Подари мне меч и шерстяные носки

По правде сказать, полная радостной энергии созидать, я не очень понимаю, куда идти, чтобы выпустить её на волю. Немного побродив по удивительно пустой территории — то ли мёртвый час, то ли просто сюда не ходят (а вдруг я случайно за ворота вышла?), чуть не падаю в овраг. От него веет настороженной злобой, как от собаки, что ещё не готова нападать, но с этого момента и навсегда перестала считать тебя другом. — И-извините, — бормочу шёпотом, отползаю по осенним листьям на ровный участок. Отряхиваюсь, поправляю кроссовки — пластырь сбился и приносит больше неудобства, чем край обуви, неловко замираю в японском поклоне над оврагом (зачем? Зачем?) и бегу прочь. И овраг помогает, хотя, наверное, просто хочет привести к чему-то интересному, чтоб больше не возвращалась. Я оказываюсь перед серым великаном главного здания. Вспоминаю, что там, кроме столовой и актового зала, есть и кружки, и сейчас самое время туда отправиться, хотя бы потому, что других развлечений, кажется, на этот час вообще не предусмотрено. Дверь распахнута, но за ней в несколько слоёв висит антинасекомая сетка, я пробираюсь сквозь эти джунгли, оглядываюсь — слева и справа доброжелательно открытые проходы. Выбираю тот, из которого на всё здание вытекает музыка и смех. Попадаю в пёстрые тёпло-коричневые цвета, в запахи кожи и дерева, в медленные мелодии фолка — мастерская. Много людей, кто-то издалека машет мне рукой, и я пытаюсь пройти туда, хотя и не могу разглядеть, к кому. На пути встают ящики, потом ребёнок с комком ваты, которым он тычет в лицо всем нежелающим, а потом столы и люди за ними. Видимо, я пришла, но не оттуда, ведь по мою сторону стола пусто. Так что остаётся только перелезть, недоверчиво оглядеться в попытке найти свободное место и наконец усесться куда-нибудь. Мальчик рядом советует подойти к главному столу и обещает, что удержит оба места. Я уже иду, а он кричит, что если придётся идти на жертвы, то отдаст свой стул, так что становится подозрительно приятно от его выдуманного благородства. У главного стола (на нём табличка готическими буквами «Пожалуйста, подходите сюда и не трогайте выжигатель», а такое могло быть написано только заботливым руководителем кружка) ссорятся Нитка, которая мне и махала, и незнакомая стриженая девушка, противоположность ей. — Я уже говорила, что ты можешь сделать. Подбери нужные руны, добавь жемчуг — символ Афродиты, а посередине какой-нибудь красный камешек. Рубинов, гранатов и прочего у меня нет, но есть чудесные подделки под что угодно, — начинает она устало, а в конце вдохновляется, и если Нитка не согласится, сама пойдёт творить это неведомое, украшенное камнями. — Но он всё равно не работает… — ноют в ответ. Девушка готовится к пересказу психологического трактата в виде разговора, собирая руки у груди, но видит меня. — Так, секунду, — поворачивается ко мне, затем снова к Нитке. — Возможно, он уже давно сработал. Присмотрись. — Переходит ко мне, говорит, звонко раскатывая звуки по всей мастерской, пока я придумываю, что они такое делают. Кажется, что спрашивать нельзя. — Ты от Песца? Тогда начинай с браслета первого уровня. — И пока я добираюсь к своему месту (и мальчик, и оба стула выжили), она обходит каждого, проверяя работы, и ждёт, облокотившись на стол, так, чтобы видеть большую часть комнаты. — В общем, начнём с конца. Здесь мы делаем много чего интересного, но тебе пока что нужен только защитный браслет. Померь длину запястья, и нарисуй эскиз, обязательно добавь парочку из этих рун, — вытягивается по столу и пододвигает большой заскотченный лист с полусотней знаков и узоров. — На основе скандинавских, но не только. Вон справа подписаны значения, разумеется, их можно комбинировать, у меня, например… Она оглядывается на шкафы, а мальчик тыкает в руку. — А, точно, он же на мне. Вот, смотри, тут знаки дороги, холода и движения вверх, — показывает разноцветным, но коротким ногтем на руны одного из своих кожаных браслетов, крупного и почти не гнущегося, — и в целом получается знак путешествия. Но тебе нужна защита, так что выбери наиболее успокаивающие и… и, как это? — Доверительные? — предлагает мальчик, он уже давно вклинился между нами. — Почти. Внушающие доверие. Так, а теперь начало, с которого ведётся нормальная беседа. Я Сквозь, а это Компас, — треплет мальчика по рассыпающимся по лицу волосам, — он заманивает людей ко мне в мастерскую. Ну и в целом, если понадобятся Штуки, обращайся к нам. Или к сестре моей, она всегда где-то неподалёку. — Сквозь? — Некое тревожащее чувство прорастает изнутри, вонзает шипы в голову, но я не могу понять, отчего, так что спрашиваю хоть что-то из многочисленного удивляющего списка её слов. — Ага. Я понимаю, что это предлог, но как звучит! Я киваю, чувствуя, как её энтузиазм, плещущийся в глазах, передаётся мне. Хочется что-то делать. На первой же подручной бумажке черчу форму браслета, но неожиданно надолго зависаю над рунами. Как вообще понять, какие из них внушают доверие? Может, дом? На это слово представляются ободранные стены с выцветшим в бесцветность обоями, жалующиеся пружины, и крики, постоянные ссоры и крики. Иду по списку дальше, пытаясь выбрать подходящее, когда все внезапно вскакивают с мест, бегут к дверям и через комнату, какой-то парень перепрыгивает, выпендриваясь, два стола подряд, смахивая эскизы. Я даже не успеваю подняться, когда мимо проносится Песец, бросая мне: «Сиди. Ничего серьёзного, нападение». Ещё несколько секунд мелькают ноги, палки, металлические отблики, а потом в мастерской становится, тихо — только я, мальчик по имени Компас и такого же возраста девочка у другой стены. Возвращаюсь к списку, раз уж сказали сидеть. Тут же думаю, что слушаться было глупо и беспричинно, но теперь уже нет вариантов — вряд ли я их догоню, не зная направления. — Можно я с тобой посижу? — Девочка успела пересечь комнату и теперь спрашивает под руку, я чувствую тепло её дыхания и кожи, но не отвлекаюсь от попыток выбрать узор. Киваю. Девочка подталкивает стул и инструменты, садится вроде как мастерить, но на самом деле только смотрит на меня. Наконец молниеносно получаю осознание и рисую на этом клочке бумаги, уже потемневшем от стирания и моих вспотевших кончиков пальцев, бесконечную дорогу так, чтобы она втекала сама в себя в месте застёжки, и на обочины пути ставлю знаки друзей, света и мелодии. Быстро проглядываю список ещё раз и натыкаюсь на Любовь — почему-то не в виде стандартного сердца, а двух сцепленных ладоней. — Ну, викинги были странные люди, — доверительное сообщает Компас, видя моё удивление. — Это вообще не викинги придумали! — возмущается девочка, и это перерастает в весёлый, но тихий спор. Я меж тем начинаю вырезать нужного размера полоску из тяжёлых пластов кожи, потом провожу первый образ… Время течёт быстро и странно, и возвратившихся я замечаю только тогда, когда Сквозь, наклонившись, закрывает оконный свет. — Слушай, а неплохо. Учитывая, что я ничего не объясняла, — вертит мою недоделку в пальцах, — но меня тоже можно понять, там всё-таки ситуация была посерьёзнее. — Уносит мой браслет и возвращает потемневшим, хрустящим и с запахом костра. — Это твой амулет, но его сила зависит от того, насколько ты сама будешь верить, даже нет, знать, что он работает. Продень в отверстия верёвочку какую-нибудь и завяжи. — Скво-озь! Ты обещала, если я вернусь живой, объяснить про пояс, — снова, как бодрая реклама, врывается Нитка. — О небо, — вздыхает девушка, и дальше я уже не слышу — все начинают выкрикивать просьбы одновременно, будто получив сигнал о безопасности. Я, как могу, одной рукой завязываю браслет на другой — слишком слабо, приходится затягивать зубами, ощущая вкусную горелость, и выхожу. В мастерской было интересно, но у меня есть чёткий план: за ближайшие пару дней попробовать всё, до чего дотянусь, а потом уже пропасть в понравившемся. Впрочем, ни на что больше я сходить не успеваю. Начинается обед, меня втягивают за стол с парой знакомых лиц и множеством только что увиденных, все что-то рассказывают, удивительным образом не перебивая, а скорее вливаясь друг в друга. И у всех день прошёл интереснее. Сола создавала декорации для выступления в конце смены, Песец помогала с устройством игры для младших отрядов, Вихрева команда победила в волейбольном матче… — Вихрь! Ты опять не за тем столом! — на всю столовую разносится сердитый голос кого-то из вожатых. — Ой, — шепчет он, лохматит волосы на отдельные пряди, выбирается из-за стола, задевая с бренчанием, и бежит к дальнему столу. — Всё никак не привыкнет, что стал стажёром, — добродушно замечает пушистая из-за свитера и повязки на голову девушка, провожая взглядом его кривой путь, изогнутый вдоль всех столов. — Искра сразу запомнила. Наверное, это от гордости зависит. После обеда нас выводят на поляну, где по-прежнему утренняя трава будто и не была стоптана, и говорят закрыть глаза. Кажется, здесь все мистические события связаны именно с частичной потерей в пространстве и мыслях, может, так проще поверить, а может, легче объяснить произошедшее, если ты не видел. Но я всё-таки зажмуриваюсь, и Юхен начинает читать что-то похожее на древнюю легенду, и голос его меняется и становится водой, в которой я тону. И когда мы открываем глаза, на долю души мы не дети летнего дня, а воины другого мира и времени, вставшие на борьбу. И начинается игра, все волной бегут к лесу, и кто-то обнимает меня и касается мягкими кудрями, чтобы снова нырнуть в толпу, и уже раздаются первые непродуманные боевые крики. У выгнувшегося края леса, непрестанно ногами пытаясь погнуть заросли крапивы и режущих листьев, Гуся выдаёт карты и оружие, но это всё равно не позволяет мне полностью погрузиться. И в мыслях, постоянно рассеивая, звенит каждодневное напоминание, что выгляжу я глупо, неестественно, и в целом занимаюсь ненужным делом. Я улыбаюсь Гусе скорее для собственной иллюзии радости, но она слишком занята и смотрит только на руки, сжавшие кипу мечей и копий, так что я прохожу под тени деревьев, инстинктивно пригибаясь. Карта нарисована на состаренной бумаге и указывает как точки с частями артефактов, которые необходимо найти, так и просто полезные места, судя по на скоро написанным сзади пояснениям. — Пошли вместе, — неожиданно и резко возникает Песец и, не слушая слишком тихих возражений, идёт вперёд. — Да, пока ты не спросила — командой можно. Сейчас ещё кого-нибудь из наших найдём. Находим мы Рейнара, и, обменявшись какими-то своими словами, Песец принимает его в группу. Дальше уже никого не ждут и идут сквозь недозревшую ежевику и хрустящие стебли трав, будто бы вообще не рассматривают местность, но всё равно находят маленькие обрывки бумаги — части артефактов, отмеченные на карте. Я иду позади и пытаюсь создать иллюзию самополезности, и если уж удача в поиске мне не светит, решаю следить за возможными врагами и другими группами. Но кто-то светлым пятном выбрасывается из-за дерева слишком внезапно для меня, и Рейнар парой изящных ударов побеждает его, а затем они вдвоём с Песцом забирают найденные тем парнем бумажки. Пока они пересчитывают, я подхожу поближе и обнаруживаю, что нападал на нас Демон. — Привет, ну как тебе? — удивительно весело для своей ситуации кивает он. Я изображаю абстрактно положительную улыбку. — А, тебе повезло, они тебя защищать будут и в целом не пропадут, выкрутятся, а мою команду всю перебили… Ладно, я воскрешаться пошёл, — и исчезает за тем же деревом. Ещё через несколько минут мы выходим на поляну, где расположились — на время разговора мне дали подержать карту — друиды-скиталицы. Их изображают Искра и Рябина, но настолько расписанные и укутанные в листву, что я не сразу распознаю в них людей. Разговор начинается внезапно и с обвинения, Песец так же яростно принимается доказывать невиновность, когда она выдыхается, непривычная к такому несогласию, вступает Рейнар. Пару раз он делает паузу и глядит на меня, но в какие-то неподходящие моменты, и Песец вновь врывается с продуманными аргументами. Так я и молчу, пока мы снова не начинаем прорываться сквозь траву. Я останавливаюсь, оглядываюсь на вожатых, будто жду от них Рейнаровой улыбки, и слишком тихо, но слышно кричу: «Я выхожу из команды!» — Хм? И куда? — С настоящим интересом спрашивает Песец. Я и сама не знаю, куда я могу уйти от неё, мастера дипломатии, чувствующей, когда это качество нужно, и не тратящей на него силы в другое время, командира и защитницы, и Рейнара, потрясающего бойца, создающего ауру поддержки, но… Но. Жму плечами с тем выражением лица, которое проявляется у несомненно знающих (научилась копировать в школе, для тех уроков, где даже списать не хватало понимания — учителя для выходов к доске выбирали только явно глупые лица) и возвращаюсь к друидам. — Я постою здесь, пока другая команда не придёт, можно? — Искра просто кивает, а Рябина машет на пенёк, заваленный тёмными берёзовыми ветками, где стоит удивительный на таком фоне чайник и несколько пластиковых стаканчиков — будешь, мол? Часто мотаю головой, принимая этот невербальный стиль, но всё-таки спрашиваю: «А почему молча? Вы прячетесь от остальных игроков?» — Не, — весело скалится Искра, — это чтобы остальные игроки не услышали и не пришли всё съесть и выпить. А то знаю я их, сама полгода назад такой была. Моё предположение, в общем-то, тоже логичное (кажется, даже образ жизни друидов, которых они сейчас играют, притягивает тишину), но сейчас кажется катастрофически глупым. Но от болезненного молчания меня спасает новая команда. Их больше — четверо, и кого-то я даже узнаю — Нитку (она в пышной, но лёгкой до полупрозрачности юбке прямо поверх шорт) и Компаса из утренней мастерской. Ещё с ними высокий, но растерянный парень и мальчик ещё меньше Компаса, с мечом в левой руке и красивой кривой палкой в правой, путающий, как я понимаю по дальнейшим сражениям, чем именно нужно бить. И мы трижды проваливаем дипломатию, слишком долго для просто развлечения не можем победить лесных великанов (а казалось бы, человек на ходулях должен быть куда неповоротливей ничем не сдерживаемого ребёнка), пока наконец не делимся на атаку и защиту, мы истерически хохочем и чувствуем радостную злость, помогающую идти дальше. Каждый из нас не идеален, но этого никто и не ждёт. Когда пройдены все задания, мы просто падаем в траву и смеёмся. Я попадаю на полевую колючку, назло всем выросшую в лесу, перекатываюсь от неё, и получается поближе к остальным. Песец и Рейнар пришли первыми, хотя Рейнар и извинялся за это.