* * *
В Уискассете, правда, оказалось маленько теплее ― разгар лета сюда перекочевал, будто мальчишка, зацепившись за задницу циркового состава. Но трава была сырой ― Биллу поначалу и вовсе из вагона выползать не хотелось ― пущай сами разбираются со своим балаганом, ― да Грей мягко вытолкал его с ну-ка пойдём подышим егоза. Надышится, блин, ещё ― Билл хотел огрызнуться, но смолчал, будто отец снова замахнулся ты перестанешь реветь или ещё стегануть? над головой. Грей не такой, Грей не тронет ― просто вроде как у них всё начало склеиваться, будто старые супруги сошлись соседям на смех. Авось и сплетничали про них давно прямо за вечерними партиями в покер ― просто до Билла не долетало, как слабые мальчишеские плевки, ― т-тренируйся блядь со-опля. Балаган хуже маленькой-тесной-сонной деррийской улочки, на которой все друг друга знали. Сэмюель созвал униформистов пополудни и распорядился слепить хоть из говна и палок купол до вечернего представления. Цирковые давно попривыкли к его генеральскому живо бля чё копаетесь ― и возражать не стали. Поднапрягли и Билла ― сонного и нихрена не соображающего. Спрашивать, какая польза от неповоротливого, как заёбанного дрессурой жеребёнка, пацана, он побоялся. У Грея под боком спи егоза у Грея в руках к утру приедем спалось хорошо ― особенно в грозу да хлёсткий ливень. Биллу снились пиратские корабли ― и каюта, и рёв шторма снаружи, и скрип палубных досок вместо грохота колёс поезда. Такого во снах он не видал уже давно. Стоит взвалить на себя ответственность ― как перестают приходить юношеские сны. ― Сэм сёдня лю-утый. Билл указал на него подбородком, стоя рядом с Греем, присевшим на корточки у сыроватых от дождя балок. В зубах ― не прикуренная сигарета, морщинки в уголках глаз ― от прищура ― не то солнце жалило глаза, не то после БАХ он видел хуже. Билл бы и поводырём для него стал. ― Он всегда такой. Возьми тонкие, малой, ― Грей кивнул на рассортированные балки, ― они легче. ― Жа-алеешь, штоль? ― Талия переломится. ― М-м, ля-апнул. Не переломился ж ещё. Знашь, скока я де-ерьма разгрёб? Ну хоть где-то можно этим попробовать бахвалиться-то. ― Потом балаболить бушь. Бери тонкие и шуруй вон к Джеффу. Когда облегчали работу, Биллу не нравилось ― он готов был с Греем до крови цапаться, что любую ношу ты столько дерьма со мной не унесёшь выдюжит. С другой стороны, сказывалась сонливость ― он потёр глаз кулаком, будто детсадовец, будто сопляк, будто Джорджи, ― да наклонился к цирковому барахлу. За несущие конструкции и прочее отвечали мужики в разы крепче ― ну вроде Грея, которому небось и поезд под силу попридержать, раз на истребителе обскакал смерть. Билл потопал к Джеффу ― и поначалу не обратил внимания на металлический звон-звон-звон ― а груз под мышкой становился всё легче легче легче. Он остановился, обернувшись, ― Грей, идя следом, подбирал выпавшие балки. Стыдобища ― даже с такой легкотнёй не справился. Щёки загорелись так, словно при всём классе завалил тест на дискриминант и вслух оглашали результаты. Мисс Стивенсон вроде померла в начале сорок пятого. Не то чтоб Билл радовался ― но не думал, что чтоб эта с-с-сука сдохла под ржач пацанов навлечёт на неё беду. ― Ну чё ж ты, егоза невдалая, ― Грей вздохнул, остановившись рядом. ― Давай-ка сюда это добро и вали. ― Хо-очу помочь. ― Ножкой ещё топни. Билл притиснул было балки к себе, будто Грей последний скарб у него выторговывал, ― да он всё равно умудрился отнять. Ладно уж, пусть довольствуется ― хоть раз малолетке позволено отдохнуть во вшивом балагане. ― А С-сэ… ― Вали, говорю. Брось вон у тачки задницу. ― Билл проследил за его взглядом. ― На. Он обратил на Грея недоумевающий взор ― тот протягивал сигарету жёваным фильтром вперёд ― как все ножи да револьверы. ― Спросят ― скажи, перекуриваешь. Понял? ― Мм-га. ― Давай шлёпай. ― И он мягко подтолкнул Билла в плечо. Он приткнулся у тачки, прижав коленки к груди, ― Греево указание нарушить пострашнее Сэмюелева. Курить не курил ― и спички давно вымокли и выкинуть пришлось, и беречь сигарету надобно. Мать сказала б лучше бы лёгкие поберёг, как отцу, ― да все мальчишки вроде Билла дымили ― не то не выдерживали, не то глядя на родителей, не то вспоминая погибших в Арденнской операции отцов. мэм это вы миссис денбро? Миссис Денбро отходила бы тебя, малой, полотенцем ― узнай, что прохлаждался, пока все суетились, как в «сухой закон». Билл видел в синематографе. Он привалился к колесу тачки, взяв сигарету в рот, и принялся покусывать фильтр. Неподалёку ошивался Сэмюель ― походочка у него напористая, трава под сапогами хрустела особенно звонко, ― но когда свалил, стало легче. Суетились мужики, ветер раздувал парусами полы их рубах и ворошил Билловы волосы ― нёс сырой запах затихшей вдалеке грозы. В Уискассете совсем другой воздух ― свежее, не пропитанный прелой сладостью болотной тины. Билл к нему принюхивался ― да милее всё равно оказывался Уиндем с Себейго неподалёку. Туда бы воротиться ― с Джорджи, чтоб показать ему озеро, туда бы с ты уйдёшь малой? Билл крепче сжал зубами сырой фильтр ― горький привкус колол язык. Грей вряд ли уйдёт из цирка вместе с ним ― суровые мужики вроде него, зажранные войной-обстоятельствами-сплетнями, как оголодавшими псинами, оседают на одном месте и ничего не ждут. А Билл ждал ― и его ожидания-надежд-веры могло хватить на двоих. Ну не место ему, больному, в сраном цирке ― где воющие трубы звонкий хохот грохот грохот грохот ― БАХ! ― тромбонов. Ему, видавшему небо и гостившему у туч, в одном только вагоне поезда тесно ― крылья б переломанные расправить. Догостился, блядь, ― а Биллу разгребать. К дерьму он уже попривык. Зашуршала трава рядом ― и он повернул голову на звук. Оказалось, компанию ему решил составить Ричи, прущий под мышкой дешманский детективчик. Приветливо махнув рукой, он плюхнулся рядом. ― Сачкуешь, Большой Билл? ― Пе-ерекуриваю. Ричи кинул книжку рядом. Билл глянул на обложку ― «Дело полусонной жены» ― и незаинтересованно хмыкнул. ― Не нравится? ― Да на что мне эти к-книжки. ― Вообще-то, тут увлекательный сюжет, произошло загадочное убийство, и Мейсон его расследует, много всяких тайн, иногда нелепостей, я уже третий раз перечитываю, но, знаешь, всё равно интересно. ― В т-третий раз уже скучно. Знашь обо в-всех событиях. ― Нет, это как иллюзия, никогда, кстати, не знаешь, чем она закончится. ― Так ты ра-аспилил человека? ― Зеф пока что ищет подходящего ассистента, он считает, в Уискассете как раз можно это показать, и если не выйдет и мы распугаем людей, всё равно свалим с деньгами. Очень похоже на Зефа ― делишками он умел ворочать. Кто-то крикнул в стороне ― Билл чуть ли не взвился, да успокоился ― к Грею это не относилось. Стаскав инструменты, он крепко держал позвоночник купола ― длинную тяжёлую сваю, пока под ней разрывали, будто могилу, сырую землю. Лицо влажно поблёскивало, как у остальных, пара прядей падала на лоб, в подмышках темнели пятна и ох, малой, справился б уже давно ― со своей неясной-глупой-засасывающей тягой тебе это не нужно к Грею. Но Билл с ней смирился, как с хронической болячкой. Он был почти уверен, что такое не лечится даже заговорами Бланки. Другой пацан уж давно свалил бы, спасаясь, как от проклятья, ― а Билл, судя по всему, то ли бесстрашный, то ли глупый, то ли влюблё иногда по утрам Грей сгребал его под себя и наваливался грудью на Биллову спину ― было тяжело под его весом в голове от мыслей в животе от нарастающего тепла и ― Бииилл, ― Ричи потряс его за плечо ― скорее всего звал долго. Билл дёрнул головой, глянув на него, ― и моргнул, когда дёсны заломило ― настолько стиснул сигарету. ― Говорю, чё не прикуриваешь-то, спичек, штоль, нет? ― Е-есть. Билл вынул изо рта сигарету, заложив её за ухо, и бросил взгляд ― на Грея, на Ричи. Теплели щёки ― как по утрам, когда Роб его стискивал. ― Ты уже привык к нему? ― К кому? ― К Грею конечно. Билл с мычанием кивнул и крепче сжал коленки ― пожигало внутренние стороны локтей, ох, блядь, он начал потеть, непонятно, от жары-жара-разговора. ― Я бы не смог, наверное, мне кажется, он жуткий, злой, и знаешь, что-то есть у него в глазах такое, трудно сказать что, будто смотришь куда-то… Не знаю. ― Ро-оберт добрый. ― Ни за что не поверю, глядя на него, Большой Билл, серьёзно. ― А ты по-опробуй, Балабол. ― Он ударил Эрла, и думается мне, Зеф это ему с рук не спустит, за что ему двинул-то, кстати? ― За де-ело. Билл пожал плечами ― сам нихера не знал. Он верил Грею ― а больше никому. ― Ты не боишься его? ― Нет. ― А того, что он огромный? ― Нет. ― А того, что пополам переломает, Эрл ещё легко отделался? ― Нет. ― Ты с него глаз не сводишь. ― Тебе ка-ажется.* * *
Ночью вагон становился таинственным, как сундук с цирковым барахлом, и ютил мрачные тени ― вечерами с ними боролась керосинка, ночью её единственные союзники ― блики на чайнике. То ли из-за приезда в Уискассет, то ли потому что не так сильно замудохался, но Билл не спал. Голова лежала на Греевом плече, пахло мылом-дымом-кожей, Билл не морщился бы, даже если б он не ополоснулся после возни в цирке. Это у тебя от матери, малой, ― у неё тоже хер знает куда девалась брезгливость рядом с папашей, а другие мужики почему-то отвращали. Грей обхватывал его поперёк груди, иногда поглаживая большим пальцем плечо, Билл в ответ то поскрёбывал ремешок часов, то мягко тянул щипками за волоски от локтя до запястья. Предлагать ему свалить из цирка он отчего-то побаивался ― Грей небось начнёт разубеждать тебе это не нужно а потом Билл стыдливо разревётся. Пусть убеждает, что хныкать ему не стыдно, ― Билл-то на самом деле знал, что становился в глазах Грея сопляком. Грей не дворовый пацан, с которым вишню обносить хотелось и улюлюкать рыбакам на Кендускиге, ― он дразниться не будет, а будет обращаться ножкой ещё топни как с обосравшимся ребёнком. Билл, блин, так и выглядел примерно ― спалившись перед Ричи. Вот кто, как дворовые пацаны, тыкал бы в него пальцем ― и носом в афиши с Доном Амичи и гулким ну чё денбро мужики нравятся? ― По-моему, он до-огадался. ― Кто, малой? Грей повернул к нему голову ― тёплое дыхание шелохнуло волосы на макушке. ― Рич. ― О чём? ― О нас с то-обой. ― Сказал чё? ― Ну… ― Билл замялся и упрямо выдохнул носом ― может, вообще балаболить про это и не стоило. Они вроде как не Рой Кронин с Майрой Лестер, чтоб ныкаться по балаганным углам, ― но и не пристанешь к Грею при всех. Лишь бы себя занять, Билл обхватил его ладонь и принялся подцеплять ногтем старую мозоль. ― Дмаю-я-на-тя-плился. ― Когда это? ― Днём. ― Он пожал плечами, скребнув по сухой корке. ― Или ещё ка-ада. ― Зачем на меня пялиться, егоза? Билл тяжело вздохнул, с каждым его вопросом смущаясь больше, ― будто сидел на допросе и давал ложные показания, чтобы запутать запутать запутать ― следы. У Грея чуйка военная ― он-то не заблудится, а вот ты, малой, ― вполне ― у тебя возраст такой, когда, бывает, тискаешься с мужиками и что. Билл уверенно повернулся к нему, ложась на живот. Рука Грея не выпускала его ― теперь легла на левое плечо ― согревала. Хотел прикосновениями, видно, отвлечь ― да Билл всё равно спросил, решив обороняться нападением: ― Ска-ажи, тока честно, Роб, ― ты-пялил-тх-баб? Ну д-двоих или троих. ― Иногда. Ну конечно, блядь, ― не то чтоб Грей походил на смазливого мальчугана, которому девчонки на Валентинов день подбрасывали сердечки-шоколад-бельишко, ― да было в нём что-то такое ты с него глаз не сводишь на что и Билл, очевидно, повёлся. ― А када по-оследний раз у тя было?.. Ну… ― В сорок четвёртом, малой. В июне или в июле. ― А по-осле? Грей покачал головой ― а Билл сощурился, радуясь, что не видать, как густо покраснели щёки. Это даже не те вопросы, на которые мать бы ахнула как невежливо уильям, ― а те, за которые отец бы дёрнул за ухо и отходил поразмашистее ремнём с щщщенок. ― А чё? ― Да кому нужен мужик с дурной башкой, штиблет? ― Мне. Грей не ответил ― но плечо Билла всё-таки ласково обвёл, и вот в этой нежности почти проглядывалось тебе это не нужно. Раз или два по коже царапнул заусенец ― а Билл не дёргался, лишь бы не спугнуть, ― Грей не как пичуга, как зверьё опасное не прирученное есть у него в глазах такое от Билловых талантов зависело ― приласкивать научиться будто смотришь куда-то или куском мяса сделаться. Грей негромко вздохнул ― будто хотел вывалить очередную тайну. К таким готовиться надо ― они у него как вёдра с могильно-ледяной водой, надо жмуриться крепко крепко крепко, перед тем как хлынет на голову. ― На самом деле у меня не вставал после госпиталя. ― В-ваще? ― Ваще. Ну вот, что толку жмуриться, когда всего окатило аж до зубовной ломоты. Билл опустил глаза, покосившись на низ его живота под одеялом. Наверно надо иметь недюжинную смелость ― чтоб вот так взять и признаться в этом малолетке. А может, Грей знал, что Билл не станет смеяться. Он-то над Билловым заиканием не издевался. ― И… Ты чё-то д-делал, Роб? ― Пытался дрочить на Кроуфорд. Билл подавил смешок ― и в назидание сковырнул заусенец у своего пальца. Так-то ― когда взрослеешь, какие-то вещи становятся не смешными, а некоторые шутки да у меня хрен двенадцать дюймов даже дерьмовыми. ― Ничё я не делал, малой. В таких случаях нихрена не помогает. Ни примочки, ни таблетки, ни ещё какая херня. ― А… Н-ну… А ща? Грей пожал плечами ― удивительно, блин, а обычно у него находились ответы на любые Билловы вопросы. Представлять, как хреново молодому мужику, когда не фурычит, Билл даже не хотел ― от многого приходится отказываться. Он помнил сытость на лице Зака Денбро, когда тот в выходной вылезал из спальни. Билл глубоко вдохнул, прежде чем спросить: ― Я те н-нравлюсь, Роб? ― Даже больше, егоза. Билл на миг прикусил нижнюю губу изнутри, не поднимая глаз. О, малой, если б только мать узнала ― что ты лежал с суровым мужиком и думал, встал ли у него, если б только мать узнала что все эти уильям будь осторожен ладно полная херня если б только ― Роб-пцлуй-мня? Билл всё равно не поднимал голову ― боязно слишком, будто сморозил чушь, будто он скажет малой иди к себе или, что ещё хуже, ― билл вали к се в койку ― потому что билл из Греевых уст звучало угрожающе-резко-звеняще ― на двух последних буквах. Но он позволительно погладил плечо. Билл слабо вздрогнул, покосившись на его бликующее голубым запястье, обожал его часы, тикали так ус-по-ка-и-ва-ю-ще ― обещали, что у Билла чуть ли не вся ночь впереди на что. Наверно у Грея надо клянчить, как совсем сопляки выли возле тележки с попкорном, ― им хотелось сладкого, Биллу ― тоже, он упёрся лбом в Греевы ключицы и вдохнул ― запах тёплой кожи, обещающий безопасность ― впервые за пять лет. Грей рядом-здесь-тут ― а мог бы два года назад с войны не воротиться, переломать нахрен шею при падении, не прийти в себя после БАХ ― об землю. Наверное, Грею повезло ― наверное, повезло и Биллу. Он вроде бы ещё раздумывал ― а Билл долго кумекать не привык, малолетки вроде него решения принимают быстро ― нынче времена такие, когда нехера рассусоливать. Может, у них с Греем совсем немного времени, может ― дохрена, ― да туманное это дело в будущее заглядывать. Билл придвинулся маленько выше, сесть ― сверху хотел, ну и пусть Грей думает что хочет, сравнивая с теми бабами, ― если в его больной головёнке хоть одно воспоминание о них осталось. Наверное, надо потрахаться ― чтоб человека запомнить на всю жизнь. Потому Билл и запамятовал уже ту девчонку и цвет её волос. Грей поцеловал ― ласково коснулся губами Билловых, пришлось ― хотелось ― приоткрыть, при каждом коротком выдохе пахло зубным порошком да дымом, Билла почти вело до того, что он прижался ― к его губам ― приоткрытым ртом, ― свои-то влажные, будто тараторил тараторил тараторил и никак слюну вытереть не мог. Может, Грею и неприятно ― да вряд ли, уж давно бы оттолкнул, скотина брезгливая, а от его тёплых губ хорошо, а если б они коснулись чего. Билл выдохнул ― и всё-таки перекинул было через его живот ногу, повозившись, ― да, блин, Грей схватился за бедро, ладонь ― тёплая, большой палец ― цепкий, вдавливал ― синяк. Билл ими сегодня весь зацветёт, как плесенью. ― Чё делаешь-то, а, егоза? ― Са-са-аж… ― Ещё чё выдумал. ― Тада у-ул-ложи ты. Грей глядел на него какое-то время ― пристально, будто Билл умудрился чего отчебучить и его ждал наряд вне очереди. Но он только обхватил лицо ладонями да погладил большими пальцами горячие щёки ― их румянец покрыл небось, как жгучая карамель яблоки. Билл прикрыл глаза ― просто таращиться на него в ответ стыдно, будто на отца, который отчитывал за очередную пацанячью херню уилл сколько раз повторять-то сколько угодно, всё равно не отпечатается на подкорке ― вместе с хлёсткими прикладами ремня по бёдрам и заднице. Билл чуть ли не впервые понял ― у Грея есть ремень, но в таких целях он им не пользовался, да и задница давно уж зажила. Он сначала перевалил Билла на бок, затем ― на спину, будто подбитого солдата, ему тоже помощь требовалась, может быть, и медицинская-неотложная-хирургическая ― сердце заходилось в навязчивом бум-бум-бум, как ёбаные снаряды рвались вдалеке. Грей неуклюже наваливался ― на развёрнутое бедро, и Билл болезненно ахнул-сморщился-схватился ― за натянутое сухожилие в паху. А думал ― гибкий, как лягушонок. ― Тя-ажё… лый. ― Прсти-млой-прсти. Билл облизнулся-выдохнул-раскрыл глаза ― мог ли вообще подумать когда, что ляжет под сурового мужика. Мальчикам такое не снится, мальчики о таком не мечтают, мальчики о таком даже не фан-та-зи-ру-ют ― а Билл да. А Грей ― нет, наверное, терпеливо выглядывал в нём что-то, как на карте с неизвестными локациями, их ещё открыть предстояло ― чего ж тянул, блин, не решался. ― Ну… При-ико-ко… ко мне. Надо упрашивать-терпеть-ждать ― Грей, видно, не боялся ничего, кроме касаний к его телу, оберегался, как от проклятого, будто Билл ― сирена с сырой ледяной, как у угря, кожей. Такие, говорят, моряков затаскивают на самое дно ― да Грею страшиться нечего, он вон небом рождённый. Пришлось протянуть к нему ладонь, мягко взять за руку, такая тёплая тёплая тёплая, а Билл ― подрагивал. Ладонь он положил на грудь и прижал ― пусть чувствует, как у него сердце постук-стук-стукивает, как юнко клювом по ветке. Билл сквозь майку ощущал ― рука жёсткая, будто авиаторские перчатки к ней приросли, и всё равно Греевы прикосновения должны быть нежными, ласковыми, как ― Так? Билл закивал ― наверно да, он и сам не знал нихрена, приятно ― и ладно. Большой палец погладил посреди груди, само собой ― выдохнулось, вот приспичит ведь ему опустить руку ниже ниже ниже. Грей вместо этого наклонился сам ― к лицу, Билл чуть вжал было голову в плечи, как воробей под моросью, а послушно ― губы приоткрыл. Целоваться всё равно приятно-странно-здорово ― почти как впервые попробовать крепкую сигарету. У Грея горьковатая слюна, пропиталась дымом-вкусом этих его «Кэмел», да Билл всё равно ― окунал в неё язык. Вроде как привык даже ― что при этом надо с его сталкиваться-пихаться-враждовать ― почти как мальчишеская драка, только у них такого не заведено. Притянуть бы его к себе, уложить сверху ― как из всех этих пошлых пересказов пацанов «голубых фильмов», увиденных ими хер знает где, ― а смелости хватило только на то, чтоб снова обхватить его руку и повести с груди ниже ниже ниже. Ты же сам, малой, его вынуждал. Да у Грея военной выдержки хватит ― он ещё мог сказать билл вали к се в койку. А у Билла хватит смелости-глупости-наглости остаться. ― Маленький, ― почти нараспев, ласково вместе с поцелуем в щёку, с касанием к уголку губ, Грей большим пальцем стёр слюну ― общая небось. От прикосновения-голоса-обращения ― чтоб Грей да такое ляпнул? ― так приятно во всём теле зажгло, он даже закивал в ответ, прижаться бы ― или его к себе. ― Ты пахнешь молоком с мёдом. Знаешь? Билл помотал головой, прижавшись к его скуле носом, так пахло от Джорджи, неужели и от него ― как от у кого из них сильнее тряслись руки. Грей безразборно целовал куда-то в ухо-шею-щёку, будто это Билл дёрнул на войну и мог не вернуться, а эта сука шипела гляди-ка живой. Вся правая сторона от этих точек колола мурашками до кончиков пальцев ног, Билл стыдливо упёрся большим в матрас ― может, тёр тёр тёр простыню подушечку пальца жгло или это он весь горел хрен разберёт под Греевыми-то руками. А они у него проворничали ― осмелел помаленьку, словно заматеревший пилот на ёбаном истребителе, ладони гладили от талии до бёдер и обратно ― майка задралась и выставила ему голый участок, наглаживай, мол. Билл наверно охнул или ахнул ― Грей тревожно-тяжело шепнул над ухом: ― Нприятно-я-прстану-тише-тш… ― Нет, ещё! Ещё-хчу. Билл прислушался к его дыханию ― прервалось на миг и отяжелело, к касаниям ― стали плотнее, большие пальцы сходились массирующими лёгкими движениями под пупком ― и задевали резинку белья, полногтя умудрялось забраться под, хитрый, блядь. У контуженых, говорят, способность жестить в койке ― приобретают вместе с болезнью, а Грей ни разу грубо его не стиснул ― прижимался к шее, будто надышаться никак не мог. Всё впереди, малой. Билл позволял ― позволил бы, наверное, и стиснуть талию-руки-шею. Подрагивал только мелко мелко мелко, словно ил в стылой апрельской воде Кендускига пальцем месил, а не простынь, где страх, где приятные ощущения, он потерялся ― в таких случаях уже не кликнешь на помощь мать. Во рту пересыхало, Билл облизнул губы, глянул вниз ― пока не пришлось подставить ему шею, чуть запрокинув голову и приподнявшись на локтях, стиснул одеяло, оно натянулось-запуталось в длинных Греевых ногах, пока он ворочал Билла на спину. Если б он знал, сколько в нём нерастраченной ласковости, увереннее бубнил бы хчу-тя хчу-тя хчу-тя, а не прерывисто шептал в висок. ― Билли, не нужно, ― как он умудрился разобрать-то, ― тбе-это-не-нжно. ― Н-нужно, и те т-тоже. Ты, малой, нихера не понимал, о чём просил. Внизу тяжелело, словно под Греевыми пальцами, он мягко гладил до сих пор, пока не посмотрел внимательно на Биллово лицо ― ты-ткой-крсивый-млой ― и не обхватил его бёдра, придвинув к своим. Билл глухо ахнул-выдохнул-глотнул воздух, в заднюю сторону бедра упёрлось крупное-тяжёлое-горячее даже под бельём ― а не видать в темноте ни черта. ― А го-оворил, чт-не-встёт. Он и про лётные куртки напиздел ― а Билл до сих пор вёлся. От Греевых ладоней бёдрам тепло, большой палец потирал у самой кромки белья ― он, видно, боялся, вдруг Билл испугается-оттолкнёт-запищит мышью. Биллу не страшно ― чуть-чуть, может, потому что он знал, куда нужно впихнуть член, а вдруг не вле Грей поцеловал его в уголок губ, будто спрашивая разрешения с невысказанным можно малой? ― на что. Билл разрешил бы что угодно, наверное, ― пока у самого внизу призывно ныло-хотело-требовало, да разве ж бывает такое у пацанов его возраста. Видно, бывает ― Билл-то испытывал. ― Мне н-нрав-ви… када ты це-целуешь, Роб. ― Где? ― В-везде. По-поса… меня. К се-ебе. Билл мягко коснулся его бедра ― умудрился дотянуться, дальше не вышло, вот бы руку подлиннее иметь или хотя бы ладонь или хотя бы пальцы или он глухо выдохнул ― вцепился в Греевы плечи ― неловко царапнул мизинцем ― а ему небось нихрена не больно, не ныл, даже когда башка разламывалась. Он придерживал ладонями ― за бёдра, не давал, блин, задницей опуститься на член, всё равно сквозь бельё чувствовалось, что внизу горячо. Билл осмелился зачесать прядь его волос к остальным, довольный ― Грей теперь не отпихивал, не говорил ядовитое отвали а и не лезь, жал к себе, чувствовался стук его сердца. Есть ведь, а Биллу говорили ― бессердечный. ― Ну чё залыбился-то, егоза? Билл только сейчас почувствовал, как заболели скулы, головой помотал, да разве ж выскажешь тут всё. Он прильнул к щеке, чуть пробиваться начала щетина, приятно кололась ― Биллу щекотно, где сильнее, у-щеки-в-груди-в-животе. ― Пкажи как, ― он вшептал Грею в ухо ― сдерживался, чтоб не ёрзать самому. Да и не получится ― у него руки слишком крепкие. Наверно будут синяки, наверно весь балаган заметит, Биллу наплевать ― он двинулся в его ладонях на пробу, правым бедром чувствовал ― у Грея твёрдый, с таким надо аккуратно. Билл всё равно неуклюже приподнимался-опускался, было хорошо, собственный член прижало животами с обеих сторон, с плеча соскочила лямка майки от возни, поправить некогда-незачем-нахер ― Грей оглядел его всего ― жадно, задышав тяжелее, сжал ладонями зад ― до Биллова шипения и глухого хххаах. К паху липли трусы, смочила смазка, наверно должно быть стыдно ― а не было, зато было хорошо хорошо хорошо хоть и немели коленки и ныло внизу и горела задница и бёдра из-за Греевых загребущих рук может Билл шептал какой-то бред или протяжно ахххал просто трение усиливалось движения ускорялись дыхание тяжелело своё-Греево и он так глядел что Билл с мычанием ― выдохнул, стиснул его плечи ногти так хорошо входили в кожу оставили маленькие рубцы завтра будут алые завтра будут бёдра ― в синяках, на оголившемся плече ― пятно синее синее синее Грей на облегчённом-скованном выдохе вцепился зубами хорошо если не подведёт погода появится ещё один повод напялить рубашку. ― Блядь малой маленький малыш Билли. Грей шептал почти неслышно, притиснул Билла к себе, под бедром стало тепло-вязко-влажно сквозь бельё, Билл сдержал приятную дрожь. Он мягко обнял, саднило плечо, прислонил к нему голову Грея, гладил гладил гладил волосы. ― К-как ты? ― Как малолетка. Которого за хер два раза дёрнули ― и хватило. Грей сглотнул, сипло выдохнул. Билл сдержал смешок и обнял его крепче, касаясь губами виска, вдыхая запах пота-мыла-кожи, ― знал, что назад теперь не вернуться.