего края стола к Биллу. Он всё равно упрямо не взял. А может, потому что трясся ― выпустил на свободу это чувство, только когда Зеф пошёл к двери и не видел этих судорог. Потом от них заболит всё тело ― но сейчас, когда Билл шёл за Зефом, его это не заботило. Сердце у него тревожно заколотилось.* * *
Хоть Зеф и тяжело дышал, как скаковая лошадь после марафона, он оказался удивительно резвым для мужика, который терял форму. Билл за ним еле поспевал ― дважды споткнулся о колышки, шикнул от жжения, но ничего не сказал, а Зеф и не обернулся. Из его груди вырывалось тяжёлое фшш-хаа ― когда он притормозил у невзрачного вагона. Билл прикинул ― примерно середина поезда, куда он пока что не совался. Видно, хозяин его ― или хозяева, ― как Бланка, сами разгребали барахло. Из приоткрытых дверей наружу капал тускловато-рыжий свет керосинки ― небось дерьмовая, нынче людям не нравился яркий свет, ассоциация-взрыв-смерть. Билл всё ещё подрагивал ― надеялся, что от гулявшего по Пустоши ветерка. В сыроватой траве было прохладно, казалась скользкой, так себе середина июня. Бах бах бах ― Зеф зычно поколотил кулаком по раздвижным панелям. Лицо у него было потным и злым, со сжатыми челюстями ― будто после выпивки пытался сглотнуть изжогу. Может, виски не такое уж и качественное. Билл хотел заинтересованно заглянуть за его плечо не суй свой нос куда не надо уилл да Зеф отшатнулся ― и пришлось отступить, того гляди каблуками туфель придавит голые ноги. Билл и так натерпелся за последние две-недели-месяц-год-четырёхлетку. ― Чт… Он не договорил ― дрожь усиливала заикание слова приходилось сглатывать как напиханное в спешке жраньё под жуй жуй не рассусоливай. Под чьими-то ботинками ― или сапогами? ― захрустел мокрый песок в вагоне, звучно так, словно ломали лучевую кость. В дверях показался высокий человек ― Ричи окрестил его Греем. Дылда ― выше Билла на две башки. Съёжился он так, что на две с половиной, наверное. Керосинка освещала его затылок-спину-ноги ― Биллу было не видать больших глаз. Полумрак, ждавший ночь, подсобил ― на склерах показались блики, будто он зверь, глядящий из темноты. Билл не сомневался, вот чуть-чуть выждет ― и бросится в-вилами ни разу не ва-валохали? было ж за что. ― Ну что, ждёшь нового помощника, да? ― язвительно уточнил Зеф. Грей ничего не ответил ― и блики с его глаз никуда не делись, впились, как стекло-осколки-крошка. ― Привёл, ясно? Лучше б отец выхлестал ремнём до полусмерти. Зеф грубо вытолкнул Билла ― чёрт, он же всё это время прятался за ним, ― и, сместившись на пару шагов, он понял ― Грей пялился на него, потому что блики последовали за ним. То, что стало не по себе, Билл спихнул на дуновение ветра и шёпот травы. ― Будешь малевать ему рожу. Зефу хватало смелости говорить о Грее с таким отвращением ― а Билл до сих пор ссался за тот раз возле вагона со слонами. Но Зеф здесь один большой начальник-всё-равно-что-бог-я-здесь-папочка ― и маленько выжрал. А Билл ― просто малолетний голодранец. БАММ ― Грей, оказалось, шире распахнул двери вагона и нет нет нет только не лицо озарило керосинкой ― шар света за стеклом Билл заприметил неподалёку от Грея. Скуластое, с точёными чертами, подведённое ночной тенью, и красавчиком не назовёшь ― во всяком случае, не с обложки «Разнообразия», ― и до урода хер знает сколько пехать. Жуткое, короче. ― Ему уже ни-ни-ичё не поможет. Невольно Билл отшагнул ― дать дёру приготовился, даже ногам стало щекотно. ― Плачу втрое больше, Билл. Э! Зеф дёрнул его за локоть ― шшш ай-ай-ай, ― привлекая внимание. Полубезумная рожа, как у героев Уорнера Бакстера в вестернах, ― он ведь привяжет Билла к рельсам и заорёт полный ход ребята! Под чьими-то ногами зашуршала трава то ли под Билловыми потому что вырывался то ли под Греевыми он решил приблизиться про таких мужиков говорят соизволил такие с его отцом на заводе раскуривали по сигарете и обсуждали Китти из закусочной за углом у неё титьки что надо. У Билла титек не было ― и ни один косяк с рук не сойдёт, а? плачу втрое больше Он мог бы писать это маме сейчас в письмах ― ударение она поставила бы верное. ― Слышь, Денбро? Втрое, ясно? За неделю. Пару обязанностей с тебя скину, так и быть, но намалёвывать… его должен в срок, ясно? ― Над верхней губой Зефа блеснул пот, затопил редкие усы. ― Я не грим-мёр, я ж… Эй, а как же обещание не отлынивать от работы ― и заработать больше? Так-то, увидал жуткого здорового мужика ― и раскис. Вот она, хвалёная мальчишеская смелость-оголтелость-бестолковость ― грохнула цирковым шариком в руках полоротого пацанёнка. ― Отказываешься? Зеф снова тряхнул ― за локоть ― боль-но ― будто спицу в руку вогнали Билл как-то наебнулся с Сильвера из погнутого колеса выскочила одна и ― прямо ― в икры. шрамы украшают мужика уилл Почему-то Грей не вмешивался, хотя на его глазах мучили малолетку. Может, он вообще немой ― за всё время Билл не услышал от него ни словечка, даже на выступлениях. Джорджи верил, что у немых проглочен язык ― они однажды обосрались от ужаса и не смогли его вытолкнуть из гортани. Билл в конце концов покачал головой, кривя от боли рот, ― и заорал Зефу в харю: ― Хватит! Он отпустил ― и Билл отшатнулся, тяжело дыша ― хух хух хух ― сопливое ещё. Он понял почему ― накатили слёзы и глаза обдало влажным жаром. Билл поспешил опустить их, бурча: ― Л-ладно… ― Будешь работать? ― уточнил Зеф. В носу мокро, словно только что вылез из Кендускига и тяжело сипел на верхнюю губу. К ноющему ноющему ноющему локтю Билл даже не притронулся ― ни за что не выдаст, как больно, они рявкнут не реви а!, как отец. ― Буду, с-сэр, ― выдавил он, не поднимая глаз. Втроём они маленько постояли в ночной тишине ― Билл слышал, как довольно посопел Зеф и как переговаривались невдалеке униформисты. Надо было сказать, наверное, что-то ещё или посмотреть на Зефа ― а Билл не шевелился. Скоро вежливость в нём начнут воспитывать шамбарьером ― и никто за него не вступится. учись постоять за себя сам уилл Под ногами Зефа зашуршала, жалуясь, трава ― он ушёл, оставив Билла наедине с Греем. С человеком, который, возможно, вообще не мог говорить. Из носа всё-таки капнуло. Билл стыдливо утёр кончик носа тыльной стороной запястья и поднял голову ― влага клейко подсохла на нижних ресницах, и когда только успела. ― Билл, значит, ― вдруг подал Грей голос ― низкий-вибрирующий-всё-таки-не-немой. Хотелось ответить, что теперь он официально Сопляк, ― но Билл покосился на него и кивнул. Не так он представлял знакомство с кем-то ещё в цирке. Билл решился посмотреть на Грея ― ткнулся бы ему в грудь, встань вплотную, ― здоровая такая оглобля в х/б майке и чёрных штанах из грубой ткани. Ботинки солдатские, на плотной шнуровке, отец сваливал в таких на фронт. Но контакт надо было налаживать ― и Билл протянул Грею правую руку. Тот скептически глянул на неё и насмешливо кинул: ― Все возгри вытер, штиблет? Полоса на запястье Билла влажно блестела позолотой ― ладно уж, чё там, он бы тоже закрысился. Супясь, Билл тщательно вытер руку о штанину. Грей с коротким вздохом подал ему ладонь ― на суставчатом запястье темнел тканевый ремешок часов. У отца был кожаный и пах потом. ― Роберт Грей. А рука-то у него тоже здоровая, хваткая ― мужики с такими беззастенчиво хлопают по задам шмар. Оказалось, тёплая и липковатая ― как бывает, когда потеет и остывает кожа. Билл тоже мог бы кинуть что-то брезгливое ― ну или сморщиться, ― а не стал, просто не задержал прикосновения. ― В двенадцать как штык. Больше Роберт не сказал ничего ― развернулся и свалил в вагон. Билл с любопытством пялился в рыжий освещённый квадрат ― двери он не задвинул. Ох, он очень, очень крупно попал. Сколько бы Ричи ни донимал его расспросами, Билл молчал. Он ополоснулся и отвернулся на кровати к стене, тиская фишку Джорджи. Всё ещё болела рука ― и Билл всё-таки позволил себе тихонько поплакать.