Весь остаток дня ребята потратили на планирование и настрой.
И то сказать, страшновато это – выступить перед отцом и выложить… много чего выложить. Об этом в основном и шли споры. Дон настаивал, что идея Рафа ставить Сплинтеру условия типа «Или принимай нас такими, какие есть, или...» проигрышная. Майки же говорил, что не стоит заранее настраиваться на моральный бой со Сплинтером. Главное – быть вместе, показать, что в своём решении они едины.
В этом-то они сходились.
А насчёт мнения Сплинтера были расхождения. Два против одного: Раф подсознательно ждал от учителя недовольства. Наверное, просто привык, что его поступки обычно осуждаются, а отвыкнуть – это не так уж просто. Донни считал, что у отца есть какой-то план, что он испытывает их. Младший умника поддерживал, только нервничал из-за того, что время уходит, и как бы они не опоздали. Он очень боялся, что Лео в их отсутствие если не уйдёт, то что-то себе напридумывает.
В итоге домой они сорвались, едва опустились сумерки. Вряд ли их состояние можно было назвать спокойным – скорее уж предбоевым.
Леонардо ощущал себя не лучше, хоть он и пытался настроиться на долгое ожидание, помня, как трудно было ему переварить всё прочитанное и разобраться в том, что творилось на душе. Ну да, правда, и «бомба»-то на его голову свалилась в тройном размере…
«Однако это не значит, что им от моих откровений меньше потрясений», – сказал себе Лео.
За день он хорошо себя накрутил, внешне оставаясь всё таким же спокойным и не выдавая ни что Майки ночевал с ним («Панцирь, мы с детства не спали вместе!»), ни своего разочарования его ранним уходом.
Держать лицо перед отцом стоило больших трудов, как и заверять в том, что отсутствие дома Микеланджело вписывается в план. Очень хотелось озвучить пару-тройку вопросов, так и вертевшихся на языке, но он не стал. Клялся ведь себе, что впредь все важные вопросы будут решаться с участием всей команды. Он не хотел больше скрывать от них что-то. Это раньше, едва став лидером (или даже до этого), его привлекал ореол таинственности: о, учитель проводит с ним индивидуальные занятия! Какая честь! Это было волнующе и вызывало гордость. Что-то особенное только для него одного. И ему нравилось чувствовать свою полезность для учителя и команды (ради которой и старался), зная, что только он удостоился такого доверия, что его усердные занятия были замечены и оценены по достоинству.
«Идиот, едва не потерял то, что действительно важно, – ругал себя умудрённый Лео. – Надеюсь, что всё-таки не потерял...»
Было сложно отгонять от себя мысли о том, что братья там читают плоды его трудов и… осуждающе качают головами. Он почти слышал это: «Слабак, неудачник, предатель, лучше бы ты остался в тех джунглях на веки вечные!».
«Но Майки сказал, что любит меня», – одна эта мысль его поддерживала и давала силы ждать. Просто… ждать.
Подумалось также, что нечто подобное – в его отсутствие – чувствовали остальные. Неизвестность угнетала, сосредоточиться было очень сложно. А где-то в логове маячил мрачно-неодобрительной тенью сэнсэй. Лео почти слышал и видел это: он стоит на коленях перед отцом, а тот его распекает… или просто осуждающе качает головой, разрывая в очередной раз ему душу. Это больно – всегда быть крайним. Кто-то должен, и Лео по силам нести эту ношу… но это не значит, что ему нравится всегда-всегда быть главным, уже давно и безвозвратно ушло то краткое наивное время, когда он был рад и даже получал небольшое удовольствие от осознания, что братья должны его слушать и выполнять сказанное. Иногда он сомневался, что вообще когда-то испытывал подобное.
Теперь же будущее зависело от решения братьев – и было в этом что-то… заманчивое и при этом пробирающее мурашками от понимания своей беспомощности. За долгое время – впервые. Когда же был последний раз, когда он чувствовал себя беспомощным?
Ах, да, транквилизаторы, Каменные Генералы и та клетка… И чуть раньше – яростное рычание и ненависть в прищуренных тёмно-карих глазах, острая сталь так близко… и бессилие, приковавшее к месту. Лео содрогнулся, прогоняя то видение. Сам же виноват, сам не понял,
не хотел понимать, так что уж винить Рафа? Нет. И потом, он ведь пришёл за ним, чтобы освободить. Тогда – пришёл. Может, из-за чувства вины, может, Сплинтер заставил. Или это всё-таки была та самая легендарная преданность их друг другу.
Тогда. А сейчас, зная если не все секреты Лео, то многие, его промашки, его сомнения, им всем его судить.
«Это не то, – Леонардо откинул голову на стену и стукнул по ней затылком, находя таким образом связь с реальностью. – Это – мои братья. Мой… мой Майки. Они спасали меня множество раз одним своим существованием. Подставляли – да, и такое бывало. Не слушались… привычно. Но приходили, когда были действительно нужны, и рядом стояли в бою. Но это не бой, это даже важнее, только понимают ли они?»
Взгляд скользнул по полкам с потрёпанными книгами, по столу, и остановился на часах.
«Какой я жалкий, уже выдумываю невесть что, а ещё и суток не прошло. Вон, только вечер приближается. Обещал же дать им время. Сам-то тот ещё вселенский тормоз, но разобрался же!»
А вот и рисунок Майки, который нужно в рамку поставить, чтобы ничего с ним не случилось.
«Вместе против всех. Вместе навсегда. Никогда не забывай!»
Лео нежно улыбнулся, подумав: «Это тоже доверие. Они доверились мне, позволив узнать много личного, так же, как доверяли спину в сражении. Я им тоже вручил свои мысли. Так нужно и самому верить, что они… вернутся. Что, уже?!»
Он вылетел из своей комнаты, едва услышав посторонний звук со стороны выхода, и замер, глядя с верхнего яруса на братьев, привычно в первую очередь оценивая, не ранен ли кто. Все были в порядке, только вот мимика, позы… Они будто не домой возвратились, а собрались на одну из самых сложных миссий. Но это впечатление отодвинулось назад, стоило Майки поднять голову и безошибочно найти его взглядом.
Даже на расстоянии и под неловким углом обзора Лео увидел, как вспыхнуло радостью лицо младшего. Он не сомневался, что и в этих прекрасных небесно-голубых глазах сияет улыбка, тут же захотев оказаться ближе, чтобы всмотреться и потеряться там, в этой голубизне.
Ног не чуя под собой, он слетел, перескакивая через ступеньки, вниз.
– Лео… – начал Майки, приподняв руку, будто хотел коснуться.
Старший тоже подался вперёд, готовый преодолеть разделяющие их пять шагов, но лёгкий стук трости по полу ворвался и разорвал хрупкий мирок, созданный притяжением между Лео и Майком.
«Ну ещё бы пять… пусть хоть три минутки!» – подумали одновременно младший и старший с одинаковой же досадой.
Но Лео не позволил даже тени недовольства показаться, когда он приветствовал Сплинтера кратким поклоном.
– Сэнсэй, добрый вечер.
Сплинтер не спешил отвечать сыну, обведя нечитаемым взглядом всю зелёную четвёрку и ненадолго задерживая взгляд на каждом. Анализировал:
Рафаэль настроен на противостояние, сжал челюсти и нахмурился, стоит, слегка прикрывая Дона мощным плечом. Это у него вышло явно непроизвольно.
Донателло тоже нервничает, слегка постукивая пальцами по своему бедру и теребя ремень сумки, перекинутый через плечо. Его взгляд мечется от Рафа к Лео и скользит, чуть задержавшись, по самому Сплинтеру.
Микеланджело смотрит со смесью укора и опаски.
Леонардо… его внешняя невозмутимая почтительность хрупка, как тонкая корочка весеннего льда. В глубине тёплых ореховых глаз таится застарелая тоска, тянет арктическим холодом, там сомнения и боль… и маленькая искра надежды.
«Сынок, что же я с тобой сделал? – отцовское сердце Сплинтера сжалось. – Что я со всеми вами сделал, дети мои?..»
– Сыновья, я вижу, вам нужно поговорить между собой. Когда закончите, я жду вас у себя.
Он надеялся, что это прозвучало как его готовность к диалогу. И что он не сердится на них.
Черепашки сохраняли тишину, пока спина сэнсэя удалилась от них в его покои. Впрочем, лёгкий всеобщий ступор не распространился на Майки – тот сразу почти что телепортировался к Лео, облапил за корпус и устроил голову на плече, счастливо улыбнувшись. Получив подтверждение чувств Леонардо, он не собирался больше терять время. И так уже вон сколько упустили!
Понятно, что Лео, правильный, сдержанный Лео не станет в один миг плюшевым мишкой, они ведь при Донни и Рафе разве что за ручку держались. Под столом. Ну и в щёчку чмокались – когда их точно не могли увидеть. Но…
Майки удивлённо крякнул, когда его притиснули ближе – лицо старшего ясно говорило, что это под влиянием волнения. Лео хотел комфорта, нуждался в нём сейчас, и Майк был безумно рад этот самый комфорт подарить.
Дон напомнил о том, что у них есть важное дело, покашливанием.
Младший неохотно отцепился от старшего, но не до конца – его пальцы легко касались кисти Лео. Не сговариваясь, черепашки разместились на диванах перед телевизором – парами, конечно.
Начал Дон, сжимая руку Рафа в своей:
– Лео, прежде всего хочу сказать спасибо. То, что ты сделал, хотя мы этого не требовали… Это многое для нас значит. Мы… я рад, что ты поделился с нами. И если захочешь поговорить о чём угодно – я всегда готов выслушать.
– Мы, – тихо обронил Раф.
–
Мы всегда здесь, – Донни с благодарностью улыбнулся своему любимому, прежде чем снова сосредоточиться на Лео. – И если тебя так волнует – никаких обид. Хватит уже, право слово. Единственное, о чём жалею я – что ты не подходил ко мне раньше. И что я сам решил не вмешиваться. За это я прошу прощения.
– Что? – Лео посмотрел с удивлением на Дона. – Нет же, это я ви…
– Хорош уже, Леонардо, – твёрдо оборвал его мрачный Раф, впервые за долгое время используя полное имя брата без издёвки. – Прими как данность: мы все виновны в том, что стало с командой. И дело не только в твоём продолжительном отсутствии, проблемы-то начались задолго до этого. Только мы их не замечали или не хотели ничего с ними делать. Со своей стороны, я прошу у тебя прощения за мои выходки. И… ты знаешь. За то, что позволил себе настолько разозлиться, что едва не у-убил тебя, – голос Рафа дрогнул, произнося это страшное слово.
В квартире друзей, ранее днём, они с ребятами обсудили некоторые недомолвки… и да, Майки было очень трудно удержать, когда он услышал о том, что произошло в ту ночь между лидером и бунтарём. Одно дело догадываться, но
знать, что одни из его братьев всерьёз поднял оружие на другого… на его любимого… О, если бы не Донни, он, наверное, натворил бы дел. Вызвал бы Рафаэля на дуэль, например.
Но, как верно заметил умник, дело прошлое, все раскаялись, все хотят работать над лучшим будущим. Вон, даже Лео, как видно, Рафа простил. Ни к чему продолжать конфликт.
– Конечно, я тебя прощаю. И… ну, мы ведь помирились после этого, – Леонардо чуть передёрнул плечами, будто отгоняя нехорошее воспоминание. – Я тебе доверяю, Раф.
Сейчас это «доверяю» стоило дороже всех многословных извинений, которые они оба могли бы произнести.
Неловкое молчание оборвал Майки, приподняв руку, будто на уроке:
– Э… парни, раз уж мы говорим открыто… я тоже хочу попросить у вас прощения. Донни, я знаю, что не облегчал тебе задачу… ну, с этим временным лидерством. Так что прости меня, пожалуйста, и за нытье о прежних временах, и за мороку с Кавабанга Карлом. И Раф. Прости меня за то, что не поддержал. Я хотел… хотел помогать людям, но…
– Эй, мелкий, я понял, – Рафаэль подвинулся к краю своего дивана и, положив Майки руку на плечо, кивнул, глядя в глаза. – Ты пытался делать то, чего бы хотел от тебя Лео и отец. И я не пытался ставить тебя перед выбором. На самом деле, как я уже говорил Дону, хоть играть героя-одиночку было непривычно и… ну да, одиноко, уж прости за тавтологию, я не хотел, чтобы вы рисковали вместе со мной.
– Не такой уж безответственный болван, как я погляжу. Э-это шутка!
– Ну-ну. Может, с влиянием Майки наконец обретёшь чувство юмора, – проворчал Раф, с удивлением понимая, что вот совсем не обиделся. Оказывается, это приятно отдаётся в душе теплом – когда знаешь, что старший братец не пытается уязвить побольнее. Да, криво, но шутит же!
– А вы знаете, что это значит? – почти подпрыгивая от возбуждения, промолвил Майки. Он схватил Лео за руку и потянул за собой, на диван к красно-фиолетовой парочке. – Групповые обнимашки!
Он налетел на них и стиснул в объятиях. Лео же топтался рядом, не решаясь присоединиться, пока ему не подмигнул Раф, а Донни не поманил свободной (более или менее) рукой. Майки тут же притиснул его к себе и остальным.
Это было неудобно.
И это было то, чего они все ждали очень долго.
– С возвращением, Лео.
– Добро пожаловать домой, Бродяга.
– И не смей больше даже пытаться нас бросить!
– Никогда и никуда, – произнёс Лео, мысленно завершая эту клятву: «...Если не отпустите. Только не отпускайте, пожалуйста!».
Всё правильно. Идеально – это припозднившееся общее объятие. Они должны были это сделать ещё тогда, больше трёх месяцев назад. И… ну, вообще делать так почаще.
Сейчас вот Лео хотел остаться так навсегда – пусть левая рука оказалась неудобно зажата между панцирем Дона и спинкой дивана. Это такая ерунда! Семья снова вместе – вот что главное. И он поверил, что так и будет впредь, что бы ни сказал Сплинтер.
«Сплинтер, верно», – Леонардо вздрогнул от холодных мурашек, пробежавших под кожей.
– Эй, мы с тобой, – шепнул Майки, точно разгадав направление его мыслей. – Ты не будешь один.
Раф и Дон поддержали младшего неразборчивым бормотанием… или Лео просто не мог их толком расслышать. Его переполняли противоречивые чувства, но в основном – радостное облегчение. Голова будто была набита ватой, без какой-либо мысли, когда они шли в покои отца.
Он сам не понял, как ему удалось достаточно собраться, чтобы вынырнуть в реальность, разом заметив: они все уже склонились по устоявшейся традиции перед Сплинтером, а его, Лео, пальцы переплетены с пальцами Майки.
Но он не сделал попытки разорвать их связь, пусть даже отец смотрел на них с суровым неодобрением или даже отвращением…
Если. Лео ещё не мог себя заставить поднять глаза, чтобы подтвердить или опровергнуть это опасение.
– Мастер Сплинтер. Отец, – Лео сглотнул, надеясь, что его голос не дрожит, – мы все безмерно любим и уважаем Вас. Я всегда Вас уважал. И я надеюсь, Вы не сочтёте проявлением неуважения то, что я… мы собираемся сказать. Вы готовили нас как ниндзя, и мы не собираемся отказываться от этого пути, продолжая совершенствоваться и работая в команде. Но мы поняли, что не готовы посвятить свою жизнь только лишь ниндзюцу.
– Вы просили нас взвесить, чего мы хотим, – подхватил Рафаэль, сжимая ладонь Донни, – обдумать как следует, как наши решения могут повлиять на всю семью. Мы нашли ответ.
– То, что есть у меня с Рафом… – начал Дон.
– И у меня с Лео, – вставил Майки, чуть сильнее сжав ладонь старшего и почувствовав ответное пожатие.
– ...Не влияет на результативность нашей общей работы, – продолжил Донни. – Отчасти благодаря этому мы обнаружили, что значительно укрепили свою связь как братьев.
– Я готов поручиться, Мастер, – приободрённый поддержкой братьев, твёрдо сказал Леонардо, – не будет ни фаворитизма, ни других проявлений, угрожающих нашей работе. Мы смогли разрешить все личностные вопросы, –
ну, почти все, но он не собирался этого упоминать, – которые мешали нам в повседневной жизни и не только. Наше решение принято единогласно, и мы здесь сейчас не ради Вашего позволения или благословения, хотя были бы этому рады. Мы…
– Мы не отступимся от того, что обрели, – слегка кивнув старшему брату, сообщил Раф.
– Позвольте прервать вашу пылкую речь, сыновья мои, – с неожиданной для всех (даже Лео от неожиданности наконец поднял взгляд на учителя) мягкостью промолвил Сплинтер. – Я не подвергаю сомнению ваши аргументы, ибо вижу их подтверждение прямо сейчас, и моё сердце полнится гордостью. Вы все с честью прошли последнее испытание. Я вижу, что вы готовы к принятию собственных решений, к самостоятельной жизни. И я счастлив, что при этом вы остаётесь связаны между собой как братья и друзья. – Крыс едва заметно улыбнулся в усы, глядя на ошеломлённые лица его мальчиков, таких уже взрослых – но сейчас по-особенному напоминающих ему малышей, изумлённых, что папа сказал «да», разрешая какую-то их детскую забаву. – На вашу долю выпало больше сражений, чем любой родитель пожелает своим детям. Я никогда не желал вам жить в постоянном состоянии войны с неизвестной опасностью… или в ожидании её, хоть и старался по мере сил подготовить вас для защиты. Однако, боюсь, что бывали времена, когда я исполнял роль вашего Мастера – хотя вам был необходим отец. Это – моя ошибка и моя величайшая вина перед вами, пусть я и старался действовать с благими намерениями. И я прошу прощения.
Впервые за… да, за всю жизнь сэнсэй Сплинтер слегка (насколько позволяла побаливающая спина) склонился перед ошеломлёнными черепахами. И после краткой паузы, когда младшие мутанты пытались справиться с изумлением, они бережно, слегка нерешительно обняли своего отца. Один за другим. И первым был Леонардо.
«Вполне очевидный ответ. Но это ещё не всё из того, что я должен вам сказать, дети».
Он коснулся плеча старшего сына, останавливая, когда тот поднимался:
– Леонардо, моя вина перед тобой больше всего. В стремлении воспитать себе замену я, между тем, лишил тебя очень многого, на что ты имел право. Я не должен был отделять тебя от братьев. Это моё решение спустя годы привело к раздору между вами всеми, тому, чего я желал избежать. И мне не стоило перекладывать всю вину за малейшие трения и ответственность на тебя, – он сел на прежнее место, но его взгляд оставался прикован к лицу старшего сына. – Боюсь, мои наставления и приказы лишь ввели тебя в заблуждение, а я не смог объяснить более понятно.
Гордость не позволила ему сказать: «Потому что я и сам толком не понимал, какой путь лучше». Направляя Леонардо быть лидером для братьев, он упустил существенную деталь: то, что все дополнительные тренировки, задания, уроки и мудрости – всё это подталкивало мальчика вперёд, слишком отстраняя от остальных. Леонардо не мог быть лидером, не понимая своих братьев, разрываясь между желанием позаботиться о них, как старший брат – и тем, как он представлял себе, должен вести себя лидер. И Сплинтер не поправил его, предоставляя сыну самому искать свою ошибку – когда тот её просто не видел, считая, что раз сэнсэй молчит, то всё идёт как должно.
– И я счастлив, что вы, мои сыновья, смогли разрешить конфликт и объединились. Этого я всегда и хотел. Зная, что после моей неизбежной кончины, – черепашки вздрогнули при этих его словах, – вам придётся рассчитывать только друг на друга, я хотел, чтобы вы держались вместе. Однако с тревогой я наблюдал, как вы разделяетесь, углубляясь каждый в свои интересы, пока связующим звеном оставалось ниндзюцу. Я боялся, что вы потеряете связь друг с другом, но ничего не мог поделать – разве что пытаться направить…
Черепахи переглянулись, каждый вспоминая разные обрывки разговоров. Ну, что сказать… Учитель вёл их к единству какими-то заковыристыми путями. Взять хотя бы… Эту мысль озвучил Дон:
– Сэнсэй, если позволите поинтересоваться… – он дождался кивка и продолжил: – Вы знали, что Рафаэль отлучается из дома, но не запрещали…
– Прямо не запрещали, – уточнил Раф, невольно морщась от воспоминаний о пространных монологах, когда отец его подлавливал дома.
– Да, вы прямо не запрещали ему выходы. Почему?
– Из-за той особенности Рафаэля, которую ты и сам подметил, Донателло. Дух противоречия. Нужно ли мне объяснить?
– Нет, сэнсэй. Я только хотел подтвердить свою догадку.
Раф тихо фыркнул, вполне ясно представляя, о чём думал умник. Благо, сейчас он достаточно хорошо его знал. Да, чего уж, бунтарский дух точно восстал бы в нём, если бы ему в приказном порядке запретили покидать логово, тем более, когда остальные могли делать это без вопросов. Но без словесного подтверждения – «Нельзя!» – он мог притворяться, будто не понимает, что все всё знают, и тешить себя мыслью, что достаточно ловок, чтобы скрывать значительную сторону своей жизни. И возвращался домой раз за разом.
То есть, Сплинтер так своеобразно удерживал его.
Увидев это раньше, Раф бы взорвался от негодования: «Что я для отца – собачка на поводке?», но не сейчас. Он был признателен, потому что догадывался, что мог совершить какую-то глупость из-за раненой гордости. И тогда, кто знает, может, не было бы «их» с Доном. И этого нового-старого братства, которое они, все четверо, разделяли теперь.
– Я должен был быть уверен, что вы способны снова объединиться. – помолчав немного, продолжил Сплинтер. – И дал вам время, чтобы как следует поразмыслить о том, что у вас есть, что было и чего на самом деле желаете, на что готовы ради этого. Теперь я вижу, что ваша связь крепка как никогда. И, безусловно, я даю вам моё благословение, сыновья.
– Спасибо, отец, – произнесли трое старших, но Майки воскликнул:
– Спасибо-спасибо-спасибо, пап! Ой…
Да, черепашки с раннего детства не называли Сплинтера «папой», но он был рад снова услышать это обращение, от которого так приятно внутри распространилось тепло.
– Будьте счастливы, дети мои. Что ж, самое время для моего вечернего чая перед любимым сериалом. Я был бы рад, если бы вы присоединились, но пойму, если вам нужно ещё поговорить.
Сыновья ушли в додзё, видимо, чтобы их не было слышно, но чуткие уши Сплинтера всё-таки уловили часть речи Микеланджело:
– Классный всё-таки у нас отец! А ведь у него даже не было в распоряжении пособия «Как быть хорошим отцом для четырёх черепах-мутантов, если ты сам – мутант-крыса и живёшь в канализации». Думаю, он ещё неплохо справился.
– МАЙКИ!
– Да ладно вам, я комплимент хотел сказать!
Сплинтер улыбнулся, позабавленный тем, насколько был близок к истине Микеланджело. Всё верно, крыса-мутант не так, чтобы очень хорошо представлял себе, как растить четырёх мальчишек. И очень потрёпанная, без половины страниц, книга «Справочник молодых родителей» едва могла ему помочь. Вероятно, те, кто её писал, пришли бы в ужас от условий жизни семьи мутантов… И от того, что мутанты существуют, но речь не об этом.
Приходилось действовать на свой страх и риск. Безусловно, помогла обучение искусству ниндзя и достойная цель – противостояние с кланом Фут. Это дало им смысл жизни, пока они сами не нашли свой собственный путь.
«Теперь я могу быть уверен, что они не пропадут без меня и не разбегутся».
***
Черепашки были окрылены благословением отца и его извинениями – и ощущением
завершённости. У них больше нет тайн, и чувство вины, которое приходило к каждому по разным причинам, отступило в тень. Теперь можно было…
– Ребята! Вы знаете, что это означает? – с яркой улыбкой вопросил Майки, подпрыгивая от энтузиазма. И тут же ответил: – Мы наконец-то можем по-настоящему отпраздновать! Может, за два предыдущих года тоже! И, конечно, возвращение Лео, мы ведь так и не устроили достойную этого великого события вечеринку.
Слово «праздник» всколыхнули в Рафаэле далеко не самые лучшие воспоминания, по дрожи стоявшего рядом Донни он понял, что и гений тоже невольно вспомнил…
Первый Новый год без Леонардо был не так плох – в сравнении. То есть, конечно, старшего не хватало, но тогда они ещё были полны надежды (Майки и Дон, во всяком случае), что уж следующий праздник они отметят как полагается. Было печально, что одно место за столом осталось пустым…
Пришли Эйприл и Кейси, но было видно, что друзья хотели бы провести этот вечер вдвоём. Был приличный стол, с несколькими блюдами, а Майки всё пытался накормить Донни разноцветным желе, прося угадать вкус. Рыжеволосая подруга углубилась в разговор со Сплинтером.
Раф посидел с остальными немного, ради приличия, а потом скрылся у себя.
Утром, увидев бунтаря за завтраком, Донни заявил:
– Кто-то изволил почтить нас своим высочайшим присутствием?
Гораздо позже Донни признался, что был тогда невыспавшийся и расстроенный. Его угнетало то, что впервые за всю жизнь они не были вместе на Новый год и… Да, пожалуй, слишком много думал о том, что если Лео или Раф пострадают где-то в одиночку. Ещё и кое-какие замечания Эйприл всколыхнули беспокойство. И Дона раздражало и тревожило то, что у него не было достаточно авторитета, чтобы повлиять на разобщённых братьев, оставшихся вроде как под его ответственностью.
Как бы там ни было, а именно с того утра они начали активно пикироваться, если сталкивались, потому что Раф, конечно, не мог оставить язвительные замечания Дона без ответа. Да и не хотел. Ему нравился азарт – но со временем стало раздражать то, что Донателло, в отличие от Леонардо, никогда не поднимал на него оружие, когда их спор заходил в тупик.
По злой иронии именно на другой, второй их Новый год без Лео…
У друзей в этот день были свои планы, Сплинтеру нездоровилось. Майки так вымотался на детских праздниках, что на домашний не осталось сил – он собирался как следует выспаться. Да как-то все, включая Дона, потеряли счёт дням. Новый год? Что ж, всего лишь ещё один день…
Логово охватила апатия, стылым холодом пробираясь под панцири в сердца.
Донателло снова пребывал в далеко не лучшем душевном состоянии. Проект «Межвидовой локатор» застопорился из-за того, что у него не было нужных программ, чтобы можно было сканировать дальше, чем Манхэттен. Значит, он не сможет найти Лео ещё какое-то время. А что, если будет уже слишком поздно? Почему-то же всегда пунктуальный старший брат задерживался...
И Рафаэль не облегчал его груз своим почти постоянным отсутствием. Это было так больно – оставаться единственным, кто присматривает за отцом и Майки, а также возится с техникой в логове, с фургоном… Да ещё и Сплинтер явно был недоволен, что Доннины попытки призвать бунтаря к порядку до сих пор не возымели действия. И сам сэнсэй почему-то ничего не делал, будто надеялся, что Раф «одумается».
Дон иногда задавался вопросом, неужели это то, с чем всегда приходилось иметь дело Леонардо? Если так, то неудивительно, что его так долго нет. Кому захотелось бы возвращать себе на плечи почти неподъёмную скалу?
«Нет-нет, конечно, он хочет вернуться! Его ведь ждут не только проблемы, Лео знает это...»
Донни не может уснуть, голова тяжёлая и будто набита ватой, ему то жарко, то холодно, но он хочет над чем-нибудь поработать. И это ещё один верный симптом, только Дону даже не приходит в голову мысль о самодиагностике. Он выходит на кухню, чтобы взять перекус и снова засесть за какой-нибудь из ждущих своей очереди проектов.
Вот только не доходит – видит, как не слишком-то скрывающаяся фигура бунтаря движется к выходу. В другой раз он бы пропустил это, отвернулся бы, притворяясь, что ничего не видел, но не в этот вечер. Дон сам не понял, как, автоматически захватив посох, выскользнул в туннель за Рафаэлем. Ему не требуется много времени, чтобы догнать его.
– Что, снова убегаешь?!
Этого достаточно, чтобы Раф остановился и мгновенно развернулся к умнику.
– Какого панциря тебе от меня надо, Мистер Повторюшка? – почти рычит Раф.
Дон лишь на секунду замирает, услышав незнакомое ему прозвище.
– Это тебе нужно непонятно что! – Донни говорит всё, что приходит в голову, всё, что крутилось в мыслях в последние дни… недели?.. Он не уверен. Он измучен бессонницей и тревогами и за языком не следит: – Ты всегда оспаривал решения Лео, будто считал, что знаешь лучше, как поступать в любой ситуации, но сейчас-то понятно, что ни черта ты не знаешь, просто тебе нравится играть в героя-одиночку.
– Что за чушь ты мелешь? – Раф начинает злиться, но при этом ещё удивлён: это выступление не похоже на Донни. – У тебя бред?
– Ты трус, боящийся принять на себя хоть часть ответственности! – продолжает Дон, пропустив мимо ушей слова брата. – Что ты там говорил? Тебе, бедному, не дают и шанса доказать, какой ты молодец? Ага, молодец, нечего сказать! Вот, пожалуйста, есть шанс, но ты… ты его не используешь. Или ты думаешь, твоя деятельность там что-то докажет? Ты такой идиот, Раф, если не понимаешь...
– Так, с меня хватит, – Рафаэль не настроен на долгие беседы, тем более с не совсем адекватным братом. Не в этот вечер. Его так зовёт улица, он уверен, преступники активизируются – и кому их остановить, как не ему? Донни… Раф подавляет укол вины, но говорит: – Ты или напился, или заболел. В любом случае, тебе надо в постель.
– Нет уж, не сегодня. – Дон вытаскивает верный посох бо и готов его использовать.
– Ладно, это смехотвор… – Раф не договаривает, на инстинктах (и то едва-едва) поймав удар посоха своим саем рядом с головой. – Дон, ты точно спятил!
– Нет, ты! Если ты не можешь догадаться, если не можешь понять слов, придётся объяснять в поединке! Если только такой язык и понимаешь – я рад объяснить!
«Донателло, как всегда, ты выбрал самое неподходящее время! – стискивая зубы, думает Раф с нарастающим гневом. – Где твой боевой дух был, когда мне требовался спарринг партнёр на прошлой неделе?! Ах да, как всегда, болтал со всякими недоумками! А теперь вмешиваешься в мои дела, прямо как Лео!»
Даже мысленное произношение имени загулявшего брата Рафу сорвало тормоза. Сейчас тот будто вещал через уста Дона.
Никто не смеет ему мешать!
– Хочешь драки? Получишь!
Всё прошло довольно быстро – Дон бы сказал, к его стыду, но на самом деле он продержался достойно, учитывая его явное недомогание. Пару-тройку раз ему удалось Рафа достать посохом и ногой, но этого оказалось недостаточно. Рафаэль был здоров, спешил и не собирался «плясать» с умником рядом с домом, когда его ждали дела.
Меткая подсечка – и Донни падает на пол, его посох, вырванный из рук, улетает, откинутый Рафом, куда-то за пределы досягаемости.
– Вали домой, умник. И прими таблетку, – со сдержанной заботой советует Раф и, развернувшись, уходит.
Донателло слушается его – а что ему ещё остаётся? Доползает до своей комнаты, пьёт жаропонижающее (его уже заметно колотит от температуры) и падает на кровать. У него нет сил даже искать свой плед, чтобы укрыться. Но хуже всего ощущение поражения. Он неудачник…
Утром ему заметно лучше – физически. Морально же Дон разбит. И он не помнит, как на нём оказалось толстое одеяло.
Дон узнал гораздо позже, что Рафаэль вернулся в ту ночь, когда не прошло и часа, и укрыл спящего умника. Он действительно волновался за него, даже собирался выкроить время и поговорить нормально, помириться, но… их пикировки не прекращались, только становились злее…
И вот теперь праздник, говорит Майки. С такими воспоминаниями?
Раф вздохнул и подавил мгновенное желание сбежать, переждать где-нибудь, захватив с собой любимого. Донни обернулся к нему и взял лицо в ладони.
– Не нужно, не казни себя за то, что было. В этот раз всё будет как надо.
Рафаэль легко поцеловал Дона, набираясь от близости с ним сил и уверенности: «Ничего подобного больше никогда не произойдёт! И этот праздник, и последующие мы встретим вместе, без всяких ссор и драк...»
***
Подготовка к празднику – сама по себе праздник, сказал как-то Майки. И был прав. Они хорошо повеселились, даже убираясь в логове. Подсознательное беспокойство Рафа улеглось, буквально задавленное весёлым энтузиазмом Микеланджело, который заражал всех. Младший щедро делился переполнявшим его счастьем.
Дни, наполненные весельем, семейным теплом и любовью, пролетели незаметно.
В процессе украшения убежища вспыхнуло несколько шуточных споров, например: Лео пытался умерить Майкин энтузиазм, настаивая, что оформление, все украшения в синем цвете – всё-таки перебор, что это их общий праздник. Он вышел победителем, но младший не так, чтобы сильно настаивал, скорее его несло в попытках показать, насколько ему – и им всем – дорог Леонардо. И ему было чем удивить родных.
Итак, мишура, воздушные шарики – Майки с увлечённостью демонстрировал, какие фигурки может навертеть, впечатлив умениями даже Дона. В какой-то момент эту яркую красоту уже некуда было цеплять, и Раф обмотал Майки мишурой от головы до пояса и слегка подтолкнул к Лео, занятому развешиванием на полутораметровую искусственную ёлку игрушек – частично самодельных, частично съедобных, ну и, конечно, подаренных друзьями и найденных на свалках.
– Эй, Лео, держи подарочек!
– Спасибо, Раф! – крикнул старший, принимая Майки в объятия. Он прошептал своему смущённому «подарку»: – С огромным удовольствием разверну тебя.
И действительно развернул, аккуратно и медленно (можно сказать – эротично медленно) разматывая мишуру, чтобы дополнить ею главное дерево праздника.
Чуть позже старший и младший заперли средних в чулане, впрочем, те не возражали. Радостное возбуждение усиливало желание быть поближе к соответствующему партнёру, а тесный тёмный чулан казался вполне подходящим, даже немного романтичным местом.
Ночи они проводили в основном друг у друга. Ну, у Дона с Рафом не было с этим проблем, они уже привычно разделяли раскладывающийся диван в комнате умника, а вот Лео и Майки… У них возникли некоторые трудности. Пока они не заходили дальше страстных долгих поцелуев и лёгких ласк. Микеланджело не хотел торопить старшего, и тем более – спугнуть какой-то неосторожной фразой или действием. А сам Лео собирался подготовиться к такому ответственному делу насколько возможно, чтобы, во-первых, не причинить любимому боли больше, чем неизбежно, во-вторых, доставить удовольствие, как минимум, а в идеале – сделать их первую ночь восхитительно незабываемой. Так что да, ему было необходимо провести некоторые исследования в этом вопросе. Что сказать, он – очень тщательный в любом важном деле, а сейчас для него важнейшим был Майки.
И вот наступило тридцать первое декабря. Сплинтер, казалось, не мог перестать улыбаться: судя по поведению черепашек, им будто снова было по пять лет. То Раф игриво дёрнет Донни за концы повязки, то Майки подскочит к Лео и закроет ему глаза ладонями, спрашивая «Угадай, кто?», и они начинают забавную игру, потому что Леонардо называет всё, что угодно, вплоть до обезьяны ревуна.
Его дети по-настоящему счастливы. Это – главное. Пусть тот факт, что они спят друг с другом, его, Сплинтера, и удивляет.
«Потом поговорю с ними, чтобы не делали этого в додзё… и на кухне, – сделал себе пометку Сплинтер. – Впрочем, они у меня достаточно умные, чтобы понимать порядок и приличия. А мне стоит поскорее найти себе беруши».
В этот вечер старший мутант посидел с ребятами за столом, но довольно рано удалился к себе, намекнув, что в честь праздника он не будет против, если черепашки немного выпьют. Благо, тут он мог на них положиться: все четверо железно знали, что такое «немного», да и напиваться их не тянуло.
На такой случай в логове было припрятано шампанское, подаренное Эйприл.
Отфыркиваясь от шипучих пузырьков, Майки попытался разговорить Дона или Рафа на давно интересующую его (и Лео, как выяснилось) тему:
– Донни, а ты так и не рассказал, как вы с Рафом стали парой! Ну? – он очень надеялся, что у умника развяжется язык, зная, что тому хватает даже пары глотков, чтобы концентрация ослабла.
– Это совсем не интересно! – хихикнул Дон, прижимаясь к боку Рафа.
Майки внимательно посмотрел на эту прекрасную композицию из расслабленной парочки и с радостью заметил:
– Ха, Раф, ты покраснел! Значит, точно интересно! Дон, колись! Ну, Дон-Дон-Донни!
– Ладно, приставучка, – Донателло был сыт, доволен и больше всего хотел уснуть в объятиях своего любовника. Тайны? Сейчас все причины их хранить казались несущественными. – Это было ужа-а-асно романтично… Мы подрались.
– Вы ЧТО?! – хором воскликнули Майки и Лео.
Драка умника и бунтаря как-то не хотела укладываться в их головах. Но Рафаэль не дал им попытаться удовлетворить любопытство: он поднял Дона и почти потащил к лестнице, бросив на прощанье:
– Вы, сплетницы, лучше займитесь своей личной жизнью!
«Нет уж, – ухмыльнулся Раф, поднимая Донни на руки на площадке второго яруса, – эта история не для ваших ушей».
***
Утром, получив свой подарок, Сплинтер окончательно примирился с возможным шумом и некоторыми неудобствами. Донателло преподнёс ему домашнюю сыроварню!
«Ах, моя мечта!» – утирал слёзы радости и гордости отец.
