вишнёвые косточки

      БАХ! ― Билл едва не подскочил, наученный сквозняками в доме на Уитчем-стрит. Грохнули двери их с Ричи вагона послышались ворчливые-негромкие-гнусавые голоса вроде бы два влился третий ― Билл, недовольно замычав, плотнее закутался в одеяло.       ― Бииилл, ― нараспев звал Тозиер, ― Билл, вставааай, пришли, ну вставай давай уже, а.       Это сон сон сон вязкий-топкий-тёплый как болото точно так же поутру его трясла мама когда       подъём подъём я собрала вещи       Куда?       там разберёмся уильям ну подъём       Он продрал глаза ― и Ричи наконец перестал пихать его в бок. В вагоне было темно, как на сеансе короткометражки, перед тем как позади начинал уютно трещать проектор. Билл так заспался, что поначалу нихрена не понял, где находился.       Вот ― вагон, вот ― календарь с ещё плывущей двадцаткой, вот ― Билловы руки, он по-детски потёр глаз кулаком ― ну никак не мог избавиться от этой привычки.       ― Ч-чё?..       А вот ― два униформиста в дверях с белеющими бликами в темноте мордами. Рубахи мокрые на плечах, наверно шёл дождь ― в вагон шагнул свежий воздух, принёс запах мороси.       Если Зеф решил всё-таки выкинуть его из цирка, пришли не вовремя ― Биллу хотелось досмотреть сон ― там Джорджи клянчил у него мармеладных-карамельных-шоколадных слонов с мозолями на коленках.       ― Пднимай двай зад ― рки лшние нжны. Пшевеливайся, ну.       Джефф, значит, ― никто не знал, чё это он глотал буквы, говаривали, то ли в детстве при Великой войне недокормили, то ли все зубы ему вышибли нахрен, то ли он кончик языка откусил, пока на Соломоновых островах вправляли ногу. Билл не знал, чему верить, ― но Джефф прихрамывал на левую.       Дёрнул же чёрт пообещать не филонить ― а теперь вот хоть обосрись, но топай за ними хер знает куда.       Билл встал и напялил штаны ― благо сухие и тёплые, не хватало ещё окочуриться. Мальчишкам вроде него к холодрыге не привыкать ― но он зяб, еле-еле сдерживал внутреннюю дрожь. Хорошее средство ― намертво сцепить зубы до кариозной ломоты ― оно небось и любую боль стерпеть помогало.       Он слыхал, Зака Денбро нашли со скрошенными зубами. Отец всегда славился крепкими.       На улице Билл эту дрожь не удержал ― затряслись ноги.       ― А в ч-чём?..       ― Купол ствим ― двай двигай.       Хуже нет чувства, когда из тёплой постели вышвыривают на ледяной воздух, ― Биллу было насрать, что их уже подкарауливал июль, ощущалось как середина октября. Начинала ныть переносица ― потом стопудово загудит от недосыпа голова. Трава мокрая-ледяная-скользкая Билл будто ноги в таз с холодной водой опустил ― мама так делала, чтобы оберечься от варикоза.       ― А с-сколь?..       ― Втрой натикал. Рещще двай.       Джефф хотел было подтолкнуть ― да у Билла сработали мальчишеские инстинкты, он отшатнулся, скрестив со звонким шшшлёп кожи о кожу их руки, как рыцарские мечи. Мужики хохотнули и пошли впереди. Можно, конечно, дёрнуть обратно и замуровать дверь вагона, как в «Падшем воробье» например, ― но влетит по самые яйца.       Когда сопляк замерзал, Билл старался его согреть ― и развеселить. Обхватывая участок его руки-спины-живота губами, он выпускал горячий воздух ― и малой хохотал хохотал хохотал биллиии перестааань!       Стало холоднее.       Полосатый брезент купола лежал завёрнутым остывшим трупом на траве рабочие таскали балки-материалы-оборудование звяк! ― грохнула влажно блеснувшая сталь. Мужики были недовольны ― больше, чем обычно. Хитрец Зеф выдернул их из кроватей, лишь бы не терять время, ― а сам небось мирно посапывал в тёплом головном вагоне.       Зато здесь был Грей ― Билл признал эту оглоблю по росту.       Темнела ночь слабо светили огоньки в запотевших от дождя керосинках горел рыжий уголёк сигареты ― зажал в зубах, как эти-самые-плохие-ребята из фильмов, на которые Билла пускали только с отцом. Он нёс длинную увесистую балку ― и даже не взглянул на Билла. Дерьмовое чувство ― он-то хотел бросить что-то типа хэй! ― а эта сука даже не кивнула в знак приветствия.       Билл ― тоже. Вот и мирись с такими сволочами, вот и извиняйся перед ними, вот и береги их сигареты.       На Грее была рубаха с засученными рукавами ― простая, с двумя нагрудными карманами. Ну и что ― и у Билла такая же. Только вот он проебался.       Билл обхватил руками голые локти ― не помогло, всё равно что на ладони дуть в стылом январе.       уильям у тебя руки как лёд       Эй, мам, у тебя такие с марта сорок шестого.       Джефф звенел балками да шестами неподалёку, сортируя их, ― так себе помощник, ― шелестел брезент ― то ли ветер с ним игрался, то ли рабочие проверяли, не надо ли платать.       ― Я м-метнусь в ва-ва-агон ― захвачу ру-ру-у…       Джефф зычно хохотнул ― и кивнул на Сэмюеля:       ― Мтнись ― он те яйца откртит.       Мужики вроде Сэмюеля обычно работают коновалами ― или отрезают быкам шары на мясокомбинатах.       Зак Денбро говорил, что работа помогает разогреть косточки. Билл решил подсобить мужикам хоть с чем-то ― глядишь, и руки согреются. На многое-то рассчитывать не пришлось ― рабочие гоняли его отовсюду, как голодного щенка, ― вали отсюда не вертись под ногами.       ну бииилли возьмите меня пажалуста       За сопляка было стыдно ― не место ему рядом со взросленькими мальчиками, у которых свои игрушечки, куда там пиздюку принимать в них участие.       Ну что, напредставлялся? Считал себя взрослым-отвянь-дж-джорджи-мальчиком?       Дерьмово вставать на чьё-то место.       Билл забился поодаль за тачкой, из которой таскали инструменты, ― больше нихера туда не пойдёт. Рассчитывать на помощь малолетки, когда он не умел ставить ёбаный купол, ― так же глупо, как при четвёрках претендовать на флэш-роял.       Как-то быстро за месяц настрой Билла от я вам всем тут у-устрою бля перекочевал к да по-ошло оно в-всё.       Зак Денбро был суровым мужиком ― и терпеть не мог сраных нытиков. Прощал сопли только Джорджи ― он ещё мелкий хрен с ним пусть ревёт как баба.       Зарядила колючая морось ― пришлось загнать коленки под растянутую майку, прижав их к груди. Был в этом и плюс ― Сэмюель вряд ли мог его заметить, когда Билл съёжился в жалкий комок.       разогнись когда тебя воспитывают ты мужик или кто?       Или кто?       ― Чё, шпана, вялишься?       Билл вздрогнул от знакомого низкого голоса ― даже интонации эти вот насмешливые узнал ― и вздёрнул голову. Грей стоял у тачки, навалившись на её ручки. Сигареты в зубах не было, лицо замазано сумраком ночи, как у партизана, ― одни глаза поблёскивали.       Так в них смотреть проще ― не видать ни зрачков, ни радужек.       ― Пе-перекуриваю, ― буркнул Билл, отвернув от Грея голову.       уилл постыдился бы вранья       Билл поджал в мягкой-смятой-потеплевшей под задницей траве пальцы ног ― Грей ведь наверняка по этому участку понял, что торчал он здесь давно. Но ничего не сказал ― и даже за пиздёж не пристыдил. Тактика какая-то?       Затянулась тишина ― Билл подумал было, что Грей свалил. Выдал его глухой шорох ― небось опять решил угостить ебучими «Кэмел». Мужики вроде него не знали, что сигареты не грели мальчишек вроде Билла, ― а у Грея и подавно сердце мёрзлое.       Слева показался неаккуратный ком одежды ― Грей стоял в чёрной майке и тянул ему снятую рубаху. Какой-то херовый акт доброй воли ― и, наверное, взамен что-то требовалось.       ― Нахлобучивай давай. Ты мне с возгрями заместо вазелина как мёртвому припарка. Ну, ― поторопил он.       Ладно, блядь, ― пришлось накинуть, Грей всё ж таки опять пялился в упор, как гипнотизёр типа Милтона Эриксона.       Рубашка хранила чужое тепло. И пахла ― Греем ― табаком, свежим потом, пеной для бритья и суровым мужиком. Ляпнуть спасибо Билл не успел ― Грея окликнули звонким роб-бля-ты-чё-там-застрял?       Слишком уж велика была рубаха ― Билл завернулся в неё и чужой запах даже в ворот уткнулся здесь она ещё влажноватая пот-дождь-грязь не разобрать ― но в животе незнакомо потянуло.       Билл поджал пальцы ног ― уже не от холода.

* * *

      Проснулся он уже утром двадцать первого в вагоне Ричи ― узнал его ещё до того, как открыл глаза, потому что ядрёно пахло яичницей.       Билл с трудом сел ― тело ныло це-ли-ком, будто навернулся с высокой вишни и, потирая свежие синяки, бубнил тока не ра-расска-азывайте маме пацаны лады? Он оглядел себя ― в чужом тряпье, велико по ощущениям размеров на пять ― и пахло совсем как       ох, блядь, если б Зак Денбро узнал, что Биллу с чужого плеча кидали шмотьё, ― боже, что б стало с этим суровым мужиком.       Билл поморгал и схватил с полки будильник ― начало девятого. Невелик, значит, риск, что Зеф ощетинится и заведёт своё любимое а я ведь говорил тебе сынок, наступая, будто Борис Карлофф под слоем искусственной собачьей шерсти.       Это, блин, только Джорджи верил во всяких там экранных монстров ― а Билл знал, что в жизни они намного страшнее.       Двери вагона распахнуты ― на половицы лилось золотом солнце, гнусаво жужжала муха ― претендовала на объедки со стола. А Ричи не видать ― да вот постель его не застелена, ленивая задница.       Билл не помнил, как вырубился, ― у холода удивительная сила волшебника из страны Оз клонить в сон ― будто на маковом поле. Сопляк в холод засыпал намного быстрее       билли мне ноги застудило       иногда мама нарочно открывала настежь окна лишь бы пиздюк засыпал лишь бы не спрашивал а када папа вернётся? лишь бы не ныл как баба.       Билл опустил голову ― заболела. От рубахи Грея всё ещё пахло дымом, Билл неловко потёр манжеты рукавов ― уже въелась грязь, при стирке ткань разошлась бы нахрен по нитям.       Чтоб его сюда припереть, могли пихнуть сонного Ричи ― тот хоть и тощий, а всё-таки, наверное, смог бы дотащить мальчишку вроде Билла. Пацаны в цирке, оказалось, могли проявить недюжинную силу ― лишь бы сладить с масштабом дерьма, которое нужно разгрести.       У Билла был ещё и другой талант ― приносить Тозиеру одни беды, словно телеграмма о смерти мужа в сорок втором ― в многодетную голодную семью.       Не-а, Билл явно не умел быть благодарным ― иначе Ричи не испытывал бы столько трудностей от их соседства. Повезло, что не вытравливал, как надоедливо скребущую по ночам мышь.       Он наконец спихнул Грееву рубашку ― не брезгливо, а со страхом ― авось ещё задушит рукавами, стопудово ведь его вещи заражались нелюдимостью-звериностью-злобой.       Билл наскоро умылся и почистил зубы ― мокрая щётка Ричи в банке соседствовала с его, Балабол, видно, тоже недавно оклемался.       Билл осмотрелся ― яичницы не было, только жирная тарелка на столе да горелая сковородка на плитке. Запахи умели наёбывать ― внушали, например, что у Зефа был вкус, когда на деле ― одна показуха.       Внушали, что Грей простой мужик, пусть и с прибабахом, а на деле ― настоящее зверьё.       Рубашку он всё-таки захватил ― по пути занесёт, а уж потом будет работать. Билл бросился было к выходу ― да Ричи поднялся в вагон, как всегда со счастливой рожей.       ― Буэнос диас, Большой Билл, как самочувствие, нет горячки?       Ясное дело ― наслушался от Бланки, но произнёс с дерьмовым северным акцентом ― в контраст странам, откуда родом она и апельсины. Для верности Ричи склонился, губами коснувшись его лба, ― словно       уильям весь горишь таблетку выпил? не спрятал?       Он отмахнулся. Стерпел бы, не будь Тозиер на четыре дюйма выше.       ― Да чё ты ме-елешь. ― Вообще-то, Билл хотел извиниться, что у Ричи от него дерьма в жизни подвалило. Он стушевался, надувая щёки и выдыхая. ― До-доброе утро. Из-за меня ты… ― Он неловко махнул на кровать Ричи. ― От меня одни го-оловняки.       ― Я думал, у тебя жар разве что, сказал Зефу, что ты прихворал, он поцокал-поцокал конечно, но дал тебе лишний часик покемарить и оклематься.       Щедрость Зефа, блядь, границ не ведала.       ― Всё но-ормально. Просто…       Билл опустил взгляд на рубашку, которую стискивал у груди, ― не дай бог, измочалит потными пальцами. Ричи, видать, проследил за направлением его взора ― и выдал воспитательным, как у Бланки, тоном:       ― Верни, ладно?       Он кивнул ― а куда ж деваться. Хотел бы сбежать ― Грей отыскал бы, у него способность находить       чё шпана вялишься?       любые мальчишеские укрытия.       Билл обошёл Ричи, не поднимая глаз, ― но у выхода обернулся, окликнув засуетившегося у своей постели Тозиера:       ― Рич, а кто меня п-приволок?       ― А, Грей.       Вот те, блядь, и новости.       Экий благодетель, гляди-ка, ― и рубашку малолетке пожертвовал, и в вагон затащил. Знамо дело ― никто о Билла марать руки не хотел, а Грей вот ― взялся.       Они у него уже в грязи по локти.       Идти к этой орясине, конечно, перехотелось. Билл не предложит в знак мира сигареты ― у него и не водились. Оказалось, с такими мужиками удивительно сложно.       А Билл верил, что поднатаскался благодаря папаше.       Он всё-таки пошёл ― иначе Грей, чего доброго, сам явится за своим барахлом. Мужики вроде него выколачивают долги ― в буквальном смысле выколачивают, ― а потом поднимают за шкирман и гавкают в рожу один день у тя потом до смерти отмудохаю.       У Зака Денбро в долг никогда не брали.       Билл ступал осторожно, скапливая всю храбрость-силы-волю ― или чем там ещё владели мальчишки. Должно быть ― в избытке, а Билл ― собирал по крупицам-зёрнышкам-былинкам.       Подумаешь, принёс его в вагон ― так се подвиг, будто его вообще об этом просили.       Да всё ж таки не давало это Биллу покоя. Взаимовыручка, что ли? Да Билл-то ему на что сгодится ― полоротый пацан, который грим-то накладывал с таким же успехом, с каким актёры сбегают от поклонниц.       Последние футы до вагона Грея Билл преодолел быстро, а возле него растерял всё, что собирал, начиная от прощания с Ричи.       Двери вновь были открыты ― в этот раз напомнили жилище чудовища, которое только и ждёт, пока неуклюжая малышня оступится и провалится внутрь. В старых маминых сказках под мостами ютились тролли с зубастыми пастями ― один из них съест тебя если не заснёшь.       Вряд ли Грей предпочитал в пищу мальчишек. Да и, по правде говоря, вряд ли вообще жрал людей. Билл слышал о каннибалах в японских войсках, и Греев образ с ними не вязался.       Гляди-ка, стоило ему подсобить пару раз ― как вступался за монстра, от одного вида которого ссался, а думал ― принципиальный.       Билл выдохнул от волнения       как на джорджи орать так ты первый       и дважды отругал себя за трусость. У Зака Денбро были свои методы воспитания ― начиная от ты мужик или кто? и заканчивая увесистыми-хлёсткими-шлёпающими пощёчинами.       Он робко постучал о раздвижные панели ― и, хоть разрешения и не услышал, поднялся в вагон.       Билла чуть не ослепило ― слишком уж солнечно. Вагон приручил тепло солнечных зайчиков от пузатого чайника на плитке и запах табака ― судя по сероватой завесе, Грей курил совсем недавно. Сам он торчал за трюмо ― только вместо флаконов-баночек-тюбиков Билл заметил старый с виду приёмник ― скромный, дай бог одну частоту словит ― и свалку инструментов.       Жуть как было интересно, чего он там хотел навертеть. Билл в радиомеханике совсем не разбирался ― зато мог заменить звенья в цепи брыкливого Сильвера.       Как только Грей услышал его ― отложил отвёртку, повернув к входу голову. Вид у него был всё такой же нездоровый ― будто он всю ночь стоял на стрёме, как Билл, пока пацаны обносили вишню. Взгляд ― внимательный-немигающий-насквозь ― Билл вроде как к нему даже попривык.       Он знал ― такие взгляды у ясновидцев и шарлатанов, когда они прикидываются пророками. Грей не был ни тем, ни другим ― умей он заглядывать в будущее, не выглядел бы так, будто не ожидал Биллова прихода.       ― Я-пршёл-отдать-рбашку.       Грей даже не кивнул.       Ох, блядь, надо иметь смелость Дэна Данна из Тозиеровских комиксов да книжонок, чтоб к нему подобраться.       Или глупость ― её у Билла хоть жопой жуй.       Он сделал несколько шагов ― рассчитывал так, чтобы передать шмотьё на расстоянии вытянутой руки, ― будто кормил зверя сквозь прутья клетки. Училка по алгебре могла бы быть им довольна ― впервые Билл не проебался с цифрами.       ― Вот. Спа-асибо.       Грей взял рубашку ― у него опять тряслись руки. Билл покосился на инструменты ― хер знал, сладит ли, они для его ручищ, да ходуном ходящих, всё равно что крошечная посудка из домика Белого Кролика ― для Алисы.       Билл помнил его рукопожатие ― позорно-то как, у него из ладони Грея только большой палец стыдливо наружу торчал.       ― Отоспался, штиблет?       Билл пожал плечами ― не то чтобы, башка-то у него по-прежнему раскалывалась. Может, он выглядел, как Грей, ― и морщил точно так же лоб.       Рубаху он конечно не надел ― скомкал, словно ненужное тряпьё, которое годится только для мытья пола, ― брезговал, чистюля хренов.       ― Ты меня п-приволок. Да?       ― Лопай побольше.       Да ладно, блин, ещё и вредничал.       Последний школьный медосмотр Билл помнил плохо ― в голове отложился только запах проспиртованной марли и ну и ну восемьдесят фунтов едва до нормы дотянул. Он зачем-то посмотрел на Греевы плечи ― широкие, у Билла таких никогда не будет, настоящего мужика Зак Денбро из него так и не вырастил.       ― Я с де-детства такой. ― Грей промолчал ― и Билл буркнул: ― Спасибо. За…       Он неопределённо махнул рукой ― Грей продолжал молчать. Может, ждал, когда Билл наконец свалит из его обители, ― вагон походил на нору здесь можно зарыться-спрятаться-укрыться.       Или на окоп ― будто Грей всё ждал, когда в него пальнут.       Билл был безоружен.       И вроде как впервые Грей ― сидящий перед приёмником и с рубашкой комком в дрожащих руках ― показался ему не желающим нападать ― а хотел, чтоб его оставили в покое.       Тишина давила ― как солнечный свет в окно, прогоняя серость утра. И Билл заговорил ― чтоб хоть немного стало легче:       ― Зеф небось меня и-ищет. Ричи сбаял ему, что я при-иб-болел.       ― Моя подачка. ― Заметив, что Билл нахмурился, он насмешливо спросил: ― А ты думал, Балабол сам домекал?       Грей, очевидно, и за это благодарности ждал.       ― Спсибо, Ро-роб.       Билл заметил странную вещь ― когда зовёшь кого-то по имени, перестаёшь его бояться. И вот Грей уже вроде как не мифическое-сказочное-выдуманное чудовище ― а вполне живой человек.       Он механически оглаживал изнанку рубахи большим пальцем ― с которой Билл соприкасался телом. Его передёрнуло.       ― Не растрясывай этим, малой, ― намекнул Грей на все Билловы спасибоспасибоспасибо. Не воспитательным тоном ― и Биллу стало немножко легче. Хоть кто-то не брался его учить.       Он перевёл взор на инструменты ― отвёртки разных размеров в основном, шурупы да куча сора.       ― А чем ты?.. ― начал он, как позади грохнул, как оркестровые тарелки, голос Зефа:       ― Ты гляди, здоров, как лошади Хилла! Уже обосновался, да?       Билл обернулся, на периферии слуха скрипнуло ― Грей встал со стула. Лучше б он нихера этого не делал ― Билл как-то подрастерял решительность и забыл, чего там спросил Зеф.       ― Чё?       Лицо у него сияло ― розоватое от прилипчивого загара, поблёскивающее, как у малыша на ярмарке.       ― Оглох? Шмотьё, говорю, перетащил сюда, да?       Интересное, блядь, дело ― видать, если в вагон тебя притаскивает кто-то на руках, в цирке вас сразу венчают, как дуэт актёров. Небось ещё одна убойная традиция-примета-знак ― Билл уже их путал и особенно боялся проебаться при акробатах.       ― На кой? ― грубо спросил он ― хотел было и на Грея обернуться, но удержался. ― Я в ва-вагоне с Ричем.       ― Ты переезжаешь, неясно, что ль?       Биллу было неясно. Зеф великодушно пояснил:       ― Помогать будешь Грею по бытовухе.       Он всё-таки посмотрел на Грея ― тот сунул руки в карманы, удивлённым не выглядел. Вообще-то, Билл не видал у него на лице особых эмоций и раньше ― кроме недовольства-усталости-раздражения.       Мужики вроде Грея       не знаю уж как его жизнь шлепанула       скрытные       да видать серьёзненько       по своей натуре.       Билл выдохнул носом ― хотел выдать а чё он сам пол не вымоет? ― да смолчал, будто шпион. И к лучшему ― Грей сегодня был подозрительно ненасмешлив-тих-мягок.       Вот так мальчишек вроде Билла и заманивают ― а он и повёлся.       ― Я-а могу за-забегать…       ― Не можешь, ясно? ― На лице Зефа мелькнуло раздражение ― как у мужиков, которые не хотели брать Билла на работу, вроде ебучего Джо ― или как там звали мясника-бармена-библиотекаря? ― Это займёт много времени. А я доплачиваю, Денбро, ― ясно? Десять сверху, да-да.       Да будто у него вообще был выбор ― мириться с приказами здешнего царька или выметаться ― снова на улицу и к приходи годика через два.       Билл ещё раз искоса глянул на Грея и пошёл собирать скудное шмотьё. На всякий случай проверил, на месте ли три вишнёвые косточки, ― и минут пятнадцать спустя стоял в дверях Греева вагона с вещмешком, осматриваясь, будто впервые. Будет о чём рассказать Тому ― что ни день, то новость.