* * *
Когда они приехали в Дерри, Билли хотел соскочить с поезда сам, да всё-таки позволил Грею себя снять. Мальчишки вроде Билли падкие на задницы трамваев-поездов-автобусов ― как юнцы постарше на бамперы девчонок, ― но малыш разучился скакать, как сверстники. На станции пахло пылью и калёным железом рельсов ― почти как в октябрьской Чехословакии, да только в Дерри ― от солнца, а там ― оттого, что дохера составов с живыми-калечными-дохлыми солдатами. Они небось выглядели странно ― здоровый мужик и малолетка с огнём в глазах, какой ни одной воде не погасить, ― да только народу на станции и в городе было будто насрать. ― Куда теперь, малой? ― М-м… На т-трамвай. Пшли, за-аодно покажу те г-город. Дерри даже особенным не обзовёшь ― видал Грей такие городишки, с отпечатком войны, которая по миру гордо протопала засранными кровью сапогами. Страшнее-то не развороченные, как брюхо скота на бойнях, города, где людей смыло взрывной волной, а наполненные запуганным народом, который теперь жил в вечном ожидании программной статьи, «Вы ещё хлебнёте, мистер Япошка!» по радио и вот этого всего. Малой выглядел оторопелым ― как солдат, который пять лет по родным улочкам не бродил, а теперь их не узнавал. Он покусал губу, тормознув возле кондитерской, ― оттуда валил приторный запах карамели, оседал на языке, как металлическая пыль самолёта. Воняло, как в балагане, ― и детей там толпилось столько же, ― а Билли горечи нахлебался, ни одной сладостью не заесть. ― Купить тебе чего, малой? Билли растерянно повернул к нему голову, моргнул, будто ждал, когда Грей рявкнет ну чё замер-то шлёпай давай. Он рявкнул бы пару месяцев назад. ― Нет. ― Билли качнул головой и потёр руку о штанину. ― Мы с Дж-джорджи сюда часто хо-ходили. Он потянул Грея дальше вдоль улицы, казался заблудившимся, как мальчишка в музее, куда припёрли на школьную экскурсию, ― а потом надолго замолчал. В молчании этом было что-то скорбное, будто Билли отца проводил на фронт и знал, что больше с ним не свидится. Они шли к трамвайной остановке мимо тусклых построек и людей ― огибали магазинчики-лавчонки-дома. Билли оглядывал всё это ― и словно не признавал. Чтобы он ― и тут вырос, блин? Малыш вырос в балагане, как опилочный ребёнок, ― а в Дерри только родился. Грей не нарушал тишины ― пока что приглядывался, всё равно что над воспоминаниями солдата о доме-матери-девчонке в голос ржать. У Грея дома не было ― отказался от него пару лет назад, как от ненужного ребёнка, и, наверное, всех переживаний Билли не понял бы. На остановке он шлёпнулся на скамейку, кинув на коленки вещмешок, и низко опустил голову. ― Билли-Билл. ― Грей вздохнул и подсел к нему. Рядом бросил вещмешок, поставил приёмник. ― Ну чего такое? Малыш пожал плечами, ладони у него поблёскивали от пота ― заметив, вытер о лямки сумки. ― Посмотри на меня. Билли приподнял голову ― но на Грея не глянул. ― Я знаю, дерьмово возвращаться в родной город. Будто в чужой приехал, а потом как наваливается это всё. Даже помнишь, как земля пахла, когда тебя пацаны херачили ногами по почкам. Малыш слабо улыбнулся ― и ему это знакомо. ― Но у тебя есть Джорджи. ― А ты? Билли встревожился, вскинул на Грея голубые-голубые глазища ― хоть и солнце резануло по радужкам. ― Ну нашёл чего спросить. Иди ко мне. Малой прильнул головой к его груди, всё ещё мусолил-тискал пальцами лямку вещмешка, ну как его не пожалеть ― Грей обхватил его рукой, потёр ладонью предплечье, подбадривающе хлопнул пару раз. Невдалеке звякнул трамвай.* * *
Ехали они молча ― если не считать, что трамвай гремел на поворотах и остановках, будто жалуясь. Билли смотрел в окно на редеющий город и словно никак не мог смириться, что сюда воротился, то ли в каждом фрагменте ловил ускользающее воспоминание. Остановки через три показались улочки в тенях деревьев ― ещё зеленеющих, как новёхонькая солдатская форма, ― и совсем некрупные дома за покосившимися заборчиками. Малой прильнул к окну, что-то выглядывая, и вдруг обернулся на Грея ― в голубых глазёнках опять искры зажглись. Другое дело, узнавал теперь своего Билли ― отвыкать пора от нелюдимого пацана с потухшим взглядом вдовы. Они сошли на остановке чуть ли не последними ― двое сонных мужиков покатились дальше. Грей глянул трамваю на задницу, на рельсы ― уж совсем травой поросли, не пройдёт лет десяти ― и трамваи спишут, как отвоевавших солдат. Местность была почти глухой ― только над головами гудели электрические провода, и воздух был таким чистым, что Грей и вдыхать побаивался ― будто не заслуживал. Он и Билли не заслуживал ― чистейшего на свете, ― а тот всё равно в его грязных руках задержался. Песчаная дорога вела хрен знает куда ― и малой уже не стеснялся держаться за Грееву руку, и ладонь у него от волнения вспотела. Утешать он уже не пытался ― Билли вроде б осознал, что город без него поменялся, города росли незаметно, как чужие дети. Он, верно, боялся, что и Джорджи вымахал ― став ему чужим. Они остановились возле небольшой продуктовой лавки ― от владельца под навесом несло подбродившим на солнце пивком. ― По-одождёшь? Я б-быстро, тут… ― Малыш обернулся и указал на рябую крышу белёсого дома за маленьким холмом. ― Близко. ― Беги, егоза. Грей взъерошил волосы малого ― пусть не ссыт, никуда он не денется ― некуда ― да взял у него вещмешок с тряпьём. Билли дёрнул было прочь, но боязливо обернулся и махнул рукой. ― Сын? Грей обернулся на сиплый голос пьяного старика. ― А чего ж, не похож? ― Ну, глазки-то не твои. Он курил. Закурил и Грей, сев с ним рядом на покоцанную скамейку у двери и кинув рядом их пожитки. Старик больше ничего не сказал ― но на Греевы часы поглядел с одобрительным мычанием ― бывший служивый. Он всё равно ждал малыша ― прождал бы сколько угодно верной псиной. Закурил уж вторую и нехотя глядел туда, где Билли обернулся на него, и тянул без большого аппетита, как хреновую стряпню в столовке лётного. Третьей сигаретой угостил старика ― и тот вроде как заключил, что Билли таки его сын. Грей, видно, лет на десять постарел, когда херакнуло об землю. Возражать он не стал. Около часа спустя по дороге зашуршали подошвы, и Грей вскинул голову ― но то был не его малой, а мальчишка лет десяти с воздушным змеем. Старик ушёл в лавку, пошатываясь, когда рядом притормозил пыльный вонючий «Понтиак» и из него вышел мужик в рабочем комбинезоне. Грея было трудно не заметить ― и мужик сощурился ― взгляд, признавший в нём чужака. Грей с таким сталкивался ― так бывает, когда всему миру оказываешься чужим, будто «мустанговская» кофемолка для другого самолёта. Не то чтоб стало неуютно, но он встал, взяв их с Билли сумки и приёмничек, и вышел на дорогу, осматриваясь. Там, откуда приехал «Понтиак», сужалась тропка и вела к глухому перелеску, там, куда ушёл малой, ― пастораль, как с этикетки на бутылке вискаря, в которой хорошо бы поселиться и вечерами цапать светлячков на веранде. Билли показался спустя ещё четверть часа ― нёс на руках сопляка вдвое меньше и ещё один вещмешок ― с чем-то цветастым, наверно патч с мультяшкой. Ноша его, видать, настолько ценная, что и отпускать не хотел. Будет баловать его после разлуки, как солдаты самих себя ― походами в синематограф. Джорджи что-то зашептал ему в ухо, при приближении прильнул к Билли ― хорошенький ребёнок, которых любят тискать гостящие на День благодарения тётки да бабки. Он был таким, каким Грей его и вообразил из рассказов Билли, ― светловолосый, с водянистыми глазёнками, как у старика, и в простом комбинезоне под стать Энди Панде. Джорджи семь ― но у него было взрослое любопытство во взоре, не кто этот дядя?, а чё за мужик билли? У обоих были румяные, заплаканные лица. ― Роб, это Дж-джорджи. ― Малой, остановившись, повыше подсадил его ― явно долго тащил, висок влажноватый. ― Джорджи, это Ро-оберт. Он о-очень хороший человек. Билли поглядел на Грея ― и что-то горделивое мелькнуло у него во взоре, подсказавшее ― не обманывал. Грей понятия не имел, как общаться с сопляками. Назвал его шкетом, но руку не подал, как хотел ― как правильно, ― помнил о просьбе своего малого. ― Ты по-отяжелел, Любопытный Джордж. ― Это ты схуднул. Билли бегло улыбнулся и опустил его ― сопляк поспешил за него заныкаться, вогнал малого в краску, да Грею не привыкать ― испугался, глядел настороженно, как барсучонок из норы. Джорджи нихрена не верилось, что Грей о-очень хороший человек, зато в да ты у-ужасный человек он бы не сомневался. ― Боишься? А я тебе кое-чё припас — гляди-ка, шкет. Шкет глядел ― и настороженный взгляд сменился заинтересованным. Он казался немного болезненным ― с мешками под карими глазами ― и всё тянул руку ко рту. Грей достал вагонную модельку самолёта из кармана и опустился перед ним на корточки. ― Ну, нравится? ― Самолё-от. ― Джорджи протянул к модельке ладонь, и глаза у него вспыхнули ― ну, со всеми ж пацанами работало. ― Как настоящий! ― Самый настоящий, Джорджи. Истребитель, по мессерам шмалял. ― Роберт ле-летал на таком, ― добавил Билли, несмело подёргав шкета за руку. ― Правда? ― Слово лётчика. ― И Грей вручил Джорджи самолётик. На душе у него вроде как стало легче ― будто наконец сел на родной аэродром, наблудившись на чужбине. Джорджи дичился долго, хоть и самолётик в руках вертел. Всё глядел на Грея, на Билли, кумекал что-то в головёнке, иногда тянул малыша за руку книзу и что-то бормотал ему в ухо. Билли не выглядел недовольным. Неловко за шкета ему стало всего раз ― на перроне Дерри в ожидании поезда, когда Джорджи взялся бурить пальцем ноздрю, не сводя любопытного взгляда с Грея ― с чё за мужик билли? он сменился на а надолго этот мужик с нами? ― Те до-олжно быть стыдно, ну, ― шикнул ему малой, убирая от лица руку. Джорджи выход нашёл ― чистой вдруг взялся за Грееву ладонь, переложив в грязную замусоленный самолётик. Так он понял ― ничё, подружатся ещё.* * *
В поезде, который мчал их из Дерри, было шумно ― хоть и вечер начал золотить деревья. Джорджи сидел напротив, болтая ногами, ― заигрался самолётиком в воздухе, иногда срываясь на бммм-вжуух! ― натурально получалось, шкет может и в пилоты пойти, когда вырастет. Там-то уж небось спокойно будет ― и война останется только на страницах учебников. Билли наверно его не пустит, одного такого уже знавал ― хватило. Малыш прислонился к Грееву плечу ― и он обнял его. Пусть поспит ― он покоя не знал с сорок первого. ― Как ты, малой? ― Как д-дома. Поезд грохал колёсами ― вёз их к озеру Себейго. Говорят, там и кислые вишни примутся, и солнце будет вставать со стороны спальни.